Just keep breathing

      — Ну, тогда перейдём к вопросу, который вот уже на протяжении полугода волнует и не отпускает фанатов, — интервьюер поправила свои секущиеся платиновые волосы и закинула ногу на ногу, самодовольно ухмыляясь. Марта поморщилась: ей вообще редко когда нравились эти журналисты, но обычно их можно было терпеть. Эта дамочка же переходила все границы дозволенного. Задавала странные вопросы, пыталась заигрывать со Славой при вполне живой жене, сидящей в этой же студии на соседнем кресле, бесцеремонно обращалась к мужчине по имени, да и просто, по всей видимости, считала себя гением интервью. Отталкивала даже её внешность: этот ненатуральный блонд, хитрый прищур в глазах, полуулыбка и длинный маникюр со стразами вызывали у Марты отвращение. Она удивлённо оглядела свой собственный внешний вид, сравнивая: на ней были привычные чёрные рваные джинсы и обтягивающий топ с длинным рукавом, а женщина выглядела даже как-то нелепо в этой майке с вырезом до самого пупка и леопардовой жилетке. Марта поёжилась, с неприятным предчувствием ожидая вопроса, — и не зря. Он произвел такой же эффект, как опрокинутое сверху ведро ледяной воды. — Вы действительно пытались покончить с собой?       Девушка от возмущения забыла, как дышать. Её встревоженный взгляд тут же метнулся к Славе: он лишь нахмурился еще сильнее, хотя казалось, что брови и так сведены до предела, но виду не подал.       — Да, — вдруг ответил он, пожимая плечами. Этого Марта никак не ожидала. Всю дорогу Слава отвечал максимально обобщённо, дабы не привлекать особого внимания, а теперь вдруг решился на подобную откровенность. Вообще, на это интервью их пригласили вдвоем под таким милым предлогом, что никто и не ждал подвоха. И всё шло относительно нормально, пока не начались эти вопросы.       Девушка уставилась на Славу с некоторым удивлением, но тут же поспешила принять обычное выражение лица. Она не предполагала, что Бутусов вообще захочет делиться подобным на широкую аудиторию, но он сам, уже успев обдумать это, пришёл к выводу, что отпираться бесполезно. Тогда, когда всё это случилось, на всеобщем обозрении оказалось слишком много доказательств, а еще некоторые их коллеги по музыкальному цеху чересчур много болтали, и поэтому, если теперь Слава стал бы отрицать, слушатели могли спокойно начать предполагать и более жуткие вещи — его и без того уже не раз пытались обвинить в употреблении наркотиков, так что их не затруднило бы сделать это снова.       — Что же, очень жаль это слышать, — интервьюер, видимо, тоже не ожидала столь прямолинейного ответа, но он однозначно приподнял её настрой. — Тогда расскажите нам, как вы прошли через это?       Прошло несколько секунд после того, как вопрос прозвучал, но Слава по-прежнему молчал, напряжённо хмуря брови. Марта в тревоге переводила взгляд с него на женщину и обратно, а когда пауза уже чересчур затянулась, решила ответить сама:       — Ну, понадобилась реабилитация и много сеансов терапии с врачами, — начала она осторожно, не отрывая взгляд от лица мужчины и, к своему облегчению, не видя признаков недовольства.       — И таблетки, наверное? — уточнила интервьюер.       — Ну, в целом это один из способов борьбы с депрессивными состояниями, да, — она ответила обобщённо и неловко кивнула, будучи неуверенной, можно ли разглашать эту информацию, но Слава всё так же не протестовал. Его лицо было будто непроницаемым. Он продолжал упрямо смотреть в пол под своими ногами и подпирал голову ладонью так, словно ему было невыносимо скучно.       — Ну, а конкретно в случае Вячеслава? — она не собиралась оставлять их в покое: наоборот, только разогревалась. Марта начала испытывать всё большее раздражение.       — Да, он принимал антидепрессанты.       — Что же, — интервьюер пересела, поменяв одну ногу на другую, и прочистила горло, елейно улыбаясь, — раз, Вячеслав, ваша жена полагает, что может отвечать за вас, дадим и ей слово. Как лично вы прошли через этот этап?       Марта подумала, что сейчас было бы самое время для Славы очнуться и вставить словечко, а потому обернулась на него с тревогой, но он был по-прежнему непроницаем, словно камень. Мужчина даже не поднял взгляд. Злиться на него она не могла: не представляла, к каким воспоминаниям подобные разговоры заставляют его возвращаться. И потому ей не оставалось ничего, кроме как отвечать через силу.       — Это было… тяжело. Очень. Ну, сами подумайте, — девушка нервно усмехнулась. — Я бы не особо хотела распространяться на такую аудиторию, но это и вправду было страшное время.       — Что ж, можно понять, — женщина кивнула, но даже проблеска сочувствия не было в её глазах. — И потому вы, наверное, делаете сейчас всё возможное, чтобы предотвратить повторную попытку? — её любопытный взгляд будто бы смотрел прямо в душу.       Марта вдруг умолкла. Её спустя пару секунд с головой накрыло чувство вины. А делает ли она что-нибудь и вправду? Она продолжала испуганно смотреть на интервьюера, думая, как лучше ответить. Надо было соврать — но хуже всего было врать самой себе. Она не была уверена, что и вправду делает достаточно, чтобы…       — А вам не кажется, что это не её зона ответственности? — вдруг подал голос Слава. Он звучал грубо и с претензией — именно такими были его чувства.       — Ну как же, — после секундного удивления журналистка быстро нашлась, — она же всегда рядом с вами, значит, сильно на вас влияет… Или это не так?       Напряжение в воздухе было таким сильным, что, казалось, проведи ножом в любом месте рядом с собой — и пространство распадётся на ровно порезанные лоскуты. Из-за этого беспрерывного давления создавалось ощущение, что с каждой минутой студия понемногу сжимается, и к концу интервью они будут сидеть уже в тесной каморке, прижимаясь друг к другу вплотную.       — По возможности, конечно, я стараюсь его поддерживать… — забормотала Марта, но в ту же секунду была прервана мужчиной, который взял её за руку и склонился ближе, чтобы его голос не попал в микрофон.       — Не давай им повода прицепиться к словам, — он произнёс едва слышно, и Марта быстро кивнула, смущаясь ещё сильнее. От этой ситуации и таких откровенных вопросов она чувствовала странный стыд и смятение, пожирающие её изнутри, и ничего не могла с ними сделать. Было желание или провалиться сквозь землю на том же месте, или просто разрыдаться.       — Что же, раз барабанщица не особенно хочет делиться, посчитаем это семейной тайной, — интервьюер снова мерзко улыбнулась, и Марту передернуло, но она решила, что теперь будет молчать. Она и так считала, что уже сказала чересчур много, и ей было стыдно. — Вячеслав, а сейчас вы как себя чувствуете?       — Прямо сейчас или вообще? — он не удержался от того, чтобы съязвить.       — Вообще, — интервьюер его намёк поняла, но продолжила улыбаться как ни в чём не бывало.       — Вообще в порядке, спасибо, — ему стоило огромных усилий сохранять нейтралитет.       — Держите всё под контролем, да?       — А тогда я, по-вашему, себя не контролировал? — он даже вскинул брови от наглости вопроса.       — Конечно, — интервьюер посмотрела с таким удивлением, словно это было нечто само собой разумеющееся. — Попытка покончить с собой — это ведь не может быть осознанным действием, оно обычно происходит под влиянием…       — Если вы так хорошо разбираетесь, — Слава перебил её, прежде чем она успела наговорить ещё больших глупостей, — то для чего такой подробный опрос?       — Как скажете, — её улыбка чуть ослабла. — Спрашивать о причинах такого поступка не решусь, а то ещё укусите, — она попыталась изобразить кокетливый хохот, но даже ей стало не по себе от того, как на неё взглянула Марта. — Ладно, напоследок спрошу о том, что являлось одной из основных тем обсуждения среди фанатов. Вячеслав, им было очень интересно… каким способом вы пытались окончить свою жизнь?       