Ultraviolet (Ультрафиолет)

Перспектива уложить женщину в постель не была новой для него. Он оставлял голым почти всех, кого когда-либо хотел. Он был опасно сексуальным, и в особенности у женщин подгибались колени. Его привлекательность стала дополнительным преимуществом. За годы у него случилось больше вспыльчивых интрижек и браков, чем он мог вспомнить. Опять же, он был мертвецки пьян во время многих из них. Что изменилось? Теперь ему было не всё равно, и нельзя сказать, что он раз или два не испытывал подобного прошлом, но его любовь к сирене выражалась намного глубже. Были ли они друзьями? Шлёпень, да, были. Должны быть, потому что для такого парня как он, не доверяющему ни одной душе, кроме собственной, он хотел только её и разношёрстную команду, охраняющую его спину. После всего пройденного вместе дерьма, бегая, стреляя и танцуя на пути свержения Калипсо и Стражей Хранилищ, он поставил бы свою прекрасную жопку на то, что они останутся лучшими друзьями. Но теперь, ух, Амара засовывала руки под куртку и снимала её так быстро, что у него появилось шлёпаное ощущение, будто она использовала на нём каждую из своих волшебных рук, или, может, она обладала неким загадочным навыком фазового оголения? Он знал только, что она своими действиями сводила его с ума, однако внезапно спросила снова: — Ты уверен? Звучать неуверенно — не очень ей шло, и, сказать честно, ему тоже не шло походить на шлёпаного отсталого, короче говоря, черти, он трепался без умолку и лукавил с лучшими из лучших, включая восхитительных женщин, и всё же проявил себя тупее дверной ручки, да ещё с твердейшим стояком. Он с трудом выдавил невразумительное ворчание, которое, по-видимому показалось Амаре довольно приятным, раз она соблазнилась потянуть за козлиную бородку так, будто не беря во внимание, что она на нём росла. Затем она разгромила любой его шанс ответить своими пухлыми вкусными губами. Логика покинула его, — не то чтобы она у него была, — но он чертовски убедился, что зацеловал её, скрутив ей пальцы ног, и в объятиях закусал её губы, как нельзя лучше донося свои желания. Их руки проявляли меньшее терпение, наполнив напряжённый воздух каюты громкими звуками снятой кобуры и пряжек ремня. Её покрытые сталью перчатки с лязгом упали на землю, сопровождаемые контрастным глухим — кушака и запястников. Кожаный жилет с шипами отправился следом вместе в спешке сброшенным бежевым хлопком. Его проклятый бронекостюм стал единственной заминкой, по меньшей мере, до тех пор, пока Амара не зарычала в голодном отчаянии и не дала Зейну избавиться от него, и отшвырнула в сторону. Что он быстро простил и забыл, точно так же, как её неубедительноое оправдание для рубашки. У него была всего секунда, чтобы насладиться видом её напряжённых сосков через ткань. На фоне её смуглой кожи он казался шлёпано бледным, но этот контраст возбуждал. Её руки довольствовались его телом, как и он её, слегка касаясь, дразня от широких плеч до тонких мощных бёдер. Они задерживались на сетке шрамов, вдумчиво прослеживая путь некоторых из них. Его обширная карьера точно не обошлась без ошибок и неизбежных травм, и не удивился бы, если бы у Амары имелась собственная коллекция. Его телосложение называли пловцовым: с широкими плечами и узкими бёдрами. Если вам интересно, Зейн идеально помещался между чьих-либо ног. Его пальцы убеждённо и нетерпеливо дёргали края её джинс. Он остановился, чтобы подразнить впадину её пупка, лениво прослеживая изгибы живота, поднимающегося и опускающегося при её дыхании. Он почувствовал, как она старалась не лишиться самообладания от его убедительных действий, с усилием стягивая с себя сапоги и отпинывая их куда-то за себя. Он смягчился и встал на колени, помогая стянуть с неё джинсы, пока его глаза метались по соблазнительным сиренским завиткам тату. Зейн не упустил возможность нежно прикусить её пупок, а затем провести языком вдоль к её трусикам. Услышал, как у неё перехватило дыхание, а затем всё тело задрожало, когда кончики его пальцев задели тонкие женские лодыжки. Прикусив