Зимние цветы

Вечером Гонхак появился на пороге квартиры Ёнджо. — Нужно поговорить, — сказал он хмуро, когда Ёнджо открыл ему дверь. Старший посторонился, пропуская друга в квартиру, Гонхак прошел, на ходу снимая пуховик, сбросил его на банкетку, разулся и прошел в гостиную, откуда доносился приглушенный смех младших, смешанный с голосами актеров из телевизора. Дончжу и Хванун играли в «Падающую башню» сидя на полу, без особого энтузиазма, просто, чтобы занять время до ужина. Сегодня была очередь готовки Ёнджо. — В чем дело? — спросил его Ёнджо, следуя за Гонхаком, младшие обернулись к ним, Дончжу вздрогнул, рука его дернулась и башня из деревянных брусочков рассыпалась по паркету. — Это не считается, — быстро сказал Хванун, сгребая бруски к своим ногам. Дончжу уставился на Гонхака, на лице его ожидание смешалось с тревогой. — Хён, — позвал он нетерпеливо, не двигаясь с места, его пристальный, пытливый взгляд жадно скользил по чужому лицу. — Есть… новости о моем брате? Гонхак сглотнул, ощущая липкий ком в горле. Он знал, что когда придет сюда, Дончжу начнет спрашивать его о том, что с его братом, но Гонхаку нечего было ответить, кроме того, что Донмен переведен в медицинский блок Сеульской базы. Он знал, что Дончжу ждет от него информации о том, как скоро Гонхак сможет вывести брата Дончжу, но Гонхак не мог этого сделать, даже если бы очень захотел. Это было слишком опасно, в первую очередь для него самого. — Почему ты не сказал мне, что вы близнецы? — спросил он вместо этого, избегая ответа на вопрос, потому что предполагал, какая реакция могла бы последовать, ответь он правду, и потому что, если быть честным, безопасность Дончжу волновала его куда больше, чем судьба Донмёна, как бы низко и отвратительно это не было. Дончжу моргнул. Он выглядел застигнутым врасплох, так что сначала он промычал что-то невразумительное, потом растерянно ответил: — Я… Не знаю. Разве я этого не говорил? Наверное, просто не было подходящего повода. Его слова звучали вполне искренне. Должно быть Дончжу настолько естественно воспринимал тот факт, что они с братом являлись близнецами, что ему даже в голову не пришло говорить об этом Гонхаку. Гонхак обернулся к Ёнджо. Старший выглядел встревоженным и причина его тревоги была очевидна, так что Гонхаку ничего не пришлось пояснять. — Я попробую помочь с паспортами, — сказал он тихо, хотя пока еще сам не знал что именно ему делать, но у него все же было определенное влияние и связи, которыми он мог воспользоваться, хоть это и не было безопасно. Это было тем шагом, на который Гонхак мог бы решиться, если бы ситуация стала по-настоящему критической, но пока что у них был более безопасный выход. — Дончжу должен покинуть Корею немедленно. Если «База» узнает, что они близнецы… Ёнджо метнул беспокойный взгляд на младшего друга. — Они начнут его искать, — кивнул он поняв, к чему клонит Гонхак. Дончжу поднялся на ноги. — А мой брат? — спросил он снова, глядя поочередно на каждого их них, пока взгляд его, наконец, не остановился на Гонхаке. — Ты ведь сможешь вывести его с «Базы»? Я знаю, что прошу тебя очень о многом, хён, но ведь у тебя есть способ сделать это? Ты выведешь его, Донмён может побыть здесь, пока не будут готовы паспорта, а они будут готовы уже скоро, и тогда мы с ним вместе покинем страну… В его голосе было столько надежды, что Гонхак почувствовал себя последним мерзавцем, когда ему вновь пришлось увиливать от ответа на заданный вопрос. Он обернулся к Дончжу и сказал медленно, подбирая слова: — Дончжу, главное сейчас, чтобы ты как можно скорее покинул Корею. У нас не так много времени до того момента, как «База» узнает, что вы с братом близнецы, и как только они об этом узнают — тебя объявят в розыск. Я сделал все, что мог, чтобы потянуть время, но ты не можешь так рисковать, оставаясь в Корее после получения документов. Дончжу уставился на него почти обиженно, между бровей у него пролегло две глубоких морщины. — Но мой брат, — пробормотал он растерянно, — ты не понимаешь. Я не могу улететь без него. Гонхак сглотнул. — Вопросы с твоим братом придется решать позже, — ответил он сухо, в надежде, что Дончжу наконец оставит эту тему. Дончжу закусил нижнюю губу и принялся грызть её. В гостиной повисла напряженная тишина. Ёнджо осторожно сказал: — Если дела обстоят так, как сказал Гонхак, то вам с Хвануном нужно начинать готовиться к отъезду, Дончжу. Тебе стоит съездить в университет и забрать документы, пока есть такая возможность. Нужно снять деньги с твоего счета и открыть счет в японском банке, я планировал подыскать для нас квартиру чуть позже, но… — Я дождусь, когда ты выведешь брата, — сказал упрямо Дончжу, перебив старшего. Казалось, он вообще не слушал, что говорил им Ёнджо. Ёнджо замолк, а Гонхак, к собственному ужасу, не смог сдержать раздраженный вздох. — В чем дело? — спросил Дончжу, мгновенно уловив чужое раздражение. Он всегда был чувствителен к таким вещам, так что в его голосе тут же поселилась тревога. — Ты ведь выведешь его? Я знаю, что Донмен подал документы для японского паспорта и визы, так что они тоже должны быть скоро готовы. Если тебе удастся потянуть еще немного времени, всего пару недель, больше не нужно, мы получим паспорта и сможем покинуть Корею. Гонхак опустил голову. У него