Терпишь?

Пришла Лиза домой в странном состоянии. Осознание, что с ней что-то не то, удивляло. Ей понравилось, как Кристина грубо хватает за шиворот, ей это нравилось всегда, черт возьми. Ей всегда нравилось быть жертвой, и возможно, она сама подтолкнула Захарову к этому, сказав лёгкую колкость. Терпение совсем скоро исчезнет, и захочется кричать от безысходности. Захочется лезть на стену от того, как тошно при виде Крис, и как радостно от каждой сказанной ей фразы. На работу Андрющенко сегодня не пошла. Дождалась Киры, а потом посмотрела на нее, объясняя все взглядом. — Что? — кратко, тихо, так, что бы поняли только они обе. — Мы поздоровались, — Лиза улыбнулась, странно, насмешливо. Смеясь над собой. — А потом, когда уже никого не было в классе, она схватила меня за шиворот. Знаешь это было так приятно, что мне кажется, я помешалась. Как можно влюбиться в человека, когда он избивает тебя, Кира? — Она снова тебя била? — пытается добиться ответа старшая, цокая языком и скалясь от одной мысли про избиение. — Крис хотела,— ласково произнесённое Крис говорило многое, но Андрющенко отдернула себя, прокашлявшись. — Но от чего-то остановилась. А потом убежала, когда поняла, что наши носы чуть-ли не сталкиваются. — Ясен хер, она убежала,— Медведева достала пачку с кармана, закуривая прямо в помещении. — Я же предупредила ее, что если она тронет тебя, то пожалеет. Она поняла, какого это, когда бьют просто так. Когда больно не только физически, но и морально, когда непонимание ситуации устрашает. — Она замахнулась не просто так, — Лиза сьежилась, и вовсе не из-за запаха табака, наполняющего комнату. — Крис сказала, я привлекаю много внимания, а я спросила, не ее ли внимание я привлекаю. — Чертовка, Лиза, настоящая чертовка,— рассмеялась Медведева, будто улыбаясь ее детской напряжённости. — Ясен хер, она захочет тебя ударить. Захарова та ещё гомофобка, и такая фраза ее вывела. Но, спасибо, что рассказала. — Ты же не будешь ее за это бить? — Лиза опустила взгляд, тяжело вздыхая, чувствуя себя виноватой от диалога.— Кира, ты и в прошлый раз ей объясняла, слушай, не нужно. — Хорошо, пусть будет по твоему,— старшая затянулась последний раз, выдыхая дым. — Но если она снова будет обижать тебя, расскажи, это важно. Ей нужно знать свое место. Лиза улыбнулась от этой фразы. Да какое у Захаровой может быть место? Она ведь не собачка. Хотя, верно, по Понятиям, которые Андрющенко искренне не понимала, действительно есть какое-то место. Что это вообще за понятия? Как можно подчиняться чему-то дикому, глупому? Люди, живущие по понятиям, в основном, не доживают и до тридцати. Либо тюрьма, либо сопьются. Или хуже, наркотики. Младшей искренне не хотелось терять Захарову, какой бы она не была плохой, ужасной, грубой, потому что воспоминания прочно сидели в голове, о том, как ясно та может улыбаться, пусть и это было глупо, глупо ждать даже малейшей нежности от Кристины. Потому что люди меняются. А меняют их самые неожиданные повороты судьбы, которые задумываются этим миром. Но Захарова нравилась ей все больше, не смотря на то, что это абсолютно другой человек, не сравнимый с ее прошлым. Она нравилась ей просто потому что, это Кристина. Такая невыносимая, такая вечно недовольная. А Кира все время улыбалась, будто случилось что-то такое, такое радостное, и даже некий серьезный разговор между подругами не изменил его настроение. — И, что? — спрашивает на этот раз Лиза, более менее упорядочив мысли. — Ты будешь ругаться, маленькая,— Медведева рассмеялась, вставая со стула, будто опасаясь Андрющенко. — Не тяни, говори, я же вижу, что-то хорошее,— младшая настораживается, будто боясь услышать невесть что, но по виду Киры можно понять: все хорошо. — А если я скажу, что переспала на смене с какой-то девушкой в туалете? — и Медведева заходится смехом, а Лиза краснеет, вскакивая со стула и в шутку ударяя подругу. — Как это, « Какой-то » ?