Золотой дракон

      Тарталья входит в небольшое здание, отведённое Похоронному бюро искомой им Ху Тао, только после получаса бесплодного таскания по этому району. Видно, никто не рассчитывал, что в этом чёртовом городе на этой чёртовой улице возникнет как из-под земли некий гражданин, понимающий по-китайски только нецензурные выражения, и те в искажённом виде и лишь на слух.       Впрочем, наверняка все вывески — грубейшие из возможных ругательств, решает Чайльд, понуро склоняя голову и дожидаясь, пока дверь за ним с шумом захлопнется. — Госпожа Ху Тао, — говорит он по-английски уже напуганной девушке, сидящей за стойкой, и постукивает телефоном по столешнице, наклоняясь для пущей убедительности.       Она открывает рот и произносит несколько быстрых звонких фраз, от которых юноша отмахивается, как от назойливой мухи. — Не понимаю, — говорит он и зачем-то поправляет ворот рубашки. — Госпожа Ху Тао. — Она занята, — медленно с акцентом говорит девушка. — Реклама. Вы записались?       Тарталья хочет кинуть ей в лицо какую-то грубость, но просто переминается с ноги на ногу и даёт себе время, чтобы принудительно успокоиться. В конце концов, никто не повинен в том, что его день не задался с самого утра. Просто не повезло, вот и всё. Это не веская причина для ссоры с кем-то, кто может предоставить информацию. — Нет. Я хочу… Блять, — вздыхает Чайльд по-русски, качая головой. — Когда она вернётся? Через час? Завтра? — Я не знаю.       Она смотрит на него с таким сожалением и виной, что Тарталья просто не может злиться. Он просто кивает и отходит в сторону, спотыкаясь о диванчик у противоположной стены и разваливаясь на нём, расставив ноги и уперевшись в них локтями. Даже если кто-то и заглянет, свободного места будет предостаточно, а приличия сейчас слишком возвышенная тема размышлений, чтобы юноша предавался ей.       Как его угораздило ввязаться во всю эту галиматью? Почему он не скинул дело на Синьору, раз уже показал, что ни на что не способен? Чайльд хотел бы бросить проблемы и смыться в Россию к семье, но вместо этого торчит в недружелюбной чужой стране, да ещё умудрился спутаться чёрт знает с кем. Ну и какая ему отрада от этого Осиала? Не прихлопнешь же потом!       Ещё и эта прекрасная романтическая история — один умер, другой тут же сбежал налево, давит на Тарталью слишком сильно. Он не привык вообще привязываться хоть к кому-то, кроме ближайшего круга родственников да весёлой девчонки, всегда способной постоять за себя не хуже бравых мужиков и частенько наведывающейся помочь ему, поэтому даже не представляет, как он должен пережить эту потерю.       Забыть о ней Чайльд не может, как бы ни пытался. Она вечно преследует его по пятам вместе с образом Чжун Ли, в котором отсутствует даже маленькая доля грубости, что юноше иногда хочется завыть от боли и грусти. Но и Осиала Тарталья оттолкнуть не имеет права, как бы сильно не мечтал порой вырваться из его крепких рук и побежать куда угодно, лишь бы быть далеко от Китая.       Да уж, права была Синьора, верным сразу обоим он быть не сможет. Так какого чёрта не выкинуть мёртвого у себя из головы? Нет, не получится, думает Чайльд мрачно, закусывая губу и тщетно пытаясь не вспоминать прошлую ночь. Не так-то просто выкинуть дурные фантазии, тем более, когда не знаешь даже, как происходили ли эти события в действительности.       Тарталья убеждает себя, что Чжун Ли не лучше всех других мужчин и что он попусту строит дурацкие воздушные замки. Не может же он знать, почему на самом деле они так ни разу и не зашли дальше поцелуев и практически невинных поглаживаний, в конце-то концов! Это должен быть гадкий план, не доведённый до исполнения из-за смерти, точно должен.       Ху Тао приходит через час, выглядящая совершенно довольной работой, проведённой рекламной кампанией и жизнью в целом. Она улыбается девушке на ресепшене и даже не замечает буравящего её спину взглядом Чайльда, увлечённая своими мыслями, пока та не указывает ей на гостя.       Тарталья натянуто улыбается, отрываясь от своих мыслей, и поднимается с дивана, протягивая руку, чтобы сжать её ладонь в своей. — Здравствуйте, — начинает он, разминая плечи. — Если Вы будете достаточно любезны, чтобы не вышвырнуть вон и выслушать несколько минут, я…       Ху Тао взмахивает рукой, ярко улыбаясь и даже не думая извиняться за то, что только что перебила гостя. — Я Вас знаю. Мистер… э… Алек… Ал… — Для знакомых я просто Чайльд, — представляется юноша, пытаясь припомнить, откуда он мог быть ей известен.       