нижнюю губу, Амара сдержала улыбку, когда он поцеловал нижний край пупка — и снова. Ему было досадно, что она подавляла совершенно естественную реакцию на прикосновение его лицевых волос к её чувствительным местам. — Щекотно? — спросил он, и его единственный глаз засверкал с такой весёлостью, какой хватило бы для двоих. — Лучше остановись, пока тебе в лицо колено не прилетело, — предупредила она. — Справедливо, — посмеялся он. Зейн привстал, возвышаясь над Амарой, чтобы снять оставшееся нижнее белье. Его костюм, жизненно важный для защиты самого ценного имущества, легко скатывался вместе с брюками. Его мужественность выскочила с нетерпением, напряжённая в готовности, и Зейну пришла в голову мысль, возможно следовало быть более кротким, — если бы не любопытство сирены, если бы она осторожно не прошлась руками по его снежным лобковым волосам и не погладила бархатную толщину. — Удивлена, что у него нет глазной повязки, — задумчиво вгляделась Амара, вытащив озадаченный смех из глубины его точёной груди. Божечки, он обожал партнёрш, которые озадачивали его до чёртиков. — Не г`вори так про мелкого Зейна, — предупредил он, бросив на неё взгляд. — Он х`роший парень и хочет, чтоб ты знала, он один получает удовольствие от встречи с тобой*. Конечно, это было не так, но он не дал ей время вставить очередной комментарий. Их улыбающиеся губы встретились, его ловкий рот наклонился к её, соприкоснувшись носами. Одна её рука бережно почесала его бакенбарды, другая, прельстившись его предложением, осторожно проскользила от крупного основания к липкому кончику. Будучи бесстыдным человеком, он никогда никого не разочаровал. И знал, что находился в чертовски хорошей форме — не только для своего возраста. Все боевые шрамы, коих было много, только придавали ему индивидуальность и служили доказательством для половины того, через что он прошёл. А его член? Что ж, он говорил сам за себя, но разумеется, у него были все основания действовать так же уверенно. Кроме того, важен не инструмент, а умение им владеть. Он не лгал хвастаясь о том, что он один — человек армада. В то же время не похоже, чтобы он использовал реальную огневую мощь, которой был укомплектован. Для всего было своё время. Прямо сейчас стоило забыть обо всём, кроме его и её удовольствия. К шлепеням всё, что подумают другие, если узнают. К шлепеням завтрашнюю неловкость, когда в следующий раз они будут расстреливать бандитов и охотиться за артефактами из Хранилищ. Что касалось Зейна, он обхватил руку Амары, и ему нужно было быстренько разобраться с оставшейся одеждой, как настоящий кавалер. Он не придавал значение разнице в их возрасте. Значило лишь то, что они были двумя взрослыми, вступившими в связь по обоюдному согласию. И её предложила она, хотя он не стал бы, но будь он проклят, если не обрадовался тому, набросься она на него тигрицей. Коей она и была. Он поприветствовал её голодные губы и гладящую руку, и всё же… Он уже не в первый раз заметил, что их дело шло не совсем так. Словно её принуждали, но вместе с тем с сильным желанием с её стороны. Словно Амара изливала всю уверенность в действиях, чтобы заглушить волнение, потому что он не просил её об этом? Может всё так, ведь он не хватался за руль и не вёл их прямо по дороге секса, прямо как при использовании излюбленного Тачкомата? Может быть, несмотря на то, что она виновница произошедшего, она знала, насколько всё это вшлёпано. К счастью для неё, он любил шлёпаться. На самом деле, ему это очень нравилось. Тем не менее, ему не нравилось, что партнёршам не доставало уверенности. Что в этом весёлого? Возможно, Амара почувствовала его опасения, потому как при первых признаках его отстранения снова поцеловала его, расчёсывая пальцами его густоту его волос. Её волосы он приметил следом. Он свёл на нет попытку Амары выразить протест, пока его ловкие пальцы высвободили её стянутый хвост. Тёмные густые волосы упали на плечи, они предстали настоящим зрелищем. Он не припоминал, чтобы когда-либо видел их распущенными, и поблагодарил свои