Терпишь?

И все было хорошо; все было так хорошо, что хотелось кричать от счастья, кружиться в танцах любви, целоваться до самого рассвета. Теперь квартира Лизы вмещала уже не двух, а трёх человек. Кира постоянно курила за столом, смотря на то, как Кристина старалась не спалить ужин, а Андрющенко смеялась с нее. Индиго выглядела такой счастливой в такие моменты, в этой обшарпанной кухне, с ржавой плитой, неумехой Захаровой под боком, она действительно была счастлива. Она была счастлива на работе, когда убиралась и получала зарплату, она была счастлива, когда целовала Крис, она была счастлива просто так. Была небольшая дилемма, но Лиза пыталась закрыть на это глаза. Захарова до дрожи в коленях и сжатых кулаков не могла даже обнять Андрющенко при посторонних. Даже при Медведевой, которая в отличие от нее, подробно могла рассказать, как красиво она обнимала одну из своих подруг в баре. Это раздражало Крис, и она раз за разом пыталась сдерживать себя, и получалось это практически всегда. Но даже так, индиго любила ее, любила так, будто мир без Кристины не существовал. Ее сердце так бьётся, так бьётся при виде Захаровой. Ведь девушка помнит, как горячие руки проходились изгибами тела— признаться, Лизе все ещё хотелось этого. Почувствовать человеческое тепло возле себя, вдыхать аромат родного человека, забыть о гребанных проблемах.. И любить Кристину. До боли в груди любить, сжимать в порыве отчаяния и страсти, любить так, как никто не смог бы. Когда они оставались одни, Андрющенко могла дарить ей целые миры, открывать свои мысли, а Захарова.. А Захарова боролась, с собой, с мыслями. — Лиза,— мягко говорит Кристина, улыбаясь, поглаживая любимую по волосам. Она тепло смотрит, и так радостно на душе. — Лизонька.. — я хочу быть для тебя той самой девушкой, которая в твоих мыслях в 3 часа ночи,— и на эту глупую просьбу Захарова улыбается сильнее, ярче, целуя Лизу в лоб.— И девушкой, про которую ты говоришь, когда ты пьяна. —Ты ведь знаешь, я больше не пью,— она продолжает дарить нежности, запуская руки в волосы Андрющенко, так невесомо, будто боится навредить.— Ради тебя. — Спасибо тебе за все, Кристина,— и индиго берет ее за затылок, притягивая к себе. Захарова могла только вдыхать ее запах, наполнять им легкие. Долгую минуту они просто дышали друг другом, наслаждались, будто в первый раз.— Ты самый яркий свет в моей жизни. И только ради этой фразы Крис живёт; Только из-за этой фразы она не опустила руки, не боится целовать Лизу, и она влюбляется все сильней, переступая себя, свои непонятные жизненные понятия.

***

Лиза смотрела в стену, в то время как Кристина смотрела на Андрющенко. Ничего нового. Классная руководительница входит, стуча своими каблуками и строго хмуря брови. — Нам выдали билеты на весь класс,— говорит Мария, оглядывая всех учеников. — Поход в музей. Что бы завтра все были возле стадиона, восемь часов утра. Всем ясно? И без приключений, относится к Петровому и Захаровой. Кристина уже вспыхнула, захотев возразить, но мягкая улыбка Лизы остановила ее, заставив просто недовольно уставиться на учительницу. Посреди уроков девушки вышли в уже привычное им место; влюбленная Андрющенко смотрела на то, как курит Захарова, медленно делая новые затяжки, вдыхая дым, портя себе лёгкие с каждым движением руки. И Лиза любит ее за тошные сигареты, за этот дерзкий взгляд, за высокий рост и длинные волосы. Она любит, поэтому берет Крис за руку, так, как умеет только индиго, а потом целует свою любимую в щеку, заставляя обернуться. Сигарета выпадает на пол, и руки Захаровой тянутся к щекам Андрющенко, притягивая в более глубокий, чувственный поцелуй. И так продолжается некоторое время, пока Лиза не кашляет от приторного вкуса табака на губах, пока не кривится, а Кристина начинает смеяться, наблюдая за ней. И хочется целоваться, целоваться так, что бы перебить вкус дешёвых сигарет, что бы музыка забила все мысли. И Захарова берет свою девушку за руку, все ещё смеясь, и кружась с ней. Вторая не понимает, что от нее требуют, но тоже начинает смеяться. И теперь счастлива Крис. Без брата. С Лизой. С прекрасной, невероятно любящей, странной Лизой. Которая не выбрала милого одноклассника, которая не выбрала себе достойного спутника, партнёра, которая выбрала Захарову. Чекнутую алкоголичку, но с этой чекнутой было в разы приятнее, чем с самым достойный и лучшим парнем. Андрющенко хотелось защищать, хотелось прижать ее к себе, и уберечь от всех взглядов этого несправедливого мира. Агрессия, которая всегда выплескивалась на близких людях, теперь сжигала людей улыбкой на лице, ядовитой, будто показывая, что теперь у нее есть опора. Что Кристина выросла, и теперь ей есть чем дорожить. Не хотелось признавать это, но Захарова боялась потерять Лизу. Они ещё долго смеялись, опаздывая на последний урок, улыбаясь друг другу, а потом зашли в класс, извиняясь перед злой учительницей географии. И Крис даже покраснела, смотря на алые губы Андрющенко, понимая, от чего ж они такие алые.

