Уже не дети

I

       Хёнджин вышел из раздевалки и чуть не столкнулся с ней, новенькой, пришедшей в класс на днях. Откуда она перевелась – он не знал, да его и не интересовало. Что ему было по-настоящему интересно – это её длинные ноги, уходящие под короткую юбку. Что у девчонок под юбками, ему, как и всем нормальным парням его возраста, было максимально любопытно, пусть он благодаря интернету и знал всё в общих чертах. Но гормоны играли, организм шёл в рост, зрел, креп и хотел. А новенькую ещё и сделали его соседкой по парте! Как тут было не потерять покой, когда каждый урок справа от тебя торчат эти стройные коленки. И пахнет девичьим дезодорантом – свеже-сладким, как первая клубника, которую хочется поскорее сунуть в рот. Хёнджин проводил на уроках языком по губам, смачивая их, пересыхающие от разогревающейся крови, терял концентрацию и не мог, как прежде, рисовать черновики, потому что в тетрадке мигом бы ожили какие-нибудь эротические фантазии.        Но Йеджи была остра на язык, дерзка, вела себя одновременно раскованно и неприступно, и тем вызывала в Хёнджине раздражение. Это тоже была вполне естественная для его возраста и положения реакция. Когда ещё совершенно не умеешь налаживать контакты с девушками, но получить от них долгожданной близости очень хочется. Правильной смелости не доставало Хёнджину и из-за наличия многочисленных, подспудных комплексов, вызванных печальной личной историей. Оставленный родителями в приюте, он был взят оттуда семь лет назад добрым попечителем, для всех ставшим его «дядюшкой». Да, дядюшка был богат, и теперь жизнь проходила в большом, роскошном особняке, и всего хватало – еды, одежды, телефонов последних моделей, компьютеров и художественных принадлежностей (едва заметив в мальчике дарование, усыновитель стал поощрять его увлечение). Но Хёнджин всё-таки знал, что он чужой, что всё это вокруг ему не принадлежит. И нигде, кроме как с парой лучших друзей, не чувствовал он себя своим. Росший без материнской любви и несущий на себе отпечаток покинутости ею, он страшился немного женщин, но выражал это не в скованности, а наоборот, противоборствуя, бунтуя, ненавидя их за то, что они не ласковые, не отзывчивые, не добрые. А разве может быть доброй хоть одна, если и родная мать оставила? Поэтому желая свою соседку по парте, он вместе с тем держал дистанцию, не давал с собой сближаться и находить общий язык, делал обидные замечания, острил, критиковал. Любыми средствами прятал свою заинтересованность. - Смотри, куда прёшь! – шикнул Хёнджин на Йеджи. - Сам смотри! – бросила она, обходя его. - Я медленно шёл, это ты куда-то летишь! - Потому что тороплюсь!        Она уже почти прошла, но он, оказавшийся с ней один на один в целом коридоре, не удержался ещё от фразы: - Куда ж ты так торопишься? На пожар?        Остановившись, Йеджи прищурилась и окинула его своими лисье-кошачьими глазами, по которым успели начать сохнуть многие одноклассники. - Твоё какое дело? - Никакого! – хмыкнул он, сам отворачиваясь. - Танцы у меня, - ответила, тем не менее, она. Он прервал движение. Развернулся к ней. Они постояли молча, глядя друг другу в глаза. Хёнджин вспомнил приколы, прозвучавшие на уроке: - Стриптиз, что ли? - Да-да, индивидуальные танцы в закрытых кабинках на коленях у клиентов, - ехидно приподняла она уголок рта. – Мечтаешь увидеть?        Первым желанием было ответить «нет, разумеется!», но Хёнджин после спортивных занятий был ещё физически заведён, возбуждён и, разглядывая очертания Йеджи, впиваясь глазами в грудь, которую облегала блузка, хотел получить доступ к этому всему. Хотел перестать смотреть со стороны, а завоевать, притянуть, потрахаться! Утереть всем парням нос и показать, что он во всём первый: и в спорте, и в драках. И у девчонок. Разве обязательно для этого сближаться как-то… духовно? Нет, просто потрахаться и разойтись. В любовь Хёнджин не верил, не знал её, не умел разгадывать и понимать такое явление. Любая привязанность, притяжение были временным влечением в его понимании. Все женщины рано или поздно предают и уходят. - А если я закажу тебе танец – струсишь? – бросил он ей вызов. - Я? – Йеджи хмыкнула. – Сам скорее сбежишь. - Понты. - Тебе мой танец дорого обойдётся, - повела она бровью, и Хёнджин ощутил, как кровь уже отхлынула вниз, как глаза уже раздевают стоявшую перед ним и воображение работает, укладывая Йеджи на лопатки. Он уже пару раз воображал её голой, когда принимал душ. - Сколько? – свободных денег у него не было. Но если попросить у «дяди»… даст? Нужно же назвать причину, зачем ему. А если названа будет слишком большая цена? - А я не о деньгах, - засмеялась девушка. - А о чём же тогда? - Узнаешь во время танца. Рискнёшь согласиться? Или струсишь? – вернула она ему вызов. Хёнджин отступал только тогда, когда хотел отступить, когда хотел показать, что равнодушен к чему-то. Но сейчас у него была какая-то жизненная необходимость овладеть Йеджи, приструнить её, приручить, чтобы перестала быть такой надменной и далёкой. Злодей в классе должен быть один, и это его роль! Напарницы он не звал. - Хорошо, по рукам. - Ты готов выполнить что угодно за танец? – удивилась она. - С крыши прыгать не собираюсь. И всё, что касается членовредительства – тоже. - А если я заставлю прийти тебя голым в школу?        