больше не было сил врать или уходить от ответа, потому что Дончжу не хотел слышать никакие разумные доводы, а у Гонхака не было слов, чтобы переубедить его. Он сказал, в последней попытке, чувствуя отчаяние оттого, что не может избежать ситуации, в которой, к собственному огорчению, он оказался: — Дончжу, я хочу, чтобы ты покинул страну как можно скорее. Так будет лучше для тебя. Я уже сказал, как только «База» узнает, что вы близнецы — тебя объявят в розыск и я не смогу этому помешать. Твоя безопасность сейчас важнее… Дончжу посмотрел на него и во взгляде его читалось то, что Гонхак так боялся увидеть. Он пошатнулся, отступив назад, словно ноги его вдруг встретили невидимую преграду, опустился на диван, сгорбившийся и оттого ставший меньше, худее, и спросил противясь собственным словам: — Ты… Собираешься вывести моего брата с «Базы» или нет? Гонхак сглотнул и промолчал, не в силах произнести очевидное, но это молчание и было ответом. Дончжу опустил раскрытые ладони на собственные колени, пальцы у него подрагивали, голова была опущена, так что Гонхак не мог видеть выражение его лица. — Есть ведь какой-то способ, — пробормотал Дончжу глухо, отказываясь верить в очевидное, — ты ведь… Ты ведь знаешь систему «Базы», ты уже подделывал списки, может быть можно подделать их еще раз, удалить имя моего брата из реестра носителей… — Это невозможно, — ответил Гонхак. — Почему? — спросил Дончжу. Голос его дрожал. — Данные твоего брата переданы в лабораторию, — сухо сказал Гонхак. — Я не имею к ним доступа, Дончжу, прости. Я ничего не могу сделать. Дончжу поднял на него взгляд, на лице его застыло напряженное выражение детской растерянности, смешанной с разочарованием. — Ты мне обещал, — сказал он с нажимом, — ты обещал мне, что выведешь его, хён, ты сказал мне… — Что сделаю все, что в моих силах, — ответил ему Гонхак, хоть он и старался произнести это как можно мягче, но голос его прозвучал отстраненно и холодно, — Дончжу, я правда сделал все, что мог, чтобы помочь тебе. Мне очень жаль, что так вышло с твоим братом… Дончжу нахмурился и когда Хванун сел рядом с ним, чтобы утешить, он отстранился, отодвинул его руку почти безотчетно, не желая принимать чужие прикосновения. Он уставился на Гонхака тяжелым, пронизывающим, пристальным взглядом и снова сказал: — Ты обещал мне, хен, что выведешь моего брата с «Базы». — Я ничего тебе не обещал, — произнес Гонхак резче, чем следовало бы. На лице Дончжу растерянность сменилась страхом, отчаянием, когда он понял, что все его ожидания были пустыми, что то, на что он надеялся, на что он рассчитывал, не сбудется, что он обманывался или был обманут, потому что Гонхак сказал, что он сделает все, что сможет и, возможно, это действительно было так, но это был не тот результат, которого так ждал Дончжу. Так что он почувствовал страх, отчаяние и гнев, на Гонхака, на самого себя, на все происходящее и это заставило все внутри у него взорваться, потому что эмоции, которые он испытывал были слишком сильными и яркими, чтобы сдержаться. — Ты мне обещал! — требовательно сказал он, хотя не собирался быть таким неуважительным и громким, но слова вылетали из его рта вопреки его собственной воле и в конце концов он закричал: — ты обещал мне, что вытащишь моего брата, хён! Какого черта?! Какого черта ты пообещал мне, что вытащишь его, если не собирался этого делать?! По-твоему, это смешно?! По-твоему, это, мать твою, было правильным, обещать мне то, чего ты не собирался делать?! Зачем ты соврал мне, что поможешь, если не собирался помогать?! Отвали от меня! — последняя фраза была адресована Ёнджо, который приблизился к нему и попытался коснуться, но Дончжу оттолкнул его прежде, чем принял осознанное решение сделать это. — Дончжу, тебе стоит успокоиться, — примирительно попросил тогда Ёнджо, Гонхак сказал: — Мне действительно жаль, Дончжу, если бы я мог… — Заткнись! — рявкнул на него Дончжу злобно и в эту секунду во взгляде его не было ничего кроме ненависти, от которой у Гонхака по плечам поползли мурашки. — Проваливай! Вали отсюда! Видеть тебя не могу! Убирайся, между нами все кончено! По-твоему это было честно, так поступать со мной?! Убирайся и не вздумай больше появляться здесь, Ким Гонхак! Я не хочу больше видеть тебя никогда в жизни! Он продолжил кричать на него, бессвязно, заполняя паузы между словами всхлипами и судорожными вдохами, в то время, как Гонхак чувствовал, как с каждым словом Дончжу внутри у него все больше разгорается гнев, обида и боль, переполняющие и опустошающие его, и он ничего не мог сделать или даже возразить, так что единственное решение, которое он смог принять, обуреваемый раздражением на Дончжу, на себя, на все происходящее — это простой уйти. Он вышел из гостиной, всхлипы Дончжу, голос Хвануна, пытающийся успокоить его сопровождали Гонхака на каждом шагу, обулся, прихватил куртку и вышел из квартиры, игнорируя все попытки Ёнджо остановить его, чтобы как-то исправить ситуацию. Внутри у него царапались боль и гнев, переворачивая и терзая грудную клетку. Гонхак спустился по лестнице вниз и пешком направился к машине, глотая ртом холодный зимний воздух. Слова Дончжу о расставании не выходили у него из головы и, как бы горько это ни было признавать, ему некого было в этом винить кроме самого себя.