Один год после войны

17 октября 1998 год.       Почти месяц слился для Драко и Гермионы в водоворот забот и решение проблем. Процесс выкупа старого дома Грейнджеров, которые жили всё это время у Нарциссы и Кингсли, оказался сложнее, чем они рассчитывали. Новые владельцы были слишком несговорчивы, вне зависимости от того какую бы сумму им не предлагали. Поэтому Джин с Гектором решили подыскать себе квартиру в Лондоне, чтобы быть ближе к дочери и им было бы легче добираться до Фонда. Они постепенно подключались к делам, связанным с мэноровским проектом, и были счастливы быть частью мира дочери, во всём помогая молодым людям.       Совместными усилиями они смогли с нуля разработать предварительный учебный план для педагогического состава школы, чтобы ознакомить учителей с особенностями магловского образования, а также культурой жизни маглов. Джин с Нарциссой сошлись во мнении, на котором активно настаивали, что преподаватели-маги должны учитывать общий уровень знаний и способности своих учеников не только по магическим предметам, но и магловским. А также обязаны знать основы магловедения и самые простые основополагающие магловские науки, чтобы быть готовыми ответить на любые вопросы юных «почемучек».       Исходя из этого, пришлось пересмотреть не только весь перечень преподаваемых предметов, но и общий подход к преподаванию для начальных курсов. Процесс введения маглорождённых юных волшебников предполагалось сделать максимально плавным вне зависимости от их возраста и частоты стихийных всплесков магии. Как бы они не рассчитывали, но не могли предугадать со скольки лет дети будут приниматься в Мэнор, ведь проявление первых стихийных выбросов волшебства индивидуально для каждого юного мага. Гермиона предложила разделить начальные группы по возрасту, подобно делению магловских детсадовских групп, а после первого года обучения составлять индивидуальные программы обучения для каждого ученика, но с учётом получения обязательной полноценной общей подготовки к обучению в Хогвартсе. Все не сразу, но согласились с ней, ведь такое решение приводило к дополнительным сложностям и нагрузкам для преподавателей.       Параллельно с этим Фонду пришлось совместно с Министерством начать прорабатывать вопрос создания конкурентноспособного банка. Гоблины Гринготтса никак не хотели идти на уступки при проектировании и строительстве подземелий для филиалов Банка в новых магических кварталах. Все совещания и обсуждения с ними заходили в тупик, но при этом Драко с Гермионой не желали отказываться от идеи создания полноценных банковских отделений на территории всех «Созвездий». Однако, разработка новой банковской системы пугала их своими сложностями и рисками.       Они оба понимали, что взваливают на Фонд непомерную нагрузку, но ничего не могли с этим поделать. Стоило им столкнуться с каким-либо вопросом или копнуть чуть глубже устоявшееся магическое законодательство, которое не менялось десятки лет, всплывали ещё десятки и сотни проблем. Вся система замкнутого мироустройства волшебного сообщества имела слишком много ограничений и запретов, которые мешали осуществлению их проектов.       Сидя вечерами у себя в квартире и обсуждая магические кварталы, они всё больше понимали, насколько ограничены в возможности создать ту самую пограничную территорию между двумя мирами. Им предстояло не просто построить новые самодостаточные жилые комплексы с полноценной инфраструктурой. Они должны были сломить большинство устоев магического мира. Это было невероятно тяжело, но верить в то, что это неосуществимо значило бы капитулировать, даже не пытаясь.       