Хёнджин припомнил все свои хулиганства, походы к директору, жалобы на него. Как его застукали с сигаретами в туалете. Как друзья домой пьяным приносили. Каких фокусов от него не ожидает это общество? Одним безумством больше, одним меньше. - Да пожалуйста, - пожал он плечами, поправляя лямку рюкзака на плече. – Когда будешь танцевать? - Сегодня я в любом случае занята… - она посмотрела на экран телефона, видя время. Действительно уже опаздывала на хореографию. - Завтра суббота. Выходные. У меня дома никого не будет. Придёшь? – осмелился пригласить он. К себе, девушку, сам. Когда дяди не будет. Его от волнения прошибло потом, стоило представить только, что придётся как-то себя вести. О чём-то разговаривать. Или натужно молчать, ища как прекратить молчание, ложащееся на плечи, как небосвод Атланту. - Приду, - не отступила Йеджи. – Давай свой номер.        Хёнджин до последнего не верил, что что-то сладится, выгорит, получится. Он не верил, что эта новенькая «штучка» пойдёт до конца. Но когда вечером она позвонила уточнить его адрес и время встречи на следующий день, он занервничал. Отступать было некуда, сам напросился. Да и хотелось очень! Хотелось и кололось. Он же, в самом деле, никогда не общался наедине с женщинами. Ни-ког-да! Всё, что он умеет – это подкалывать их, как друзей, показывать, как ему на всё плевать. Из приютских навыков сохранилась святая троица «обижать, оскорблять, унижать», которая никуда не денется, пока не пройдут годы, пока он не повзрослеет окончательно. И то если повезёт, и дядя его всё-таки перевоспитает, приучит быть «человеком». А тот над этим бился постоянно.        Плохо спав всю ночь, Хёнджин проснулся ни свет ни заря, и никак не мог заставить себя поспать ещё хотя бы немного. Йеджи должна была прийти, это неотвратимо! Позвонить и сказать ей «не приходи» невозможно, она высмеет его, расскажет всем, как он «слился». Ничто уже не восстановит его репутацию. Репутацию непоколебимого, бессердечного, вредного хулигана, которую он так трепетно поддерживал и культивировал, чтобы никто и никогда не нашёл в нём слабостей. Чтобы держались подальше и боялись. Страх связан с уважением, и он спасал от жалости и попыток задеть тем, что Хёнджин сирота, чужак, немного дикарь. Любое, некогда полученное замечание, он не пытался исправлять, а наоборот подчёркивал. В средней школе ему велели подстричься, так он до сих пор отращивал волосы подлиннее, во время футбола и физры забирая в хвост, и игнорировал придирки «классухи». В прошлом году его просили материться поменьше – теперь он матерился через слово. Даже странно, что короткий диалог с Йеджи заставил отмести нецензурную брань. Почему она на него так подействовала? Потому что он хотел её, очень хотел! В первую очередь из-за того, что она была раздражающе близко на уроках, и тепло её тела окатывало Хёнджина, дразнило, влекло. Эта женская сексуальность, какой бы ни казалась опасной, обезоруживала – да потому и была опасной! – и сопротивляться ей было трудно. Как бороться с неосязаемым врагом? С врагом, которым ты сам себе становишься.        Едва дядя уехал, как Хёнджин собрался в аптеку. Он знал, что шансов на успех мало, но лучше быть готовым ко всему. В конце концов, однажды он должен там побывать, и даже если не выгорит сегодня, однажды, с какой-нибудь другой они пригодятся – те самые, заветные, которые пока произносились только с бравадой в выдуманных историях среди друзей.        На пороге аптеки его затрясло. Четверть часа он ходил перед ней, то притворяясь кого-то ждущим, то возясь в телефоне. Казалось, каждый прохожий видит его насквозь и насмехается над его намерениями. Во взглядах мужчин он читал: «Что, парень, в первый раз? Ну-ну!». Проклятый первый раз! Почему нельзя рождаться сразу опытным? Переборов кое-как себя, Хёнджин всё-таки оказался внутри. Хотелось произнести всё решительно и чётко, но голос подвёл. Подвела спешка. Фармацевт не разобрал с первого раза и постыдно пришлось повторить.        