Твоя младшая сестра: Я давно в тебя влюблен

Я бросила институт. Бросила, потому что поняла, что журфак — это не мое. Поняла, что больше не хочу тратить на учебу свое время. Мне не нужно это. Я не хотела этого. Это решение далось мне просто. Я даже почувствовала себя счастливой, когда забирала документы. Об этом я никому не сказала. Не хотела, чтобы Давид орал на меня. Не хотела слушать нравоучения от Арины. Не хотела, чтобы Руслан ебал мне мозг. Я поняла, что лучше держать это все в тайне. В тайне ото всех. Знала только Ди, которая училась вместе со мной. Мою новость она попыталась воспринять нормально, попыталась понять меня. И за это хочется сказать ей спасибо. Когда я избавилась от одной проблемы, то жить стало гораздо легче. Я могла спокойно работать. Могла планировать дальнейшие проекты, не думая об учебе. Но была проблема. Мы вроде помирились с Русланом, простили все друг другу, но что-то меня все равно тяготило. Наверное, нехватка секса. После нашего перемирия мы перестали трахаться. Изначально, меня это не особо волновало. Я даже не думала об этом, ведь полностью была погружена в свою работу. Да и сам Тушенцов занимался своими делами. Парень готовился к туру, в скором времени собирался уезжать, а я должна была поехать вместе с ним. Но, честно говоря, меня не тянуло. Мне не хотелось ехать с ним сейчас, когда мои съемки в самом разгаре. Сначала я не знала как ему об этом сказать, а потом просто забыла. Выкинула это из своей головы. Мы почти не виделись, а если и пересекались, то тогда, когда он приезжал поздно домой, а я еще не спала. Вообще-то я специально ждала его, иногда даже в красивом кружевном белье, потому что мне хотелось ласки. Но темноволосый будто бы этого и не замечал. Не замечал моего внешнего вида, не замечал того, что я хочу получить от него. Не знаю, делал ли он это специально или, действительно, был слишком усталым для чего-то подобного, но с каждым разом я все больше и больше принимала данный факт. Все больше и больше понимала, что мне лучше не лезть к нему. Пускай мне и хотелось получить от него внимание, но я решила, что не буду трогать его. Мы ложились спать вместе, он, как и всегда, клал руку на мои ягодицы и сразу же засыпал. Мы даже не разговаривали. Почти не разговаривали. Меня это напрягало, напрягало слишком сильно и я понимала, что тут что-то не так. Понимала, но не хотела начинать разговор сама. Складывалось ощущение, что ему вдруг стало на меня все равно. Мыслями Тушенцов был где-то далеко от меня, даже тогда, когда нам удавалось позавтракать вместе. Когда я спрашивала у него что-то, он зачастую не слышал моего вопроса или просто не хотел. Я никому не говорила об этом. Не хотела кого-то напрягать. Не хотела рассказывать что-то такое личное. Да и некому. Арина и Давид отдыхали после своего тура и мы даже еще ни разу не увиделись. У Дианы и Серафима наконец-то все наладилось. Девушка цвела и пахла, а каждый раз, когда мы созванивались, говорила о том, что у них все снова слишком хорошо и они даже не ругаются. Я была рада за нее. Была рада за их пару, а я, кажется, сама того не замечая, закрывалась в себе. Закрывалась в себе все больше и больше. Но в последние дни работы стало чуть меньше. И я даже смогла устроить себе выходной, зная заранее, что в этот день Руслан тоже никуда не собирался. Мне хотелось провести этот день вместе, хотелось побыть рядом с темноволосым, ведь я немного тосковала по нему. Но с самого утра все пошло не так, как мне хотелось бы. Проснулась я даже не из-за Арчи, который обычно будил меня на прогулку. Проснулась я из-за слишком громких недовольств Руслана. Парень