Суббота

Дженсен вцепился в лист с текстом, пытаясь вспомнить, что написано на нем. Он пробовал прочесть, но текст расплывался, слова казались бессмысленными и не складывались во фразы. Им дали час на подготовку, плюс время, проведенное в очереди, но это только ухудшило его состояние. Перед ним стояло человек двадцать и еще столько же после, причем лица некоторых он уже где-то видел. Кто-то, кажется, уже мелькал на телеэкранах, кто-то засветился в модельном бизнесе, а парочка даже поздоровалась с ним, назвав его «мистер Эклз», из чего он сделал вывод, что работал с ними. Он не помнил, что они рекламировали, не помнил их имен и даже того, знал ли он вообще их имена. Может, он их даже не утвердил. А сейчас он стоял в тесном плохо освещенном коридоре наравне с ними, при том, что они, в отличие от него, уже имели кое-какой опыт. Он уже настроил себя на то, что зря пришел. Это не первый день проб, и они проходят не только в Лос-Анджелесе, но и в Ванкувере. Шанс, что из пары сотен лиц выберут твое, невелик. Зачем он вообще ввязался в это? Но, если у него получится, он сможет попробовать, каково это – быть актером. А не получится, так поедет домой расстроенный, но ничего не потерявший, утешаться в крепких объятьях любимого. Мысль о том, что все это просто опыт, а не что-то судьбоносное, успокаивала его. Он зайдет, постарается что-то изобразить, а потом поедет домой, по дороге купив что-нибудь вкусное к ужину. Он не единственный неудачник, что сегодня пролетит. Да и потом, даже маститые актеры с мировым именем проваливаются на пробах. Поэтому он выдохнул, успокоился и вновь пробежал глазами по тексту. Дженсен зашел к кастинг-группе с обезоруживающей улыбкой, буквально сияя. Он умел это. Он блистательно прочел свой текст, быстро войдя в образ, не смущаясь, ответил на вопросы о себе, рассказал пару анекдотов, а потом, увидев гитару в углу комнаты, предложил спеть что-нибудь. Выходя, он был уверен, что трое из пяти были буквально влюблены в него. Дженсен, если хотел, мог покорить любого. Его яркая улыбка и игривый, даже хитроватый взгляд не оставляли равнодушными никого. Никого, кроме Джареда. Быть может, он был единственным, кто не покупался на этот образ. Его устраивал совершенно другой Дженсен: домашний и тихий, с раболепным взглядом и покорно склоненной головой. В общем-то, это были разные люди: один Дженсен был веселым и взбалмошным, с ярким огоньком в глазах, способный, кажется, поддержать любое безумство, а второй был кротким и даже немного запуганным, мягким и послушным, живущим только Джаредом. Какой он был на самом деле, он не знал и сам. С Джаредом он менялся, но разве это не естественно - меняться ради того, кого любишь? Успех окрылял. Кто скажет, что это не одно из самых приятнейших чувств? Сделать то, что всегда хотел, и осознать, что у тебя получилось. Хотелось еще. Он готов был хоть сегодня приступать к съемкам. Пусть еще не знал наверняка, что утвердили именно его, но уже чувствовал себя победителем. Они не могли предпочесть ему другого. Ведь тот же Джон, продюсер, что подметил его на стоянке, сказал, что он «обладает прекрасными данными». Возможно, Дженсен льстил себе. Но ему казалось, что он был ярче и лучше всех, и что все очарованы им. Вообще, если дело не касалось Джареда, проблем с самооценкой у него не было. Дженсен всегда знал, что чертовски хорош. С самого детства он слышал искренние комплименты в свой адрес, полностью подтверждавшие то, что он видел в зеркале: он был красивым. И он умело использовал это, получая едва ли не все, чего бы ему ни захотелось. Будучи очаровательнейшим ребенком, он заставлял улыбаться всех вокруг, даже когда проказничал, и ни у кого не хватало духу по-настоящему отчитать его. А когда вырос, без труда покорял сердца, став самым желанным подарком на Рождество. Он снисходил до своих партнеров, позволяя себе выбирать самых интересных, считая, что любой должен быть счастлив, что такой парень, как Дженсен, обратил на него внимание. А потом вдруг попался Джаред Падалеки, который не только сбил корону с его головы, но и заставил преклонить перед собой колени. И все же… Все же он добился его. Сам