Выжатый и утомлённый больше, чем после двух футбольных матчей на поле, Хёнджин вышел на улицу с бешено колотящимся сердцем. Спина вспотела. Пачка презервативов была в кармане. Он это сделал. Но с такими моральными усилиями, что ему перехотелось почти всё на свете. По пути домой, однако, силы возвращались, возвращалась бодрость духа, уверенность в себе. Он это сделал! Получилось! Смог. Не просил кого-то, не в интернете заказал, а пришёл в аптеку и посмотрел в глаза фармацевту, как бы говоря: «Да, у меня намечается секс. Я потрахаюсь, ясно?». Конечно, это дорисовывалось задним числом. Спасая своё самолюбие, Хёнджин пытался переиграть воспоминания. Может, не так уж и тихо и невнятно он сказал в первый раз, просто тётка была глуховата? Вполне себе он нормально всё попросил.        Войдя в дом, Хёнджин понял, что презервативы – это не просто не всё, но и очень самонадеянное оформление финала, до которого надобно как-то дойти. А как? Что должно поспособствовать? Цветы? Сладости? Заказать пиццу? Скачать фильм? Чем подготовить Йеджи к тому, чтобы она ему отдалась? Согласие прийти – это ещё не согласие спать, Хёнджин, хоть и воспитанник приюта и одинокого холостого писателя, всё-таки был в курсе уголовного кодекса и моральной стороны дела. Даже приставания к Йеджи без её согласия могут обернуться плохо. Поэтому было бы лучше, если бы она сама как-то проявила инициативу. Трусить не хотелось, но и пойти по статье «домогательства» – тоже. Тронешь не там и не ту – и жизнь сломана.        Упав на диван, Хёнджин оглядывался, раздумывал, сочинял, но в голове царила пустота. Как соблазняют девчонок? Что с ними делают? Заманил к себе, а дальше-то что? «Как же сложно с этими женщинами!» - подумал он, кусая губы. Можно, конечно, попытаться подождать, пригласить потом ещё на одно свидание, и ещё, но чем дольше будет тянуться эта история, тем сложнее будет перейти к решительным мерам. «А выбор у современного парня невелик, - размышлял Хёнджин, - между тюремной зоной и френдзоной, как попасть в интимную зону посередине – хер его знает!».        Время шло, и он даже не смог пообедать – аппетит пропал от волнения. Забравшись в душ, Хёнджин мыл себя так, как не мыл давно: педантично, тщательно, на два раза, сначала одним гелем для душа, потом другим. Стал сушить волосы феном, чтобы они легли не беспорядочно. Пошёл искать что-нибудь поприличнее в гардеробе. Нет, костюм и школьную форму он вытаскивать не будет. Тогда что значит «поприличнее»? Из стирки и не мятое. Он нашёл на вешалке белую рубашку, подходящую под это описание. Проинспектировал: пятен нет. Но в брюки лезть не хотелось. «Да что я так парюсь?!» - взбесился сам на себя Хёнджин и, к рубашке, натянул спортивные штаны. Хватит, расстарался! Ещё неизвестно ради чего, может, эта язва обманула и не придёт? Он ей тогда, конечно, устроит в школе «сладкую» жизнь. Пожалеет, что не сдержала слова. И всё же, и всё же… Спрыснуться фирменной туалетной водой, найденной у дяди, на всякий случай, надо.        Раздался звонок в дверь. Хёнджин дёрнулся. Рванул из комнаты. Остановил себя. Опомнился и вернулся в спальню, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Всё ли в порядке? Да, пуговицы правильно застегнул, оставив две расстёгнутыми – верхнюю и нижнюю. Звонок нетерпеливо повторился. «Может, и не она вовсе? Если какая-нибудь доставка или служба, я им рыло разобью, нашли время шастать!» - поспешил парень вниз, на первый этаж, поскольку его комната была на втором. Чуть не врезавшись в дверь, он схватился за её ручку, выдохнул и, закрыв глаза, досчитал до трёх. Повернул замок и открыл. - Я уж думала обманул с адресом, - хмыкнула Йеджи.        Она стояла за порогом. Такая же красивая, как и всегда. Весенняя, как сам воздух, как солнце, как ритм сердца Хёнджина – мартовский, повышенный, как атмосферное давление. Он родился в этом месяце и, наверное, из-за этого всё у него в марте обострялось, он оживал, ко всему тянуло, влекло. Волосы девушки уже не прикрыты шапкой, распущены, блестят на свету, и хочется провести по ним ладонью. На улице ещё было холодновато, поэтому что на ней под курткой – неизвестно. Хёнджин отошёл, впуская одноклассницу. - Классный дом! – осматриваясь, задирая голову и расстёгивая куртку, продолжала Йеджи. – Кто у тебя родители? - У меня нет родителей, - как можно более безэмоционально ответил Хёнджин. Что ж так сразу-то на неприятную тему! – Я живу с дядей. - О, прости, я не знала… - извинилась она, убирая с лица улыбку. Настрой, с которым она заявилась, как-то померк. Сейчас будет жалость и сочувствие? Их ещё не хватало! - Они живы, всё в порядке, - поспешил избавиться от сентиментальности парень, чтоб возвратить наверх летящий вниз энтузиазм. - Но ты сказал… Ты что, разводишь меня специально? – плавно опять начала улыбаться Йеджи. Сняв куртку, она сунула её в руки Хёнджину, чтобы повесил куда-нибудь. Он растерялся от неожиданности. Вот гардеробщиком его ещё не делали! – Думаешь развести меня на жалость, чтобы изменить условия договора? Пощады не жди! - Даже не думал, - ухмыльнулся Хёнджин. Повесил куртку на крючок и потерялся, неловко сжимая и разжимая кулаки. По-хозяйски принимать вот так одну гостью