— Андрющенко смущена подробностями, но видя смех Киры, уже сомневаться, правда ли это, и ударяет ещё раз, недовольно, и легонько. — Эй, влюбилась в свою Захарову, и тоже драться начала? — Смеются теперь они вместе, а младшая покраснела ещё сильнее от высказывания. — Я шучу, шучу. Но она настолько невероятно, ты представить себе не можешь! Радостная, яркая, и такая, такая.. — Какая, такая? — Услышав, что это всё-таки вздор, она вздохнула, ставя чайник на плиту. Вероятно, теперь разговоры пойдут про любовные дела Медведевой. — Такая, не знаю, прекрасная,— улыбается Кира, впервые ее глаза сияют. Сияют влюбленно, невероятно искренне. — Я не подойду ей, понимаешь? Я ж наркоманка, абьюзивная, замкнутая, куда мне до нее? И она тоже младше меня. На года два. Это, получается, ей пятнадцать где-то. Понять не могу, что она забыла в нашем клубе. — Во первых, ты уже не наркоманка, ты пообещала мне не принимать,— Лиза сняла закипевший чайник, заливая кружки с заваркой кипятком. — И ты не замкнутая, ты же веселая, такая, смешная. Добрая, отзывчивая. Конечно, я не знаю тебя в отношениях, но ты никогда не запрещала мне ничего, делала все, что бы уберечь. — Дружба и любовь это разные вещи, Маленькая,— отвечает на это Медведева, грустно улыбаясь. — И, если ей пятнадцать, ты подумай, стоит-ли. Она ведь практически моего возраста,— ставя кружку перед Кирой, она присаживается напротив, забирая себе свой чай. — Тебе скоро восемнадцать, а ей предположительно пятнадцать. Не большая ли разница? — Большая. Но я подожду, если она не будет против, — старшая отпивает чай, и улыбка снова возвращается на ее лицо. — Действительно, совсем скоро мое день рождение. Четырнадцатое октября, хаха. — Подумай над этим, хорошо? — Раздаешь советы лучше, чем я, которая старше на три года и уже имела отношения. Лиза смеётся, и весь вечер они проводят за скучным сериалом, смехом и разговорами. Утром— школа. Тот же взгляд Захаровой, то же понимая, что Андрющенко сходит с ума, и хочется, что бы ее прижали к стене, прямо как вчера. В голубых глазах Кристины море, огонь, невыносимая буря, хочется прижать, смотреть, любоваться. Больно от того, что нельзя захлебнуться в этих тяжёлых, но чистых глазах. Соседа по парте не было. Как на зло, сегодня английский, и конечно же с везением Лизы, Захарову пересадили к ней. Нужно было перевести текст, пока учительница вышла с класса. Андрющенко этим и занялась, а Крис разглядывая учебник, потом подперев рукой подбородок, наблюдая за одноклассницей. Долго она играла в молчаливое разглядывание Лизы, будто выискивая мелочи, которых раньше не видела. Мелочи, за которые можно отпиздить. — Ты, типа, умная? — спрашивает Кристина, будто насмеяхась. Лиза ее игнорирует. Хочется ответить что-то, поддержать вопрос, развить диалог, а челюсть будто сама сжалась, выдавая лишь невнятное мугыканье. По правде, она боялась продолжить разговор, а хотела, хотела. — Игнорируешь, значит? — снова пытается Захарова, и получает взгляд Андрющенко в ответ. — В детстве разговоры с тобой были приятнее,— отвечает девушка, и видит, как меняется взгляд Крис. Как она осознает, а глаза непроизвольно сверкают. И хочется обнять ее, хочется, а класс полный людей. Ненужных людей. Хочется донести до Кристины, что она помнит, знает, что хочет вернуть улыбку Захаровой. — Так ты помнишь,— тихо говорит Кристина, а потом выходит куда-то. Учительницы все равно нет, так что