Тео всё чаще заходил к ним в гости, держа в курсе дел Аврората. Допрос старшего Гойла и выживших в той схватке Пожирателей, переправленных в британский Аврорат австралийским Министерством магии, не дал ровным счётом ничего. Кроме ещё одного подтверждения, что Драко ненавидели все из списка, составленного Гермионой почти пару месяцев назад. Гойл считал Малфоя главным предателем всех идеалов чистокровного сообщества и целей порабощения немагической Британии, которые преследовал Тёмный лорд. Сколько ещё им предстоит сталкиваться с подобным, несмотря на ещё одну вычеркнутую из списка фамилию? Этот вопрос одновременно пугал и давал надежду. Список рано или поздно должен был закончится. Если только не пополнится новыми фамилиями… Главное выстоять в этой холодной войне с невидимым врагом.       Гермиона была как никогда счастлива наступлению первых более-менее свободных выходных и возможности отдохнуть ото всех бесконечных дел. Провести этот день в компании воодушевлённо щебечущей Пэнси, пока Драко и Блейз гремели железом в тренажёрном зале и обсуждали назначенный на следующее воскресенье матч по квиддичу. Флинт с дружками наконец-то дали своё согласие на участие, и Аврорат вёл активную подготовку к сверхсекретной операции по их разоблачению. Тщательный подбор игроков, выбор приглашённых зрителей и подготовка квиддичного поля в Хогвартсе — все детали скрупулёзно прорабатывались и проходили проверку.       Джинни не смогла присоединиться к девушкам, оправдываясь тем, что ей нужно наведаться в Хогвартс за конспектами лекций и для посещения библиотеки, ведь ей приходилось заочно навёрстывать не один курс, как ребятам, а два. Гарри отправился с ней, чтобы обсудить с директором Макгонагалл предстоящий матч, а также согласовать некоторые детали относительно новой учебной программы школы Мэнор, дав тем самым Драко и Гермионе возможность немного отдохнуть.       — … И после этого она мне заявляет, что я могу писать именно то, что мне хочется, — сказала Пэнси и отпила горячий шоколад из своей кружки. — Герм, ты представляешь?! Абсолютно всё. Я не ограничена ни количеством слов, ни темой, ни даже направленностью. Это моя личная колонка! Но при этом я продолжу и дальше писать для журнала другие статьи, а ещё брать интервью…       Она облизнула губы и выудила маленькой ложечкой подтаявшую зефирку. Паркинсон в своём тёмно-васильковом свитере с кружкой в руках поудобнее устроилась на диване, поджав под себя ноги.       Гермиона и Пэнси сидели в гостиной и обсуждали планы брюнетки по развитию новой новостной колонки, которую ей предложила вести главный редактор «Спеллы». А ещё Грейнджер сегодня надеялась аккуратно расспросить Паркинсон об их отношениях с Блейзом. Она не понимала, что происходит между двумя слизеринцами, ведь брюнетка избегала Забини уже целый месяц. В представлении Гермионы это никак не вязалось с тем, что до этого говорила Пэнси, особенно после того, как миссис Забини уехала в своё имение в Италии. Но Паркинсон лишь отмалчивалась или моментально меняла тему разговора, стоило Джинни или Гермионе только упомянуть о мулате.       — Но ты же этого и хотела, — улыбнулась Гермиона и поправила ворот слизеринской толстовки Драко, ставшей её уже привычной домашней одеждой.       Она внимательно посмотрела на немного озадаченную, но сияющую, как начищенный галеон, Паркинсон. Глаза слизеринки искрились воодушевлением. За эти несколько месяцев Пэнси выстроила свою жизнь с нуля, после побега от отца. Стала независимой и свободной. Она строила планы и управляла своей жизнью именно так, как хотела сама, не следуя по указке деспотичного отца и влияния устаревших устоев чистокровного общества. Её неуёмная энергия и необузданный нрав нашли выход в интересной и творческой работе. От капризной и избалованной пустышки, какой она казалась Гермионе в школьные годы, не осталось и следа.       — Конечно! Но это, как самая заветная мечта наяву. Мне даже немного страшно… И это всё благодаря вам с Драко… — прошептала Пэнси и неожиданно замерла, так и застыв с кружкой у пухлых губ.       