счастливые звёзды за такую прекрасную возможность. Отступив, он бросил на неё взгляд прикрытый похотью и хрипло, искренне произнёс своим провинциальным акцентом: — `кая прелесть. Он не упустил слабый румянец на её щеках* и неловкость, с которой она отвернулась, приглашая его укусить раковину уха и потянуть мочку резцами, бросив её в дрожь. Так же, как они совместно уничтожали Детей Убежища, они использовали эту сверхъестественную гармонию для избавления от нижнего белья. Амара развеселилась, увидев, как легко Зейн расстегнул её бюстгальтер одним движением запястья и помог высвободить из него плечо. Он ещё даже не коснулся пола, как руки Зейна стали приподнимать и мять её грудь, лицевые волосы щекотали, пока он двигался губами вдоль её шеи. Сделав шаг назад, он мозолистыми большими пальцами обвёл её затвердевшие соски, смакуя долгим и оценивающим взглядом. По правде говоря, он всегда больше предпочитал заднитцы, что не значило, что её чувствительные женские признаки не пригнали больше крови между его ног. Перестав восхищаться грудью, он согнулся и схватился за бёдра, вынудив Амару в любопытстве поднять брови. Затем Зейн привстал и поднял её — она засмеялась довольно и радостно, мускулистыми бёдрами обняла его талию, а покрашенными ногтями царапнула спину. Для своего роста Амара была тяжелой. Без сомнения, мускулистой и крепкой. Казалось, Зейна это не заботило, он был и так благодарен за то, что мог выкинуть всё из головы и сосредоточиться лишь на титьках, столь близких к его лицу. Прижав её к ближайшей стене, он спас свою проклятую спину, уставшую от многих лет драк и жёстких приземлений. Кроме того, позволил ловким рукам блуждать, прощупывать пальцами впадину вдоль по её позвоночнику. От его прикосновений она выгнулась, приглашая прижаться к упругой коже, её руки уткнули его лицо к ложбинке меж грудей. Столь прекрасные тёмные соски и столь отзывчивые на его дразнящий язык. Он готов был поклясться, что на вкус она напоминала какую-то иностранную пряность, которой он не мог насытиться; просто восхитительно, как её дыхание прерывалось, стоило ему посасывать её чувствительные места. Когда она толкнула его в плечи в призыве опустить её, он согласился, но только для того, чтобы заполнить ею свои ладони. Его большие тёплые ладони обхватили её грудь, мозолистые пальцы касались сосков, которые затвердели от его решительных движений. Он мягко ущипнул их, заставляя её ахать. Покатал их между большими и указательными пальцами, наслаждаясь её вздохами, а затем прошёлся подпиленными ногтями по ложбинке груди, упиваясь тем, как покрывалась мурашками её кожа. Между тем её руки занимались своим. Она обнимала его правой рукой, пока левой взвешивала и перебирала пальцами его мошонку, и, будь он проклят, если это было не мило. Она соблюдала осторожность, а может, просто отвлеклась на то, как он поглаживал её бока, завороженный татуировками, покрывающими половину её тела. В стремлении ободрить её Зейн прикусил её нижнюю губу и подразнил контур языком, приглашая погрузиться в него. Его рука искала её, подразнив одну, охватившую его тяжелый мешочек, и ведя другую охватить его ноющий ствол, чтобы показать серию резких заманчивых движений. Ей не требовалось много времени на изучение ритма и ускорения, и удовольствие от прикосновений усилились с её уверенностью. Он урчаще промычал и схватил женскую задницу. Опьянел от всей этой порочности, прижал ладони к её подтянутым ягодицам, совершенно не обращая внимания на жжение недавних шрамов. Благодаря спортивной форме у Амары были изгибы — так много и все на своих местах. В частности, её разведённые бедра пошатнули его защиту, будто в гавняшку расстрелянный Барьер. Тем не менее, он наслаждался её греховными формами, переполняясь чувствами от каждого дюйма её тела, до которого дотягивался. Наслаждаясь тем, как шелковистая кожа соседствовала с твёрдостью мускулов и как она розовела, когда льнула к нему*. Она была такой просящей, удивляющей даже его. Она распутно дёрнула бёдрами к его дразнящей руке. Его ноздри