Джаред Падалеки выбрал его, а тот выбирал только самое лучшее. Разве Джаред не будет гордиться им, когда узнает, что тот с первого раза прошел пробы? Конечно, это не великое достижение - сняться в одном эпизоде подросткового сериала, но, возможно, это будет лишь стартом. Дженсен узнает, действительно ли он не боится камер и легко ли справляется с текстом. А там можно будет подаваться в большое кино. Если он захочет, конечно. И если Джаред не будет против всей этой затеи. Ведь он, не желая хвалиться раньше времени и тратить время Джареда, не посоветовался с ним. Решился и поехал на пробы, не поставив Джареда в известность, а тот вряд ли предполагал подобную самодеятельность, ведь Дженсен без его разрешения и шагу бы не ступил. Дженсен вообще, как бы это странно ни звучало, давно не интересовался собственными интересами. Он жил Джаредом, делами Джареда, по плану Джареда. А сейчас поступил так, как хотелось ему. Что-то подсказало ему не рассказывать Джареду ничего и сейчас. Вдруг его не утвердят, и тогда он будет выглядеть дураком и неудачником, который не смог прорваться даже в захудалый сериальчик. Дженсен может и превращался временами дома в полное ничтожество, готовое ползать перед Джаредом на коленях, но это были сугубо интимные вещи, и кроме Джареда его никто таким не видел. На людях он был успешным молодым человеком в идеально сидящем костюме и с обворожительной улыбкой. Он всегда работал на износ, чтобы завоевать доверие заказчиков, заслужить уважение коллег и, главное, не упасть в глазах Джареда. Тот, если и не воспринимал его как равного, все же ценил его деловые качества, и, возможно, даже уважал как хорошего сотрудника. Успехи Дженсена напрямую влияли на имидж Джареда. Ведь, если бы про Дженсена хоть раз сказали, что он дурнее деревянной лавки, и Джаред держит его в компании лишь потому, что трахает его, Дженсен не только вылетел бы с работы, но, возможно, и из жизни Джареда. Тот не стал бы держать рядом с собой дурака. Дженсен был его лицом, его рекламой, по нему судили о самом Джареде. Потому тот так щепетильно относился к внешности Дженсена, выбирая ему лучшие костюмы и тщательно следя за чистотой его манжет. Поэтому Дженсен не хотел говорить, что где-то провалился. Нервное напряжение от его небольшой тайны было написало на лице, хоть он и старался выглядеть беспечным. Он смотрел на Джареда, раздумывая, правильно ли это – скрывать от него что-то, пусть и мелочь. А тот, ловя на себе взгляд Дженсена, приподнимал брови, ожидая, что Дженсен ему сейчас что-то скажет. Но Дженсен молчал. А Джаред предпочел не выспрашивать ничего. - Тебе помочь? – обнял его со спины Джаред, когда Дженсен умывался перед сном. - Нет, я все, - натянуто улыбнулся Дженсен, а Джаред крепче обнял его, прижавшись щекой к щеке. Дженсен смотрел на их отражение и ему казалось, что сам он размыт и неясен, он видел себя лишь краем глаза, но Джаред… Дженсен видел в его глазах сытую радость обладания. Джаред прижимал его крепче, и Дженсен был уверен, что тому кружит голову то, что Дженсен полностью принадлежит ему. А ему самому хотелось заскулить и бухнуться на колени, вновь доказывая свою преданность. И больше ничего ему стало не нужно. - Завтра ты дома? – взяв его за подбородок, чтобы прижать ближе, спросил Джаред. - Не знаю, - сглотнул Дженсен, потому что в горле в него вдруг пересохло. – Мне могут позвонить. На самом деле, он закончил озвучивать Джейсона Тодда еще вчера, не без грусти прощаясь с этим героем. - Жаль, - выдохнул Джаред. – Хотел провести весь день с тобой. Дженсен зажмурился, поворачивая голову, чтобы уткнуться Джареду в шею, и Джаред резко развернул его лицом к себе. - Через пару дней можно будет въезжать в офис, - шептал он, обжигая дыханием губы Дженсена. – Придется опять ходить на работу. Мне казалось, что мне этого хочется, но, кажется, я уже привык сидеть дома. Мне нравится проводить больше времени с тобой. Я уже жалею, что не плюнул на все и не повез тебя на острова. Или куда-нибудь еще. - Я буду рядом, - прошептал Дженсен, опуская глаза. – Всегда. Только находи время для меня. - Все мое время - твое, - так безжалостно врал Джаред. – Все, что