Трефы: валет и восьмёрка

Болезнь иногда можно сравнить с бурей. Она может начаться внезапно, сбивая и круша всё на своём пути, а может и медленно появляться, от чего все могут как-либо укрыться от неё. Так и тут: с самого начала никто ни о чём не мог догадаться, ведь всё произошло слишком быстро. Вирус, который Бом подхватил где-то на улице, появился также неожиданно, как и сам восьмой. Для мальчика было крайне удивительно засыпать с хорошим настроением и самочувствием, а проснуться с болью во всем теле и заложенным носом. Конечно, Зонтик сразу же вооружился всеми ему известными и нужными таблетками, однако время шло, а болезнь не проходила. Паника медленно, но верно, накатывала, и показать это могли дрожащим руки старшего, а также его растерянный взгляд, видневшийся через слезливые глаза. Опекун старался показывать себя смелым и сильным, чтобы младший не волновался, однако тревогу было скрыть очень трудно, от чего Бом и сам начал нервничать, усугубляя ситуацию с температурой и остальными болячками.

**

Тихий вздох Зонтика разрушил тишину кухни, когда он закрыл лицо руками, поставив локти на стол. На место спокойных снов пришли кошмары, пока, наконец, не начала главенствовать бессонница. Уже третий день подряд Зонт не мог уснуть, чуть ли не каждую секунду проводя рядом с Бомом, следя за его состоянием. Конечно, сначала Шестого самую малость беспокоила простуда (как первоначально думал старший), подхваченная где-нибудь, однако со временем температура перевалила за 38, дела всё не улучшались, и, оказалось, что это не просто простуда. Пять дней потребовалось на то, чтобы Зонтик вызвал скорую, чуть ли не со слезами на глазах описывая симптомы ребёнка. Усталость так и витала в доме, а вместе с тишиной она казалась ещё более давящей, чем могла быть. От тёмных мыслей Зонтика отвлек пищащий звонок. Приехала скорая. Шестой сорвался со стула, на дрожащих ногах подбегая и, возясь с замком, открывая дверь. Выглядит он не важно: мешки под глазами, растрепанные волосы, бледное лицо — будто заболел он, а не ребёнок. Пропуская педиатра, Зонт вкратце объяснял что да как, пускай и раньше говорил все подробности, одновременно проводя его в комнату к больному, дергаясь от громких шумов: крайне беспокоился за Бома, у которого болела голова даже из-за простых мимо проезжающих машин. Что уж говорить про врача, который так же вздрогнул, не ожидая, что сквозняк решит обидеться и захлопнуть дверь сильнее. — И как давно, ты говоришь, держалась температура? — мужчина вынимал из небольшой пластиковой колбочки ватку, прося Бома открыть рот. — Да вот, пятый день? Правда, сначала было все в порядке, как обычная болезнь, но потом ситуацию начала ухудшаться. — ещё раз объясняя, Зонтик возился со своими руками, переводя взгляд с доктора на ребёнка, не зная куда себя деть от волнения. Хотев уже третий раз рассказать историю, как произошло при встрече, Шестой было снова открыл рот, но педиатр его прервал, уже поняв, как тревожится другой. — Зонтик, я понимаю что ты беспокоишься, но сядь, ладно? — Пётр Борисович, а именно он был педиатром Бома, устало вздохнул, наблюдая за опекуном. Для него болезни Трефовых проходили всегда одинаково, зная, как Зонтик может переживать. Валет потупил взгляд, прежде чем его щеки загорелись пунцовым цветом, а сам он неловко улыбнулся. Правда, его улыбка была больше похожа на квадратную, словно кто-то заставил того растянуть губы, и, видимо, такая картина показалась Бому смешной, от чего он чуть усмехнулся. Его счастье, мгновенное счастье, от которого сердце Зонтика растаяло, прервалось хриплым кашлем. Дергаясь, Шестой хотел было побежать за водой, когда понял, что на тумбочке возле кровати её нет, но Пётр остановил его, шумно вздыхая и вынимая из сумки оранжевые таблетки. Доставая одну и дав мальчику, послушно взявшего её в рот, мужчина встал с кровати, кивая на дверь. Молчаливый знак выйти и поговорить. Взрослые ушли. Сердце Зонтика стучало слишком сильно, что тот чувствовал его пульс в висках. Грудь что-то сдавило — что-то неприятное и отвратительное, от чего на дверь хотелось лезть, дабы избавиться от чувств. Борисович протянул Шестому тонкий прибор, который тот взял трясущимися руками. На немой вопрос: «что это?» Пётр сочувствующе похлопал парня по плечу. — ПЦР тест на ковид, — брови на лоб полезли, взирая на две полоски. Беспокойство превратилось в страх. — Официально в России нет ковида, — и не смотри на меня так, — так что я не могу положить Бома в больницу. Рот приоткрылся, а вот слов из него не вышло. Как же так, не могут положить? Сомнения и догадки с каждой новой мыслью становились мрачнее, и вот уже подступали слезы на глаза, если бы Пётр не встряхнул Мальвину. Реакция была замедленной, но Зонтик всё же смог оторвать взгляд от теста и перевести его на врача, нахмурившего брови. — Слушай, приятель, я всё прекрасно знаю, сам не в восторге от такой ситуации, — Борисович убрал руки от чужих плеч, с сожалением посмотрев в пол, а после