Клуб Оленя

В квартире Альмейда посмотрел на хозяина, неловко снимавшего ботинки один о другой, чтобы не наклоняться, и пошел в ванную. В гостевом санузле была лишь душевая кабина, так что Рамон прошел в спальню, зашел в главную ванную и присвистнул. Здесь, кроме душевой кабины, стоял угловой джакузи, в котором Ойген мог вытянуться в полный рост, а сам Рамон смог бы окунуться по плечи, если бы подогнул ноги. Включив воду, марикьяре нашел соли для ванн и высыпал полпачки. Вернувшись в прихожую, он застал Райнштайнера, прислонившегося к двери. - Горячая ванна поможет облегчить ушибы. Идемте. Что вы предпочтете - виски или обезболивающее? - Благодарю вас, - Ойген церемонно кивнул, отлепился от двери и пошел вглубь квартиры, почти не сгибая колен. - Прошу вас, располагайтесь. Буду счастлив разделить с вами виски. Найдя виски, каменные кубики вместо льда в морозилке и стаканы, марикьяре плеснул себе на два пальца и наконец огляделся. В квартире было чисто, аккуратно и уютно. Марикьяре не ожидал ни вышитого полотенца, ни пейзажей на стенах, ни салатового цвета столешницы и стульев на кухне. Женской руки не было видно - ни в одной из ванных не было косметики, в прихожей не было женской обуви или сумок. Любопытно. По хорошему, стоило бы оставить хозяина отмокать и вызвать себе такси, но Рамону хотелось остаться. Бергер ему нравился - не только светлыми волосами, к которым питали пристрастие все марикьяре. Пожав плечами, он решил, что ничего не теряет, нашел в шкафчике в гостевой ванной болеутоляющее, поставил пузырек и стакан с водой на прикроватную тумбочку, на утро, и вернулся в кухню. Он неторопливо допивал второй виски, когда Райнштайнер вошел в кухню в халате. Рамон встал, зная, что стоять будет проще, налил гораздо более щедрую порцию в чистый стакан и протянул хозяину. - Пейте и ложитесь спать. Завтра вам будет неприятно. - Вам доводилось испытывать на себе? - удивился Ойген. - Нет, но иногда я пропускаю удары на спаррингах, - рассмеялся Рамон. Полагаю, глубокие ушибы чувствуются одинаково. У вас их больше, но действительно сильные удары пришлись именно в бедра, я не ошибаюсь? - Вы правы, - подтвердил командор, - я читал, что бедра и ягодицы наиболее безопасные места для сильных ударов - нет шансов сломать ребра, ушибить почки или задеть позвоночник. Господин Альдо был достаточно аккуратен. Рамон машинально сжал кулаки, понял, что не имеет права высказывать свое мнение, и перевел тему. - Мне кажется, роль доминанта вам подходит больше. Ойген пожал плечами. Рамон допил виски, попрощался и вышел. Следовало бы вызвать такси, но задерживаться не хотелось - еще немного, и он бы попросил о новой сессии, или позвал бы бергера на свидание. Да и человеку сейчас хочется упасть в кровать и уснуть. Ойген задумчиво сличал фотографию отпечатка металлической пластины на своем бедре с фотографиями судмедэксперта. Прежде чем принять ванну, ему хватило основательности сделать несколько фотографий телефоном, приложив линейку к коже. В конце концов, только ради этого отпечатка он и попросил Альдо о сессии, под предлогом попробовать на себе инвентарь. На его неквалифицированный взгляд, отпечатки были похожи, но просить эксперта сравнить значило бы выдать себя раньше времени. Несмотря на улики, Альдо Ракан - командор переписал номера припаркованных у клуба машин и прошелся поиском по базе, нагло нарушая правила - казался более чем довольным и собой, и влюбленной рыжей девушкой, и не испытывал недостатка в желающих попасть ему в руки. И все же, при каких обстоятельствах он мог обработать проститутку? Была ли она завсегдатаем клуба? Насколько ему было известно, с улицы в клуб не приходил никто. А с учетом строгого отбора и секретности клуба это было и вовсе невероятно. С неудовольствием он закрыл файл и вызвал к себе Давенпорта, договариваться о негласной слежке за Раканом. Концы с концами не сходились, и это раздражало сильнее, чем заживающие ушибы. Злость на увиденное не оставляла Рамона. У него не было ни малейшего повода обижаться или ревновать командора, но неправильность произошедшего и почему-то обида не отпускали. Зная, что он склонен в необдуманным порывам, марикьяре попросил Вальдеса о спарринге после тренировки, надеясь пережечь адреналин и кортизол. Помогло, хотя теперь оба были украшены синяками от жестких блоков и пропущенных ударов. - Ты сам на себя не похож, Рамэ, - Ротгер вытер пот полотенцем. - Что случилось? - Ничего, - отозвался Рамон. - Со мной - ничего. А, не спрашивай, а то я опять разозлюсь. - Ага, - протянул Вальдес. - А хотелось, чтобы случилось. Ну позови ты Ойгена на свидание. - Он встречается с мужчинами? - Альмейда бы удивился, если да. - Не думаю, но я и о его увлечении темой не подозревал. - Ротгер рассмеялся, - кто бы мог подумать, тетушка с дядюшкой не поверят. - Будешь болтать… - угрожающе развернулся к другу Рамон. - Молчу-молчу! - поднял руки тот. - Ни слова! Стоя на приеме в адмиралтействе, Альмейда крутил разговор в голове и вынужден был признать, что да, ему обидно