разговаривал с кем-то в соседней комнате, а я даже спросонья понимала, что здесь что-то не так. И чуйка меня, к сожалению, не подводила. Я укуталась сильнее в одеяло, не желая вставать с постели в такую рань. Обычно Тушенцов спал дольше меня, поэтому сейчас было удивительным то, что он не спал. Я глянула на настенные часы, чтобы убедиться в том, что еще слишком рано. Девять утра, мать его. Темноволосый встал в девять утра в свой выходной? Я перевернулась на кровати, поспешно закрывая глаза, а рядом со мной, на подушке Руслана, растянулся довольный бультерьер, которого, кажется, вообще не напрягал тот факт, что его хозяин сейчас разговаривает с кем-то на повышенных тонах. Но и поспать дальше мне тоже не удалось. Буквально, через пару секунд, в комнату, словно ураган, врывается Тушенцов, по-прежнему разговаривая слишком громко со своим собеседником. — Я понял тебя, Давид, — громко проговорил Тушенцов, а меня, когда я услышала знакомое имя, передернуло. Я тут же разлепила свои глаза, кидая сонный взгляд на парня. Карие глаза смотрели меня с таким недовольством, что мне тут же стало не по себе. Он хмурился, сильно хмурился, буравя меня своим взглядом. А я, честно говоря, не понимала, в чем именно причина такого его поведения. Но я сразу почувствовала, что тут что-то не так, — о, — усмехаясь, едко усмехаясь, прошу заметить, выдавливает из себя темноволосый, продолжая смотреть на меня, — она уже не спит, — Руслан окидывает меня взглядом с ног до головы, выгибая скептично одну бровь. Теперь моя очередь хмуриться. Непонимающе хмуриться. Я тут же села на кровати, заранее понимая, что меня явно пришли отчитывать, — дать трубку? — спрашивает он у собеседника, наигранно удивляясь, — не, братан, я сам здесь дам пизды, — так. А вот это мне совсем не нравится. Я напрягаюсь всем своим телом, затем, сама того не замечая, хватаю Арчи с соседней подушки, кладя себе на колени. Так я чувствую себя под большей защитой. Сам тандем в виде Давида и Руслана меня не особо радовал. И дураку было понятно, что я где-то слишком сильно накосячила. Да так сильно, что Руслан, судя по его взгляду, готов был казнить меня на месте. А может это просто влияние моего брата Давида… Я терпеливо ждала, пока он договорит. Ждала, пока попрощается с моим братом и когда это случилось, я тут же задержала дыхание. Темноволосый недовольно скрещивает руки на груди, продолжая грозно, я бы даже сказала, озлобленно, пялиться на меня. Он молчал. Молчал, ожидая, что я скажу что — то первая. Молчал, а эта тишина очень сильно давила на уши. Даже бультерьер, который укладывался на моих ногах, не особо спасал меня сейчас. Мы смотрели друг на друга на протяжении нескольких секунд, которые, казалось, перерастали в минуты. — Ниче, блять, сказать мне не хочешь? — вдруг спрашивает Тушенцов, а на его лице не дрогнул ни один мускул. — Нет, — напряженно отвечаю я. Выглядела со стороны жалко. Будто принесла двойку из школы, а мама передо мной стоит с ремнем. — Точно? — он щурится, недовольно щурится, делая шаг в мою сторону. Я задумываюсь. Пытаюсь вспомнить, что такого могла натворить, но в голову, как назло, ничего не приходило. — Не знаю, — честно отвечаю я. Я нервничаю, а Тушенцов вздыхает. Вздыхает, закатывая глаза. — Ты ебанутая? — вдруг спрашивает он, а потом медленно садится на край кровати, поворачиваясь своим лицом ко мне, — какого хуя мне звонит с утра Давид и ебет мозг из-за того, что ты, блять, кинула институт? — и когда я узнаю причину такой агрессии, тут же напрягаюсь сильнее. Я не хотела, чтобы так скоро об этом кто-то узнал. Не хотела, чтобы мне делали мозги из-за моего поступка. Но больше