раздулись, почувствовав её готовность, влагу, пропитавшую ткань фиолетовых трусиков. Она чуть не закусила его губу, когда его пальцы знающе блуждали, раздвигая её половые губы через тонкий промокший материал. Тот прилип к её набухшим половым органам, когда Зейн стягивал его; она раздвинула бёдра в отчаянном согласии. Теперь Зейн ясно видел, что сиренские отметины проходили по всей длине тела. Сквозь рваную джинсовую ткань он видел отблески, но дальше своему воображению спуску не давал. Теперь в этом не было необходимости, но было великое множество соблазнов… и один манящий треугольник изящных волос, требовавший его внимания. Время дразнящих ласок прошло, не при темпе, заданном Амарой. Она была такая шлепенно мокрая вокруг двух пальцев, какими он скользнул в неё, её вожделение стекало по руке, когда он ловко проник и загнул свои ловкие пальцы там, где она хотела. Прижал их в месте поглубже, от чего задрожали её стенки, а его член умолял оказаться там. Он едва выдержал её чувственные стоны и то, как она прижалась к нему от удовольствия, ища высвобождения. И он выдержал, потому что должен был завести её сильнее. Жаждал, чтобы её бедра задрожали, а дыхание перехватило, когда он наконец, наконец-то провёл подушечкой большого пальца по её клитору, чувствуя, как он напрягся и заныл. С довольным мычанием он двигал пальцами по влажному кругу, его поцелуи сосредоточились на её ключице. Он посасывал, покусывал и наслаждался тем, как её пульс скакал под его губами. Боже, как он хотел довести её до оргазма, подтолкнуть её к краю, почувствовать, как она растечётся из-за него. Если бы между ними не было этого отчаянного подводного течения, он бы трахнул её пальцами как следует, и она намочила бы всю его кровать. Он адски надеялся, что позже появится возможность. Дерзкий ублюдок уже знал, что обольстит её. Те, кто ошибочно причислял мужчин к более грязному полу, явно не доставляли удовольствие женщине должным образом. Его ненасытная история жёсткой и основательной ёбли с обоими полами означала, что он в этом понимал. Он намеревался подвести Амару к краю, несмотря на то, что её тело сопротивлялось несомненно новым для него ощущениям, но, к его примерно одинаковому разочарованию и возбуждению, она остановила его прежде. Но он не посмел возразить её действиям, тому, как она толкнула его на кровать и последовала за ним с голодным рвением. Он готов поспорить, что в любом положении научит её паре приёмчиков. Кто он, чтобы оспаривать её желание взять всё в свои руки? Он чертовски хорошо знал, как активно участвовать в любой позиции, а если Амара хочет быть сверху, он совершенно не собирался спорить. Руки у Амары источали мощь, равно как и всё остальное, но не было похоже, что Зейн сопротивлялся. Тем не менее, от удара икр о кровать у него подогнулись колени, и он подчеркнул боль восторженным смехом. Подобно тигру, она бросилась оседлать его, плавными движениями её ноги собственнически сжали его. Она чертовски великолепна. Экзотична. И внешность не раскрывала её даже наполовину. Зейн все ещё был опьянён контрастом её цвета кожи с его: теплый карамельный, фиолетовый и шоколадный в сравнении с его белым известковым. Её кожа горела, и все же её зацелованный рот был ещё горячее — плавящим — он был убеждён, что воздух вокруг них вибрировал. И вот они здесь, вместе, гладили и тёрлись друг о друга, толкаясь и ласкаясь языками. Он так много хотел сделать, что его разум поплыл от вариантов. Он так скучал по женщине и так много хотел сделать с ней. Так много хотел узнать об Амаре, но при этом боролся с чувством крайней нужды в ней. Он решил, что будет лучше, пока их прижатые тела тёрлись друг о друга, позволить сирене сделать желаемое, — доказать, насколько бы ей этого хотелось. По его мнению, Амара вела себя так, как будто они только что уцелели в перестрелке и обязаны были потрахаться перед смертью. Проклятье, прошло немало времени с тех пор, как его член находился так близко к женщине. Он чертовски хорошо заботился о собственной жизни, чтобы отдавать приоритет сексуальных