из-за того, что не вышло вновь испытать себя и решить уже окончательно, связано ли его наслаждение с переданным контролем, или с самим бергером. Тем временем разговор свернул на геральдику, щеголеватый франт из министерства внешней торговли упомянул гончих на гербе и в шутку завыл, отвечая на подначку о поднятых пошлинах. Рамона пронзило узнаванием - брюнетка, оранжевое платье, русые волосы из-под собачьей маски - и он самым грубейшим образом уставился на господина… кажется, Валме. Тот почувствовал взгляд, насмешливо посмотрел прямо в глаза и подмигнул, возвращаясь к непринужденной беседе о тарифах и налогах. Чуть позже виконт поймал его во время фуршета у стола с закусками. - Что же вас так шокировало, господин Альмейда? - в голосе франта слышалась ленивая насмешка, так контрастирующая с поводком и ошейником. - Прошу меня простить, господин Валме, - Рамон вежливо поклонился, - просто не ожидал увидеть знакомое лицо. - Вы же недавно в клубе? - уточнил тот, и марикьяре кивнул. - Вы просто не привыкли к тому, что там встречаются самые разные люди, самого разного уровня. Многих вы видели на экране телевизора, именно этим и ценна безопасность, обеспечиваемая Савиньяками. - Простите, - смутился Альмейда, - меня сбил контраст между вами, - он провел в воздухе рукой, отмечая атрибуты власти и достатка - дорогие часы, бриллиантовые запонки и булавку для галстука, роскошный костюм, - и, эээ, - Рамон потупился, не желая говорить об ошейнике. - Открою вам секрет, дорогой мой друг, - Валме приглашающе поманил рукой, и марикьяре наклонился, - то, что вам нравится делать в спальне, не имеет ни малейшего значения за ее пределами. - Виконт оценивающе оглядел вспыхнувшего Рамона, кивнул, взял свои бокал и тарелку и уплыл к группе торговых атташе. Альмейда мысленно застонал, обозвал себя идиотом, встряхнулся и вернулся к работе. В конце недели Альмейда все-таки написал командору, спрашивая о самочувствии, и договорился встретиться в клубе. Его запрос был скорее намеком, но Райнштайнер понял и согласился. Рамон пытался убедить себя, что завышенные ожидания приведут только к разочарованию, но тем не менее ждал сессии больше, чем свидания с гарантированным сексом. Привычно пройдя рецепцию, они поздоровались с Жермоном и попросили его о присмотре. Выбрав секцию с цепью регулируемой длины, перекинутой через балку, Ойген внимательно посмотрел на Рамона и кивнул на пол у своих ног. Альмейда сглотнул, шагнул на указанное место и опустился на колени. Его накрыло сразу, и на вопросы о стоп-слове он уже отвечал будто в тумане. Ойген в этот раз лучше понимал, что делает, и видел по изменившемуся дыханию и движению, как Рамона повело от его команды. Оказанное доверие пьянило, и он еще раз согласовал с мастером Жермоном свои действия, чтобы не навредить. Достав из принесенной сумки плотную маску для сна, он надел ее на марикьяре, связал его черные жесткие волосы в хвост, освобождая шею. Приказал подняться, затем раздеться до белья. Надел на руки браслеты из толстой кожи, подвел под балку и прикрепил браслеты карабином к цепи. Отойдя к стене, начал крутить барабан, натягивая цепь и поднимая Альмейду на цыпочки. Убедившись, что тому не больно, просто неудобно, закрепил цепь и достал флоггер. Единственный инструмент из ассортимента Альдо, который ему самому был приятен, флоггер ощущался как массаж и чем-то напоминал о березовых вениках в бергерской бане. Достаточно мягкий, он и самым сильным ударом не повредил бы кожу, хотя мог ожечь. Пройдя легкими ударами по спине, ногам, груди, чтобы разогреть тело, Райнштайнер начал изучать реакцию Рамона. Сильнее всего тот откликался на сочетание команд и легкой боли. Невозможность опуститься на полную ступню и поймать баланс добавляла тому удовольствие. Необходимость расставить ноги шире по команде, открывая внутреннюю часть бедер для ударов, так чтобы приходилось почти висеть на руках вызвала заметное возбуждение. Ойген чередовал удары по спине, груди и ногам, давая Альмейде отдохнуть, а когда тот начал дрожать, закончил сессию сильными хлесткими ударами, заставившими марикьяре прогнуться в спине и застонать. Отложив флоггер, командор подошел к Рамону вплотную и легко сжал его горло, с удивлением почувствовав собственное возбуждение. Альмейду трясло, а его пульс бился под пальцами. - Можно, - разрешил Райнштайнер, и прижал его к себе за талию, усилив нажим на горло. Удовольствие вырвалось громким вскриком, и Ойген понял, что просчитался - ему нужно было отпустить цепь и дать Альмейде возможность встать на ноги, но оставлять сейчас марикьяре тоже было нельзя. Оглянувшись, он увидел Жермона, стоящего у механизма, и с облегчением кивнул, благодаря за помощь. Бергер держал марикьяре в объятиях минуты три, пока дыхание не выровнялось. Снял маску с глаз, освободил волосы. Рамон, скованные руки которого обнимали его за шею, поцеловал его куда-то в районе скулы и замер, не торопясь отстраняться. Оставалось держать его, гладить сильную спину, вдыхать теплый мужской запах, и ждать.