я делаю, ради тебя. Дженсен знал, что это не так. У Джареда были свои представления о заботе. Джаред следил за тем, чтобы он ни в чем не нуждался, следил за его здоровьем и безопасностью, даже потакал его капризам иногда, но упускал какую-то эмоциональную часть, которую, видимо, считал бессмысленной тратой времени и сил. Джаред рвался к вершинам ради себя, но, видимо, считал, что Дженсену за его спиной это нужно не меньше, чем ему самому. Он взял его прямо в ванной. Дженсен обхватил его ногами, опираясь на раковину, чувствуя затылком гладь зеркала, пока Джаред резко толкался в него, придерживая за бедра, оставляя на них яркие следы впившихся пальцев, больно прикусывая кожу на шее. И Дженсен жмурился, чтобы лучше почувствовать каждый толчок, смаргивая слезы, стонал, прикусывая губы, и, казалось, каждая клеточка его тела наполнена удовольствием. Они сменили позу, и Джаред оказался сзади, крепко сжимая его бок левой рукой, а правой лаская его член, и Дженсен уже не мог даже стонать, изредка выдыхая звуки, больше похожие на всхлипы. Иногда он скользил взглядом по их отражению, замечая, какой он раскрасневшийся, какой жалобный у него взгляд, как блестят его губы, но самое главное – он видел удовольствие на лице Джареда. Тот тоже закусил губу, трахая его старательно, зажмурившись, зарывшись носом в его волосы. Кончая, он стиснул его в объятьях, что называется, до хруста костей, особенно сильно сжав его левое предплечье, в буквальном смысле оставляя синяк в форме ладони. От такой резкой боли Дженсен вскрикнул и в тот же миг кончил, дрожа всем телом. Утренний звонок, приглашающий подъехать в студию и обсудить контракт, не был для Дженсена неожиданностью. Его утвердили, как он и ожидал. Теперь можно было смело хвалиться перед Джаредом. И он тут же с важным видом сообщил новость. Ему хотелось скрыть свое самодовольство, выглядеть, если не скромным, то хотя бы равнодушным. Но блеск в глазах и рвущаяся наружу улыбка выдавали то, что он гордится собой. Увлеченно рассказывая о том, как проходили пробы, и чем они отличались от тех, что он проходил прежде, он не следил на Джаредом, пребывая в своих воспоминаниях. Но когда его горящий взгляд встретился с равнодушным взглядом Джареда, он едва не осекся на полуслове. Это было так очевидно – Джареду было неинтересно. Он не любил пустых разговоров и излишних подробностей. Они не рассказывали друг другу, как прошел день, не делились впечатлениями о том, что нового узнали, не обсуждали знакомых. Еще в самом начале совместного проживания Дженсен понял, что подобные разговоры Джареда утомляют. Это была лишняя трата времени. Джаред еле заметно морщился и начинал вглядываться в никуда, когда Дженсена тянуло поболтать о мелочах. Дженсен видел по его напряженной позе, чуть сведенным бровям, едва поджатым губам, что тому неприятно. Будто ему хотелось сжаться, закрыть глаза и заткнуть уши, спрятаться в раковину, защищая свое сознание от ненужной информации. Иногда, когда Дженсен начинал рассказывать о ком-то из своих знакомых, Джаред сухо замечал, что не знает этих людей, иногда он подмечал, что слышал эту историю уже несколько раз, но основным его оружием было молчание. Он не поддерживал разговор, и тот сходил на нет. И хотя он учтиво кивал, делая вид, что слушает, но было видно, что в душе он молится о том, чтобы Дженсен замолчал. И Дженсен не хотел быть слишком навязчивым, не хотел раздражать его, поэтому чаще всего старался держать рот закрытым. Разговоры не по делу, лишь когда Джаред свободен и в настроении, а уж приятные нежные беседы только в моменты особой близости. И от того они были так ценны. Поэтому каждое ласковое слово в свой адрес Дженсен ценил так высоко. И хоть с каждым днем они становились все ближе, порой Джаред вел себя с ним как с соседом, вспоминая о нем лишь ближе к ночи. Оттого странным был вопрос Джареда: - Почему никогда не говорил, что хотел стать актером? – сухо поинтересовался он. А Дженсен мог бы ответить, что не рассказывал еще столько всего. Что столько историй пылятся в его памяти, не находя слушателя для себя. Джаред был для Дженсена загадкой, которую он никак не мог