Не видно птиц. Покорно чахнет Лес, опустевший и больной. Грибы сошли, но крепко пахнет В оврагах сыростью грибной.
Глушь стала ниже и светлее, В кустах свалялася трава, И, под дождем осенним тлея, Чернеет тёмная листва...
Девочка оказалась до того напугана, что даже утром отказывалась войти в свою комнату одна. При ближайшем рассмотрении окно действительно перечеркивала большая трещина. Можно даже решить, что некто пробил стекло ножом и провел лезвием кривую линию. Воры? Исключено. Да что в этом доме красть? Ерунда. Что-то бормоча, бабушка ненадолго исчезла в прятавшемся под лестницей чулане. Дом был двухэтажным, однако, наверху давно никто не жил и в комнатах просто хранилось множество всякой всячины. Достав липкую ленту, словно пластырь для разбитой коленки, пожилая женщина заклеила трещину по всей длине. Неужто это исцелит нанесённую дому кем-то неизвестным рану? Пока бабушка «лечила» дом, девочка закончив расставлять посуду скучала за столом в ожидании завтрака, попутно вслушиваясь в утреннюю передачу и всеми силами стараясь не смотреть за стекло. Лишь бы не видеть тёмную полосу леса, резко выделявшуюся на белом фоне заснеженного поля. Старенькое радио привычно заливалось утренними песнями. Правда, возможно из-за нараставшего за окном ветра волна опять то уходила, то возвращалась из-за чего запись хрипела и сильно глотала слова. В конечном счёте часть фраз вовсе начали замедляться, а высокий детский голос вдруг сделался низким, грубым и каким-то заунывным.Прекрасное далёко, ... будь ко мне жестоко, ... будь ко мне жестоко, жестоко... От чистого истока в прекрасное далёко, В прекрасное далёко я начинаю путь.
Слышу голос из... Он зовёт меня не в райские края... Слышу голос, голос спрашивает строго... А сегодня... я...
Слышу голос, и спешу на зов скорее По дороге, на которой нет следа...
Пробиваясь сквозь дебри помех, вновь заиграл куплет, но подошедшая бабушка решила прервать муки несчастной техники. — Чёрти что опять... Начавшая выправляться музыка и песня смолкли, а перед ребёнком опустилась тарелка с которой глядели два бездушных глаза. Глазунья напоминала о пережитом ночном кошмаре в связи с чем есть резко расхотелось. В голове всплыло то непонятное чёрное пятно, а заодно огромная трещина на стекле. Бабушка всё что-то говорила о том, что окно треснуло из-за мороза, но внучка почти не запомнила старческие увещевания. Находись дома мама, то было бы не так страшно — всё, о чем сейчас удавалось думать. Практически всегда девочка просыпалась в хорошем настроении и едва открыв глаза, спрыгивала с постели спеша к любимым игрушкам. Старуха на такое поведение часто ворчала, что ребенок вместо того, чтобы первым делом умыться и пойти завтракать кидается играть. Сегодня же всё иначе. Даже одно из любимых блюд совершенно не радовало. — Что ж ты всё копаешься? Остывает. — Ба-а... А давай сходим к тёте... — Опять ты начинаешь, — помимо голосов, тишину кухни нарушал звон ложки, что бился о края гранёного стакана где женщина размешивала остатки заварки. — Может она забыла нам сказать? — Ничего она не забыла. Вздохнув, девочка опустила взгляд на тарелку с которой всё ещё «глядели» желтки. Точно глаза мёртвой рыбы: круглые, практически лишённые бликов. Почему-то этот «взгляд» сейчас казался более внимательным нежели бабушкин. Хоть в доме жило двое человек, девочка регулярно ощущала себя крайне одиноко. Лишь игрушки и статуэтки составляли компанию здесь, внутри, а вот за дверью единственным другом становился лес. Гуляя среди деревьев, девочка на некоторое время забывала о скопившейся печали. Та словно уходила, впитывалась извилистыми корнями в почву или же поднималась к небесам улетая прочь вместе с ветром. Но вот сегодняшний страх... Уйдёт ли он? Скорее бы настало лето. Лес станет тёплым и более приветливым, светлым. В нём снова можно будет гулять одной и не бояться. Закончив с едой и одевшись в старенькое пальтишко, девочка вышла на крыльцо. Теперь уже грусть напрочь вытеснила ночные страхи. Взгляд медленно прошёлся по укрытому снегом участку, вернулся к почти исчезнувшей тропинке и крыльцу. — Ба-а-а! Хоть бабушка слышала плоховато, этот крик разобрала достаточно быстро. Охая и кряхтя, женщина выбежала вслед за