Звёзды

— Мэй Ханьсюэ? — М?.. Блондин сидел за чайным столиком, углубившись в писания, его глаза отражали зимний мороз и метель, однако от холода не осталось ни следа, когда он поднял глаза на молодого главу Пика Сышен. Сюэ Мэн только недавно вступил в свою новую должность и, очевидно, ему нужна была поддержка. Братья Ханьсюэ ещё во время Разлома Небес зареклись, что гора Куньлун и Палата Тасюэ станут союзниками и верными помощниками для павшего пика. Поэтому в настоящее время молодой Господин с Тибета активно крутился рядом с ещё неопытным Сюэ Мэном, помогал делать ему первые шаги в правлении и наставничестве. Здесь только только начала зарождаться новая жизнь и Старший Мэй с скрытым в душе удовольствием наблюдал за успехами Юного Господина Сюэ. — Что тебе вообще интересно кроме книг и боях на мечах. Я никогда тебя не замечал за иного рода занятиями. Ох, святые часы покоя. Сюэ Мэн любил вечер, не столько из-за красоты уходящего дня, сколько от того, что все приемы кончились, ученики разошлись по своим комнатам и в зале становилось тихо, лишь ровное и глубокое дыхание блондина, да его редкие вздохи создавали ощущение жизни здесь. С новой должностью Сюэ Мэн начал ценить вечера в одиночестве или в компании заклинателя напротив, все равно с ним что один. Хотя, признаться честно, без него было сложно, но Сюэ Мэн никогда не говорил об этом мужчине напротив. Каждая встреча после долгой разлуки сопровождалась покрасневшими ушами Главы Сюэ, но этот холодный и чёрствый заклинатель вряд ли заинтересован в таком. Думалось так раньше. Пока Сюэ Мэн не заметил несколько изменений. Постепенно Мэй Ханьсюэ сменил официальный тон на более дружелюбный или же...родственный, затем стал называть его детским именем. Конечно, Цзымин сначала негодовал, краснел, как казалось блондину, от гнева, а позже все таки решил не пресекать такое обращение морозного заклинателя к нему. Не чужие же люди уже. Ему можно. Ему вообще все можно, только сказать об этом страшно. Отвергнет. Сюэ Мэн и сам не знал, почему боялся признаться Ханьсюэ в своих чувствах. Аргументация "Я не обрезной рукав" рассыпалась на куски, когда Главу Пика настиг весенний сон. Второй аргумент "он страшно на меня смотрит, вот-вот заморозит" тоже сгинула в бездне. В один день Сюэ Мэн встретился взглядами с Ханьсюэ и это уже был не тот суровый взгляд аскета, а взгляд человека, который будто знал Сюэ Мэна всю его жизнь и никогда не захочет с ним расстаться. Мэй явно занял особое место в сердце Юного Господина Пика Сышен, но что же чувствует этот КРАШЕНЫЙ. Вот и сейчас он пытался найти общую тему для разговора, чтобы ещё раз попытаться рассказать, что же лежит на душе, но...получалось просто отвратительно. Ханьсюэ вообще что-то знает в этом мире кроме сражений и священных трактатов? — Хм...я...честно говоря, за столько лет ничем особо не занимал свой ум, за исключением учебы... Это заставило блондина немного нахмуриться. У него нет друзей, кроме Сюэ, нет такого же обаяния как у брата. Всё детство проходило в борьбе за выживание, в борьбе за достойную жизнь. Стоило тому поднять свои небесные глаза с отливом изумруда на серебряные очи человека напротив, как ему вспомнилось кое-что. — Звёзды. — Звёзды? *** "Святые святых, его глаза как Небеса, я будто сквозь облака лечу и вижу эту необъятную даль, а внизу...Нет, не хочу смотреть вниз, хочу тонуть в этой синеве" Сюэ Мэн сам не заметил, как его взгляд потупился и утонул в очах блондина. Он даже пропустил его слова, пока сам не представил себе ночное небо и звёзды. Загипнотизированный этим видом он лишь поднял брови и как-то мечтательно-вопросительно произнес последнее что он увидел в этих очаровывающих радужках...россыпь на небосводе. И лишь когда его окликнул напротив сидящий собеседник, молодой человек дёрнулся и уж теперь точно, совсем заметно вспыхнул. Голова шла кругом, зрачки пытались зацепиться за что угодно в комнате, но Боги, они все возвращались то к меховой накидке, то к этим волнистым волосам цвета поспевшей пшеницы, то к густым ресницам, которые слегка прикрывали очи и...