ему не доводилось. И он пошёл по банальной траектории всех гостеприимных людей: - Кофе, чаю? - Я думала, что ты позвал меня станцевать. - Ну… мало ли, тебе нужно время настроиться и подготовиться… - Мне? Может, ты не готов? – Она была в другой блузке, не школьной, и верхняя пуговица, как и у него, не была застёгнута. Светлый лифчик проглядывался сквозь тонкую ткань. И очередная юбка так же коротка, как и все, что она носит. Коротка как его истощающаяся выдержка и жизнь, укорачивающаяся от неудовлетворённости. И из-за длинны этой юбки тоже. «Специально ведь такую носит, стерва! Знает, как у неё ноги выглядят…» - думал Хёнджин. Разувшись, Йеджи осталась в белых гольфах с двойной синей полоской по краю. - Музыка нужна? – он указал вглубь дома, где стоял музыкальный центр со стереозвуком. – Разберёшься или включить тебе что-то? - Знаешь, - присела она на спинку дивана, - я думаю, что лучше предупрежу тебя перед танцем, а не во время. - Насчёт условия? - Да. - Ну, давай, - скрестил руки на груди Хёнджин, коварно ухмыляющийся, готовый принять стойко любую безумную идею. Он выполнит, она его не испугает, не заставит стушеваться перед чем-то. - Если я тебе станцую, то ты обещаешь… - Та-ак… - И сдержишь своё обещание! - Конечно же сдержу, если дам его! Зачем иначе обещать? - Хорошо. Ты никогда не будешь пытаться со мной переспать, - сказала Йеджи, и у Хёнджина руки чуть сами не упали вниз, по швам. Он распахнул рот, готовый возмущаться. Что?! Какого чёрта? Что ещё за условие? Но… но он быстро понял, что начать сопротивляться этому условию – это признать, что только ради него всё и затевалось. Пойманный в ловушку, он нахмурился и поджал ожесточившиеся губы: - С чего ты решила, что я стал бы пытаться? - Если не собирался, значит, спокойно пообещаешь и сдержишь слово, - пожала она плечами. А глаза искрились издевкой. Прийти к парню в дом, когда там никого, кроме него, нет, собраться перед ним танцевать, и ставить условие, чтоб он не приставал? «Но я могу отказаться от танца, - подумал Хёнджин, - но тогда это убедит её в моих истинных намерениях, и она уйдёт». – Так что? Обещаешь? - Почему ты выбрала именно это условие? - Потому что… потому что ты же хотел стриптиза, - Йеджи, словно нечаянно задев пуговичку, расстегнула ещё одну, уже вторую сверху. Показался краешек беленького бюстгальтера. – Я должна быть уверена, что ты не накинешься на меня похотливо. - Я похож на маньяка? - Я знаю тебя меньше недели! - Но ты всё-таки ко мне пришла… - Так ты не дашь обещание? - Если не дам, то ты не танцуешь? - Не танцую. - Но это значит, что ты… разрешаешь с тобой переспать? – осмелился на прямой вопрос Хёнджин. - Этого я не сказала. Я сказала, что тебе не запрещено будет пытаться. Разрешено и не запрещено – не одно и то же. - Какие сложности! – фыркнул он, не зная, разочаровываться, обнадёживаться, радоваться или отчаиваться. Он не собирается ей проигрывать, но тут что ни выбирай – всё победа за ней! Либо он отказывается от того, чего хотел на самом деле, либо отказывается от танца, на который почти развёл её. - Какой ты нерешительный! – хмыкнула она, видя, что он не хочет играть по её правилам. Йеджи оттолкнулась от спинки дивана и мимо него подошла к куртке. – Я пойду, тогда, если ты сам не знаешь, чего хочешь. - А ты чего хочешь? – преградил он ей дорогу к двери, хотя куртку она с крючка ещё не сняла. – Ты сюда зачем пришла? - Из любопытства, - пожала она плечами. - И что же тебе было любопытно? - Чего тебе на самом деле нужно. - Выяснила? – кривой ухмылкой украсил он лицо. - Да. Тебе нужно кидать понты, после которых ты сливаешься. Ты даже сам себе признаться трусишь, чего хочешь! - Я трушу? – начал закипать он. Мысли о запретных домогательствах уже где-то рассосались. Обычно он мог от них избавиться, только если выпьет. Но на этот раз забылось без алкоголя. Схватив Йеджи за талию, он привлёк её к себе и поцеловал. Неумело, но искренне.        Он никогда этого прежде не делал. Он волновался, его трясло, но гнев и нежелание упасть в грязь лицом были сильнее. Коснувшись её, почувствовав, что она в его руках, чувствуя её саму, Хёнджин не мог остановиться и окунулся в этот эксперимент над самим собой. Интуитивно плутая губами и языком по губам Йеджи, он с изумлением обнаруживал, что она не сопротивляется и отзывается, что она обхватывает его шею руками и прижимается к нему всем телом. У него закружило голову, мысли закончились вовсе. Да, это то, чего он хотел. Её. Неужели она тоже хочет? Губы никак не могли насытиться поцелуем. Попробовав его, Хёнджин ощущал его как составляющую секса, как его начало, из которого нельзя выбраться, рискуя остаться без продолжения. Его ладони уже скользили по бокам Йеджи, пытаясь приподнять блузку и забраться под неё, сжать грудь. Но девушка отстранилась и, маняще взмахивая накрашенными ресницами, уточнила: - Я так понимаю, танец отменяется?        