Лиза оборачивается по сторонам, и выходит следом за ней. Крис курит в закинутом туалете, где ещё несколько месяцев назад избивала Андрющенко. Вторую от этого передёргивает, но она пересиливает себя, оставаясь в помещении. Боль такая, лучше били бы розами. — Мне понадобилось много времени, что бы вспомнить это,— начинает Лиза, присаживаясь на подоконник. — Знаешь, твоя улыбка была такой яркой. — Ты была смыслом моей жизни, Лиза, — ответила Захарова, и затихла, странно улыбаясь. — Я ненавижу тебя, понимаешь? За то, что ты не даёшь мне покончить с собой. Каждый раз, когда я хочу сделать это, умереть, ты будто останавливаешь меня. Я неправильная, да? Грязная? Я хочу вернуть все, но выходит наоборот. Мы отдалились настолько, что никакое общее детство нас не спасет. — Спасет, Кристина, Спасет! — Андрющенко в панике хватает ее за руки, а сигарета выпадает, затухая и катаясь по полу, но обе не замечают этого, смотря в глаза друг-друга. Лиза крепко держала Крис, будто боялась, что та растает. Пропадет, как воспоминания.— Ты, ты не неправильная. Разве это плохо, когда ты хочешь со мной дружить? Разве это преступление? — Ты меня не поняла, — отвечает девушка, смотря в глаза одноклассницы, будто запоминая каждую их деталь. — Я не хочу с тобой дружить. Я тебя хочу, понятно тебе, блять? Андрющенко хлопает ресницами, долго вглядываясь в глаза напротив, эти голубые, полные ненависти и любви. И Лиза даёт пощёчину Кристине, а после целует. Целует так, будто заставляет эту дрянную гомофобную тварь почувствовать, что все в порядке. Что это нормально. Когда ты любишь человека, не важно, кто он, не важно, кем является. И не важно, какие понятия существуют в жизни. Она целует без всякого напора, проводя языком по нёбу, мягко, развязно, легко и практически невесомо. Что бы запомнить каждую мелочь в этом моменте. Смотря в бездонные зрачки Андрющенко, Захарова забывает все правила жизни, которым учили. Чувствуя вкус её алых губ, забываешь, как насиловал брат. И хочется любить, хочется обнимать, хочется прижать к себе, и не отпускать никуда. Вот так, просто, навсегда и вместе, признаться, что нравится. Что хочется забыть все время без Лизы. Будто Андрющенко это реальность, а все до этого — сон. — С тобой реальность становится не нужной,— признается Кристина, отпрятнув, смотря на Индиго. Эта фраза звучала как самое сокровенное, будто девушка призналась, как тяжело было наносить удар за ударом, унося с собой свою тайну день за днём. — С тобой так сложно, Крис,— и Лиза улыбается, стараясь показать, что все хорошо, что не важно, что произойдет. — Но без тебя сложнее. — Ты от этого меня ударила? — возникает усмешка на лице Захаровой, отвечая счастливому лицу одноклассницы, и Лиза смущается, краснеет, чувствуя вину. — Просто ты ведёшь себя насколько глупо, что я не понимаю, как так можно жить. Ты живёшь по каким-то незримым понятиям, которых слушаться вряд-ли нужно, говоришь, что хотела умереть.. Разве так можно? — Индиго смотрит, берет ее за пылающую щеку, и нежно, незримо проводит рукой, и все боли мира стают абсолютно чуждыми для Кристины.— Поэтому я не выдержала, и ударила. — Он ебал меня с четырёх лет, ты думаешь, я не буду хотеть смерти? — выпаливает Захарова, и опускает взгляд в пол. — Что? Надо было молчать, думается Крис. Но как промолчать, как сдержаться, когда она впервые почувствовала эту теплоту тела, взгляда, слов? Как сдержаться, когда они только нашли друг-друга, когда утопают в чувствах? — Ден,— Кристина делает паузу, будто останавливая свои мысли.— Он домогался меня. В сексуальном плане. —Как же так?..— Лиза замолкает, а потом прижимает любимую к себе, передавая все возможное тепло, поддержку. Так, как делала это Кира, когда младшей было плохо.