и назад на Шестого. Он давно тонул в океане безнадёжности, но что же ему оставалось делать? — Я выпишу нужные медикаменты и все будет в норме. Он… не первый ребёнок в этом году, и пока все всё переживали хорошо. И Зонтик поверил. У него больше не оставалось выбора, кроме как смириться, кивая на слова педиатра. Ему нужно успокоиться сейчас — не до своих проблем, пока его младший брат лежит и даже поесть нормально не может. Наклоняя голову, Зонт проводит Петра на кухню, где тот садиться за стол, и, достав бумажку с ручкой, начинает писать. Пишет он быстро, непонятно для художника, однако лишь его скорость чирканья по бумаге помогает отвлечься. Отвлечься от противных мыслей и задуматься о будущем: о затратах на лекарства и таблетки, а так же как будет Шестой баловать после болезни ребёнка. И он определённо будет это делать, едва ли не топя в любви и заботе. И ведь совсем наоборот, Бом не будет против. Мысли перескочили с восьмёрки на остальных клонов, а так же размышления насчёт Николь. Дама прекрасно разбирались в химии, так быть может, сможет придумать что-то от злополучной болезни? Он будет готов заплатить любые деньги, лишь бы это смогло помочь Бому. Отчаяние захватывало разум настолько, что Зонтик даже не заметил, как перестал дышать. Только чёрные точки в глазах позволили ему помотать головой, от чего убранные волосы в хвост вылезли из него, пытаясь попасть в очи парня. Сглатывая слюну, Зонт убрал выступающие пряди за уши, снова глянув на Петра. Его листок уже полностью был закрашен синим цветом. — Так вот, смотри, — подчеркивая два первых препарата, Борисович начал говорит, — это поможет от бронхита: они продаются по рецепту, так что его я тебе официально выпишу. Далее жаропонижающее и капли в нос. Я б рассказал что да как, но, прости, Зонт, времени в обрез. Махая рукой на извинения, Шестой взял в руки бумажку, пытаясь рассмотреть почерк и понять, что же там такое написано. Горечь в груди никуда не уходила, как и головная боль от слез, а то, что Зонтик ещё и не мог понять написанное, усугубляло ситуацию. Да, Зонтик знал, что может просто отдать список фармацевту, и тот всё выдаст, но хотелось всего как можно скорее, и где-то часть его говорила, что если бы он смог прочитать, то купил бы быстрее. Отдалённо в себе валет услышал голос Куромаку, от которого все ноги и руки похолодели — боялся и стыдился. Прекрасно знал, что будь его король тут, все было бы по другому, и Бому было бы давно получше. — Зонт? — из воспоминаний и размышлений вывел голос Петра, уже одевшегося и стоящего рядом с дверью на выход. — Да ладно, приятель, не умрёт он, утри слезы. Зонтик плакал? Моргая и поднимая руку, прикладывая пальцы к щекам, парень удивлённо осознал, что врач то, прав. Хрупкие, прозрачные, словно кристаллы, они безостановочно падали на пол, от чего валет отшатнулся. Всё таки его личность вырвалась наружу, как бы он не пытался подавить её в себе. С тихими извинениями Шестой слушал, как Пётр говорит о рецепте, из-за всех сил пытаясь сосредоточиться, но лишь пропускал слова мимо ушей. Кивки и одобрительное мычание — вот всё, что он мог выдать. Прозвучали последние слова и послышался щелчок двери. Врач ушёл, а на руках Зонтика остались его рукописи и тест. Непонятно; то-ли Пётр забыл его, то-ли специально оставил, однако глядя на эти две полоски, всё в груди сжималось необузданной яркостью. Медленно сжимая кулак, Зонтик наблюдал, как по пластику начали идти трещины с глухим шумом, а после и вовсе сломались. Он раздавил ПЦР-тест, глядя на его обломки с таким отвращением, на которые только способны, обычно миролюбивые, голубые глаза. Всего два шага, и пластик летит прямиком в мусорку, а Зонтик, едва ли не бегом, идёт к себе в комнату, дабы переодеться и выйти в аптеку. Чем раньше — тем лучше. Валета не волновал его внешний вид — надел первое, что попало, — и пулей подошёл к комнате Бома, чтобы предупредить об отсутствии, легонько приоткрывая дверь. Даже в спешке он был осторожен, дабы не потревожить ребёнка, и, к своему приятному удивлению, увидел, как восьмёрка мирно спит, посапывая с заложенным носом. Тепло разлилось по груди, а нервы немного успокоились, от чего Шестой на мгновение замер, глядя на эту картину. «Скоро всё будет хорошо, он поправиться» — вспоминая слова профессионала, Зонтик задерживается на месте, разрываясь между думой. Какая-то его часть хотела остаться рядом, не уходить, но логика всё же брала вверх, даже если парень маялся минуту-две рядом с дверью мальчика. С ещё одним вздохом, Зонтик повернулся и пошёл на выход, в аптеку. Несмотря на то, что страх и сомнения продолжали терзать разум, веселая улыбка Бома была всем, что снова разожгло огонь решимости внутри. Он не позволит умереть своему брату — полная глупость такая мысль. Так что, идя по улице и распугивая своим видом уличных животных, Зонт был в порядке, хоть если и крайне спешил. Даже если и надумывал ненужного. Шестой просто знал что вылечит мальчика, чтобы ему это не стоило.