всего меня сейчас начал раздражать тот факт, что Тушенцов вдруг стал вести себя, как мой родитель. Раньше парень старался поддержать меня, как бы я не поступила. Старался понять меня и говорил, что примет любое мое решение. А сейчас я видела в его глазах недовольство. Явное недовольство, — и когда ты, нахуй, собиралась мне об этом сказать? И, вообще, собиралась ли? — отвечать на этот вопрос мне не хотелось. Не хотелось, потому что я не собиралась говорить об этом Руслану. А мое молчание говорило за меня. Тушенцов удивлённо вскинул брови, отворачиваясь от меня на пару секунд. — Я поняла, что это не мое, — честно говорю я, пожимая плечами. А услышав мой ответ, он тут же обернулся. — Бля, — он вздыхает, вздыхает так устало, будто заебался терпеть меня и мои выходки. Вздыхает так, будто я доставляю ему слишком много хлопот, — это все, конечно, супер ахуенно, барби, но прикинь, я забрал тебя к себе из-под опеки твоего старшего брата. Он сейчас, ебать как орал, я думал, что оглохну, нахуй. Ты подставляешь не только себя, но и меня в этой ситуации, — Руслан злится. Сильно злится, даже напрягается. А мне нечего ему сказать. Я не считаю себя виноватой. Не понимаю, почему так негодует и сам Тушенцов. Это мое дело и мой выбор. Я не хочу слушать нотации от своего парня. Не хочу слушать нотации от своего брата, который продолжает даже на расстоянии меня опекать. Меня бесит то, что я должна выслушивать их мнения на этот счет. — Именно поэтому я ничего и не сказала, — отвечаю я, — потому что не хотела, чтобы меня отчитывали, как маленькую девочку. — Ты все равно еще пиздючка, — тут же обрывает меня Тушенцов, — пиздючка и для меня, и для своего брата. Это же, блять, очевидно, — он всплескивает руками, а я прикусываю нижнюю губу, пытаясь подавить злость, которая так неожиданно накатила на меня. Я хочу промолчать. Не хочу говорить об этом в таком тоне, поэтому просто встаю с кровати, ставя попутно Арчи на пол. Мне хочется избежать этого разговора, поэтому я быстро выхожу из комнаты. Меня все раздражает и злит. Настроение уже испорчено. С каких пор Тушенцов решил, что может ебать мне мозги из-за моей учебы? С каких пор он решил, что может отчитывать меня за то, что я чего-то не хочу? Я оказываюсь на кухне, хватая со стола пачку сигарет. Срочно нужно закурить, потому что я не хочу ругаться. Но у Руслана, видимо, другие планы. На кухне он появляется через пару секунд, останавливаясь в дверях. Он облокачивается о дверной косяк, скрестив руки на груди. Прожигает своими темными глазами во мне дыру, а я старательно делаю вид, что не замечаю этого. Не хочу замечать. Я лишь надеюсь, что этот разговор закончен. Я лишь надеюсь на то, что Тушенцов больше не собирается говорить мне что-то на тему учебы. Я быстро закуриваю сигарету, открывая окно на кухне. Двигаюсь ближе к подоконнику, отворачиваясь совсем от Руслана. Но, сука, я чувствую его взгляд на себе. Этот тяжелый, недовольный взгляд. Курю, стараясь делать вид, что не замечаю этого. Но такой взгляд сложно не ощущать на себе. Я делаю очередную затяжку, затем оборачиваюсь на Руслана. — Что? — спрашиваю я, прикрывая на пару секунд глаза, — что не так? — следом интересуюсь я. Он внимательно вглядывается в мое лицо, пытаясь уловить мои эмоции, но я скрываю все за маской безразличия. Тогда он вздыхает, садится на стул, кладя руки на стол. — Я не буду ебать тебе мозги, как телка, — спокойно, слишком спокойно проговаривает Тушенцов, — захотела уйти — хорошо, дело твое, барби, — и я удивляюсь, когда слышу подобные слова. Окончательно поворачиваюсь на него, смотря с интересом на парня, — я нихуя не понимаю, если