Марта ошеломленно распахнула глаза. Это было уже слишком. Тут даже Слава не мог сохранять безразличный вид. Он чуть пересел на своем стуле, складывая руки в замок на коленях, и склонился вперед, в упор глядя на женщину.       — Что, простите?       — Мне кажется, вы не имеете права задавать подобные вопросы…       Они с Мартой заговорили почти одновременно и тут же взглянули друг на друга.       — Почему же? — интервьюер похлопала ресницами, словно и впрямь не понимала, что такого сказала. — Это ведь обыкновенное любопытство. Я же не спрашиваю, в каких позах вам нравится заниматься сексом — хотя и это, в общем-то, было бы…       — Я отвечу, — Слава перебил её прежде, чем она успела сказать ещё больше того, что заставило бы их краснеть и испытывать испанский стыд. — Раз вы настолько не дорожите своей карьерой, не думаете, что подобная дерзость может не сойти вам с рук, имеете смелость задавать такие мерзкие вопросы на интервью, которое записывается, — я отвечу. Я пытался вскрыть вены, но меня успели спасти.       В студии на минуту воцарилась тишина. Марте показалось, что она перестала дышать, а её сердце вот-вот остановится от слишком быстрого пульса. Такая прямолинейность заставила её на короткое мгновение перенестись в то время, но этих секунд хватило, чтобы её снова начала бить дрожь. Тогда она чуть не потеряла любимого человека — как ещё ей было реагировать?       — К счастью, успели? — спросила вдруг женщина. Никто не понял вопроса, но ответить было нужно — хоть что-нибудь.       — Конечно, — голос Славы звучал на полтона выше обычного, но заметила это, вероятно, только Марта. — Или вам бы не хотелось, чтобы я сейчас здесь сидел? — терять было уже нечего. Бутусова было сложно вывести из себя, но если это кому-то удавалось, он становился неузнаваем. Сейчас его глаза метали молнии, но он снова упорно смотрел в пол и кусал губы изнутри. Носком ноги он машинально постукивал по полу под какой-то ритм в своей голове, и его туфли издавали приятный стучащий звук, который ускорялся с каждой новой репликой этой женщины.       — Нет, что вы, я не об этом, — интервьюер тут же вскинула руки. — Но тогда… Тогда вы явно не были благодарны за то, что вас спасли?       Марта уже не могла это слушать. Каждое слово разрывало её сердце в лохмотья, которые кровили и отдавали жуткой болью. Она подняла взгляд в потолок, пытаясь мысленно напевать какую-то мелодию, чтобы не слышать этот мерзкий голос, задающий мерзкие вопросы, но в голову почему-то приходили только песни, которые она слушала тогда, в те дни. Это было ещё более жутко.       — Тогда — возможно. Но сейчас это разве имеет значение? — Слава наконец поднял тяжёлый взгляд на женщину. Тяжёлый настолько, словно вместо зрачков ему залили свинец. Он говорил тише. Его искренне беспокоила реакция Марты, и он изнывал от желания просто взять ее за руку, увести отсюда и успокоить, но ещё сильнее его раздражала вся ситуация, и хотелось наконец раз и навсегда закрыть тему.       — Безусловно, — она пожала плечами, — но как скажете. Так или иначе, мне жаль, что вам довелось через это пройти, но пусть это станет определённым опытом, — даже по тону голоса было понятно, что ей ни капли не жаль — это скорее звучало как ехидство или безразличие, на худой конец. — У нас осталось совсем мало времени, поэтому предлагаю перейти к следующим вопросам…       Остаток интервью Марта просидела, как на иголках. Она молчала, слушая односложные ответы Славы, обращая внимание на холод в его голосе и переживая всё сильнее с каждой минутой. Это ощущалось как пытка. Словно она сидела под прицелом сотни ружей, к горлу были приставлены наточенные лезвия, которые приближались с каждой секундой её молчания, а она сама должна была вспоминать вслух самые тяжелые моменты своей жизни. Поэтому, когда интервьюер наконец поблагодарила их за то, что они пришли, Марта чуть не потеряла сознание от облегчения. Её всю потряхивало, а в ушах с утроенной громкостью стоял собственный пульс. Она, чуть оглушенная, обернулась на съёмочную команду и остальных присутствующих — они все были немного шокированы и переглядывались друг с другом. Надо же: а Марта подумала, что такое поведение на интервью типично для этой женщины.       