El triunfo de la Muerte

      Жарко.       Федя едва может стоять на ногах после концерта в Питере: тут всегда почему-то разъёбывает больше, чем ещё где-либо, поэтому он так устаёт. Он хочет просто завалиться сразу на пол и отрубиться, но в гримёрку вдруг врывается Андрей — опять объёбанный, зато весёлый и энергичный, кажется, он мог бы ещё часа два скакать по сцене и прыгать в толпу, чтобы быть облапанным.       Андрей буквально подлетает к нему — быстро, без предупреждения.       — Федечка, братик, — ластится Андрей, обнимает со спины, утыкается в шею, и Федя заводит руку назад, чтобы вслепую зарыться пальцами в повлажневшие волосы. Ну как ему вообще отказать? — Фёдор…       Целует за ухом.       Федя зажмуривает глаза.       Усталость сходит на нет в тот момент, когда Андрей оттесняет его к стеночке и тянет так, чтобы повернуть лицом к себе; Федя думает, что он встанет на колени — как делал обычно, когда зажимал по углам, но сегодня что-то идёт не в ту сторону: Андрей забирается горячими ладонями под футболку, сжимает бока и втискивает бедро между ног Феди. Толкается стояком в стояк.       От Андрея всегда так — встаёт быстро, ну да. Как же не может встать, когда у него такое нежное ебло? Размазанный взгляд и спутанные русые волосы.       Всё ещё жарко.       — Федь, — снова тянет Андрей, — можно?       Не то чтобы он так уж понимает, чего хочет Андрей, но Федя настолько доверяет, что шепчет «конечно», чувствуя, как от предвкушения внутри всё скручивается трижды. Андрей опять толкается и лижет щеку, как настоящая собака, потом целует до крови и стекающей по губам слюне.       Хватается за бёдра, и как-то инстинктивно Федя, ого, ой… Оказывается совсем зажатым. Совсем — то есть совсем: Андрей прижимает его к стеночке, пока Федя неловко скрещивает ноги за его спиной, типа, блять, это совсем ебануто, они пока только дрочили друг другу, ещё Андрей имел какую-то совсем нездоровую любовь к нему к засосам и минетам.       Но чтобы так — ни разу.       — Можно? — уточняет Андрей, и теперь-то Федя понимает.       — Блять, — стонет он со смешком, откидывая голову к стене и стукаясь, — Андрей. Сходи-ка нахуй с такими вопросами.       — Значит, можно, — удовлетворённо отвечает Андрей.       Стаскивает джинсы вместе с нижним бельём как-то странно, потому что неудобно, но в конце концов это всё падает на пол со звоном от пряжки ремня, и Федя чувствует себя как-то странно, но в хорошем смысле, потому что Андрей ласковый, нежный, но знает, как надо правильно — а правильно: кусать в шею, целоваться до опухших губ и впиваться ногтями в кожу.              Андрей в спешке достаёт одной рукой из заднего кармана пакетик смазки и презик, и Федя, конечно, понимает, что этого будет мало, но почему-то поебать: он позволяет Андрею наскоро растянуть и вставить.       Уже и не жарко — просто горячо.       Федя стискивает зубы, потому что больно, Федя держится за плечи Андрея, потому что приятно.       Трахаются совсем быстро, как будто торопятся куда-то, но от этого только больше кайфа: Андрей особо не церемонится и сразу берет грубый темп, как обычно делает во время минета.       Кончая, Федя стонет Андрею в рот, сжимается так, что Андрей тоже вдруг мычит и стискивает бока сильнее — как же ему, блять, мало надо.       Ноги ватные.       Андрей медленно отстраняется, вытаскивает, завязывает презик и забрасывает куда-то — свинья!       — А я думал, наш первый раз будет при свечах и с розами, — хмыкает Федя, замечая, что заляпал спермой и свою тишку, и худак Андрея.       — Это тоже можем устроить.