Гермиона была печально известна принятием неправильных решений.
Конечно, ее неправильные решения не раз спасали всем задницы во время войны, но все же: тем не менее оставались плохими решениями — как все продолжали ей говорить. Гермиона была не из тех, кто чувствовал себя виноватым, ни тогда, ни, конечно, сейчас (езда на драконе действительно спасла их жизни).
Она, конечно, не чувствовала себя виноватой, когда смотрела на мужчину, лежащего рядом с ней. Его серебристые пряди падали на закрытые глаза, а лицо было расслабленным и довольным. Лунный свет пробивался сквозь темно-зеленые шторы, окрашивая подтянутое тело Драко в серебристый цвет; атласные простыни низко свисали до бедер, грудь равномерно вздымалась, когда он спал.
Он выглядел как Бог.
Она глубоко любила своего мужа, и в этом не было никаких сомнений. Он был причиной, по которой она была жива, дышала, любила. И все же она не могла перестать думать о том, какого это, чувствовать Тео внутри нее. Не могла перестать желать его губ, его греховного языка, его рук по всему ее телу, как будто он никак не мог насытиться. Гермионе должно было быть стыдно за то, сколько раз она представляла, что это Тео доводит ее до крайности, в то время как Драко, ее муж, брал ее, заставляя кричать от удовольствия.
Она задавалась вопросом, заметил ли он, как она закрыла глаза, как ее разум отключился, когда он был внутри нее. Если он это сделал, то не сказал ей ни слова, и Гермиона, конечно, не собиралась спрашивать.
Мужчина рядом с ней был ее самой настоящей любовью. Действительно.
И все же это не помешало ей встать с кровати, бесшумно выйти из их спальни и направиться к комнате, в которой Тео проводил ночь. Это не помешало ей стянуть с себя серебристую ночную рубашку, когда Тео открыл на ее первый стук. Мало что могло остановить ее, когда позже она упала на колени, полностью принимая его в рот, наслаждаясь вкусом его спермы, когда он достиг своего оргазма.
Она должна была чувствовать себя плохо, но все угрызения совести улетучились, когда Тео уложил ее на свою кровать, поднял ее ноги, чтобы они легли ему на плечи, и начал прокладывать дорожку поцелуев по внутренней стороне бедра. Он уделил такое же внимание другому ее бедру, ее кожа становилась сверхчувствительной при каждом поцелуе его губ. Ее пальцы согнулись, когда Тео прикусил определенное мягкое место, ее руки взлетели вверх, чтобы остановить звук, исходящий из ее рта. Ее муж был всего в нескольких метрах отсюда, ради Мерлина.
— Прекрати дразниться, — сказала она с придыханием, заработав короткий смешок от брюнета. Теплый воздух щекотал ее чувствительную кожу, вызывая мурашки по всему телу. Она была почти готова начать умолять, когда, наконец, почувствовала, как его язык облизывает ее гладкие складки, посасывая клитор.
— Ч-Черт, — она ахнула, схватив его за волосы, заставляя его стонать напротив ее центра. Вибрации заставили Гермиону выгнуться дугой, схватившись за свою грудь, когда она почувствовала, что полностью теряет рассудок. Почему она так долго это делала?
Его левая рука быстро отвела ее руку от груди, массируя ее сам, умело покручивая сосок, пока Гермиона делала все возможное, чтобы тихо постанывать. Этот ублюдок делал это чертовски невозможным.
Она почувствовала, как волна тепла начинает формироваться, когда его язык скользил вверх и вниз по ее клитору, время от времени дразня ее вход. Особенно громкий стон сорвался с ее губ, но Гермиона была слишком сосредоточена на ощущении его языка, будоражащего ее, чтобы беспокоиться о последствиях этого.
Она почувствовала, что сжимается вокруг пустоты, ее тело напряглось, когда тепло охватило всю нижнюю часть. В мгновение ока Тео засунул в нее два пальца, её влажность делала все это намного приятнее для них обоих. Она перестала слышать все вокруг, ее мозг осознавал только ощущение языка Тео на ее влагалище, его пальцы входили и выходили из нее. Своими пальцами она снова вцепились в его волосы, пытаясь направить его туда, где он был нужен ей больше всего.
— Не останавливайся, пожалуйста, — она умоляла его.
Ни звука не сорвалось с губ Тео, когда он был поглощен ею, его пальцы двигались внутри нее, увеличивая давление, нарастающее в ее центре.
— Чья это киска? — его пальцы сжались внутри нее, сочетание этого с его голосом вызвало шоковые волны по ее телу.
— Т- твоя, — она ахнула, когда его язык снова щелкнул по ее клитору, его пальцы нашли точку, которая заставила ее увидеть звезды за веками. «Все твое, черт». Она простонала.
— Тогда кончи для меня, детка. Покажи мне, как тебе хорошо со мной, — вибрации его скрипучего голоса, звука ее имени на его губах было достаточно, чтобы опрокинуть ее через край, восторженный вопль сорвался с ее губ, когда оргазм поразил её.