разгадать. Дженсен для Джареда – человеком, которого не очень-то хотелось разгадывать. - Не знаю, - пожал плечами Дженсен. – Я забыл. Да. Ты можешь смеяться. Но я действительно забыл. Забыл, что чего-то хотел. Судя по взгляду, что бросил на него Джаред, тот тоже прекрасно понимал, что Дженсен имел в виду, знал, что это он занял все его мысли, что вытеснил собой все, и теперь он должен был решить, позволит ли он Дженсену сделать что-то для самого себя. - Так ты не против? – с надеждой спросил Дженсен. - Нет, - дернул плечами Джаред. – Думаю, это хороший опыт. Дженсен расплылся в улыбке, кинувшись обнимать его. Все складывалось как нельзя лучше. - А что за сериал? – позволив Дженсену устроиться на своих коленях, спросил Джаред. - А, «Тайны Смолвиля», - небрежно бросил Дженсен и в тот же миг впервые увидел растерянность в глазах Джареда. В наступившей тишине Дженсен слышал, как моргает. Он надеялся, что делает это очаровательно, а не глупо, потому что терять образ привлекательного парня ему совсем не хотелось. Ему сделали предложение «от которого нельзя отказаться», но Дженсен понимал, что именно отказаться он и должен. Вместо предложенного ранее одного эпизода его приглашали на весь сезон. - Боюсь, это не подходит мне, - через силу выдавил он из себя. Бог мой, ему делают такое предложение, а он отказывается! Его брала злость на самого себя. Ему в руки попал журавль, а он выпускает его ради несчастной синицы. Это было больше, чем он хотел. Ему предложили огромный кусок пирога, а он должен сидеть и бить себя по рукам. -Что? – очевидно не поверил своим ушам Джон. Потом он торопливо жаловался, что посоветовал режиссерам именно его, а он берет и отказывается, выставляя его дураком. Что Дженсен сам точно дурак, раз отказывается от неплохой роли. Что он должен подумать еще разочек прежде, чем разбрасываться подобными предложениями. Что никуда не денется его семья, и все актеры так живут: постоянно в разъездах. Да и график у него будет неплотный: всего-то два-три в неделю, а потом катись себе в Калифорнию. И что ему будет крайне жаль потерять такой замечательный экземпляр, как Дженсен. Джон приводил довод за доводом, стараясь убедить Дженсена согласиться. Конечно, не потому, что Дженсен покорил его, и он не видел никого другого в этой роли, а потому, что он приметил его, и уже успел похвалиться многим, что этого красавца он выискал сам, буквально поймал на стоянке, гордясь своим наметанным глазом и талантом убеждения. Для него согласие Дженсена было вопросом собственной репутации, поэтому он был так настойчив. И Дженсен сдался, обещав подумать еще день. От прежней радости не осталось и следа. Возможность уехать в Канаду, пусть на целую неделю, казалась приключением. Но провести там девять месяцев – это было уже серьезной работой. Прекрасно понимая, что уехать и оставить Джареда так надолго он все равно не сможет, и никто в этом не виноват, он все же злился на ситуацию, которая так неудачно складывалась. Вот если бы сериал снимали в Калифорнии, ну или хотя бы где-нибудь в Штатах. Вчера, не зная, что может рассчитывать на роль крупнее, он радовался возможности сняться в одном эпизоде. Сегодня, получив больше, он уже был не согласен на меньшее. Завтра ему найдут замену, может, уже нашли. И роль, что по праву его, отойдет кому-то, кого он, Дженсен, вчера так ловко обошел. Хотя умом он прекрасно понимал, что никакой трагедии в этом нет, и что найти подходящий проект в Лос-Анджелесе проще простого. Особенно, если за твоей спиной стоит Джаред Падалеки со всеми своими связями, наверняка готовый протолкнуть Дженсена в любой проект, в какой бы он не ткнул пальцем. Но делать что-то руками Джареда ему совсем не хотелось. Да и что-то похожее на жадность мучило его. Это была его роль, и он не хотел её терять. Но пока он добрался до дома, злость уступила разочарованию и грусти, и, скомкано объяснив Джареду, что произошло, он устроился на диване, чтобы за просмотром передач о дикой природе дать своим мыслям совсем добить себя. Джаред, облокотившись на спинку дивана, без особого интереса в голосе расспросил подробности. А потом, пожав плечами, сказал, что это не