внучкой прямо в халате и дырявых тапках. — Что такое?! Впрочем, ответа не потребовалось. Пожилая женщина нашла рядом со ступенями несколько желтовато-зеленоватых комочков. То маленькие птички, чот неподвижно лежали на снегу. Кто-то сильно распушив перышки в тщетной попытке согреться, кто-то расправив крылышки словно маленькие веера. Ночной холод не пощадил юрких созданий. — Так бывает. Отойди и не трогай. — Они проснутся весной как мишка, да? — Нет. Они умерли как твой дед. Бабушка могла бы и соврать, но не стала этого делать считая, что ребенку давно пора знать о том, что же такое смерть. И неважно, что внучка едва доставала макушкой до стола. Отправившись за совком, женщина скрылась в доме оставляя внучку одну наедине с недетскими мыслями. Правда, судя по каким-то причитаниям, что-то убежало на плите и птички вполне могли подождать. Им теперь торопиться совершенно некуда. Спустившись с крыльца, девочка натянула на руки вязаные варежки, а затем приблизилась к «спящим» птичкам. Взяв одно крохотное тельце, малышка закрыла то в ладонях и немного подержала после чего, для верности, поднесла к лицу выдохнув в руки теплого воздуха. Очень хотелось обогреть бедняжку. — Птичка-птичка... Что же ты с подружками на снег спать легла? Одного желания согреть несчастных оказалось недостаточно. Птички отказывались просыпаться и возвращаться в этот холодный мир. Обернувшись на крыльцо и убедившись, что бабушка не идет назад, девочка взяла остальные тела, после чего направилась за дом. Хотелось отнести бедняжек в лес, но покидать участок зимой, одной, да ещё когда погода плохая, строго запрещалось. Закопав под снежным одеялом каждую пернатую красавицу, девочка воткнула в свежие холмики по веточке. Она знала, что на кладбищах людям возводят кресты и памятники, но подходящих палочек или камней не нашлось. Придется довольствоваться прутиками, что нашлись неподалеку. Удача постучалась днём. Бабушке всё же понадобилось сходить в магазин, а погода заметно улучшилась. Собравшись и взяв авоську, женщина вместе с внучкой направилась по привычному маршруту. — Ба-а-а, мы же позвоним маме, да? — Работает она, сколько можно повторять. Трубку не поднимет! И чего деньги тратить, приедет и наговоришься ещё. — А вдруг нет? — Не болтай, а то кишки простудишь. Мне с тобой возиться потом. — крепче сжав ладошку внучки, женщина поспешила закрыть нежелательную тему. Магазин напоминал перекошенную железную коробку стены которой, словно обои, густо обклеивали рваные объявления. Где-то участки оставались чистыми, но лишь от бумажек, ведь свободные места разрисовывались краской. Кажется это какие-то надписи которые девочка всё никак не могла прочесть как не старалась. Позвонить маме не вышло. Бабушка наотрез отказалась это делать и лишь отоваривалась в магазине. На заветную телефонную будку удалось лишь посмотреть издалека. Идя обратно, разочарованная девочка молча изучала авоську в которой без труда удалось рассмотреть знакомую бутылку водки со странным нечитаемым названием, больше напоминавшим какие-то кривые линии. Отличить именно эту водку от прочих помогал красовавшийся на этикетке бородатый мужчина в красной жилетке. Помимо горячительного напитка в авоське виднелась банка сгущёнки и две «братские могилы». Так окружающие часто называли кильку в томате от чего выражение подхватила и сама девочка. Беломор, который тоже купила бабушка, в сетке не обнаружился, вероятно, находясь где-то за пазухой поеденной молью шубы. Как же хотелось видеть в авоське совершенно другое. Например, томатное мороженное, сыр из которого можно достать одну, а если повезет, то сразу две циферки... Или хотя бы любимое какао. С другой стороны и сгущёнка тоже являлась большим лакомством ведь в последнее время бабушка запрещала жечь сахар, ворча, что так портятся ложки. «Может в крышке бутылки есть шарик?», — вдруг повезёт и удастся пополнить коллекцию? На улице порой удавалось найти выброшенные крышки от водки, которые если разломать, позволяли достать из себя пластмассовый, а то и стеклянный шарик. Точно извлекаешь жемчужину из туго поддававшейся ракушки! Ближе к вечеру, девочка все же начала снова заходить в свою комнату, а бабушка опять пахнуть привычным едким запахом