— Восхитительно, — он застонал, а на его блестящих от ее сока губах, заиграла ухмылка. Он выглядел определенно грешным. Гермиона почувствовала, как сжимается вокруг его пальцев, когда он замедлил темп, не переставая лизать ее, когда она спускалась с высоты.
Ее бедра попытались сомкнуться вокруг его головы, но его загорелые руки удержали ее, когда он убрал их и покрыл небрежными поцелуями ее пупок, живот, грудь и шею, наконец встретившись с ее губами в страстном поцелуе.
Ее тело все еще подергивалось от спазмов удовольствия, когда он вонзал свой член в ее влагалище, яростно толкаясь в нее, когда она откинула голову назад, слезы скатились по ее щекам на матрас от ошеломляющих ощущений, охвативших ее тело. Если Тео и заметил это, то это никак не остановило его.
— Я позабочусь о тебе, детка, — его голос охрип, к большому удовольствию Гермионы. Независимо от того, сколько раз они проделывали это, она не могла удержаться от стона при мысли о том, насколько он был поглощен ею.
Одна из его рук взметнулась вверх, обхватив ее за горло, когда он наклонился ближе, его губы коснулись ее уха:
— И ты будешь хорошей девочкой и кончишь снова, не так ли, ведьма? — он прикусил мочку ее уха. — Когда твой муж спит в соседней комнате.
Он вошел в нее, на этот раз медленнее, заставляя ее закрыть глаза от ощущения, как он медленно растягивает ее.
— Посмотри на меня, — проворчал он, толкаясь сильнее, и Гермиона подчинилась, глядя в его серые глаза.
Звук прикосновения кожи к коже, стоны, срывающиеся с его губ, когда он трахал ее, раздували пламя в ней. Это было похоже на гребаную симфонию.
Он небрежно встретил ее губы, бормоча бессвязные слова напротив ее губ, когда он медленно толкался, заполняя ее до самой матки, где остановился. Ее спина выгнулась от ощущения, ее руки крепко обвились вокруг его шеи, в то время как ее бедра пытались заставить его снова двигаться.
— Пожалуйста, Тео, Мерлин, — она зажмурилась, заставляя его отвечать движением бедер, ускоряя темп с каждым толчком.
— Ты. Так. Хорошо. Меня. Берешь. —он подчеркивал каждое слово своим движением в ней. «К черту Гермиону». Его пальцы нашли ее клитор, скользя вверх и вниз по ее складкам, пока он не сбавляя темп, попадал в особое место, которое заставляло ее видеть звезды за закрытыми глазами.
— Я так близко, Тео, пожалуйста, — она схватила его за голову, заставляя посмотреть ей в глаза.
— Кончи со мной, детка, — она умоляла.
— Черт, — он выругался, его темп ускорился. — Вот и все. Сжимаешь мой член, как хорошая девочка, — он прикусил сладкое местечко, соединяющее ее плечо с шеей, и Гермиона почувствовала, как ее влагалище особенно сильно сжалось вокруг члена Тео, когда он трахал её снова, и снова, и снова, в погоне за собственным освобождением.
Она наверняка кричала, ее горло саднило, слезы текли по ее щекам, когда оргазм охватил ее, а Тео со стоном кончил в нее. Они оба вздрогнули, когда движение прекратилось, Тео небрежно поцеловал ее в губы. Все тело Гермионы казалось бескостным, поэтому ее губы почти не целовали его в ответ, ее язык едва скользил по его собственному, встречая каждое ленивое прикосновение.
Он вытащил свой член из нее, Гермиона задрожала от потери контакта. Он перевернулся на бок, лежа на спине, когда она перевернулась на живот и лениво провела пальцами по его подтянутому животу. Его потная загорелая кожа заставляла Гермиону тихо скулить, желая от него большего; всего его. Но они оба были слишком измотаны, дыша в унисон, когда они засыпали, ее рука лежала чуть выше его пупка. В комнате было темно, пахло сексом и грехом, единственным звуком, который можно было услышать, было пение сверчков прямо за окном. Ночь была слишком идеальной, слишком тихой, слишком безумной.
Они даже не заметили тень, наблюдавшую за ними от двери.
***
Драко
***
Драко был знаком со склонностью Гермионы хранить секреты. Это была одна из самых больших неудач в их отношениях — как она продолжала отталкивать его от друзей, отказываясь говорить ему так много, утверждая, что это не имеет значения, ничего, что он должен знать. Она сказала, что ее друзья и она пережили все это вместе, не было необходимости обременять его подробностями. Драко не был поклонником этой логики, но она приняла ее за ошибочную черту. Да, его ведьма всегда любила хранить секреты, но, возможно, это был единственный раз, когда она была недостаточно осторожна, чтобы держать это при себе.