Неужели Чжун Ли действительно рассказывал о нём в Похоронном бюро? Как это, должно быть, выглядело со стороны? Чайльд не может представить ни одной ситуации, в которой было бы уместно уведомлять кого-то из этой сферы деятельности и своих отношениях. — Приятно познакомиться, господин Чайльд, — бодро отвечает девушка, пожимая его руку своей. — Простите, русские имена такие сложные…       Тарталья решает не уведомлять её, что она должна была обращаться к нему вообще по фамилии, а не по имени, раз выбрала вариант с «господином», и просто посмеивается, улыбаясь чуть шире, чем до этого. — Я надеюсь, Вы свободны? — интересуется он, оглядываясь по сторонам. — А то моё дело довольно… м-м-м… личного характера, поэтому было бы лучше, если бы Вы всё же… — Я совершенно свободна! — заверяет его Ху Тао. — Это же не займёт больше часа? — Я рассчитываю уложиться в половину.       Чайльд лжёт, говоря, что на что-то рассчитывал, но всё же даёт себе слово действительно быть покороче. Чего ему здесь задерживаться? Уж лучше упорхнуть к Синьоре, выполнив свою миссию, и посидеть у неё под боком. Какой бы дурной она ему не казалось, в последнее время юноша тянулся к её обществу, поскольку оно обещало ему свободу от Осиала и долга заходить с ним дальше обыкновенного флирта. К тому же, ощущая у себя на спине острый, точно нож, взгляд женщины, Тарталья сразу собирался и сам, отпихивая размышления о нравственности и верности куда подальше, в самый тёмный уголок головы. — Тогда идёмте, — предлагает девушка и что-то по-китайски бросает помощнице за стойкой. — Присаживайтесь.       Чайльд устраивается на кресле поудобнее, размышляя, как лучше приступить к разговору, чтобы прозвучать достаточно естественно, но в тот же момент и скорбно, на так и не находит способа. Ху Тао самостоятельно разрешает его мучения и говорит, устраиваясь за столом и подпирая кулачком щёку: — Чем наше Похоронное бюро может помочь Вам? Поверьте, нам нет равных ни в чём среди конкурентов! Какую церемонию Вы бы желали?       Возможно, для кого-нибудь другого подобное начало показалось неподходящим и портящим весь последующий диалог, но Тарталья лишь радуется. Пока эта девчушка задаёт ему вопросы, он может отвечать на них, а значит, и задавать свои в ответ. Лучше не придумаешь. — Нет-нет, никто из моих близких не умер, — быстро вставляет он. — Я сказал «не умер»? Я имел в виду, что не на меня положен священный долг устройства похорон, а на Ваше агенство, насколько мне известно. Понимаете, мне так важно знать всё, что только можно, чтобы быть уверенным, что никакой ошибки не произошло, и тот, кого я люблю… Я скоро уезжаю, и не могу…       Ху Тао смотрит на него с таким сочувствием, что Чайльду становится совестно за то, что он лжёт ей от начала и до конца. Эта глупость, пришедшая Синьоре в голову, что он должен растрепать как можно большей части людей, что уезжает, ещё сильнее портит его почти что искренние слова. Каким, наверное, гнусным человеком посчитает его хозяйка бюро, если узнает истинную причину его визита. — Вы говорите о господине Чжун Ли, верно? — спрашивает Ху Тао, складывая руки перед собой и о чём-то определённо задумавшись. — Да-да, Вы правы! Я просто… Могу я узнать хоть что-нибудь?       Тарталья надеется сбить её скоростью своих вопросов, надеется уговорить её таким образом. Чем меньше у неё будет времени думать о том, что скажет Нин Гуан или другой уполномоченный человек, представляющий Ли Юэ после гибели Чжун Ли, тем больше у него шансов выпытать хоть что-то. — Ох… — Девушка хмурит брови и качает головой, глубоко вздыхая. — Узнать можете, только узнавать-то нечего. — Как это? Его уже… уже похоронили? — спрашивает Чайльд, чувствуя, как нечто давит ему на кадык, пока он буквально выталкивает из себя последнее слово. — Тело пока не отдали нам, — понуро пожимая плечиками, признаётся Ху Тао. — Полиция ищет дополнительные улики или что-то в этом роде. Никто даже и не подумал, что Вы сможете захотеть похоронить его самостоятельно или просто взглянуть. — Полиция? — спрашивает юноша, подавляя странную дрожь, возникшую от странной новости.       Действительно, какое ему вообще дело до того, где сейчас тело? Это не имеет значения. Что бы он сделал? Украл себе и мучился с гниющим трупом? Нет уж, увольте.       Просто сдавливает горло тот факт, что он не сможет больше никогда увидеть Чжун Ли. Может, оно и к лучшему, что им пришлось так расстаться и он запомнил этого человека именно в его величии, а не смерти? — Да, полиция, — терпеливо повторяет Ху Тао. — Понимаете? Мне жаль, что… — Да, жаль, — бормочет он. — Жаль. Но, может, Вы хотя бы расскажете другие подробности, которые я не знаю? Уж лучше это, чем ничего. — Я ничего не знаю, — покачав головой, отвечает девушка. — Ничего. Простите. Просто обратились ко мне с просьбой похоронить, и всё. Приходится ждать тело. — Совершенно ничегошеньки? — Только то, что есть в новостях, простите.       Тарталья поджимает губы, недовольный этим поворотом. Она же известна своим лёгким характером, отчего же сейчас играет в молчанку? Не указала ли ей Нин Гуан или кто другой ни в коем случаем никому ничего не говорить? — Даже ни одной детальки? — Зависит от того, чего бы Вы желали знать, господин Тарталья, — раздаётся холодный женский голос у него за спиной, заставляя юношу вздрогнуть и замереть. — Чего Вам угодно?