только не это. Губы. Ох, сколько же Цзымин грезил об этих двух лепестках. Он постоянно себя одергивал на мысли о том, как прильнуть к ним и пройтись по этим чуть алым губам своими. Но ты же глава, чёрт тебя дери. Вот именно, дери. Только чёрт не из преисподни, а самый что ни на есть Тибетский чёрт! Он пропал. Совсем пропал. А этот придурок даже не замечает как мечется сердце юного главы. Сюэ Мэн не нашел ничего лучше, кроме как вскочить с места и развернуться, чтобы уйти. Но куда? В комнату? Ещё рано для почевания. Этот крашеный начнет засыпать вопросами. Лучше на улицу. На звёзды смотреть. — Я хочу посмотреть на звёзды, Мэй Ханьсюэ! *** Когда взгляды молодых мужчин встретились, Мэй Ханьсюэ непроизвольно стиснул обложку книги в пальцах, слегка помяв её, текст на пожелтевших страницах уже не воспринимался разумом, всё сознание блондина сейчас было занято тем, чтобы понять эти странные чувства в груди. Внутри всё сдавливало, но это не та боль, которую можно сравнить с ощущениями от удара или ранения, это нечто иное, это нельзя увидеть, только почувствовать. Приятная боль, но для заклинателя она была чуждой. Он все пытался вспомнить, с каких пор его разум и сердце так реагируют на Сюэ Мэна, а может она была всегда, эта боль, просто Ханьсюэ не замечал первые ее проявления. Только вот, сейчас уже другая картина перед ним. Раньше он просто замечал, как Цзымин рядом с ним становился более суетным и его глаза бегают, пытаясь зацепиться за что-то. Теперь же он и вовсе отчётливо краснел, что заставляло сердце блондина пропустить удар. Новое чувство, доселе неизвестное ему побудило беззвучно охнуть и расширить свои глаза, когда юный глава вскочил и, небрежно протянув руку, позвал смотреть на звёзды. Ну как позвал, просто объявил, что идёт смотреть на них, но тон, с которым он это произнес, означал, что ему нужна компания. "С каких пор я так отчётливо читаю его эмоции?" Мэй Ханьсюэ молча кивнул и, обхватив теплую ладонь своими прохладными пальцами, встал из-за столика и опередил парня всего двумя широкими шагами, ведя за собой туда, где вид был лучше всего, на высокий холм. — Поздней осенью довольно холодно. Надень мои перчатки. Старший Мэй опустил свой взгляд. Он знал, что если поднимет его, то лицо зальёт краской, не от холода, а от этих звёздных глаз. Он достал свои меховые белые перчатки, которые сейчас сильнее всего контрастировали с покрасневшими пальцами Сюэ Мэна, и аккуратно надел поочередно на каждую руку, слегка содрагаясь от частых прикосновений. Но выдавать себя нельзя, хоть и сам не понимал почему. Возможно, слишком рано. Пока думал об этом, уже надел вторую перчатку на руку и поправлял её на фалангах. Задумавшись, парень все же поднял глаза на очи напротив, выдыхая теплый воздух из своих лёгких. И вот, взгляды встретились. И он снова тонул в этих звёздах, не зная, за что уцепиться, ведь последние нити здравого смысла рвались на глазах. Мэй Ханьсюэ сжал руку своего Главы и, собрав в себе крупицы самообладания, с раскрасневшимся лицом направился к вершине, уже зная, что спустятся они от туда другими. *** "Вот как руку нужно взять, так это он сразу понимает, а что касается дел сердечных...