Гермиона не сразу поняла куда завороженно смотрит брюнетка, приоткрыв в изумлении рот. Пока её собственные глаза не приковывала картина двух полуобнажённых накачанных мужских тел на её собственной кухне. Малфой и Забини, улыбаясь, наблюдали за реакцией девушек на их влажные после напряжённой тренировки и контрастного душа тела.       — Нравится? — спросил Драко с игривой ухмылкой, после чего запрокинул голову, с жадностью выпивая полный стакан воды.       Гермиона сглотнула накопившуюся во рту вязкую слюну и кивнула, наблюдая, как под белоснежной кожей от каждого глотка дёргается кадык и двигаются мышцы. Маленькая капелька воды медленно скатилась по шее и широкой груди Малфоя, и Гермиону бросило в жар. Она заёрзала на месте, ощущая, как тесёмки нижнего белья впиваются в кожу. У неё был выстроен в голове очень многообещающий и хитрый план на сегодняшний вечер, который сочетал в себе не только кружевное бельё, но и довольно серьёзный разговор.       Гермиона наконец-то решилась рассказать Драко о возможном участии Виктора Крама в финансировании «Созвездий». Она понимала, что скрывать от него это и дальше нет никакого смысла. Рано или поздно кто-то из сотрудников всё равно мог упомянуть об этом. Тем более после ответной совы Крама на её письмо она была действительна уверена в том, что он решился на подобный шаг не ради неё и возврата тех отношений, что были между ними, а лишь ради собственной карьеры и искреннего порыва помочь в проекте, который он считал по праву инновационным. Виктор упомянул, что решился наконец сменить профессию на менее травмоопасную и заняться развитием международных отношений собственной страны, которые, как она знала, интересовали его и раньше. Он писал, что хотел бы подробнее ознакомиться с проектом магических кварталов, участие в котором наконец-то бы представило его всему магическому миру не только как безмозглого спортсмена, способного лишь летать на метле и выделывать всевозможные финты в погоне за снитчем, а как всесторонне развитую личность. Гермиона прекрасно его понимала, ведь во время Турнира Трёх Волшебников Виктор не раз делился с ней своими планами на будущее.       Но Грейнджер подозревала, что Драко мог воспринять участие Крама совершенно иначе, учитывая его собственнические замашки и ревнивый нрав, о которых ей в подробностях рассказала Пэнси. А ещё Паркинсон не раз упоминала о слухах, что ходили по школе на четвертом курсе, хоть и не вдавалась в подробности, стараясь увиливать от ответов на бесконечные расспросы Гермионы. Поэтому прежде, чем начинать разговор, Грейнджер хотела основательно его задобрить. Да и что лукавить, ей самой не терпелось попробовать нечто новое, к чему она усердно готовилась, как настоящая отличница. Прочла литературу, и… Её щёки покраснели — она даже тренировалась на бананах.       — Пэнс, ты, кажется, не дышишь, — шутливо заметил Блейз с широкой улыбкой. — Так же, как Грейнджер… Тогда на совещании. Ну, когда Брикс сказал, что Крам согласится финансировать «Созвездия» только после личной аудиенции с героиней войны…       Бинго! Это случилось. Все планы Гермионы лопнули словно мыльный пузырь за одно короткое мгновение из-за так не вовремя сказанных Блэйзом слов. Молчание электрическим разрядом зависло в воздухе, накаляя обстановку до предела. На секунду сердце Гермионы сжалось в груди, причиняя боль слишком резким сокращением миокарда.       — Мерлин… — одними губами прошептала она.       — Что?! — повысив голос, спросил Малфой.       Серая радужка мгновенно потемнела и стала почти чёрной, когда он смотрел то на Гермиону, то на лучшего друга.       — Блейз! Забини! — одновременно воскликнули девушки, так что было невозможно разобрать переплетение их голосов.       — Оу, не думал, что это секрет? Я думал, что ты знаешь об этом… — с наигранным извиняющимся выражение произнёс мулат, отходя от закипающего Малфоя.       