***
Нин Гуан совершенно не выглядит уставшей, хотя она была занята почти весь день. Эта женщина определённо умеет казаться бодрой и дурно влияет на своих помощниц. Нет, Чжун Ли не нужны люди, не считающие свои обязанности в Ли Юэ неважными, но он и не хочет, чтобы они страдали. Условия труда всегда являются едва ли не самым важным критерием верности, и Моракс не имеет права просто молча наблюдать за тем, как его работники готовы трудиться хоть целый день, если это потребуется. — Вы полагаете, что я совершаю ошибку, верно, госпожа Нин Гуан? — спокойно интересуется Чжун Ли, задумчиво постукивая пальцами по золотой голове венчающего трость дракона. Воля Небес медленно качает головой. Кажется, она занята иными мыслями. Что ж, Чжун Ли не собирается требовать от неё ответа. — Даже если это так, — неожиданно говорит Нин Гуан после долгого молчания. — Вы её исправите, Моракс. Мужчина вынужден согласиться. Да, если это так, если Чайльд всю дорогу лгал ему, а он поверил, что ж, он успеет всё исправить. Не имеет права не исправить. Однако ни Адепты, ни Нин Гуан не знают, что убить этого мальчика он все же не сможет. Уже слишком поздно, чтобы его рука могла подняться на такое.***
Тарталья фыркает, но не вырывается. Он просто молча позволяет Осиалу сжимать его локоть подрагивающими от напряжения пальцами. Спасибо, что он всё же додумался не тащить Чайльда так через весь свой дурацкий клуб, иначе юноша уже не мог бы отвечать за сохранность своих несчастных суставов. Хотя, конечно, вряд ли он получил бы что-то большее, чем обычные синяки. — Что ты мне сказал? — бормочет Осиал, быстро пробегая глазами все бумаги, лежащие на его рабочем столе. — Какого чёрта… — Что я сказал? — переспрашивает Чайльд, не в силах устоять перед искушением добавить в слова нотку сарказма. — Я молчу уже больше десяти минут. — Ты сказал, что добудешь печать, — шипит Осиал, отпуская наконец локоть молодого человека, но стоя всё ещё слишком близко, чтобы Тарталья мог быть спокоен. — Что ты мне дал? Чайльд быстрым движением пожимает плечами. Он хочет опустить глаза, чтобы больше не сталкиваться с морозной бурей во взгляде Осиала, но не осмеливается. Он не сделал ничего дурного, а потому должен быть достаточно храбрым. Нет, этот мужчина никогда не узнает его мыслей и переживаний. — Понятия не имею, — отвечает Тарталья чуть слабее и глуше, чем хотел. — Я передаю то, что получил от Нин Гуан. Откуда мне вообще знать, что нужно? «Любая печать согласия» звучит несколько размыто, разве нет? — Ты издеваешься? — звенящим от голосом спрашивает Осиал. — Печать согласия, идиот! Мне нужна печать, принадлежащая Адепту! Чайльд вновь жмёт плечами. Он колеблется между проявлением оскорблённой невинности и притворным страхом. И то, и другое кажется ему слишком глупым для происходящего. — Что это? — выплёвывает Осиал, кидая быстрый взгляд на лежащую на столе печать. — Что? Тарталья облизывает губы. Он не сопротивляется, когда мужчина сжимает его плечи и встряхивает, будто надеясь выбить из него ответ силой. — Понятия не имею, — едва одолевая слабость, зарождающуюся где-то в горле, отвечает юноша. — Нин Гуан дала мне… — Прекрасно! — прерывает оправдания мужчина. — Она смеётся над тобой и надо мной тоже. Как ты можешь не понимать… — Я ничего не понимаю! — восклицает юноша, теряя терпение. — Как я могу не понимать? А откуда мне знать, что именно нужно? Я же ничерта не знаю о том, как устроены дела в Китае. Почему она не подходит? Осиал молчит. Он смотрит куда-то в стол, за спину Чайльду, и молодой человек не хочет ничего проверять. Он просто сжимает деревянный край так, что белеют костяшки пальцев, и тяжело вздыхает. Гнев, как и желание скинуть с себя чёртовы руки, ему не помогут. Нет, нужно быть умнее, нужно быть выше этого, если он хочет сегодня провести остаток дня спокойно. — В чём дело? — спрашивает юноша, упрямо не смотря на держащего его мужчину. — Ты издеваешься? — цедит Осиал. Тарталья резко мотает головой, не поднимая глаз. Он не чувствует себя задетым в лучших чувствах, но предпочитает притвориться таким, чем просто едва удерживающимся от желания избавиться от подобного общества. — Госпожа Нин Гуан, да? — интересуется мужчина, отчётливо выговаривая каждое слово. — Она украла для тебя эту печать? Именно эту. А потом почему-то уговорила Моракса дать тебе трость, чтобы старина Осиал занервничал… Осиал неожиданно отступает. Чайльд даже поднимает голову, удивлённый и счастливый, что больше нет нужды терпеть этого человека настолько близко к своему телу. Нет уж, спасибо, он имеет право хоть раз в жизни попытаться избежать связи с каким-то придурком после всего, что уже успел пережить. Тарталья молчит, ограничиваясь наблюдением. Он понятия не имеет, какие мысли роятся в голове Осиала, но подозревает, что одни лишь догадки способны спасти его. Где-то его расчеты