Беломора. Попутно женщина снова неоднократно рассказывала как в кухне уже такое происходило: стекло треснуло само по себе средь бела дня и ведь никто от этого явления не умер. И нечего выдумывать. Да кому ты нужна, чтобы лезть к тебе. Девочка любила бабушку, но та иногда обижала её словно не замечая грубых действий. Прежде чем отойти ко сну, малышка основательно подготовилась: построила шалашик из стульев и пледа, убрала в него все игрушки, а затем притащила внутрь одеяло с подушкой. Всё это требовалось сделать именно тогда, когда бабуля затихнет у себя, ведь иначе могла отругать за то, что не лежишь в кровати. Сон опять не шел. Окно манило к себе, зазывало подойти и взглянуть что же там делается на улице. В звенящей тишине громко тикали часы, а затем начал слышаться и собственный стук сердца. Приходилось успокаивать себя тем, что если кто-то начнёт ходить по дому ты обязательно услышишь. Старый дом мог дрожать и звенеть сервизами не только тогда, когда кто-то прыгает в коридоре на одной ноге, но и когда просто кто-то ходит спокойным шагом. Дедушка рассказывал, что виной тому какой-то там наклон, старые доски и отсутствие ремонта. Лежать в обнимку с игрушками и бездействовать оказалось страшнее, чем желание выйти из укрытия. Решительно хотелось видеть перед собой всё пространство, а не жалкий кусочек в проёме шалаша. Страшась подойти к окну, девочка крадучись вышла на кухню. Тьма глядела изо всех углов, казалась бездонной и хищной. То, что днём выглядело безобидным и красивым приобретало какие-то мрачные очертания. Любимые графины и рюмки в виде поднявших головы птиц сейчас выглядели так, словно несчастных кто-то повесил за шеи в идеальный рядок, а открытые клювы лишь подчеркивали ужас воображаемого удушья. Рыбки-шкатулки поблескивали с полок выпученными, словно слепыми, белыми глазами и страшно оттопыривали губы, а стоящий на холодильнике лось умудрялся отбрасывать огромную рогатую тень прямо на центр кухни. Или это всего лишь страх и разыгравшиеся фантазии? Побоявшись пройти глубже в помещение кухни, девочка дотянулась до ближайшей табуретки. Пододвинув ту к стене, ближе к календарю, получилось влезть наверх чтобы оторвать ставший ненужным листочек. Двадцать пятое. Теперь ещё один. Двадцать шестое. За кухонным окном громко хрустнул снег. На секунду показалось, что звук раздался громче охотничьего выстрела услышанного минувшей осенью. Сдержав крик, девочка предательски громко спрыгнула с табуретки и под грохот сервизов в задрожавших сервантах, скрылась во тьме коридора. Теперь её точно не видно сквозь плохо занавешенные кухонные окна. Ноги облизывал холод. Происходило это из-за того, что морозный ветер проскальзывал в широкую щель под входной дверью. Обычно, бабушка подтыкала ту на ночь половой тряпкой, но иногда, как и сегодня, забывало так сделать. Скрипнули доски ступеней, а затем самого крыльца. Чувствуя как сердце ускоряет бег, девочка стояла в коридоре прижимаясь вспотевшими лопатками к ледяной стене. Она слышала и чувствовала, что на крыльце кто-то стоял будто пытаясь увидеть сквозь дверь где прячется потенциальная жертва. Выходит этот «кто-то» обогнул дом, чтобы отойти от кухонных окон и поднялся к двери. Стараясь дышать как можно тише, девочка сначала села на корточки, а затем аккуратно встала на колени. Щека коснулась холодной древесины пола, а взгляд выцепил в широкой щели едва заметное различие тьмы по бокам двери. Кто-то правда стоял прямо перед дверью. Там, с той стороны. Бледный диск луны конечно освещал участок, но не достаточно хорошо, чтобы видеть всё чётко. Невзирая на плохой обзор, маленькая обитательница дома была уверена на сто процентов, что не ошибается. Ни тогда не ошибалась, ни сейчас. Пол вздрогнул под тяжестью чего-то опустившегося за дверью, а в щель ворвался уже не холодный, а значительно потеплевший воздух. Кто-то смотрит на неё разгадав детскую уловку! Не запомнив как бежала в комнату, девочка нашла себя уже в шалаше дрожащей с ног до головы. За окном опять что-то захрустело точно старые кости. Шаги. Они то отдалялись, то снова приближались. Некто ходил вокруг дома и, возможно, заглядывал в окна точно выбирая какое выбить первым, какое последним. Мама. Когда же ты приедешь?