утехам. До того, как потребовалось истребить культ, он присматривал за своей спиной вместо того, чтобы покувыркаться с кем-нибудь. Заставив задуматься, насколько же он терпелив. — Знаешь, — хрипло начал он, с нетерпением протягивая руку, помогая двигать женские бёдра над своими туда-сюда, сводя обоих с ума скользкими прикосновениями эрогенных зон, — прошло совсем не малёха времени с тех пор, как мне так везло. К сожалению, в поисках Хранилищ и спасении вселенной остаётся не так мног времени, чтоб трахнуть напарника, не? Не то чтобы он планировал отстреляться раньше срока, но он предположительно проверял пресловутую температуру водички — и обнаружил, что она такая же влажная, как и Амара: промокшая, именно как ему и нравилось. В тот момент он пожалел, что у них не хватило терпения усадить её себе на лицо и правильно использовать свои красивые усы. При мысли об этом его член тряхнулся об их прижатые тела. «Ещё будет время», — напомнил себе Зейн. Если только они не затрахают друг друга до смерти. Тем не менее, он надеялся, что Амара прочитала его намерение: внушить об отсутствии реальных ожиданий — для каждого из них. — То же самое, — выдавила она со сбитым дыханием и отвлечённо. — На Партали никто не стоил моего времени. — Д`ладно, я оч польщен, — застенчиво признался он и подмигнул. — Зейн, прошу, — её глаза закатились; — закрой своё лицо. Она толкнула его вперёд на подушку, приподнимаясь на своих впечатляющих бёдрах. — Меньше болтовни, больше шлепотни, — выдохнул он, переполненный предвкушением. Как будто он хотел иначе. Во всяком случае, у него в голове не осталось слов. Да и кто он такой, чтобы спорить с сиреной? И всё же мозг у него остался — по крайней мере, когда он проверял его в последний раз, но конечно же шлёпано не сейчас. В предвкушении Зейн стиснул зубы, мышцы челюсти подрагивали, пока его руки в поисках опоры схватились за мощные бёдра Амары. Он мало что мог сделать, кроме как жаждать, откинувшись на подушки, и поддерживать её, не в силах подавить свой урчащий стон при виде её половых губ, расходившихся перед его головкой. Он почувствовал давление ее шёлкового тепла, стоило ей проскользить по стволу, и их тела напрягались от ощущений. Божечки, как же стенки прижимались к его внушительной длине, её киска уже дрожала от отчаянной потребности опустошить его! Он осознавал только влагу, плотный жар и роскошную тёмную кожу. Борозды подтянутых мышц. Тусклый манящий сиреневый цвет под её прикрытыми веками. Пухлые сильные губы и женщину, знающую, как ими пользоваться. И скрытый поток энергии, который едва вспыхнул, прежде чем загореться, подняв температуру жара, выступивший потом на их коже. У него едва глаз не закатывался от вида и ощущения её сверху, однако он всё равно видел только её. Потрясающую сирену, яркую и привлекательную с распущенными волосами, окрашенными в сюрреалистичный голубой. Полными блестящими губами и с плотно закрытыми глазами в выражении блаженства и сосредоточенности. Он хотел запомнить каждую деталь: нахмурившиеся густые брови, дрожащее дыхание, вырывавшееся из горла, когда она искала опоры кончиками накрашенных ногтей и медленно крутила тазом, приспосабливаясь к его длине. Зейн наслаждался этими моментами, смаковал, хрипло бормоча от удовлетворения. Увидев её во всей обнажённой красе с опущенными на плечи волосами и эротично приоткрытыми губами, он пересмотрел все свои ожидания от неё, как от сирены. Он приметил и радушно оценил оставшиеся на запястьях Амары браслеты. Круглые бусинки создавали ощущение, что те скользили и катились, глухо сталкиваясь вместе, пока она любовалась его грудью. И тот фиолетовый кристалл, светящийся, как эридий, в сочетании с плотной сеткой её подвески, создавал видимость одетости; поскольку оба так хотели пересечь эту стадию, что пренебрегли этими маленькими личными вещичками. Он вряд ли забудет этот волнующий опыт, но все эти её характерные элементы, когда он позже мельком заметит их во время их путешествий, вернут его сюда, в воспоминание о том, как он был внутри неё. Ему