честно. Нихуя не понимаю, что происходит между нами, — и мне не хочется это признавать, но я понимаю, о чем именно говорит Руслан. Складывается ощущение, что мы отдаляемся друг от друга. Складывается ощущение, что наши чувства утихают. Может, это бытовуха, которой я так боялась? А может… Мы просто и не любили друг друга? Сейчас я уверено могу сказать, что не схожу от него с ума. Уверено могу сказать, что не готова всегда следовать за ним. Мы будто устали находиться постоянно рядом. Мы не ругаемся, не общаемся, не трахаемся. Живем в роли сожителей, и это очень сильно напрягает. И, видимо, не меня одну это напрягает. Видимо, Руслан тоже замечает это. Хотя, да. Сложно не заметить то, что у нас нет секса. Сначала не хотел он, а теперь и я не слишком горю желанием делать что-то для того, чтобы переспать с ним. — Я тоже не понимаю, что между нами происходит, — признаюсь я, а мой голос почему-то начинает дрожать. Я не хотела бы, чтобы все выходило вот так, но, кажется, что наши отношения просто доживают. Мы оба ждём тот момент, когда сможем без страха попрощаться друг с другом. От этих мыслей мне сейчас не грустно, хотя, пару недель назад, я думала, что у нас все может измениться. Но, к сожалению, ничего не меняется. А мы слишком трусливы, чтобы поговорить об этом открыто. — Думаешь, что нам пришел пиздец? — интересуется неохотно парень. Руслан отворачивается от меня, утыкаясь своим взглядом в руки, которые складывает в замок. А я не знаю, что отвечать на это. Не знаю, потому что не готова говорить вслух о том, что думаю на этот счет, — хотя, — тут же подаёт темноволосый свой голос, — не отвечай, в пизду, — отмахивается он. Теперь парень тоже хватает со стола сигарету, чиркает зажигалкой и закуривает, двигая пепельницу ближе к себе. Он и сам не хочет осознавать, что все катится к чертям. А мне интересно… Как часто он ловит себя на таких мыслях? Как часто думает о том, что между нами все не так хорошо? Я поджимаю губы, опуская взгляд вниз, сама делаю затяжку. Это странное чувство… Ты вроде хочешь расстаться с человеком, чтобы не усугублять ситуацию, но почему-то не можешь это сделать. Привязанность, воспоминания, которые связывают вас двоих. Все это не давало мне решиться сделать этот важный шаг. А еще… Я боялась, что пожалею об этом. Боялась, что через пару дней, недель пойму, что сделала ошибку. Поэтому я всегда стараюсь откидывать эти мысли. Стараюсь не думать об этом. Эти качели никогда не закончатся. Мы оба слишком разные. Мы оба пытаемся существовать вместе, но это, как оказалось, тяжело. Мне кажется, что я люблю Руслана, но уже по-другому. Люблю его, как родного человека. Как человека, который показал мне, что такое секс, что такое отношения, что такое первая больная любовь. И, возможно, мне хотелось бы все исправить. Но я не думаю, что из этого что-то выйдет. Я и сама думала о том, что у меня биполярное расстройство какое-то. Я хотела сохранить это, хотела провести с ним свой выходной, а теперь думаю о расставании. И меня так часто стало кидать из стороны в сторону. — А ты сам, как думаешь? — робко спрашиваю я. Затем тушу сигарету в пепельнице и сажусь напротив Руслана. Я всматриваюсь в его лицо, пытаясь понять истинные эмоции на этот счет. Но парень опускает свою голову ниже, чтобы я не разглядывала его так нагло. Кажется, что ему также тяжело что-либо говорить мне. А может он и сам не хочет признаваться в том, что уже не испытывает тех самых эмоций ко мне? Я верю в то, что он любит. Верю, что любит по-настоящему. Но эта любовь все больше стала походить на любовь к сестре. К младшей сестре. — Честно? — Тушенцов резко поднимает