большая потеря ни для него, ни для сериала. От обиды и возмущения у Дженсена вспыхнули щеки, ведь он, хоть и отказывался от роли, не переставал гордиться собой. Но он проглотил свое негодование. Ведь Джаред был прав. Херли принес поводок к ногам Джареда, говоря, что пора бы уже пойти гулять. Его они взяли уже взрослым. У него прежде уже был хозяин, который оставил его по причине переезда. Он смотрел на всех с безразличием и отчужденностью, безмолвно переживая предательство, и даже не пытался чем-нибудь привлечь потенциальных хозяев, а на других собак, отчаянно вилявших хвостами и тявкающих для привлечения внимания к себе, он поглядывал будто с насмешкой. Вряд ли у него было много шансов найти новую семью, но они с Джаредом встретились взглядами и, видимо, чем-то привлекли друг друга. Джареду он показался умным и смирным, в противовес хулиганке Сэди. Херли спокойно пошел за ним, будто так и надо было. Привык он к ним довольно быстро и вскоре начал играть с Сэди, а потом, набравшись у нее же, перестал слушаться Дженсена. Дженсен отдавался своей грусти, уже начав тосковать об упущенном шансе, как по чему-то невозвратному, словно по ушедшей молодости. Он хотел лишь немного порадовать себя, но получил лишнюю головную боль. Но самым болезненным было отношение Джареда: его насмешливое равнодушие. Дженсен не просил многого. Ей-богу, если бы тот просто улыбнулся ему, похлопал по плечу и сказал, что все это полная ерунда, он бы тут же просветлел. Но Джаред, занимаясь своими делами, будто не замечал его. - Пойдем ужинать, - закончив греметь посудой, предложил он. - Я не голоден, - бросив на него долгий взгляд, ответил Дженсен. - Как долго ты еще будешь страдать? – прямо спросил Джаред, и щеки Дженсена вновь запылали, но уже от стыда. Стыдно быть такой размазней. Стыдно страдать из-за подобной ерунды. Но от таких мыслей он почувствовал себя еще хуже. - Ну ладно. Делай, что хочешь, - с раздражением в голосе выдохнул Джаред. – Так хочешь сниматься в этом сериале – пожалуйста. Только прекрати это. Дженсен распахнул глаза, заливаясь краской еще сильнее. Это были не те слова, что он хотел услышать, но, по крайней мере, Джареда волновало его состояние. Да разве он когда-нибудь чего-нибудь не замечал? Просто всегда делал вид, что это его не интересует. - Ты серьезно? – тихо спросил он. - Да, почему бы нет?! Раз тебе так хочется этого, - присаживаясь на диван, все еще с недовольством в голосе сказал Джаред. – Только нужно все тщательно продумать. А на следующее утро Дженсен подписал контракт. - Вот и умничка, - похвалил его Джон, с улыбкой принимая из рук документ. – Сейчас еще кое-что подпишем, и пойдешь к стилисту. И ты должен будешь выслать на студию свое портфолио. Мы послали режиссеру запись твоих проб, ты его, в общем-то, устраиваешь, но он хочет увидеть тебя в разных образах. Стилистом оказалась женщина лет пятидесяти, одетая скорее как престарелая официантка в дорожном кафе: слишком ярко и безвкусно. Но что Дженсен понимал? Он же не стилист. - Значит, ты у нас Джейсон, - проскрежетала она. - Вообще-то Дженсен… - хотел поправить он, но тут же был прерван. - Так зовут твоего персонажа, - резко ответила она. – А как зовут тебя, я пока не знаю. Дженсен почувствовал, как краснеет, и поджал губы от раздражения, затаив обиду на эту женщину, которая его так осадила. Но, пообщавшись с ней немного, Дженсен все же решил, что она не такая неприветливая, какой кажется на первый взгляд. Только слишком прямолинейная. - Сколько тебе лет? – спросила она. – Двадцать? - Двадцать четыре, - ответил он, пока она измеряла его параметры. - Ты выглядишь младше. А взгляд вообще детский. Это не очень хорошо. Дженсен поднял от удивления брови, а она пояснила: - Твои партнеры по сериалу все примерно твоего возраста, а некоторые и старше. Но по сюжету они все еще подростки, а ты уже студент. Ты не должен казаться младше их. - И что мне… - Качайся, малыш, - фыркнула она. – Ты как-то по-детски мягок. Дженсен рассматривал себя в зеркале, с ужасом всматриваясь в отражение. Как бы он ни старался, он не видел недостатков в своей фигуре. Он был крепким и стройным. Да, он не мог