он такой дурак. Почему именно его я люблю" Сюэ Мэн уже успел закатить глаза, пока блондин вставал, не из-за его медлительности, а потому что осознал своё поражение в битве за попытки отрицать очевидные чувства. Глава Сышена все никак не мог привыкнуть к этим прохладным подушечкам пальцев, которые обжигали его горячую ладонь. Мэй Ханьсюэ — отражение горы Куньлун, он — само олицетворение той морозной тишины и необъятных горных долин. Они такие разные и в то же время стали очень похожи с недавних времен. Оба носили маски на публике, строя из себя других личностей. Стойкие, несломимые и величественные, а наедине с них слезала эта «глиняная» оболочка, которая скрывала настоящие лица. Сюэ Мэн не упустил возможность сжать руку блондина покрепче, хватаясь за него так, словно тот вот-вот потеряется. Теперь он ценит дорогих ему людей намного больше и теперь он точно не даст никому умереть, поляжет сам, но не позволит убить братьев Ханьсюэ никому и никогда. Они шли по холодному дворцу, картины дней минувших все ещё переодически всплывали в глазах парня и сердце его сжималось, но уже не той режущей болью, а тихой и ноющей. Эта боль напоминала о себе временами. В такие моменты глава пика хочет спрятаться в своих покоях, зарыться в груду одеял, создавая себе маленькое убежище, да напиться до беспамятства, но ныне он более не имеет права бежать от ужасов прошлого. Ему нельзя быть маленьким мальчиком, лить слезы и прятаться. Того Сюэ Цзымина больше нет. Отныне существует глава пика Сышен — Сюэ Мэн. Справедливый и слегка вспыльчивый, уже не с теми пылающими ярким пламенем хвоста кометы глазами, а лишь с лёгким светом уже исчезающей с ночного небосвода звезды. Никто не видел нынче кометы в его глазах, за исключением Ханьсюэ. С ним кошмаров стало меньше. Сюэ Мэн даже выделил ему комнату по соседству со своей, чем указал всем остальным статус пребывающего тут Главы Горного хребта Кульлун. Вышли они уже когда стемнело, молодые люди довольно продолжительное время сидели в тишине и теперь слух улавливал любой шорох. Под ногами хрустела мелодия засохших листьев клёна, прикрытых пушком первого снега, который наверняка скоро растает. Сюэ Мэн дышал на свою покрасневшую, слегка грубоватую, от с недавнего времени частых тренировок с мечом, кожу на ладони и фалангах, удивляясь тому, как блондин резко развернулся к нему. В голове тут же начали пробегать сюжеты ночных фантазий: Мэй Ханьсюэ признается, как умеет, у голубоглазого явно проблемы с выражением чувств, но не Цзымину, конечно, его осуждать, сам с усами. Или же как тот без лишних слов впивается в его губы нежным поцелуем, действовать у старшего получалось намного лучше, чем языком чесать. Однако, морозный заклинатель лишь достал свои перчатки, бережно огладил покрасневшую кожу, надевая свой элемент одежды на руки главы. Сюэ Мэн еле как справился с навязчивым желанием сделать руки лодочкой и прижать их к своему носу, слушая этот аромат мускуса, соцветий севера свежесть горных вершин. Юный глава всегда будет помнить этот букет запахов. У него до сих пор в самом дальнем углу шкафа, так, чтобы никто не смог и подумать туда залезать, хранится меховой плащ Ханьсюэ, который тот ему любезно одолжил прошлой зимой в канун Нового Года, когда Цзымин, решив проконтролировать все приготовления, начал бегать вокруг главного здания, совсем забыв о тёплой одежде. Так как Мэй не особо разговорчив, он чуть покачал головой, показывая своё беспокойство, и любезно предоставил свою тёплую меховую накидку в пользование Сюэ Мэна, при этом сам ходил с ним, оставаясь в своих обычных одеждах. Более того, блондин не только отказался забирать свою мантию, так ещё и зонт прихватил, чтобы защищать голову юного господина от снега, дабы та не намокла по итогу. Что за заботливый балбес. Сам ведь мог заболеть, хорошо, что не заболел, а то прибил бы, а потом, возможно, сидел и лечил его. Он все вспоминал тот день, сидя на кровати и вдыхая это родное благоухание, с недавних пор самого близкого для него человека. И вот сейчас Ханьсюэ отдает ему свои перчатки, совсем не беспокоясь о себе, он же с севера, должен знать о безопасности для своих рук. Конечно знает, только беспокоится Ханьсюэ не о себе, а о нём единственном. Сюэ Мэн захотел отвлечь внимание блондина и взглянуть на небесную твердь, но взор его за доли секунды зацепился за зрачки напротив и...