на меня свою голову, а его глаза вновь устремляются в мои. Он обдумывает что-то у себя в голове, видимо, не хочет обидеть. — Честно, — соглашаюсь я, кивая головой. Я замираю, замираю в ожидании. Не знаю, готова ли я услышать правду сейчас. Жесткую правду, от которой мне может и не стать легче. — Я не ебу, — теперь парень пожимает плечами, а затем откидывается на спинку диванчика, — вроде у нас все заебись, мы не ссоримся по хуйне, Как Диана и Серафим, но при этом… — он осекается, вновь пытаясь подобрать нужные слова, — но при этом, бля, мы отдаляемся. Хуй знает, как объяснить. Я тебя люблю, уважаю, но на этом все, — парню тяжело сформулировать свою мысль. А может ему тяжело сказать мне правду, поэтому он так не умело пытается слиться с темы. Я сжимаю губы сильнее, а в душе становится так странно пусто, — ты не раздражаешь меня, ты не заебала меня. Но ты и не даешь мне тех эмоций и ощущений, которые были раньше. Нет того драйва, нет той искренности с твоей стороны. Бля, да че тут скрывать, я и сам замечаю, что отдаляюсь от тебя, — я легонько киваю головой на его слова. Мне не хочется плакать. И я знала, что все то, что он сейчас сказал — правда. Но это было тяжело признавать. Тяжело было признавать нам обоим. — Мы даже не трахаемся, — горько усмехаясь, говорю я. Мне кажется, что этот факт является одним из самых главных сейчас. Когда пропадает секс… Тогда пропадает страсть. Парень неохотно соглашается со мной кивком головы. — А сейчас еще и Давид позвонил… Выебал все мозги из-за твоей учебы ебанной, а я, блять, даже не знал об этом нихуя. Мы перестали доверять друг другу, перестали видеть в друг друге помощь и поддержку. Да, у нас и раньше были пиздец какие проблемы, но сейчас мы в тупике, барби, — и я снова согласна с его словами. Я опускаю взгляд на свои тонкие изящные руки, всматриваюсь в свои длинные острые ногти, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Мы снова молчим. Молчим, думая о чем-то своем. Я вздыхаю, тяжело вздыхаю. — Думаешь, что нам пора расходиться? — снова спрашиваю я. Сама свой голос сейчас не узнаю, он вдруг начал дрожать. Поэтому я откашливаюсь, стараюсь прочистить горло. Не смотрю на Руслана, боясь увидеть истинный ответ на его лице. Поэтому продолжаю нагло пялиться куда-угодно, но только не на него. — Хуй знает, — снова, в привычной манере, отвечает тот, — а ты сама, че думаешь? — Я не хочу, чтобы мы потом ненавидели друг друга. Если расставаться, то нормально. Без обиды и без оскорблений, — я заставляю себя посмотреть ему в глаза. Тушенцов озадачен, услышав такие слова. Задумчиво смотрит на меня, затем на мои губы, потом на шею, которую, кажется, так давно целовал. — Мы, в любом случае, не будем хуесосить друг друга, ты че? — он даже старается улыбнуться. И у него удается это сделать, но от этого мне легче не становится, — да и нахуй сразу расставаться? — теперь Руслан пытается меня приободрить. Он тянет руку ко мне, а я вкладываю свою ладонь в его, — можем попробовать че-нибудь поменять, — предлагает следом темноволосый, — партнеров, к примеру, — отшучивается Тушенцов, стараясь засмеяться, а мне совсем не смешно. Я стараюсь улыбнуться, хоть и выходит коряво. Сама понимаю, что излишне напряжена. — Половых? — глупо пытаюсь подыграть я парню. Но Руслан замечает, что у меня совсем нет желания шутить на эту тему, поэтому тут же прекращает смеяться. Он смотрит на меня с прищуром, а я не понимаю, чего он сейчас хочет от меня добиться. — И че с твоей моськой? — недовольно спрашивает Тушенцов, — батя сдох? — и снова шутка, которая сейчас не вызывает у меня улыбки. Я наблюдаю за тем, как темноволосый