Сдерживая возбуждение и срывающееся от него дыхание, Хёнджин покивал и, не в силах терпеть, опять вонзился в губы Йеджи, стискивая её в своих руках. Он чувствовал взаимность! Она тоже его хотела и не скрывала этого больше, скользя по его языку своим, играя с ним, жаля. Они приглянулись друг другу с первого же взгляда. Она сразу же заметила длинноногого эффектного парня, доставшегося ей в соседи по парте. Но он корчил из себя такого гордеца, такой айсберг, что хотелось растопить, вытащить из него страсть и заставить обжечь себя ею. Да, Йеджи хотела его не меньше, хотела его внимания, потому что он почти единственный, кто в новом классе не стал на неё засматриваться. Её это не устраивало. Он должен был стать её! Затопить её вниманием. А впрочем, в этот момент и она забыла о своём тщеславии, ведь всё, что ей сейчас было нужно – это его поцелуи, его объятия и секс с ним. Она влюблялась в него, как ненормальная, хоть и уговаривала себя остановиться, следить за своими чувствами, не позволять мужчине брать верх! Но молодость быстротечна, мужчины – изменчивы и непостоянны, как её отец, ушедший от матери к её подруге. Никто не останется рядом навсегда, так какая разница, что будет завтра, послезавтра, потом? Нужно получить удовольствие и не жалеть.        Они оказались в его спальне, и Хёнджин неверными пальцами расстегнул свою рубашку, отшвырнув куда-то. Йеджи медленно стала расстёгивать до конца блузку, но Хёнджин в своём нетерпении стал ей помогать, сдвинул её с плеч, впился губами в её шею, грудь. Грудь! Наконец-то, он касается женской груди, руками, ладонями, губами. Стягивая лямки лифчика, он достал груди из его чашечек и у него перехватило дыхание. Хёнджин так близко видел всё это, мог наслаждаться этим, целовать, облизывать, играть пальцами с сосками. Йеджи не прикрывалась смущенно, не корчила кокетку, а демонстрировала себя, свободно красуясь своим стройным, идеально худеньким телом танцовщицы. Пока он покрывал поцелуями её ключицы, она опустила руку к его штанам и положила сквозь ткань на возбуждённый член. Хёнджин простонал. Она как будто просила его, торопила, сообщала о своей готовности! Стесняясь больше, чем Йеджи, он покосился на открытое окно, в которое падал свет. Нет, он не может броситься его зашторивать, выдавая смущение. Почему же в школу он голым готов был прийти, а здесь, наедине с ней, растерял свою уверенность? - Прикрыть шторами? – всё же спросил он у неё, как будто бы беспокоясь о её стыде. - Не надо, - потрясла она чуть откинутой головой, и волосы красиво заструились, колыхаясь за её спиной. Наклон её лица, флиртующий, под этим углом делающий взгляд жгучим, как красный перец, погружал в плотское удовольствие ещё до того, как плоть погружалась в плоть.        Хёнджин стянул с неё юбку, увидел кружевные полупрозрачные трусики. В горле пересохло, запершило, лоб покрылся испариной. Йеджи поймала его взгляд и, с загадочной улыбкой удерживая его, сама приподняла бёдра, сняла бельё, осторожно повела его вниз по ногам. Хёнджин перехватил их в районе лодыжек и, сорвав, отбросил. Спустил штаны вместе с трусами и, впиваясь в губы Йеджи, на которой остались одни гольфы, стал пытаться войти в неё. Может, стоило бы посмотреть, пронаблюдать как и что, но всё как-то в голове не укладывалось, он хотел просто наконец-то ощутить её изнутри. Узнать каково это – войти в девушку, какового это – членом касаться влагалища. Да чёрт со всем! Ничего уже не интересно так, как кончить и получить первый настоящий оргазм! - Хёнджин, - уперлась ладонями ему в грудь Йеджи, когда он уже наполовину вошёл, - у тебя презики есть? - Что? А, да, да… - вспомнил он о них и, натянув штаны с трусами обратно, бросился к тумбочке. Только бы не показывать своё волнение! Если бы она знала, как его трясёт! Нет, она не должна знать. Ничего не должна знать, в том числе и то, что он пока ещё девственник.        Хёнджин достал из ящика пачку презервативов и запаниковал. Надо было потренироваться хоть на одном натягивать их! Чёрт, чёрт, чёрт! Он же никогда этого не делал… От нервов у него едва не пропала эрекция, но он взял себя в руки и, вернувшись к Йеджи, вновь лаская и гладя её тело, втягивая в рот её отвердевшие соски, вернул полную мощь стояка. Разорвал упаковку и достал гондон. Йеджи смотрела на него, следила за его действиями. «Хоть бы отвернулась!» - взмолился Хёнджин, но она не отворачивалась, и делать было нечего, не отступать же? Приладив кое-как резинку к члену, заново вытащенному из трусов и штанов, он стал разматывать его и каким-то чудом, по наитию, у него это получилось почти без проблем. Только тогда, убедившаяся, что он «облачился», Йеджи вновь посмотрела ему на лицо. Больше ничего не останавливало, не мешало войти в неё, и Хёнджин сразу же