Ох. Он покраснел! И Ханьсюэ тоже покраснел! Они оба сейчас выглядели как подростки, которые впервые содержались за ручку и не знающие, что делать далее. Не успел Сюэ Мэн что-либо предпринять, как Мэй сам уже все решил, ведя своего главу быстрым шагом к вершине, будто там его ждёт прозрение, награда или же его ждёт там счастье. Цзымин и сам понимал, что там их ожидают конец предыдущих отношений между друг другом и начало чего-то нового, только вот чего? Заклинатель боялся об этом думать, не хотел, оставляя всё на волю небес, матерясь про себя, не зная, что сказать, когда они будут там. А тем временем вершина становилась все ближе и ближе, сердце колотилось то как бешеное, то пропускало удар. У него это впервые, да и у такого аскета как Ханьсюэ тоже. Как жаль, что в данный момент Сюэ Мэн не может видеть лица своего путника, а хотя, это даже и к лучшему, с большой долей вероятности, у уже не морозного заклинателя лицо сейчас не лучше, чем его. Вот она, вершина. Сюэ Мэн, казалось, демонстративно вздохнул, но он сам не рассчитывал издать такой отчётливый звук. — Тут и вправду очень красиво! По телу пробежали мурашки от усыпанного огнями небосвода. Мысли в один миг стали кристально чистыми, не осталось никаких тёмных помыслов или сомнений. Только океан светлых эмоций, поглотившие и душу и сердце некогда разбитого и опечаленного огромной потерей молодого человека. Ему хотелось увидеть эмоции своего спутника, глаза как-то сами повели главу Пика к лицо мужчины. То, что увидел Цзымин в этот момент, заставило отозваться его сердце приятной болью прямо в центре груди. Он улыбался...лицо Мэя Ханьсюэ старшего окрасила самая мягкая, самая нежная улыбка, краше, разве что, была у мамы Сюэ Мэна. Такую эмоцию он видел лишь пару раз на лице заклинателя и оба раза это было, когда Сюэ Мэн произносил свои речи. Первый случай, во время церемонии посвящения его в Главы Пика Сышен, а второй, во время праздника, посвященному Новому Году. От восхищений Цзымина оторвала неожиданно сжавшая его предплечье большая ладонь, а затем вторая, которая резко указала на небосвод. Сначала Сюэ Мэн подумал, что ему показалось, но затем он отчётливо увидел хвост кометы, осветивший своим бирюзовым огнём серебряный небосвод. Яркий объект оставлял на небе свой след, стремясь все дальше и дальше. Цзимин не мог сдержать своего восторга. — Это просто невероятно! Но ведь на этот год не было предсказаний о небесном объекте! Ханьсюэ, это чудо?! Сюэ Мэн буквально волей судьбы развернул блондина к себе, он хотел ещё что-то сказать, но...это ведь знак от небес, да? Он встал на цыпочки и потянулся к лицу напротив, такому фарфорово-белому, вытянутому, с высокой переносицей и густыми светлыми ресницами. В какой-то момент Сюэ Мэн дёрнул себя, когда реальность на момент забрала власть над ним, сея страх. Он уже был готов убрать руки с накидки заклинателя, которая прикрывала его стройные сильные плечи, но ему не дали опуститься с небес на землю. Сюэ Цзымин почувствовал тепло и мягкость на своих губах. Это точно были они, губы человека, которые он так жаждал видеть ближе, потрогать пальцами, своими лепестками в конце концов! Ох, только не паника! Руки задрожали, хочется сбежать, проматерить блондина. И он уже готов был это сделать, только вот, в момент стало так тепло, не только от губ, от ладоней, которые накрыли руки в перчатках. Удивительно, даже через меховую защиту чувствовалось это тепло от прохладных пальцев, абсурд такой или же это Сюэ Мэн уже окончательно потерял крупицы здравого смысла. Это не важно, ведь сейчас так хорошо, тепло и уютно, как дома, как раньше. То ли от нахлынувших вспомнившихся чувств, то ли от свежих эмоций, у Цзымина по розовой щеке скатилась стеклянная слеза, которая вскоре застыла где-то на изгибе подбородка. Надо быть смелее, подумал он и ответил на поцелуй, пробуя эти алые губы своими, очень неловко и осторожно, конечно, но так чувственно. Сюэ Мэн хочет запечатлеть в своей памяти каждый миллиметр этих красных лепестков и теперь не упустит эту