переплетает наши пальцы, сжимая мою ладонь в своей. Раньше от этих прикосновений бегали мурашки по спине, а сейчас — пусто. Ничего. От этого не легче. Вдруг понимаю, что хочу заплакать от бессилия и непонимания. Я сдерживаю свой непонятный порыв, закусывая с силой губу. Но от Руслана сложно что-то скрыть, он слишком хорошо знает меня, — говори, — просит он меня, — ты же думаешь о чем-то, барби, — и он прав. Я сама расплетаю наши пальцы, убирая свою руку из его. Затем ежусь, скрещиваю руки на груди, пытаясь переосмыслить все то, что происходит. Если судить по выражению его лица, то парень готов услышать любой мой ответ. Готов услышать любое мое предложение. — Может нам разъехаться? — жалобно предлагаю я, приподнимая одну бровь. Кареглазый удивлен услышать что-то подобное от меня, выглядит озадаченным. Я вижу, что сначала он злится, а потом задумывается, — не расставаться, — вновь подаю я свой голос, — может нам разъехаться и тогда мы поймем, что не можем друг без друга? — в моем голосе звучит надежда, которая не скрывается от Руслана. Мне правда хочется, чтобы все наладилось. А если и этот вариант нам не поможет, то тогда… Тогда мы расстанемся. Красиво, без грязи. Возможно, у нас даже получится остаться друзьями. — Или поймем, что нахуй друг другу не нужны, — добавляет он, вновь усмехаясь. Не знаю, что именно парень чувствует сейчас. Нам обоим тяжело. Эти противоречивые эмоции… Я не понимаю, чего именно хочу. Думаю, что Руслан тоже не до конца понимает, чего хочет он. — Или так, — соглашаюсь с ним я, кивая головой. Мы смотрим друг на друга. А ведь раньше я готова была бежать в его объятия, не задумываясь о том, что будет дальше. А сейчас мы сидим в квартире Тушенцова на кухне, смотрим друг другу в глаза и не испытываем того, что было раньше. Смешно и грустно. Грустно осознавать, что мы сами проебываем все. — А названивать не начнешь через пару часов? — Руслан пытается свести все к шутке, но я его не виню. Я прекрасно понимаю, что ему легче переживать всю эту ситуацию так, со смехом, — не будешь просить, чтобы я тебя поскорее забрал обратно? — Кто знает, — отвечаю я, улыбаясь уголками губ, — может пойму, что ты самый лучший мужчина в мире. — Я таким и являюсь вообще-то. Охуела что ли? — в его глазах пустота, но сам он улыбается. Я благодарна ему за то, что мы разъезжаемся на такой ноте. Я благодарна за то, что мы не ругаемся, как ебанутые, не выясняем отношения. — Расскажешь об этом кому-нибудь другому, — отмахиваюсь я от парня. Мы сидим так какое-то время, пытаясь подшутить друг над другом. Напряжение немного спадает и я даже на секунду забываюсь. Забываю о том, о чем говорили ранее, но ненадолго. — Итак, — парень хлопает по столу, вздыхая, — мы реально разъезжаемся, так? — я легонько киваю на его слова, — значит… в тур я ебашу один, так? — когда он смотрит на меня таким взглядом, тут же становится неуютно. Я опускаю глаза в пол, чувствуя себя отвратительно. Я обещала Руслану, что мы поедем вместе. — Возможно я приеду, — вру я. Заранее знаю, что никуда не собираюсь ехать. Я думаю, что и сам темноволосый это прекрасно понимает, — если будешь умолять, — хмыкаю я. — Не надейся, барби, — парень хитро прищуривается, — это ты будешь умолять меня, — следом быстро подмигивает он, — бля, не забирай только с собой все свои вещи, — вдруг просит Руслан, а я непонимающе хмурюсь. — Нахуя тебе мои вещи? — спрашиваю я, а тот закатывает глаза, цокая языком. — Чтоб ты потом их обратно не перевозила, очевидно же, — и мне даже приятно услышать что-то подобное. Кажется, сам Тушенцов думает о том, что мы найдем в себе силы и сможем решить все проблемы.