похвастать горой мышц, но в нем точно не было ни грамма лишнего. - Думаю, она имела в виду только то, что сказала, - флегматично выдохнул Джаред, смотря на его страдания. – Подкачаться, чтобы выглядеть крепче и сексуальнее на экране. Вот и все. Она не сказала, что ты выглядишь плохо. Сам Джаред мог позировать для художников и скульпторов со своей идеальной фигурой. Он бегал почти каждое утро, а иногда и вечером, делал по утрам зарядку: отжимался, тягал железо и подтягивался на турнике, что был хитро спрятан за книжным шкафом в его кабинете и выдвигался, только когда был нужен, так что не портил интерьера. Дженсен по утрам долго раскачивался и чаще всего был равнодушен ко всему, не проявляя желания пробежать несколько километров. Вечерние пробежки вместе с собаками происходили нерегулярно, и главным спортом Дженсена был страстный и изматывающий секс. К тому же, после некоторых ночей он даже ходил с трудом, не говоря уже о беге. - Ты просил разбудить тебя, - шепнул на ухо Джаред, тут же продолжив целовать его шею. Дженсен сонно улыбнулся, не совсем понимая, что Джаред от него хочет, но с удовольствием подставлялся под поцелуи. Но, когда Джаред, зарывшись носом в его волосы, хрипло выдохнул «Дженсен», вся сонливость пропала. - Не нарушай мировой порядок, милый, - обжигал он горячим дыханием. – Я бегаю, ты спишь. Не шевелись. Дженсен уткнулся носом в подушку и всхлипывал, пока Джаред покрывал его спину влажными поцелуями, спускаясь ниже. Дженсен был мягким и разомлевшим после сна, плохо контролирующим свое тело, но он чувствовал такое возбуждение, что готов был начать умолять Джареда не останавливаться. Благодаря презервативу со смазкой Джаред вошел в него легко и безболезненно. Он не торопился, двигался медленно, почти не выходя из него. Дженсен чуть подавался бедрами, ища любимого безумия и страсти, но Джаред навалился на него, не позволяя даже дернуться. Поддерживал свой медленный темп, иногда зарываясь носом в его волосы, иногда прикусывая кожу на шее, он шептал: - Ты такой хорошенький по утрам. Порой мне хочется взять тебя еще спящего и посмотреть, как ты отреагируешь, когда проснешься. Дженсен, я… черт… Он наращивал темп, срываясь, кусая его уже куда болезненнее. И Дженсен громко стонал в ответ, комкая пальцами простынь и прикусывая угол подушки. Это действительно было дополнительным наслаждением, и Дженсен подумал о том, каково бы это было – укусить Джареда. Вряд ли бы он решился сделать ему больно, но он бы хотел чуть прикусить его кожу, распробовать её на вкус, чтобы потом с упоением зализывать след укуса. Ему казалось, что, если бы Джаред позволил ему быть главным еще разок, тогда бы он точно попробовал это. Но в душе знал, что, как только это произойдет, у него вновь задрожат руки, и он будет покрывать его невесомыми поцелуями, будто боясь, что более настойчивое действие заставит Джареда исчезнуть, лопнуть, как мыльный пузырь, оставляя его, Дженсена, ни с чем. Он боготворил Джареда и преклонялся перед ним. От того так нелегко было свыкнуться с мыслью, что он может к нему прикоснуться. Джаред трахал его уже без нежности: жестко и грубо. И это заставляло Дженсена захлебываться в стонах и бесстыдно просить еще, а кончая, Джаред вновь укусил его плечо, и эта боль слилась с наслаждением, которое волной накрыло Дженсена, заставляя дрожать еще какое-то время после оргазма. Джаред гладил его, и на лице его было написано явное удовольствие: он любовался им. Приятно было быть красивым для него, улыбаться ему и получать такую же теплую улыбку в ответ. После секса Джаред был доволен и игрив, словно сытый кот. - Мне все же нужно выгулять собак, - вздохнул он, поглаживая его бедро. – А потом собираться на работу. Ни к чему опаздывать в первый же день. - Наша пробежка отменяется? – с улыбкой спросил Дженсен, когда Джаред встал с кровати. - Не насилуй себя, - улыбнулся в ответ Джаред. – Поспи еще. А днем купи абонемент в спортзал. И я оставлю на своем столе телефон хорошего фотографа, что специализируется на студийной съемке актеров. Договоришься сам. «Вот и замечательно», - подумал Дженсен, переворачиваясь на другой бок и заворачиваясь в одеяло.