возможность, зная, что здесь и сейчас началась другая глава их жизни. *** Ханьсюэ всегда знал, как и когда действовать. Его боевым навыкам завидовали многие старшие ученики не только Куньльна, но и других больших организаций. Такой молодой и уже во главе целого клана. Много кто из заклинателей хотел покуситься на такой лакомый кусочек. Северные земли мало кому удавалось обуздать и сделать так, чтобы ландшафт и погодные условия были не суровыми противниками, а важным союзником. Север не для слабых. Такие как Мэй не просто так выбирали жизнь на Тибете и близ его. Народ Куньлун и его подножия, без сомнений, можно назвать одними из самых смекалистых. Каждый, от старика до ребенка осознавал, что основное правило жизни севера "Помоги и помогут тебе" И, на удивление, люди его слушались. Мэй Ханьсюэ хороший глава, хоть и были те, кто скрыто презирал его из-за событий во время второго разлома небес, но он не акцентировал внимание на гневе. Нехорошо будет, если его и так холодный лик окрасит гневный взгляд или складка меж бровей. Лучше он подумает о хорошем, о Цзымине например. Блондинистый заклинатель до сих пор помнит их первый с Сюэ Новый год на новом пике Сышен, когда ещё новоиспеченный глава носился по двору как птица, которую выпустили из клетки и она впервые познала вкус свободы, метаясь с дерева на дерево. Мэй тогда занимал свой пост не более двух лет и тоже считался неопытным, мог кое-где ошибаться и вообще ему нежелательно было на тот момент покидать свои земли, только существовала одна проблема, его сердце было очень беспокойно из-за Молодого главы. И не зря. Вон как носился, даже о тёплой одежде позабыл, хорошо хоть он вовремя увидел. Можно было, разумеется, просто пройти к покоям главы, куда ему всегда был открыт вход, и взять тёплое верхнее ханьфу с меховым капюшоном, однажды привезённое Мэем из своих земель, но почему-то хотелось видеть Сюэ Мэна в своей накидке и плевать тогда было на холод, ему не привыкать, в сравнении с Куньлун, Пик Сышен не такой уж и холодный зимой. Поймав нужный момент для действий, Ханьсюэ обхватил плечо юного заклинателя и развернул к себе, молча надевая белую и тяжёлую меховую мантию ему на плечи, прикрывая ею и грудь главы. Ну и конечно, Ханьсюэ не мог не заметить тогдашний взгляд Цзымина. Уже тогда он видел россыпь с ночной тверди в этих радужках, которые застывали на его лице, при каждом их близком контакте. Вот и снег пошел. Мэй Ханьсюэ как-то многозначительно вздохнул, показывая своё неодобрение и беспокойство, раскрыл красный зонт и держа над головой молодого главы Пика Сышен, высказал своё желание помочь с приготовлениями. В тот момент они походили больше на супружескую пару, некоторые заклинатели в тот день даже вспоминали предыдущего главу и его жену, которые так же прогуливались перед празднествами. "А что же сейчас? Как действовать? Дойдем до холма и что потом?" Эти мысли копились и копились в голове морозного заклинателя, не давая покоя ни разуму, ни душе. Он так много думал, опять, что не заметил, как добрались до вершины. Такие места, наверное, и вправду могли как-то помочь с решениями, казалось бы, нерешаемых вопросов. Почему так подумал? Дышать стало как-то легче. И разум постепенно начал выкидывать ненужные волнения, оставляя лишь приятный след от созерцания ночного небосвода. Ханьсюэ, как это ни странно, очень любил звёзды, ещё с детства он смотрел в ночное небо, ища там ответы на волнующее его детскую голову, которая уже тогда была наполнена вполне себе взрослыми мыслями. И вот, в такой важный для заклинателя, его очи точно так же искали совета или же какого-то знака у небесных тел, что лениво отблёскивали в ночи. Боковым зрением он смог просмотреть восхищение этим видом и решил просто насладиться моментом, улыбнувшись тому, что сейчас все хорошо, нет смысла держать на своем лице эту серьезную маску, лучше сбросить её и откинуть куда подальше. Прямо в эту минуту он смотрит на прекрасные звёзды вместе с его личной звездой, которая сияет ярче всего небосвода, как же ему хочется сказать эти слова прямо сейчас. Поднять юного главу на руки, прижать к себе и не отпускать самое ценное сокровище в его жизни, сохранить то сияние, которое он так старательно возрождал. Сюэ Мэн так счастлив и смотрит прямо на него и...