Она, понимая, что ноги могут её подвести, почти машинально взяла Славу под руку и направилась к дверям, но ещё в коридоре, отойдя чуть дальше от самой студии, вдруг остановилась и обняла его, начиная плакать.       Об этом Слава сейчас жалел больше всего. Не о том, что в принципе пытался покончить с собой и выбрал для этого такой отвратительный способ, а о том, что не подумал о ней. Он поступил слишком эгоистично — решил, что, прекратив собственную жизнь, прекратит все страдания, и проблемы будут решены. Но у него не промелькнуло мысли о том, что это может принести только больше проблем его близким. И потом, когда Марта много недель мучилась от бессонницы, просыпалась от одних и тех же кошмаров, проходила терапию чуть ли не дольше, чем он сам, — он очень винил себя.       — Ты бы знала, как я сейчас злюсь, — прошептал он ей на ухо, прижимая её к себе крепче и показывая, что он рядом. Она лишь сильнее уткнулась носом ему в грудь, всхлипывая громче. — Безмерно. Просто безмерно. Не знаю, имеют ли они на это право, но я больше не хочу иметь дело с подобным.       — Это было отвратительно, — голос девушки звучал хрипло. — Я не понимаю, насколько нужно быть помешанным на своей работе, чтобы задавать подобные вопросы с такой безмятежной улыбкой на лице… — её передернуло.       — Малыш, сейчас-то всё в порядке, — он пробормотал, целуя её в макушку и пытаясь сдвинуть с места. Она держала его так крепко, словно он был иллюзией, которая в любой момент может исчезнуть. — Посмотри на меня. Марта!       Она подняла испуганный взгляд. Его глаза смотрели с теплом и тревогой. Слава склонился, мягко целуя её в губы, а потом отстранился и попытался слабо улыбнуться.       — Пойдем отсюда, а? Нам надо расслабиться, — он ухмыльнулся. Марта быстро закивала и направилась за ним, едва успевая за его быстрыми шагами.       В комнате, которую им выделили в качестве гримерной, он снова поставил её перед собой, обнимая за талию, и спокойно объяснил, что он никуда не уходит, он — здесь, ей надо просто дышать и держать его за руку, если нужно. Марта всё кивала, преданно глядя ему в глаза, и Славе снова стало больно от того, что он когда-то так поступил с ней, а она до сих пор не могла отойти.       Девушка же всё никак не приходила в себя, потому что перед глазами то и дело мелькали флэшбеки. Вот она видела, как наяву, те странные сообщения, что Слава отправлял ей накануне, вот — уже его самого, белого, как бумага, и на этой серой коже особенно ярко была видна кровь. Кровь, которой было очень много. С тех пор Марта даже стала бояться её вида — чего с ней никогда не случилось раньше. Каждый раз, когда она переставала фокусироваться на звуках реальной жизни, у нее в голове вопила сирена скорой помощи. Эти минуты в той машине, когда они мчались по улицам на красный, отпечатались в памяти так ярко, словно были выжжены.       — Марта, ты здесь? — Слава заметил, что она снова ушла в себя, и взял её за предплечье. Она чуть вздрогнула, потерянно глядя в ответ. — Извини меня. Ради Бога, если можешь, — он притянул её ближе, осторожно обнимая за плечи.       — За что..? — она непонимающе уставилась на него.       — За то, что мне всё это стоило только одного курса таблеток и двухнедельного экзистенциального кризиса из-за близости смерти, а ты... А ты до сих пор страдаешь.       У Марты на глазах снова выступили слёзы.