были неверны, Чайльд ощущает это всей своей кожей, и причём настолько неверны, что в этот раз ошибка может обойтись ему дороже, чем когда он доверился Синьоре. Юноша ожидает чего угодно, хоть бы и очередной тряски, однако Осиал умудряется удивить его. Резкий, слишком быстрый и точный для человека ниже ростом и полнее удар в челюсть выбивает у Тартальи почву из-под ног на несколько мгновений, за которые он мог бы многое успеть. По крайней мере, Чайльду так кажется, когда он едва покачивается на ногах и прижимает руку к горящему месту, молясь всем богам, каких он только знает, чтобы с его костями ничего не произошло. Уж лучше гулять с раскрашенной всеми цветами радуги щекой, чем остаться без необходимой помощи в доме врага. — Ты всё знал, — выплёвывает Осиал, на этот раз хватая юношу за воротник рубашки, а не плечи. — Ты всё знал и молчал! Весело тебе было находиться здесь, а? Весело? Ты, блять, очень веселился, когда продавал все мои секреты Мораксу! Чайльд отстраняет своё тело как можно дальше, вжимаясь в стол настолько, что ему кажется, будто его край отпечатался в мышцах навсегда, и яростно пытается понять происходящее. — Что? — спрашивает он, сводя брови. — Что за… что за ерунда? Я никого… Осиал сжимает воротник и встряхивает юношу так, что ткань рубашки впивается ему в кожу. — Ты уже достаточно раз лгал мне, — говорит мужчина, смотря на Тарталью полными ненависти глазами. — Я не поверю больше не одному твоему слову. Ты думал, что останешься без наказания, раз смог продать свою дырку подороже? Ну и где твой Моракс сейчас, а? Где он? Очень помогает? Тебе следует молиться, чтобы это было так. Потому что в противном случае я за твою жизнь не дал бы вообще ничего. Чайльд даже и не знает, что именно заставляет его кровь вскипеть настолько, что никакие соображения уже не могут сдержать вспышку его гнева. Он лишь успевает понять слова Осиала, понять, что оскорблён не только он, но и Чжун Ли, а через секунду уже обнаруживает, что толкает этого низкого, но сильного мужчину в предплечья с такой ненавистью, что мог бы и опрокинуть. Осиалу ещё везёт, что он крепко стоит на ногах, а иначе бы уже Тарталья ничего не дал бы за его жизнь после столкновения маленького резного столика и затылка мужчины. Да кто он вообще такой, раз считает себя вправе рассуждать об отношениях Чайльда с Чжун Ли? Что он вообще может знать? Жалкая букашка, уже давно затравленная, видно, почувствовала слишком много свободы и обнаглела, лихорадочно думает юноша, яростно сжимая кулаки, чтобы не ударить снова. — Вот как? — едва ли не шёпотом, нажимая на каждое слово, спрашивает он. — Вот как, господин Осиал? Ну, Вы-то никогда никому не лгали, верно? Да? А что же Вы не верите ни единому моему слову? Ни единому! Я действительно ничего не совершал, но какой-то старик, видимо, лучше меня понимает, что я делал, а чего не делал. Каждый раз… почему каждый раз, когда я никого не предаю, почему-то именно Вы оказываетесь главным моим обвинителем, а? Может быть, дело в Вас, господин Осиал? Может быть… Дверь негромко открывается, но и этого звука достаточно, чтобы юноша остановился. Он с бессильной яростью поворачивает голову, одновременно благодаря и ненавидя того, кто нарушил их уединение. Он должен взять себя в руки, должен, если хочет ещё выжить. Какой толк говорить все эти глупости? Разве можно уже хоть что-то объяснить? Бешт складывает руки на груди и делает осторожный шаг вперёд, будто сам кабинет её мужа пропитан сатанинской энергией. Впрочем, наверное, так и есть. Вряд ли два человека, определённо собирающихся подраться, сильно подогревают чьё-либо желание войти. — Что здесь происходит? — холодно интересуется женщина, жестом указывая нескольким сопровождающим её войти. Чайльд только фыркает и делает шаг в сторону. Он хотел бы откреститься от всего, что успел сделать и наговорить, но с сожалением понимает, что ничего уже не выйдет. Остаётся только стоять послушной овечкой, чтобы не схлопотать пулю от кого-нибудь из головорезов Осиала. — Я видела печать, — уведомляет Бешт, замечая движение мужа к столу. — Видела? — тупо спрашивает Осиал. — Ладно. Тогда ты должна понимать, что… — Успокойся, — прерывает его жена. — И убери мальчишку. Ему достаточно знаний. А если после всего ты веришь, что он не понимает китайский… Бешт не заканчивает предложение. Что ж, Тарталья хотя бы благодарен ей за то, что не получит ещё бóльшую трёпку. Лучше отсидеться где-нибудь как мышка, чем продолжать кричать о своих правах. Кто вообще станет его слушать? Юноша молится, послушно позволяя двум людям вести его по коридору, чтобы эти два отвратительных создания не задумали его убить. Пускай делают что угодно, но он должен дожить до завтрашней ночи. Он обязан сделать это не только ради семьи. Теперь это его долг и перед Чжун Ли. В конце концов, он ведь обещал себе не спать.