комета? — Цзымин, смотри! Рука сама потянулась к предплечью заклинателя, другая уже вовсю тянулась к небу, указывая на яркий изумрудный свет в ночи. Комета будто ворвалась в серебряный небосвод, оставляя за собой яркую вспышку. Прямо...как он. Сюэ Мэн так счастлив, что аж руки свои на плечи Мэя положил. Или же...что он делает? Глаза в момент округлились от осознания, что Сюэ Мэн первый делает этот шаг, такой важный и волнительный. Ох, он боится, хочет отстраниться. Нельзя. Небеса дали знак и пора действовать. Ханьсюэ наклонился к розовато-красному лику своего главы. Теперь глава пика Сышен его. И губы Сюэ Мэна принадлежат ему. Такие подрагивающие и желающие этого момента так долго. Слов не надо. Всё уже стало ясно. Они понимали друг друга без слов. Без признаний. Их действия говорили сами за себя. Холодный и горячий, все думали, что они такие разные. Но это не правда. Сюэ Мэн — звезда, Мэй Ханьсюэ — комета. И морозный заклинатель идеально дополнял этот свет звёзды собой. "Его губы...такие тёплые. И руки дрожат. Он так волнуется. И я волнуюсь. Но я должен помочь" Даже в своих мыслях Ханьсюэ остаётся немногословным. Кладя свои ладони поверх покрытых перчатками рук заклинателя, он мягко погладил их, в миг получая ответную реакцию. Цзымин взял долю инициативы на себя, сминая губы Ханьсюэ. Целовать любимого человека так приятно. Так тепло стало, это из-за поцелуя или из-за того, что они слишком близко друг к другу. Хочется так остаться подольше, но вот комета покинула видимые пределы и поцелуй постепенно угасал. Заклинатели ещё слегка соприкоснулись губами и Ханьсюэ, раздвинув свою мантию, соединил руки за спиной главы Пика Сышен, пряча его в своих белых одеждах от всего мира. Лицо его главы такое красное сейчас. И после поцелуя он хмурится, однако в глазах читается это неподдельное счастье. Сюэ Мэн, ровно как и Мэй Ханьсюэ, не умел проявлять свои чувства через слова или эмоции. Нужно быть больше чем знакомым для него, чтобы понять, что же сейчас чувствует заклинатель. А Ханьсюэ для Сюэ Мэна теперь является центром мира и не мудрено, что он так хорошо читает его душу и сердце. Возможно, даже и разум. Они стояли молча, луна уже показывала полночь, светила прямо на них, на этот холм, весь мир сейчас остановился, есть только они здесь и сейчас. Ханьсюэ продолжал улыбаться, его лицо расслабленное, на нем отражались спокойствие и мягкость. Совсем другой человек, не похожий ни на аскета, ни на ветреного младшего близнеца. Вот уж действительно, любовь меняет. — Прости, что пришлось ждать меня так долго, мой глава. Ханьсюэ не знал, говорить ли ему о чувствах. Он понимал, что Сюэ Мэн и так согласен сейчас на все. Наверняка, в данный момент он думает лишь о том, какой его блондин тугодум. Поэтому извинится за свою медлительность — лучший вариант показать свою внимательность, как бы парадоксально это не звучало. От своих суждений блондин даже хмыкнул, продолжая изучать лицо Сюэ вблизи. Не сдержав свои порывы, Ханьсюэ наклонился и поцеловал того в лоб, высказывая этим самым свои извинения ещё раз. Заклинатель тут же получил щелбан и кучу ругательств, а после лоб его Цзымина уткнулся ему в грудь, бормоча про себя ещё что-то, глава пика обвил свои руки вокруг стройной талии Ханьсюэ, которую украшал бирюзовый пояс и сомкнул пальцы в замок за спиной, не желая пока двигаться. Чувствовалось, Сюэ Мэн вдыхал его запах, дыша медленно и размеренно, и Ханьсюэ наконец смог уловить аромат любимца небес. Его волосы пахнут маслами и вишней. Сюэ Мэн проводит много времени в саду, ему не