— Кристина.. — Не говори ничего,— одно имя, произнесённое Индиго, а столько эмоций внутри. Захарова прижимается к ней, сначала неуверенно, стараясь не показать слабость, а потом прячет нос в чужом плече, окончательно сдаваясь. — Не говори. И Лиза молчит, гладит по плечам, различно показывая любовь, иногда нежно притрагиваясь к волосам, делая все, что бы Кристина знала, чувствовала, что все позади. Что они вместе, и все будет хорошо. — Крис, улыбнись, ну же, все будет нормально,— обещает ей Андрющенко, и будто просит от улыбке. —И не проси, — ответила Захарова, но все же улыбнулась. — Я люблю тебя, Кристина,— так же тихо продолжает говорить Лиза, что бы девушка не услышала. Что бы поняла, как важна ей эта улыбка. — А ты знаешь разницу между симпатией и любовью? — Захарова все таки услышала, поэтому улыбнулась ещё лучше, уткнувшись в плечо Индиго и вовсе позабыв, что она хотела скрывать слабость. — Я знаю кто в моей жизни просто симпатия, а кто моя настоящая любовь,— честно отвечает ей Лиза, поднимая голову и впервые чувствует, насколько она счастлива. Как-то спокойно. Будто сказка, но сказку спрятали горизонты фальши. Хочется остаться в этом моменте, смотреть в голубые глаза, и молчать, молчать. Звучит звонок. Кристина вздрагивает, будто осознает, что произошло, будто ее восприятие ситуации лишь сейчас обострилось. — Я знаю, что ты сейчас скажешь, — Лиза отпрятнула, смотря на Захарову, будто на ребенка. Просто и тепло. — Что это неправильно, что так нельзя. Не рви себе душу, не усложняй жизнь, не мучай меня. — Ты станешь моей девушкой? — Тихо спрашивает Кристина. Андрющенко не ожидала этого. Абсолютно никак. Лиза долго смотрит на нее, а потом будто не веря, что это та самая Захарова, та самая заядлая бунтовщица, хулиганка, такая открытая, тихая и мягкая сейчас перед ней. Будто нагая. — Кристина,— шепчет Индиго, и берет любимую за руку, теплым взглядом отвечая на вопрос, кивая, утыкаясь носом в плечо. — Я скучала, — Захаровой плевать на звонок, плевать на то, что в любой момент сюда может зайти кто угодно. Она сжимает руку Лизы в своей, и все проблемы исчезают. — Я так скучала, Лиза, Лиза. Обе выходят с туалета, счастливые. Счастливые впервые за всю свою жизнь, улыбаясь так ярко, так искренне, будто сами ангелы посвятили их в свои молитвы. В голове одно— хочется поскорее прижать к себе родное тело, насытиться глазами друг друга, голосом, движениями и интонацией. Хочется жить, дышать и видеть, как вместе они пройдут все трудности, как закончится этот ад жизни. Кристина проводит ее до самой квартиры, но заходить не решается. Знает, что дома ждут, и лишь наконец целует Лизу, только вовсе не так, как в туалете. По особенному. По правде, Андрющенко кажется, что каждый из поцелуй будет особенным. Губами Захаровой не насытиться, ни в этой, ни в последующих жизнях. Кира ждёт ее, уже заварив чай. Смотрит, и видит, будто в глазах встроенный рентген. — Что?— их обыкновенная фраза, которая применяется в ситуациях, когда обоим нет времени до обычных вопросов. Лиза берет свой чай, ярко улыбаясь. — Мы начали встречаться, Кира. Медведева выпадает, кашляет, долго удивляется, материться, роется в карманах в поиске сигарет, курит. Смеётся, пока слушает влюбленные рассказы Лизы. — Надо же,— не заканчивает строить удивлённое лицо Кира, докуривая третью сигарету. — Правду говорят, если суждено, судьба до последнего сводить будет. — Она настолько невероятна, что мне хочется плакать, понимаешь? — и Андрющенко действительно чуть-ли не плачет, не веря, как так получилось. Как у нее случилось такое счастье. **** Брат