втиснулся между её бёдрами, упругими ногами, теми самыми, которые раздвигал и клал себе на плечи в фантазиях. Сквозь резинку уже ощущалось немного не так, но всё равно было горячо, мягко и влажно. Немного тесно, но от этого только приятнее. Ему нравилось втискиваться, от этого охватывающего ощущения простреливало до самого мозга, бросало в дрожь, каждую клетку тела покалывало. Йеджи застонала, и он чуть не испугался поначалу – больно ей или приятно? Никак было не понять, но, не в силах остановиться, Хёнджин двигался всё глубже и быстрее, и успокоил себя тем, что если бы что-то было не так – Йеджи бы сказала. Не похожа она на ту, которая не скажет. Он завалил её на спину и, забравшись целиком на постель, лёг на неё. Его волосы упали вперёд, бросая тень на их лица. Девушка, постанывая от его движений, заправила их ему за уши и приподнялась, целуя его в губы. Он охотно отозвался на поцелуй, который вышел излишне рьяным, благодарным. Любовным. Разве собирался он влюбляться в Йеджи?! Нет, он хотел только переспать с ней – не более! Но глядя на её томное, подёрнутое интимной негой лицо, полуприкрытые глаза, в которых мутнела страсть, на распахивающиеся в иступлённых криках губы, он не мог сказать, что удовлетворялся. Нет, он хотел её ещё больше! Хотел посмотреть её всю, в разных позах, при разном освещении. В постели, на полу, на рабочем столе. Как же он её хочет! Хёнджин громко простонал, кончив. Не выдержал больше, не мог терпеть – слишком хорошо было. Йеджи притихла, глядя, как он приходит в себя. Не сразу он решился вынуть себя из неё, только спустя минуту-другую. Потом перекатился к стенке. Его кровать была не двуспальная, и для двоих было тесно.        Осторожно стянув с себя наполнившийся презерватив, Хёнджин попробовал то, о чём слышал из рассказов старших друзей: завязал его в узел, чтобы ничего не вылилось. Потом приподнялся и метко зашвырнул в корзину для бумаг под компьютерным столом. Пожалуй, из всего, что он делал за последний час, этот меткий бросок был самым умелым и опытным. И он произвёл впечатление на Йеджи: - Метко. - Ты только о броске? – нашёл в себе смелось пошутить Хёнджин. Ему было страшно услышать какое-либо впечатление о сексе от девушки. А если она скажет, что ей не понравилось? Что он тогда сделал не так? Но Йеджи улыбнулась: - Много о чём.        Хёнджину захотелось спросить, а был ли у неё кто-то до этого? Судя по отсутствию крови, наверное, она не девственница? Или это не обязательно? Нет, не хочет он слушать про то, был ли у неё ещё кто-то. А если был? Неприятно. Тогда она знает больше него и разбирается, и ей есть с чем сравнить. Сильно ли у девчонок ощущения во время секса отличаются? Он не мог себе представить, что тут сравнивать – ему было нереально хорошо, и ради того мига, когда он кончал, Хёнджин бы занимался сексом часами! Днями напролёт! Да и сам процесс, эти движения в ней, это трение их органов друг о друга – это что-то невероятное! Как он жил без этого раньше?        Они полежали немного, приходя в себя, после чего повернулись друг к другу, посмотрели друг другу в глаза и неловко засмеялись. Хёнджин осторожно протянул руку и коснулся её щеки: - Не против? - Нет. - А если я тебя обниму? - Обними, - позволила она. И, прежде чем он попытался, повернулась спиной и въехала задним ходом ему в руки, сама себя накрывая одной из них: - Так удобнее. - Да, правда, - её макушка оказалась у него под носом, и Хёнджин не удержался: поцеловал её. Он чувствовал пахом её голые ягодицы, и понимал, что вот-вот захочет снова овладеть ею. Захочет более яростно, уже смелее, понимая, что она не против. Понимая, как это делается. У него был секс! Он переспал с Йеджи! Об этом хотелось кричать всему миру, рассказать всем друзьям. В душе было такое ликование, что хотелось бежать в дядюшкин погреб и открывать шампанское. А впрочем… - Хочешь шампанское? - У тебя есть? – оглянулась Йеджи через плечо. - Да. - А что, давай.        Зря предложил, это же её выпустить из рук надо! Но куда деваться, за язык никто не тянул. Хёнджин выбрался из кровати и вытянул из сброшенных на пол штанов трусы. Впрыгнул в них. - Сейчас вернусь.        Через пять минут он поднялся с двумя бокалами и бутылкой. Йеджи, облачившись в одеяло, как в тогу, разглядывала его рабочий стол, спортивные награды на полке. Она заметила рисунки на стене и теперь подтянула к себе его альбом. - Это всё ты рисовал? - Да, - признал он.        