нравится сидеть во дворце одному, он выносит столик в верхний сад и устраивается под древом вишни. Он рассказывал, что раньше там играл, дрался с братом, снимал кота Госпожи Ван с дерева и там же они встретились впервые, ещё будучи детьми. Этот запах возвращает Ханьсюэ в детство, когда он впервые встретился с ещё задиристым мальчиком, который смеялся и убегал от них. Но уже тогда маленький Мэй понимал, что противоположности притягивают друг друга. И спустя столько лет, они наконец соединились, теперь навсегда. — Давай спустимся во дворец, в твои покои. Ты можешь замёрзнуть. Хочу согреть тебя. Пошел снег. Не такой сильный, но хлопья были большими, снежинки переплетались между собой, падали на траву, закрывая периной. Ханьсюэ всегда брал с собой зонт и сейчас он снова открыл его для своего главы, поднял над головой и за руку они спускались вместе с холма. Теперь они шли вровень, а руки их были крепко сплетены. Спасибо звёздам, спасибо комете, спасибо Сюэ Мэну, что он появился в его жизни. Они шагали, болтая о насущном, о завтрашнем дне, о том, что нужно сделать, а потом тема перешла к другой. Сюэ Мэну было интересно, когда же Ханьсюэ понял свои чувства и сколько он молчал, мучая своего бедного главу. — Год назад. В канун Нового Года я всё для себя понял. Но был не уверен, думал, что ещё рано. Я хотел быть рядом, но эти чувства были слишком чужды для меня, они заставляли сердце пропускать удар. Сюэ Мэн, ты ждал так долго. Но теперь больше не нужно ждать, моя любовь принадлежит тебе. *** "Так не хочется разрывать этот поцелуй, но ещё чуть-чуть и я совсем сойду с ума" Сюэ Мэн медленно разорвал поцелуй, ощущая ещё одно касание чужих губ и горячий воздух, что вылетел из рта. Он долго-долго, так казалось ему самому, смотрел на избранника своего сердца и не понимал, как же поступить дальше. Эмоции блондина так сложно читать, особенно сейчас, когда лик его затмила дымка смущения, а глаза были покрыты пеленой, которая будто бы скрывала мысли от мира сего. Уже набрав воздух, дабы сказать хоть что-то, что помогло бы скрасить эту казусную тишину, светловолосый заклинатель прервал эту не начавшуюся речь своими извинениями. — Глупости какие! Мэй Ханьсюэ, ты самый настоящий дурак! Ничего в тебе романтичного нет. И как я только умудрился влюбиться в тебя!! Пока заклинатель ругался, его настиг поцелуй в лоб, согревающий и такой ласковый. Смущение правда перекрывало эти чувства. Цзымин натянул свои тонкие большие и указательные фаланги в кольцо. В чело заклинателя тут же полетел щелбан главы. "Надеюсь, не слишком сильно ударил, я же в перчатках..." Он как-то вспомнил, что в детстве сделал так пару раз близнецам, когда нашёл их прячущихся в библиотеке его отца. Он подумал, что это такая игра. Играя с Мо Жанем в нее, Цзымину доставался щелбан в случае проигрыша. Но...сейчас же он проиграл? Да нет, точно выиграл, он же добился своего, сердце Ханьсюэ принадлежит ему, а значит щелбан заслужен. Вообще-то, Сюэ хотел разрядить обстановку, вот только последнее сказанное застало молодого главу Пика Сышен в растерянность и тот, не найдя лучшего выхода из возможных, просто уткнулся в грудки одежд Мэя, так ещё и талию зачем-то обнял. Сюэ Мэну казалось, что так будет проще справиться со смущением, которое все больше и больше охватывало столь девственный ум заклинателя. Однако, это не помогало, он продолжал тихо ругаться, проклиная и себя, и его, внимая морозному аромату блондинистого заклинателя. Ханьсюэ всегда был рядом. Помогал ему переносить вещи в сад, так как Юный Глава не мог находиться во дворце слишком долго, сердце болеть начинало, ныла и тянула эта боль, усиливалась и не давала покоя. Вся атмосфера так давила, что Сюэ Мэн просто не мог там сидеть подолгу, сбегая в сад, а Мэй постоянно стоял или сидел неподалёку, полируя меч или читая свои заумные трактаты, которые Цзымину тоже не помешало бы вообще-то читать, но как тут изучать