исчез. Будто сквозь землю провалился. Кристина мечется, а мать наблюдает, скрывая слезы за очками. — Куда он ушел, куда? — Кричит младшая Захарова, скандалит, долго ругается. — Я не знаю, Кристиночка, я не знаю,— и мама все же плачет, не скрывая, а от этого Крис передёргивает еще больше. Только воспоминания про вкус губ Андрющенко помогают не взять наркотики с заначки, и не убить себя в сотый раз. Падают бутылки, но хочется помнить, что жить есть для чего. Может, так будет лучше. Без него. « Кажется, теперь я свободна, и от этого так пусто » — младшая понимает, что вряд-ли это продлится долго. Но без Него, некоторое время, она будет счастлива. Без алкоголя. С Лизой под боком, без просьб про новые позы, без мыслей про смерть. И Кристина плачет, забывается в теплых воспоминаниях дня, засыпает, свернувшись калачиком. И будит ее только сообщение, ласковое, то самое. спокойной ночи, любимая хочется целоваться, быть до последнего седого волоса, и Кристина понимает, что боится отношений, но Лиза это тот самый крестик, который перечеркнет прошлую жизнь, расписывая новую яркой, жизнерадостной, и прекрасной. **** Утро — чудеснее не бывало. Лиза заваривает чай, поет что-то под нос. Приближались холода, но Захарова обещала зайти перед школой. Андрющенко предвкушала встречу, и готовила любимые блинчики, что бы накормить Кристину. Стук в двери прозвучал, когда блины были почти готовы, так что индиго открыла с улыбкой на лице, целуя в щеку любимую. Так непривычно было делать обычные вещи для влюбленных, что обе смутились, но настроя Лиза не потеряла, приглашая Захарову на кухню. Та молчала, поедая прекрасное блюдо своей девушки, слушая ее рассказы о мелочах. —Так ты живёшь одна? — спрашивает крис, удивляясь, как она умудряется выживать. —Да, и я работаю на кладбище, — улыбается Лиза, видя, как кашляет Кристина, и нежно гладит ее по спине, что бы та медленнее жевала. — Кладбище? Серьезно? — продолжает удивляться девушка, не понимая, совсем не понимая Андрющенко. — Вот так, за то платят хорошо,— и Лиза замечает, как испачкалась Захарова, вытирая уголок губ любимой. Вторая удивляется, старается не противиться, а потом притягивает Андрющенко к себе, оставляя лёгкий поцелуй на губах. Улыбается. Счастливо, а глаза сверкают. Непонятное тепло, любовь, искрится в ее глазах, вырываюсь наружу. —Знаешь, Ден пропал,— абсолютно неподходяще выпаливает Кристина, и Лиза напрягается, молчанием показывая, что внимательно слушает. — И мне стало так легко. Но сначала, я так долго плакала, не понимала даже, почему. Это ведь хорошо. Никто больше не заставит стоять меня на коленях, и никто не напоит меня дешёвой водкой. Но все равно, понимаешь? Будто оторвали кусок, огромный кусок сердца. Я легла на спину и почувствовала, как слезы льются по бокам моих щек. И после этого стало так легко, так свободно. И я молюсь, что бы шрамы, оставленные ним, никогда не побеспокоили нас. —Я понимаю, Крис, — отвечает ей Лиза, тихо, и обнимает. Не крепко , но так, что бы Захарова поняла. Поняла, что девушка рядом.— Все будет хорошо, слышишь? Мы справимся со всем, вместе. Вместе. Как же странно, и одновременно естественно звучит это слово с уст Лизы. Будто они были вместе целую вечность, и никакие преграды не остановят их любовь. Хотелось верить, что так будет всегда, что они не разрушат идиллию мира. Кристина смотрит на часы. Ещё есть время до выхода. Так что она обнимает свою любимую, и смотрит, смотрит. Не верит, что все так хорошо. — даже солнце потеряло смысл, когда мою тьму озарила ты,— говорит Захарова, и замолкает в своих воспоминаниях, а потом долго и по детски прижимается к Лизе, будто боясь, что она исчезнет.