Кулаки Драко медленно сжимались и разжимались. Какого Мерлина?! Крам?! Что он забыл в Британии?! Что ему нужно от Гермионы?! Неужели этот высокомерный хмырь решил вновь подкатить к ней?! После всего, что Драко слышал об отношениях Гермионы с болгарским ловцом, противное чувство преданности, недосказанности и ревности сдавливало грудную клетку своими щупальцами. Вопросы роем жужжали в голове, переплетались в яростный узел, безудержной лавиной пожирающий здравый смысл.       — Салазар! Объясните мне, что здесь происходит! Грейнджер! Что за драконье дерьмо?! Какого дракла вообще здесь происходит?! КРАМ?! — руки Малфоя вновь сжались в кулаки, от чего вены ещё более отчётливыми линиями задвигались под кожей.       Он в раздражении натянул на себя футболку, чтобы хоть чем-то занять руки и немного унять поднимающийся гнев.       — Пожалуй, нам пора, — пробормотала Пэнси, быстро вскакивая со своего места, и, подлетев к Блейзу, схватила того за руку.       Она потянула мулата к камину, тихо бормоча себе под нос что-то о ходячем недоразумении, не умеющим держать слишком длинный язык за зубами.       — Мы же никуда не собирались, — продолжая широко улыбаться, сказал Забини, когда Пэнси уже толкала его в спину.       Его явно забавляло всё происходящее, и он рассчитывал понаблюдать за первым настоящим скандалом слишком идеальной на его взгляд парочки.       — Ты опаздываешь на важный урок: «Как научиться думать, прежде чем что-то сказать.» Мне придётся объяснить тебе, когда надо уметь прикусить свой невероятно длинный язык, — зашипела на него брюнетка, всё-таки заталкивая мулата в камин.       Быстро бросив щепотку летучего пороха, Пэнси назвала адрес поместья Забини. Затем взглянула на Гермиону и прошептала одними губами: «Держись», прежде чем исчезнуть в магическом пламени вслед за мулатом.       Зелёный свет на мгновение озарил комнату, и мир застыл. Малфой всё это время не двигался с места и не сводил с Гермионы грозовых глаз, кажется способных в этот момент метать молнии.       — Драко, я не знала, как тебе рассказать… — нерешительно начала Гермиона, вставая с дивана и подходя к нему.       — Грейнджер… — выдохнул он. — Я не намерен…       — Тебе и не надо… — прервала она.       Её ладонь скользнула по его груди, описывая изгиб мышц пресса. Малфой поймал её пальцы и сжал цепкой хваткой. Его ладонь горячая и обжигающая. Большим пальцем он надавил на середину хрупкой ладони и опустил её руку вниз, всё ещё сжимая подрагивающие от волнения пальцы и продолжая выжидающе смотреть в карие глаза.       — Я написала ему…       Малфой свёл брови на переносице, и серые глаза потемнели ещё сильнее от едва сдерживаемой ярости, становясь практически чёрными.       — Что ты сделала?! — сердце вновь кольнуло ощущение преданности. — Грейнджер… За моей спиной. Тайком.       Он прикрыл глаза и попытался глубоко вдохнуть. Из-за раздражения и гнева вышло рвано и надрывно.       — Я как раз сегодня хотела тебе всё рассказать, но прежде хотела узнать о его намерениях.       Он отрицательно покачал головой, отказываясь верить её словам.       — Грейнджер, признайся, ты так поступила, потому что знала, что я не позволю тебе встретиться с ним! — его голос рокотом прокатился по комнате, вызывая волну мурашек на спине Гермионы. — Даже не думай! Это не обсуждается…       — Драко, остынь! — она оборвала его, не давая продолжить. — Выслушай меня! Не веди себя, как придурок. Крам хочет закончить спортивную карьеру и заняться развитием международных отношений своей страны.       Гермиона специально выделила интонацией последние два слова. Пальцы уже покалывало от его хватки. А ей хотелось обнять его. Прижаться к его груди и потушить вспыхнувший, подпитываемый ревностью гнев. Но она стояла неподвижно. Выжидая. Считывая каждую эмоцию из калейдоскопа чувств осознания на лице Драко.       — Значит я, влюблённый в тебя по уши придурок, который тебе просто напросто надоел и стал не нужен, когда на горизонте появился святоша Крам… — каждое слово отравляло его ядом ревности и злости. — Конечно, кому нужен Пожиратель смерти, когда есть мировая звезда квиддича…       — Бывший Пожиратель… — машинально поправила она.       — Но Пожиратель… — с горечью на языке возразил он.       Драко поймал вторую её ладонь, прежде чем Гермиона успела дотронуться до его щеки. Переплёл их пальцы, опираясь поясницей на кухонный остров.       — Мерлин, Драко, что с тобой? Откуда эти идиотские мысли лезут в твою голову? — Гермиона искренне не понимала, что происходит со всегда таким рассудительным Малфоем. — Виктор лишь хочет знать все тонкости проекта, чтобы позже запустить подобное в Болгарии.       — Ушлый придурок, — недовольство и презрение в голосе Драко были способны резать воздух.       — Я лишь согласилась помочь, — решительно произнесла она, не желая отступать и вразумить любимого. — Он прибудет в Лондон на следующей неделе…       Первый отдалённый раскат грома не дал ей договорить. Сгущающийся сумрак озарила яркая вспышка, освещая бликами его мрачное лицо.       — Скажи мне, что ты не собираешься, и правда, с ним встретиться, — потребовал Малфой и притянул её ближе к себе.       Он возвышался над ней, отчего Грейнджер была вынуждена выше вздернуть подбородок, чтобы не прерывать их зрительный контакт.       — МЫ встретимся с ним. Вместе. Это будет деловой обед. Ты сам можешь выбрать ресторан, — она пристально вглядывалась в его лицо. — Но, Драко, признай, нам нужны средства, которые он может вложить. Ты же сам прекрасно это понимаешь. Хранилища Фонда хоть и очень велики, но не безграничны. Мы отказались от сотрудничества с Гринграссами…       — Им нельзя доверять. Они хотят лишь оправдать за счёт благодарности свою фамилию… — возразил он, но она продолжала аргументировать своё решение.       — И, несмотря на участие Кавендиша в роли мецената, переоборудование Мэнора обходится в куда в большую сумму из-за сжатых сроков, на которых ты настаивал больше всех остальных…       — Ты сама согласилась с тем, что школа должна начать функционировать как можно раньше…       — Да, я знаю. Можешь не повторять, — Гермиона ухмыльнулась. — Мы обсуждали это несколько часов. Я помню наизусть все твои аргументы.       Их разговор приобретал смысл и упорядоченность, которые она так любила. А главное, Грейнджер чувствовала, как гнев Драко постепенно отступает. Её Драко — рассудительный, умный и заинтересованный — вновь возвращался к ней. За эти полгода она и забыла, каким язвительным и резким он может быть.       — Мы просто с ним поговорим. Хорошо?! — Гермиона внимательно изучала его сосредоточенное и серьёзное лицо.       Он взвешивал все «за» и «против». Ему не хотелось иметь никаких дел с Крамом. Чтобы отказаться от этой затеи, было довольно и тех слухов, которые непрошенно всплывали в его воспоминаниях. На четвертом курсе они расползались по школе со скоростью света. Драко понимал, что всё о чём болтала Браун со своими подружками-подпевалами и что не предназначалось для его ушей было лишь плодами её завистливой фантазии и не имело ничего общего с реальностью. Но собственническое чувство всё равно цеплялось за грудную клетку и сжимало в тиски до рези в боках. Крам мог писать Гермионе что угодно о своих намерениях относительно «Созвездий». Хоть выставлять себя филантропом года. Но Драко был твёрдо уверен, что болгарским ловцом двигали совершенно иные мотивы, которые напрямую касались его будущей жены. А этого он не мог позволить никому.       — Нет! — спустя несколько мгновений, резко ответил он.       Глаза Гермионы расширились от изумления. Она совершенно не ожидала услышать такой ответ. Грейнджер была уверена, что убедила его.       — Прости?! — переспросила она, очнувшись от замешательства.       — Я сказал, нет. Мы не будем встречаться с ним. Найдём иные возможности финансирования… Но он не приблизится к тебе…       — Но это глупо! Малфой, что за ребячество?!       Возмущение и негодование брало над ней верх. В глазах полыхала решимость доказать ему, что он ошибается.              — Это не ребячество! Грейнджер, ты моя, и этот урод не приблизится к тебе и на милю!       Малфой прижал её к себе, сжимая в кольцо своих объятий.       — Сейчас ты ведёшь себя, как ребёнок! — Грейнджер попыталась высвободиться, но не могла. — Мы не в детской песочнице, и я не твоя игрушка… Не твоя вещь, чтобы ты мог мной так управлять!       — Грейнджер, неужели ты поверила ему? Он просто хочет залезть к тебе в трусы и больше ничего! — Малфой не сдерживался и не выбирал слова. — Или ты хочешь этого? Хочешь чтобы он, как в школе, зажимал тебя тайком по тёмным углам и лапал? Или чтобы трахнул тебя? Что меня тебе стало недостаточно, Грейнджер?       Он обхватил мягкие ягодицы и сжал, приподнимая и усаживая её на столешницу. Ревность. Глупая, необоснованная и слепая ревность говорила за него. Но он был не в силах отстраниться. Не прикасаться к ней. Тело и душа неосознанно стремились оказаться как можно ближе. Закутаться в тёплый кокон света, всегда окутывающий Гермиону невидимой мантией.       — Не говори ерунды! Это даже смешно! Я не собираюсь отвечать на…       — Отвечать правдой на правду всегда тяжело, Грейнджер… — склонив голову вбок, он внимательно наблюдал за сменой её эмоций.       — У меня есть одна правда: я люблю тебя, дурак, и меня оскорбляет то, что ты мог такое даже подумать.       Слова ушатом ледяной воды окатывают его. Отрезвляют. Он смотрит в её глаза. Нестерпимо долго. Потемневшие карие радужки затягивают, и он тонет в них. Прижимается щекой к её щеке и выдыхает:       — Прости… Я просто… Просто… Я слишком люблю тебя…              — Тогда верь мне… — также тихо, как и он прошептала Гермиона и заправила за ухо прядь волос.       Наконец-то она прижала его к себе, слушая тяжёлое дыхание, опаляющее шею.       — Я верю и доверяю тебе… Больше, чем себе… Но не доверяю ему…       Малфой поднял руку и очертил контур её скул и подбородка. Приподнял полные надежды глаза и ещё раз прошептал:       — Прости…        Драко прижался к её щеке своей и вдохнул такой знакомый и родной запах, чувствуя, как между ними вновь зарождается зыбкое спокойствие и доверие.       — Это я должна просить прощения, что не рассказала тебе обо всём… сразу…       На несколько мгновений в комнате был слышен лишь шум дождя и их размеренное дыхание. Гермиона не выдержала первой. Она обхватила его лицо ладонями и притянула для поцелуя. Нежного и трепетного, затягивающего в омут…

***

      Сухие молнии разрезали своими ломаными ветвями потемневшее вмиг небо и отражались в лазури смотрящих на Блейза с яростным упрёком глаз.       — Забини, ты вообще в состоянии думать, прежде чем говорить? Зачем ты упомянул о Краме? Она бы сказала ему сегодня, а ты всё испортил…       Паркинсон пересекла большую изысканную гостиную и подошла к небольшому журнальному столику, чтобы налить для себя стакан воды из хрустального графина. Во рту ещё приторно растекался вкус шоколада и зефира. Пэнси сделала глоток и произнесла:       — Впрочем, как всегда… — она обессиленно выдохнула.       Эта женщина вновь сводила его с ума. Он не понимал ни её поступков, ни мыслей. А главное не понимал, что между ними происходит. То, что начиналось, как сказка наяву, рассыпалось вмиг, как карточный домик. После того будоражещего и волшебного поцелуя она избегала его, а он испытывал невероятную неловкость из-за того, что его мать застала их. Поэтому Забини не решался даже приблизится к Пэнси. Они застыли в этом замкнутом круге из недосказанности и неловкого замешательства. Вели себя словно неуклюжие и неопытные подростки, каждый не решаясь сделать первый шаг и просто заговорить.       — Cazzo! Я уже не в состоянии думать ни о чём и ни о ком кроме тебя, Пэнс! — он сорвался.       Сейчас, когда она так близко. Когда они наконец-то наедине. Когда у неё нет возможности ускользнуть и сбежать. Она обязана его выслушать, и плевать он хотел на то, что Малфой с Грейнджер поцапаются. Эти птички помирятся раньше, чем гроза закончится, а вот другой возможности высказать всё Пэнси с её способностью ускользать от него, скорее всего, не представится. Забини сделал шаг в её сторону. Она отступила на два.       — Ты права, я всё делаю не так… Говорю не то… Поступаю не так… Думаю не то… Всё! Всё потому что ты… Слышишь, ТЫ полностью овладела моими мыслями и рассудком… — ещё шаг и отступление. — Паркинсон, ты вытрахала мой мозг своим безразличием после того, что между нами произошло. Я не нахожу себе места…       Холодное оконное стекло остановило её отступление, и она вздрогнула. Яркая вспышка молнии озарила тусклую, ничем не освещенную комнату, а напряжение сковало пространство между ними. Паркинсон не выдержала и взорвалась:       — А что между нами произошло, Забини?! Это ты сделал вид, что ничего не было! Избегал меня на следующий день! Сбежал! — выкрикнула она и выплеснула остатки воды на его лицо, гордо вздёрнув подбородок.       Он лишь смахнул рукой стекающие капли и сделал ещё шаг к ней. Стакан выпал из руки и разбился.       — Sei pazza! .       Звук звонкой пощёчины разрезал воздух, но не отрезвил. Блейз лишь поймал её запястье и поцеловал кончики пальцев, а затем ещё нежнее в самый центр горящей от удара ладони. Прижал её руку к своей щеке, утопая в океане её глаз.       — Ты моя сумасшедшая! Я не знал… Я струсил… — слова путались на языке. — Я думал, что не нужен тебе… Что ничего для тебя не значу…       Он оперся руками на оконную раму по обе стороны от её головы, прожигая почерневшими глазами, в которых явственно проступила боль. Пэнси сжалась. Его боль резала ей сердце в клочья.       — Но ты мне нужен, идио… — выкрикнула Пэнси в его лицо, но Забини не дал ей договорить.       — Пэнс, ты яд. Ты отравляешь меня… Hai Incantato la mia anima e te l'hai presa… Я сам отдал её тебе… — кончик его носа почти касался её, а Забини продолжал хрипло бормотать, сбиваясь на итальянский от переизбытка чувств. — Я… Я так отчаянно нуждаюсь в тебе… В твоей улыбке, твоих глазах… Словах, обращённых ко мне. Я люблю тебя настолько, что схожу с ума… Tesoro del mio cuore…       В этот раз она не дала ему договорить. Обхватив рукой мокрый от ещё стекающей с его лица воды подбородок, Пэнси притянула Забини к себе. Она целовала его отчаянно и страстно, объясняя поцелуем то, что не могла выразить словами. Потому что просто не знала, как можно описать всё, что вспышками фейерверков полыхало у неё внутри. Сердце бешено стучало под рёбрами в такт его пульса. После секундного замешательства сильная рука прошлась по изгибу бедра, и она ахнула в поцелуй. Горячий язык проник в рот. Властный и покорный. Мысли улетучивались из головы. Поцелуй сносил всё на своём пути, посылая волны жара по всему телу. Пэнси таяла и сгорала, словно свеча, даже не заметив, как оказалась полностью прижатой к холодному стеклу его горячим телом. Кожу покалывало, и она дрожала от предвкушения. Руки подцепили край свитера, и Забини быстро отбросил его в сторону, разорвав на краткий миг поцелуй. Они оба превратились в прикосновения и поцелуи. Руки блуждали по полуобнажённым телам. Губы изучали каждый изгиб. Его тёмная кожа так завораживающе контрастировала с её.       — Tesoro mio… — прошептал он спускаясь поцелуями к ключицам. — Amore della mia vita…       Его поцелуи на вкус отдавали Востоком — смесью сладких цитрусов и пряностей на языке. В то время, как его губы и руки направлялись по её телу на юг, не оставляя без внимания ни единого сантиметра. Он сдвинул кружевные чашки лифа, и кончик языка очертил розовую ареолу.       — Блейз… — слетел с её губ тихий стон, когда губы Забини сомкнулись на затвердевшем соске. — Люблю…       Он довольно улыбнулся, но не ответил, лишь посмотрел на неё полными похоти и обещания глазами, продолжая сладостную пытку. Но Пэнси хотелось большего, и ладонь скользнула под резинку спортивных тёмно-зелёных шорт с надписью «Слизерин». Она огладила и обхватила твёрдый ствол, отчего Забини неразборчиво выругался в изгиб её шеи. Он вытащил палочку из кармана, чтобы заставить её джинсы и свои шорты исчезнуть.       Ещё одна вспышка молнии озарила комнату, и по стеклу забарабанил дождь. Блейз резко развернул Пэнси к себе спиной, высоко подняв скованные его ладонью руки. Разгорячённые от его ласк соски обожгло холодное стекло, и она вскрикнула от ярких ощущений. Коленом он заставил Пэнси шире расставить ноги.       — Так-то лучше, Tesoro mio… Ты такая мокрая… — прошептал Блейз, скользнув рукой по влажной внутренней стороне бедра к пропитанному насквозь кружеву трусиков.       — Я больше не могу…       — Можешь, Пэнс… — прошептал Забини, прикусывая мочку уха. — Я слишком долго ждал этого момента… Бессчётное количество раз представлял, как ты будешь стонать и кричать от моих прикосновений.       Он сдвинул крохотный клочок ткани и очертил двумя пальцами трепещущее лоно. Из её рта вновь вырвался стон, и на окне проступил запотевший островок. Колени Пэнси задрожали, стоило ему погрузить длинные пальцы в пульсирующий от предвкушения вход.       — La mia amata viola, … — прошептал Забини и, вынув из неё пальцы, медленно слизал с них её соки. — Такая вкусная и послушная девочка…       Пэнси в ответ покорно выгнулась в спине, потираясь упругими ягодицами о его стояк. Жар мелкой дрожью поднимался от кончиков пальцев до коленей и бёдер к самому центру наслаждения от его слов и от ощущения того, как член дрогнул от её действий. Блейз вновь погрузился в неё, надавливая двумя пальцами сильнее на самую чувствительную точку на передней стенке и лаская набухший клитор подушечкой большого пальца. Пэнси балансировала на пике. Всё тело горело в сладостной агонии, содрогаясь от расходящихся импульсов удовольствия, накатывающих с каждым новым толчком его пальцев в ней. Прерывистые вдохи и выдохи вырывались из её горла и слетали с пересохших губ. Пэнси сбивчиво умоляла его о большем. Её стоны и мольбы смешивались с его горячим дыханием, опаляющим её лицо и плечи. Соски терлись о вибрирующее от ливня стекло, и, когда она была готова взорваться и разлететься на осколки, Блейз прикусил нежную кожу шеи и ворвался в неё одним толчком возбуждённого до предела члена. Пэнси вскрикнула, и стенки лона затрепетали, плотно обхватывая гладкий и большой ствол. Она шептала его имя, а он вновь и вновь вбивался в неё, продлевая агонию экстаза. На секунду потеряв концентрацию, он выпустил тонкие запястья, и Паркинсон тут же скользнула рукой вниз, обхватывая ладонью яички.       — Теперь твоя очередь быть послушным мальчиком… — выдохнула она, пытаясь совладать с прерывистым дыханием и новой накатывающей волной наслаждения. — Кончай…       Одного слова было достаточно… Два резких толчка, и она почувствовала, как горячая сперма наполнила её. Хриплый стон и горячий выдох возле уха. Она вновь выкрикнула его имя и кончила вместе с ним.       — Пэнс, sei incredibile… — лишь спустя несколько мгновений смог прошептать Забини.       Он всё ещё тяжело дышал, чувствуя, как по телу расползается нега, и напряжение, как нервное, так и физическое, отступает. Паркинсон повернулась к нему и, лукаво улыбаясь, притянула его лицо к себе за подбородок. Блейз заворожённо наблюдал, как в любимых глазах играют бесенята.       — Забини, ты же понимаешь, что это только начало?       — Ненасытная… — он рассмеялся, касаясь улыбкой её щеки.       Паркинсон вскрикнула от неожиданности, потому что Забини подхватил её на руки и направился в спальню под новый раскат грома за окном.