следовало игнорировать эти потенциальные отвлекающие факторы. Вместо этого он залюбовался сжатым между указательным и большим пальцами кристаллом, запоминая его форму. Затем своей другой мозолистой рукой охватил её твёрдую правую грудь, высвободив напряжённый сосок между своими ласкающими пальцами. Вероятно он выглядел чертовски глупо, пялясь на Амару с каким-то неземным очарованием. Он был убеждён, что никогда не видел ничего более горячего, чем волнистый, как стиральная доска, пресс и плавные изгибы выгравированных мышц, когда она стала скакать на нём. Поскольку они всегда находились на виду у любопытных глаз, он мог сознательно поклясться, что поглядывал на них с одобрением. Но теперь он смотрел на неё, на неё всю, разом, как только их тела нашли восхитительный ритм. Он хотел бы знать, почему ему уже стало так чертовски хорошо. Конечно, он пребывал в середине адского воздержания, но по собственной вине, раз он так никому не удосужился уделить время. Было трудно снять напряжение и расслабиться, когда все вокруг пытались его убить. Но со своим опытом он не мог отрицать ощутимую химию между ними — чувственный удар электричества, который они разделяли с каждым прикосновением, с каждым движением, от которого его бёдра тянулись в её влажное тепло и заставляли её мощные бедра дрожать, а её киску восхитительно сжиматься. Возможно так собой представлял секс с сиреной или, может быть, возникло какое-то внутреннее влечение, когда она неохотно присоединилась к нему в бестолковом, глупом танцевальном начатом им представлении. Когда она наконец расслабилась. Как бы то ни было, Зейн хотел большего, а её тело увлекало его, шлёпающие звуки сопровождали их касающиеся во всё нарастающем ритме бёдра. Благодарно застонав, он сдался перед непосильной потребностью ощутить её развязную, но пластичную грудь в своих сильных руках. Когда она прыгала вверх и вниз, наполняя обоих восхитительным ощущением, он сжимал их, жаждал их, подтягивался, чтобы попробовать твёрдые чаши с темными сосками. Приподнимал свои бёдра, упираясь головкой члена в те приятные места, от которых её ноги дрожали, а дыхание прерывалось. Почему он сих пор не пришёл в себя, он не понимал, но стоило это изменить. Свободной рукой он легко проскользнул вдоль изгиба татуированного таза, умелым движением оказался между её дрожащими бёдрами, чтобы надавить на ноющую жемчужину клитора. Эффект последовал мгновенно — приливная волна, вызванная прикосновением, накрыла Амару, и она запрокинула голову, рассыпав взлохмаченные волосы. Её киска сжалась, каскад безмолвных похвал заполнил его уши, возбуждённая грудь живо покрылась потом. — Прод`лжай, — хрипло настаивал он. Его собственное тело жаждало освобождения, но будь он проклят, если кончит сейчас, как бы маняще ни звучала сирена. Она оказалась более ненасытной, чем он полагал, её бедра усерднее прижались к нему, а на её лице появилась улыбка явно довольная и дикая. И даже после он со сноровкой гладил и кружил над её сладким пульсирующим пучком нервов. Он прекратил, почувствовав, что она стала чрезмерно возбуждённой, и, наоборот, увеличил усилия, когда её дрожащая кисла умоляла его. Другой рукой он схватился за женскую задницу и с нетерпением направлял её движения. В свою очередь она склонилась к нему, и густая завеса из волос поглотила их. Он вдохнул в неё, когда их губы встретились, и услышал её мурлыканье в сплетении их языков. Хотя именно его придавливали к кровати, а изношенные простыни прилипали к его влажной спине и спутанным волосам, она прижалась своей грудью к нему и просила кожей. Она впивалась пальцами в его бледные волосы, влажная, тяжёлая, со светящимися аквамарином выразительными отметинами на теле. Она стонала, явно не заботясь о том, слышат ли все на борту Убежища, чем они занимались. И он задыхался, тяжело вдыхая грубые ласки её губ, в то время как их языки сцепились в битве за превосходство, чередуя сосательные и облизывающие движения, и он не придавал шлёпаного значения тому, кто победит, потому что он находился прямо здесь, в этой