***

Ради этой гребанной поездки в музей пришлось раньше вставать, и Захарова материлась, искренне не хотя туда ехать. но Лиза едет. Так что и ей нужно, пусть и без охоты. Встретились там, где и нужно, возле спортзала. Андрющенко зевает, но улыбается, обнимает Кристину, от чего та вздрагивает, напрягается, но не подает виду. Ей всё ещё непривычно показывать даже дружелюбность в чью-то сторону, так что приходится только стискивать кулаки, дожидаясь учительницу. Доехали без приключений; Лиза слушала музыку, смотря в окно, а Захарова заснула, мило сползая на плечо Андрющенко, от чего та с теплой улыбкой разглядывала девушку, сфотографировав ее на своем плече. Разбудив любимую, которая теперь выглядела так мило и потрепанно, она чуть не получила в лоб. Видимо, просыпаться Кристина не любит. Но, увидев перед собой Лизу, та чертыхнулась, оглядываясь по сторонам, и боязливо обнимая, извиняясь. Индиго смеётся, а потом они встают, направляются на выход. Какая же скучна экскурсия. Захарова и Андрющенко плетутся в конце, и Лиза болтает о всяких мелочах. Крис улыбается, даже не слушая разговоры, наслаждаясь моментом. А потом рука девушки касается руки Кристины, и та напрягается в который раз, но терпит, терпит из последних сил, а потом вырывается из мыслей, и перед ней фотография с телефона Лизы, где она спит на плече любимой. А на заднем фоне одноклассницы. И Андрющенко так громко говорит про фотографию, что хочется стиснуть её горло, и заткнуть, заткнуть. Захарова хватает ее за руку, крепко, больно, затягивая в какой-то угол, выхватывает телефон. Он падает, и экран тихо разбивается, а Лиза дрожит, на глазах слезы. Девушка гордо поднимает голову, но это не помогает, и кулак Кристины проносится в сантиметре от Лизы, будто намереваясь превратить чудесное лицо в кашу. Она бьёт стену, долго, матерясь, крича о том, как она ненавидит все. — Ты не умеешь молчать? Почему ты такая громкая? — кричит Захарова, и слышит всхлипы Андрющенко. Слышит, замирает, а через несколько секунд с ещё большей яростью начинает бить несчастную стену. — Замолчи, блять, замолчи! Хочется вывернуть Лизе внутренности. Как можно быть такой открытой в своих чувствах? Она разве, не понимает, что это неправильно? Что это ненормально. Что это болезнь, про которую можно забыть, которую можно скрыть, но она никогда не искоренится из души, и будет медленно поедать заболевшего ней. — Кристина, — Андрющенко шепчет, падая на колени, хватаясь за кусок кофты Захаровой. — Кристина, пожалуйста.. А сама Кристина и двух слов связать не может; злится так сильно, что сводит скулы, что кулаки уже сочатся кровью, будто все терпения лопнуло, оставив адекватную Захарову позади. Она ударяет Лизу так, что у второй начинает образовываться крупное пятно в районе шеи. — Это ненормально, Лиза, то, что ты показываешь перед адекватными людьми,— и для Андрющенко это звучит как нож в спину. Она не чувствует удара, но чувствует, как разбивается сердце. — Это не любовь, это болезнь, Лиза! — Это не болезнь, пожалуйста, Кристина,— пытается угомонить истерику девушка, и так же хватает Крис за кофту, рыдая, рыдая, и получая точно такой-же удар, как ранее. Ещё один. — Любишь - будешь терпеть,— и на этих словах Захарова уходит, продолжая злиться. Злиться так, будто ее опозорили на весь мир. Будто сейчас Денис выйдет из-за угла, и скажет ей, что это мерзость. Что это не по понятиям. Андрющенко приходит под конец экскурсии, говоря учительнице что-то о болях в животе. И садится возле Захаровой. Та даже не смотрит на нее, уперевшись взглядом в окно, и только под конец поездки видит, как слезы стекают по щекам Лизы, и как она согнулась от боли. Они даже не прощаются, Кристина просто стоит, и смотрит в след Андрющенко. И только теперь она осознает, что натворила. И только теперь она осознает, что бутылка водки под кроватью брата всегда привлекала ее внимание, а сейчас и подавно. Лиза кое-как доходит до квартиры, трясется, слезы ещё не иссякли, и она плачет, плачет пока заходит в комнату, пока ложиться на диван, и плачет, когда спустя несколько часов к ней заглядывает Кира. Больнее всего видеть, как Медведева понимает, откуда это. Будто сама Андрющенко до этого момента не понимала, кто ее ударил. Старшая курит, долго курит, смотря на Лизу, ходит по квартире, хочет сорваться с места и куда-то бежать, но только тихое «Не нужно, Кир» со стороны подруги заставляет ее опомниться. Заставляет бороться с желанием убить человека, принесящего боль Андрющенко. Медведева берет мазь, заваривает чай, и сама едва ли не плачет, выдавливая охлаждающую субстанцию. — Терпишь, маленькая? Я постараюсь нежнее,— тихий, немногословный голос девушки. Не такой, как всегда. Она будто боялась даже касаться к телу. — Терплю,— и она сказала это так горько, будто весь мир рухнул. И в действительности, ее мир медленно разрушался, падал, рассыпался на маленькие осколки, которые каждый момент вонзались Лизе в сердце.