Она раскрыла альбом и стала листать. Там были разные наброски, незаконченные этюды, но главным образом – люди. Йеджи узнала Хан Джисона, сидевшего перед Хёнджином в классе; хоть и немного карикатурно, но очень похоже изображено. Перелистнула. Сынмин – отличник с первой парты, тоже гипертрофированный, специально улыбающийся, чтобы было видно его скобы на зубах. На следующей странице она увидела девушку, их одноклассницу – Ан Юджин. Портрет был серьёзный, без комичности и преувеличенности, как предыдущие. Красивый полупрофиль с сердечками вокруг головы. Йеджи показалось, что Юджин здесь даже красивее, чем в жизни. Утрированно красива. В груди её забилась ревность, в которой она бы никогда не призналась. - Она тебе нравится? – спокойно, с лёгкой издевкой спросила Йеджи. А многих ли он водил в эту спальню? А если он уже всех одноклассниц перетаскал в свою койку? Если окажется, что она переспала с тем, кто влюблён в другую… Нет, она не заплачет! Она просто уйдёт, скажет, что ей с ним неинтересно, неприятно, больше не обратит на него внимания. Пусть он себя чувствует поиметым, она такой никогда не будет! - Что? Кто? – поставив бокалы, пытаясь открыть бутылку, посмотрел в альбом Хёнджин. На мгновение застыл, после чего, со смешком, отмер: - Нет! Ты что, я просто рисую всех подряд. Однокашники такие забавные бывают на уроках. - А сердечки почему тут нарисованы? Врёшь ведь, сохнешь по ней? - По этой книжнице?! Не смеши, - опять похохотал Хёнджин фальшиво. Боясь упустить и потерять только что обретённое, он готов был откреститься от всего. И от того, что Ан Юджин, придя в прошлом году в их класс, ему очень нравилась. Нравилась, как может нравиться в шестнадцать-семнадцать лет: издалека, не будя ещё совсем никаких серьёзных желаний. Интригуя, притягивая к себе внимание, но оставаясь абстрактным образом идеала. Хоть и бесила, потому что как с ней можно было заговорить – одному богу известно! Замкнутая тихоня, к которой не подберёшь ключей. - Заниматься тебе больше нечем, - хмыкнула Йеджи, - взрослый уже мальчик, а рисуешь. - Рисуют же не только дети! – заступился он за своё хобби. - Да всё равно ерунда это, а не дело, - пробка вылетела, и девушка схватила бокалы, подставляя их под пенящийся напиток. Когда один был переполнен, и пена пошла через край и из него, Йеджи словно случайно развернулась с ним в руке, и капли начали падать на портрет в альбоме, размывая очертания и безвозвратно портя лист. – Ой, прости-прости! – она убрала руку с шампанским. – Есть салфетка? – Хёнджин посмотрел на прошлогодний рисунок, понимая, что его уже не спасти: - Забей… - Нет, он наверняка тебе дорог, - прищурилась она, до последнего докапываясь до истины, ущемлённая, что в этой комнате нашлось место для какой-то другой, помимо неё, девушки. – Фен есть? - Ничего он мне не дорог! – Хёнджин вырвал страницу и, смяв её в руках, швырнул туда же, куда и использованный презерватив. – Всё? Нет проблемы. - Ну ладно, а то я уж хотела оставить тебя с твоей любимой наедине…       Хёнджин привлёк её к себе, обнимая: - Я хочу остаться наедине с тобой, - помешкав, он предложил: - Останешься на ночь? Дядя вернётся только завтра вечером.        Надежда, что она согласится, была слабой. Они ещё школьники. Это он был сам по себе, привык к свободе, потому что усыновитель относился к нему с достаточным доверием, с уважением к молодости и с убеждением, что в набиваемых самостоятельно шишках для парня нет ничего плохого. Поэтому, когда Хёнджин слышал от ровесников, что их не отпускают или ругают мамы и папы, его передёргивало. В корне брезгливости лежала зависть и тоска по своему детству, ярость на своих родителей, но столько лет спустя он не испытывал ничего, кроме презрения к тем, кто спешит пораньше домой под крылышко отца и юбку матери. Тошнило от таких. И на мгновение Хёнджин испугался, что Йеджи окажется такой же, отвратит его от себя. Побежит в тёплый и уютный дом, где у неё есть кто-то дороже него. - Почему бы и нет? Останусь, - вопреки страхам ответила она. И тогда уже сам Хёнджин не удержался от вопроса: - А родители? Не заругают? - Мне в мае восемнадцать, я достаточно взрослая для того, чтобы сама решать.        Услышав это, Хёнджин обрадовался. Наконец-то, родственная душа! Такая же вольная и независимая. И в то же время нахлынуло подозрение: а как часто она уже не ночевала дома, раз даже не сомневается, что не будет ругани? Опять неприятно засаднило. Так он не первый у неё? Надо ли спрашивать? Нет, ну какая разница! Главное, что сейчас она с ним. Она его, принадлежит ему. Принадлежит же?        Выпив по бокалу, они вернулись в постель, и Хёнджин снова привлёк её к себе, храбрясь и демонстрируя удаль: слишком сильно впился ей в шею, всосав в себя тонкую кожу. Йеджи взвизгнула и ударила его: - Ты чего?! Засосы будут! - И что? - Ничего! Не хочу от классухи выговоры. - Подумаешь – погундит. Ничего страшного. - Ничего страшного? – Йеджи вцепилась ногтями в плечи Хёнджина и, прежде чем он успел среагировать, процарапала ему по обеим лопаткам: - Ай-ай-ай! – защемился он к стенке, морщась и шипя. – Блять! Ты чего? Больно же! - Потерпишь. Ходи теперь тоже со следами. - Вот ты!.. Кошка, - удержался, чтоб никак не обругать девушку, Хёнджин. Она мстительно расплылась в улыбке: - Со мной шутки плохи. - Да? – изготовившись, он напрыгнул на неё, опять повалив на спину и сразу прижав её руки к подушке: - Я тебя обезвредил.        