стиснутой, дрожащей сердцевине женского тела, обоими руками вцепившись ей в бёдра. Вместе они звучали так, будто только преодолели каждый этаж Прометеи на полном ходу. Лучшее упражнение из всех, что знал Зейн. Но его решимость сходила на нет, Амара переполняла его ощущениями от откровенных звуков её доильной киски и влажных шлепков их сталкивающихся тел до подпрыгивающих грудей во время их траха. Он не сдержал напряжение в голосе, как ни старался, он сжал челюсти и напряг мышцы лица в преддверии удовольствия. Спросить партнёра было долгом кавалера. Для вопроса было как время, так и настроение. — `Мара, — прошипел он, и почувствовал, как морщинки у глаз вороньими лапками углубляются в преддверии высвобождения, — не возражаешь, есль я? Он почувствовал, как она сжалась от страстной глубины его голоса, горящая дрожь пробежала по спине, но он всё же сдерживался, стиснув зубы. Он бы продержался дольше, если бы пришлось, но ему шлёпано не хотелось. Даже неземное свечение спиральных отметин Амары, горящих заметно ярче, не отвлекло его от физических потребностей. И он доверил ей решить, как ему стоит закончить, что соответственно сойдётся с её желаниями. То, что она обняла его ногами и впилась ногтями в волосы на его груди, стало доходчивым согласием. Зейн Флинт гордился своими раскованностью и в то же время эмоциональностью, и не видел ничего плохого в том, чтобы озвучивать удовольствие, испытанное с партнёром, желание гортанно и глубоко постонать, непосильное. Её разрешение, выраженное скулежом и умоляющим телом, было достаточно, чтобы подтолкнуть его к наивысшему удовольствию. Короткое и резкое дыхание врезалось в его ухо, и она прямо там с ним, тёрлась об него, когда он выгнул свой таз и ворвался в неё с отчаянными ругательствами. Его член разбух и задёргался, и она застонала, растворяясь во влажном тепле, накачивающем её изнутри. В такие божественные моменты не существовало ни войн, ни Хранилищ, ничего. Только они вместе, поглощённые природным пульсирующим блаженством, потерянные в муках чувств. Произведённые ею звуки он припомнит, когда стихнет стрельба… или при новой встрече, заново пережить удовольствие, прижав её где-нибудь к тонкому матрасу. С благодарным мычанием они в поту навалились друг на друга, внушительное тело Амары снизошло до довольного желе, а его собственные чувства успокоились, что не бывало уже слишком долго. Последующие минуты состояли из прерывистого дыхания и постепенного охлаждения с высыхающим потом на их телах… и ощущения, как его семя капало между ними. С удовлетворением потребности всё вдруг стало… неловким? Не совсем подходящее слово. Смущающим? Опять же, не совсем. Зейн никак не мог взять в толк, каков был план, но и не особо беспокоился. Он отдал сирене право решать, поскольку она до сих пор хорошо справлялась… и поскольку их текущее состояние было весьма обнадёживающим. Будучи удивительной женщиной, Амара не вписывалась в типаж девок, которых он трахал. Как мужчина, у которого состоялось больше перепихонов на одну ночь, чем следовало бы, он понимал, что её не стоит помещать на полку среди них. Ввиду мимолётности влечения он почти не помнил их… но сирена была его напарницей. Кроме того, подругой. И если она позже запротивится вновь пошпёхаться, ему придётся снисходительно это принять. Он бы смог. Ему было не свойственно серьёзно относиться к отношениям, если только они подразумевали всё разорвать и сбежать, чего он не собирался делать с кем-то из своей группы. И делать из мухи слона он просто не мог — не в его правилах — и Амара наверняка знала. Тем не менее, они лежали на кровати молча, словно с завязанными языками: оба не созданы для подобных моментов, не предназначены. Он ожидал, что она откатится в сторону, и они оба какое-то время пристально поглазеют в металлический потолок. Или он в конце концов сломает напряжение какой-нибудь хитрожопой остротой, и они снова станут самими собой. Вместо этого Амара разлеглась по его груди, прижавшись щекой к серебристым волоскам. Он больше почувствовал, как она