***

У Захаровой будто сломалось что-то внутри. Она сидела, смотря в стену, не замечая раскиданых бутылок по комнате. И она впервые разрешила себе заплакать. От омерзения к себе, от раскаяния, от алкогольного опьянения. Ещё один глоток алкоголя, и рука сама тянется к зажигалке. Она никогда не позволяла себе курить в квартире, как это делал брат, но Кристину трясло, и это был единственный выход спасти себя. Если ещё день назад ее спасала Андрющенко, теперь только алкоголь остался верным другом. Он опекал горло, приносил удовольствие, с ним можно было забыть про неудачные попытки стать человеком. Сигареты, такие же, которые она курила перед поцелуем с Лизой. Руки затряслись, но она держалась, держалась, что бы не пойти в ванную, и не совершить ошибку. В глазах плыло настолько сильно, что сил встать не было. И она поняла, что никакое счастье не вечно, потому что она пороге стоял Денис. Никого не было дома. Именно поэтому он хватает ее за запястья, видимо, тоже пьяный, и начинает сдирать одежду. Кристина не сопротивлялась. Не было шансов, и она знала про это на протяжении десяти лет, но каждый раз старалась вырваться. А сейчас ей не было для чего вырываться. Захарова просто лежала, лежала и чувствовала, как его мерзкий член создаёт хлюпающие звуки, и плакала, задыхаясь от слюней и собственных слез. Крис даже не кричала, и от этого становилось ещё хуже, ещё неприятнее. Ден падает на нее, будто указывая, что все закончено, и дрожащие ноги несколько раз подводят девушку, пытаясь вылезть с под брата. Это кое-как получается, и она, полуголая, в слезах и пьяным взглядом бежит в ванную, делая глубокий, чистый надрез отцовским лезвием. Раз, и она вспоминает, как ударила Андрющенко. Два, и в голове встаёт картинка, как она берет бутылку, пытаясь не заплакать. Три, и она видит брата. Четыре, пять, шесть. Глубоко, точно, быстро. Крови много, но Захарова знает, что не достала до вен. И ей хочется достать до них, только лезвие падает из рук, точно так же, как падает крис следом. Кажется, хреново дело, потому что она слышит женский голос в прихожей. И она жалеет, что не дорезала себя. Мама. Мама, не смотри на меня, мама, мама. — Что же ты с собой сделала, Кристиночка? — и ее мать плачет, плачет так, будто забрали все самое дорогое. Так, как плакала Лиза. И от воспоминаний становится ещё хуже. — Кристина.. Хочется сказать, что она не виновата, что это не она лежит на полу, это все шутка, смех, только вот в глазах младшей Захаровой читается вовсе не анекдот, а настоящая, человеческая боль. И слезы. Снова слезы стекают по ее щекам, перед тем, как она попадает в состояние бессознательности. Перед тем, как в голове всплывают воспоминание, где она целует Андрющенко.