Она порыпалась, но сил вырваться не хватало. Тогда она клацнула зубами: - Я и закусать могу! - Ты ещё и акула? - Я могу быть много кем.        Он поцеловал её. Снова хотелось утолять свою сексуальную жажду. Йеджи заводила его каждым взглядом, звуком своего голоса. Она стала его первой… Он, конечно, ни о чём не мог сейчас думать, но если бы смог, то заметил, что не думает вообще больше ни о каких других девушках. Его бы это испугало. Хёнджин бы стал бороться с этой зацикленностью, ведь серьёзность и отношения – это не для него, это ему не нужно! Но если нужна она – Йеджи, то что делать? Они быстро истратили все имевшиеся в пачке презервативы, но в их распоряжении была целая ночь и хотелось ещё, и ещё! Они стали ласкать друг друга руками, ленясь идти в какую-нибудь круглосуточную аптеку. Да и она бог знает где находится! Йеджи поправляла его руку, направляла её, указывая наиболее приятные для себя пути. Её же ладони работали бойко и хватко. Хёнджин откидывался на подушки и стонал, сжимая в пальцах простыню. Он был на седьмом небе. В раю. Он был готов провести так весь остаток жизни.        В перерывах они болтали, узнавая друг о друге что-то. - Так… что у тебя с родителями, в самом деле? – спросила Йеджи. – Есть они или нет? - Они живы, но воспитывает меня дядя. - То есть, они приезжают по выходным или как? Ой, сегодня же выходной… - Они никогда не приезжают. Они отдали меня ему… совсем. - О… - Только не надо жалости!.. – привычно попытался огрызнуться он, но Йеджи сразу же парировала: - С какой стати? Своих проблем хватает.        Он замолчал. Подумал. Спросил: - А у тебя что? - Ничего. Всё отлично. - Нет, правда? Родители на месте? - Мама – да, отец ушёл. «Только не надо жалости», - передразнила она Хёнджина и засмеялась. То ли от природы она была более склонной к выживанию, то ли отец ушёл из семьи гораздо позже, чем родители бросили Хёнджина, но Йеджи никогда не замыкалась в себе из-за произошедшего, хотя отторжение от внешнего мира у неё своеобразное тоже началось. И отторжение мужчин – моральное, но не физическое. Ей хотелось неосознанно любви, ей хотелось заменить кем-то отцовское тепло, ей требовалось мужское присутствие, но с тех пор, как тот покинул её, она не признавала возможности любить. Только секс, и чем проще к этому всему относиться, чем больше опошлить его, низвести до примитивного совокупления – тем лучше. Но с Хёнджином что-то было не так. Потрахавшись, они продолжали лежать, обнимаясь, целуясь, смеясь, общаясь. И за этими разговорами не заметили, как почти наступило утро.        Толком не выспавшиеся, потому что поспали часа три, они позавтракали чем-то найденным на кухне, выпили кофе. Хёнджин проклинал себя, что не закупился презервативами впрок, ему хотелось отыметь Йеджи на кухонном столе. И полу. А когда теперь будет такая возможность? Она собиралась домой, натягивая бельё. Проклятый лифчик, который Хёнджин никак не мог расстегнуть накануне. Подойдя к девушке, он запустил руку в её трусики. Йеджи поймала запястье: - Перестань, мне пора уже. Я не могу не приходить домой совсем! - Когда мы ещё… увидимся теперь? - Потрахаемся, ты хотел сказать? – цинично уточнила она. Его немного покоробила её грубость, но он сразу же укорил себя за то, что сам не выразился так. Это он должен быть жёстким и осаживающим! - Да. - Не знаю, посмотрим. - На что? - На твоё поведение, - посмеялась она, подмигнув ему. Потом поцеловала, взяв его лицо в свои руки. - Обещаю быть максимальным засранцем, - ухмыльнулся Хёнджин. - Нет, надо быть хорошим мальчиком. - Я не умею. - Даже ради меня? – кокетливо, но не жеманно повела она плечиком. И Хёнджин, опять ловя её хитренький взгляд из-под ресниц, с ужасом чувствовал, что готов на уступки. Готов в кое-чём измениться. Лишь бы она пришла снова, и они опять всю ночь провели бы вместе. Ведь если она не придёт к нему, то как он может быть уверен, что она не пойдёт к кому-то другому? Ещё не имея никаких причин, Хёнджин начал ревновать. Йеджи не стала дожидаться его ответа, скрыто испугавшись, что он будет отрицательным: - Ладно, пока-пока! Увидимся в школе! – поправляя волосы, она увидела в зеркале засосы на шее. Ахнула. – Сволочь ты, Хёнджин! Приходи к тебе после этого!        И, выйдя на улицу, хлопнула дверью. Он посмотрел через окно, как она уходит по дороге. Стоял так, пока она не исчезла. Медленно отошёл и сполз на диван. Утомлённое, чуть поламывающее тело было счастливо, как и сам Хёнджин. Сердце окрылённо колотилось. Йеджи обязательно должна прийти снова! Он не представляет себе следующих выходных без неё. Он вообще себя без неё больше не представляет…