Драко неподвижно стоял на пороге гостевой спальни, скрытый в темноте ночи, наблюдая, как друг его многих лет снова и снова входит в его жену, слова удовольствия и мольбы слетали с распухших губ Гермионы. Драко не был дураком — он понял, что сделала его ведьма, еще в тот момент, когда она пылко поцеловала его, по его возвращению, запах Тео на их простынях, когда они лежали в постели той ночью. Он задавался вопросом, знала ли Гермиона, наказывала ли она его за недостаток внимания, и он пытался исправить это, как мог. Они трахались, они занимались любовью, они ходили на свидания.
Но это не имело значения; не потому, что пара продолжала встречаться и трахаться за его спиной. Драко перестал страдать — все, что он мог чувствовать, это ярость, когда Тео раз за разом трахал его пару, все ее тело содрогалось вокруг него. Всего за несколько часов до этого Гермиона так хорошо принимала его член, крича и постанывая, достаточно громко, чтобы слышал весь особняк. И все же, вот она здесь, трахается так, будто это редкое удовольствие для нее. Чертово отродье.
—
Пожалуйста, Тео,
Мерлин, — её умоляющий голос был единственным звуком за исключение шлепков кожи, стонов Тео, добавляющихся к какофонии его собственных пыток.
Драко почувствовал, как его желудок сжался при звуке имени Тео, слетевшего с ее губ. Он покраснел, выходя за рамки разумного, когда Тео во второй раз довел Гермиону до грани.
Его Гермиона, его ведьма, его жена.
Она закричала, когда он вошел в нее один, два, три, четыре раза, прежде чем Тео упал на нее сверху, лишенный сил, его губы небрежно захватили ее.
Драко не мог солгать и сказать, что зрелище не возбудило его — идея поделиться своей ведьмой с друзьями довольно часто прокручивалась в его голове. Как божественно выглядела бы Гермиона, принимая их члены, как хорошая маленькая шлюха, которой она и была. Если бы только Волшебный Мир знал, чем занимается их спасительница.
Драко ушел, как только пара заснула, оба лежали отдельно друг от друга, но никогда не теряли контакт, как будто их присутствие было чем-то, что им обоим было нужно, чтобы крепко спать. Он знал, что Гермиона тихо вернется в их постель в 4:45 утра, как она всегда делала после того, как Нотт трахал ее до бесчувствия. Это дало ему ровно 2 с половиной часа на то, чтобы снять напряжение, охватившее все его тело за последние 40 минут.
Ни один пьяный, бродивший по пустым улицам Косого переулка, не обратил внимания на волшебника, аппарировавшего рядом с «Дырявым котлом». Драко быстро надел капюшон, отступая от удивленных глаз, и вошел в паб. Мало кто был достаточно трезв, чтобы заметить наследника Малфоев, одарившего их честью своим присутствием; еще меньше было тех, кто осмеливался смотреть на волшебника слишком долго. Он сел у бара, подал знак бармену, который нервно кивнул и начал наливать золотистую жидкость в его стакан.
Драко задавался вопросом, что привело Гермиону к такому… приключению. Он думал о том, что пошло не так в их браке, в их общении, что заставило ее искать чужой компании. Он был более чем уверен, что Гермиона была довольна их сексуальной жизнью — воспоминание о звуках, которые она издавала прошлой ночью, когда она сжимала его член, было достаточно греховным, чтобы он снова стал неприятно твердым. Драко поставил перед собой задачу доставлять удовольствие своей жене как можно дольше. И все же… этого было недостаточно.
Наливая себе еще один стакан ликера, Драко оглядел паб. Большинство посетителей были крайне сосредоточены на том, чтобы не смотреть в его сторону, участвуя в жарких дискуссиях или играх с выпивкой. Он не мог не сосредоточиться на женщине, сидящей на коленях у старика, ее темные локоны падали чуть выше упругой груди. Она прижала свои накрашенные губы к уху старика, шепча что-то, что Драко мог только предположить, было порочным, если то, как мужчина сжимал ее и прижимался, чтобы лизнуть в шею, было каким-либо признаком. Брюнетка застонала; ее голова откинулась назад, когда ее глаза встретились с глазами Драко.
Греховная улыбка, нарисованная на ее губах, заставила его член дернуться, ликер боролся в нем, чтобы выиграть битву желаний.
Драко залпом выпил последний стакан огневиски, бросив несколько монет на стойку, когда шел через бар к задней двери.
Драко обещал любить свою жену, дать ей ту жизнь, которую она хотела. Так что, если она хотела поиграть в шлюху, Драко не собирался ее останавливать. На самом деле, он был бы более чем рад помочь ей получить именно то, что она хотела, и то, что она заслуживала.
Через несколько секунд он снова покидал Косой переулок, аппарируя не в свой дом, где, как он знал, его жена все еще спала в объятиях Нотта, а за пределами очень знакомого поместья, которым владел Блейз Забини.