священные писания, когда в голове только лик северного мужчины. Странно, думал Сюэ Мэн, это место хранит так много воспоминаний, не меньше чем зал совещаний, покои, дворец в целом, но эта вишня, она питает светом, что наблюдала долгие годы. Это древо уже было тут, когда Госпожа Ван принесла в этот мир дитя, вынесла его впервые сюда и долго-долго укачивала под ним, напевая колыбельную. Сюэ Мэн уже не помнил, о чем она, но отрывки мелодии и по сей день отзывались на его зов мыслей и чувств. Бывало, что он напевал её, мыча под нос или слегка разделяя губы. Разумеется, Ханьсюэ пару раз спрашивал главу, что это за песня такая, доселе ему не знакомая. Заклинатель лишь пожимал плечами. Действительно, это ведь не колыбельная его мамы, это другая мелодия, его мелодия. Необычным было то, что Ханьсюэ как-то менялся в лице, слыша эту мелодию, лик его разглаживался и излучал спокойствие и счастье. Сюэ Мэн сделал вид, что не заметил это, не выдавая, что пел для блондина все последующие разы. Вот ведь интересная вереница судьбы. Они полюбили друг друга ещё давно, а поняли только сейчас. Хорошо, что поняли, отныне не отпустят друг друга. Цзымин кивнул на предложение своего теперешнего возлюбленного и, приняв его ладонь, уже не был ведом его руке, он шел вровень с Ханьсюэ. После того, как спустились с холма, язык сам начал развязываться, весьма прекрасный способ выплеснуть свои эмоции - говорить обо всем подряд. Например: Через неделю совет глав пиков, точнее, того, что от них осталось, но это же новое начало, можно выстроить мир заклинательства намного лучше предыдущего, без всей этой грязи и постоянной лжи. Пока Сюэ Мэн разглагольствовал, ему на ум пришли те слова Мэя о долгом ожидании. Сколько же он думал, этот аскет паршивый? — Мэй Ханьсюэ, как давно ты всё понял? Сколько я ждал тебя? "Да ладно вам. Он... да тут не придраться, я ведь тогда же все и понял...даже тут совпадение, вот ведь..." — Не смей извиняться, лучше держи меня за руку и веди домой! Голос заклинателя на последнем слове слегка дрогнул. Домой...да, теперь он дома, его сердце наконец-то дома, там, где и должно быть. Сегодняшнюю ночь они явно проведут вместе, не важно как, Сюэ Мэн просто не хочет подумать на утро, что это все сон, просто его грёзы, он хочет увидеть лицо спящего блондина, освещающееся лучами восходящего солнца, как его переносица слегка морщится от света и он что-то мычит сквозь свои ночные виденья. Им дана вечность на друг друга, Сюэ Цзымин был уверен в этом как никогда ранее. Молодые люди прошлись по залам, некогда сдавливающие грудь юного главы, теперь же не отдающие никакого отголоска боли, ведь его комета освещает ему путь, оживляет умирающую и холодеющую звезду в душе. Шаги терялись в эхе коридоров и вскоре совсем скрылись за тихим щелчком двери. Им ещё многое предстоит сказать друг другу, а сейчас спать. Вместе, тая в этой неге любви. *** Бродив по кучной черноте, Взирал я смрад и бренность бытия, И тлела так любовь моя В бездонной радужке небес Прошла луна по небосводу, Вознёс мольбы я к алтарю. "Прекрасная мама, взошел я на престол, Очищу кровь и жертвы вознесу" Пошел мой год, травился в темноте Не зная радостей мирских Я вспомнил все, как дрался с братом Как юность шла в тепле семьи и очага. Все празднества готовы, теперь я идеал Но слезы капали в ночных терзаниях Жаждал счастья для себя "Прошу, приди любовь моя" Возможно, я безумец, но видя плащ его одежд Я понял все, вот моя комета Ворвавшись в сладость слёз Она промчалась и запечатлелась в небе моих грёз С тех пор душа моя в плену у изумруда Что холодом обжёг ни одного. А мне дарил он жар своей кометы Храня всю строгость и покой Как же так, я хотел хранить свои желанья А он прорвался в мой мирок. Вырвав черноту, ребра не тронув Осталась там его душа Отдал на суд свое существование И только я могу принять его Мы две души, потомки тверди ночи Застынь комета в вечности любви.