бормотала, чем слышал, так как его сердцебиение все ещё замедлялось после недавнего веселья. Одна мысль об этом в сочетании с ощущением, как его сперма капала на него из только что вытраханной щели, поддела его живот горячим крючком похоти. — Ты не уедешь без меня и остальных, — твёрдо отрезала она. — Неважно, собирался ты нам рассказать или нет, у твоей старой задницы нет выбора. Моргнув, Зейн почувствовал, как брови без его воли приподнялись от удивления. Так вот в чём было дело? Подняла ли Ава эту тему в разговоре с Амарой или последняя выпытала из лучших побуждений у наивного командира? Его первой мыслью было игриво шлепнуть Амару по накачанной заднице, но остановил себя. Не хотел, чтобы она чувствовала себя дешёвкой, поэтому заговорил рассудительным тоном. Он не хотел, чтобы она о чём-то сожалела. — Есть мног других способов удержать мня, девочка. — Разве? — возразила она, подняв к нему лицо с сощуренными сиреневыми радужками. — Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю. Давай кое-что проясним: я пришла по собственному желанию. — Считай, я удивлён — точно не ожидал. Всегда думал, ты сражаешься исключительно за другую команду, — честно признался он. Судя по выражению лица Амары, он явно не первый, кто выдвинул это предположение. Затем его гордость не могла не спросить, понизив тон голоса до довольного дразнящего: — Как давно ты захотела чпокнуться со мной? С тех пор, как увидела мью шикарную мордашку? В согласии с собой Зейн сверкнул сирене своей самой рисующейся ухмылкой. Она фыркнула немедленно, явно предвидя этот дерзкий поворот событий. — С тех пор, как захотела, парниша. Это всё, что нужно знать твоему эго. — Очевидно, другие части мня хотели б знать, — хрипло донёс он, а затем ему пришлось спросить: — Это разовое мероприятие иль мне можн возбудиться, когда ты снова постучишь в мью дверь? Что предполагало, не он будет стоять у её двери, полагаясь на свою выразительную красоту. — Оставь открытой, — предложила Амара с лукавой улыбкой, её великолепие действительно ошеломляло. И он считал так не просто потому, что ещё кайфовал от хорошей тщательной шлёпли. — Или приходи ко мне. Может быть, так будет лучше, поскольку мы с Моуз не соседки. Возможно, она права. Юный стрелок с большей вероятностью поднимет в разговоре шумиху об их подозрительной активности — и поднимет ли? Или З4ЛП, будучи ИИ и следовательно лишенный базовых концепций человеческой частной жизни, прокомментирует их намерения воспроизводства? Посмеиваясь про себя, Зейн вздохнул, когда пальцы партнёрши лениво проследовали по очерченным выступам его живота, опасно приближаясь к густоте волос, окружающих его размякшее мужское достоинство. Оно подёрнулось в ответ, мелкая жемчужина всё ещё свисала с кончика. — Спокойно, тигрица, — высокомерно предупредил он, почувствовав её улыбку на своей коже. — Дай старику отдышаться. Он не испытывал в этом необходимости, но не был уверен насчёт неё. При переполняющем довольстве Зейн уловил намёк, что они оставят свою интрижку при себе. Он не возражал, его практически невозможно оскорбить, и он понимал её потенциальные опасения против открытого заявления о том, что они прыгали друг на дружке. Тем не менее, самонадеянно считать всех в Убежище не в своём уме. Если они и не слышали о сексуальной активности, Зейн с Амарой неизбежно засветились на радарах, так как понимали принцип распространения звука на стальном судне. Услышав облегчённый вдох Амары, он большим пальцем нежно провёл по её лопатке и насладился её одобряющим мурлыканьем. — Ага, — он проурчал в согласии, запоздало отвечая ради удобного момента. — Если они свяжут вместе звуки, к`торые ты издавала в мьей каюте, мы скажем им, что я нашёл убежище внутри сирены. Дадим им знать, что я уже ограбил его и не поделился, потому что оно было слишком х`рошим для них. Она вздохнула ровно, но смущённо. — Так бы им и сказал, правда? Риторическим был вопрос или нет, Зейну не было нужды отвечать. И замечание, которое ему не терпелось сказать, будет не так уж далеко от правды, не так ли?