У историй, которые не рассказывают детям, два разряда: «ты мне не поверишь, но это правда» и «расскажу, когда вырастешь». То, как я вцепилась в локоть нарисованного персонажа, провожаемая перешептываниями прохожих, как раз из первого. Баба Маня, соседка этажом ниже, целиком и полностью согласилась бы, услышав моё изречение, ибо челюсть её православная защелкнулась от незнакомого красавчика рядом с предательницей. Расплывшись в улыбочке, она нанесла удар на остановке. Там, откуда я не смогу сбежать...
— Здравствуй, милая... куда едешь? — поправив жиденькие волосы, выбившиеся из-под шапочки с бубончиком, руки-коряги сжимали пакет «Ваночнице», столичной сети маркетов. Не дождавшись ответа, она мгновенно перенесла тушу в центр, чтобы обсмотреть стену из блеска, золота и крови. Каллисто, в смысле. — А вы, молодой человек, ей кем будете?..
Заметив, что мешок костей что-то там прокряхтел, Каллисто скосился на меня. У него на роже написано: «Это твоя подружка?». Я подняла брови, закрыла на секундочку глаза, мысленно напомнила себе, что всё лучше, чем валяться в завалах, и растянула бабке дружелюбнейшую лыбу:
— И ва-ам здрасьте, баб Маш! Как там ваш варикоз, на которой вы жаловались вчера кому-то по телефону? Уже лучше?
Сочившийся яд таки попал на язык карге, но со стороны все было невинно, так что любезности разбавились провокациями:
— Да лучше, лучше, от, в больницу еду... Он наш али тоже чужой? Чё молчит-то?.. Костюмчик-то у него ничего... Глазища красные, бесовские... Вы, што-ли, на праздник какой?
— Он ничейный, — невозмутимо изрекла я. Автобус, едь быстрее. — Общественный.
Пока бабка огорчалась размытому (но честному!) ответу, Регулус обходил остановку по периметру. Будка без стекла, но с сигаретным, около которого он торчал, выбешивая продавщицу, была лучше того лысого пригорка, носившего гордое имя «станция» в моём городе.
Хоть под дождем не мокнешь. Погода стояла отвратная. Если у владельца бесовских глазищ бесовская мантия, не пропускающая влагу и холод, то у сопровождающей смертной свитер под пуховиком. По-бомжатски истрепанном... Конечно, сколько раз измазывался, прислоняясь к земляным стенам, побелке или пыли! Поражает, что не порвался...
— А што на родине-то твоей? — «не все передохли ещё?»
— Замечательно, — опять улыбнулась я. Дядя и тетя погибли через месяц после мамы. В жилой дом влетела ракета. Целились в мост, угодили в девятиэтажку. Массивное бетонное строение, уходившее в облака, рассыпалось карточным домиком на ветру. Тела с трудом вынимали из-под обломков чьих-то стен, потолков или мебели, либо соскребали то, что от тел оставалось. Надо же. Родичи разливали суп по тарелкам, обсуждая успехи дочери, а через секунду стали погребенными заживо. — А как ваш мобилизированный внук, о котором вы говорили по телефону позавчера? Жив-здоров?
— Ох, деточка, не спрашивай такое. Тебе же лучше будет, да, если он не вернётся?! — наконец ощерилась старуха, грузная, горбатая, и потрясающе похожая на крысу. — Ну так а чем вы думали, когда независимости требовали? Теперь хлебайте! А внук мой правое дело делает, он вас защищает!
Держи лицо. Позиция трупа. Молчание – золото. Кстати, что там Каллисто разглядывает?.. Двухметровая махина очень смешно прогнулась. Я подбежала, чтобы составить компанию.
— Nante? — в ответ он кивнул на конфетку, выглядевшую точь-в-точь как глазное яблоко. Физиономия заинтригованная... — Ясно, поняла. Здравствуйте. Вон ту штуку, пожалуйста.
Проигнорировав недовольное ворчание кассирши, я бросила трофей в карман. Очередь отстоялась быстро. М-да, здешние цивилизованнее будут, обходятся без толкучек... Руки подмерзали, так что протиснувшись к лысому, – и глубоко задолбанному, – водителю, я оплатила билет с огромным удовольствием. Пустые кресла, обтянутые подобием бархата, манили.
Находящийся в автобусе впервые, Каллисто таращился на руль, на панельки с кнопочками и окна, где отчётливо было видно отсутствие коней. Он повернулся, выражая поднятием брови скепсис. Людям позади было немного начхать на хрупкие дворянские чувства, пришлось тащить будущего императора за локоть в дальний ряд. Съедаемая предчувствием, что бабка вряд ли финальный босс, я не обратила внимания на угрозы. Регулус, хмуро рассматривавший салон, перевел взгляд. Конфетка, брошенная ему на колено, скатилась на сидение. Вытащив её, он что-то с сомнением уточнил.
— На. Itadakimasu, — буркнула я, отворачиваясь к окну.
Было бы куда разумнее первым делом купить симку, но шарага... То есть, колледж находился в трёх шагах от остановки, прямо за «Ваночнице». Перейди дорогу – и ты на пороге...
— Нет, Ваше Высочество! — подошедшая к нам девушка, перепутав нас с косплеерами, сделала фото. Вспышка на секунду ослепила. Регулус, подлетев с ужасающей прытью, вырвал телефон. Не успела я сообразить, как уже преграждала засранцу путь. — Iie, iie! Yamero! Daijobu! Daijobu! Da-i-jo-bu, Каллисто!
— Sore ha nan desu ka? — сжимая мобильный, процедил кронпринц сквозь зубы. Чёрт, сломает! Трещит! Трещит! Девушка, вблизи оказавшаяся девочкой, растерянно тянулась руками к телефону, но не могла подойти из-за ног, подкошенных от испуга. Что-то капнуло на нос. Скоро ливень. Дерьмовая ситуация. Если не разрешить мирно, ментовка обеспечена. Не по этому делу – так по другому.
Сверлежка взглядами. Воздух потяжелел. Брови, чёрные, как ресницы, сведены к переносице. Какие глубокие складки. Под стать тому, кто мрачно ожидает. Думает, это спланированное представление. Ждёт финала, когда из кустов наконец выбросится убийца с ножом или взявшаяся из ниоткуда магичка превратит его в муравья. Прикидывается расслабленным, в действительности не теряя контроля ни на миг.
В рассеянных, запачканных грязью оттенках рубиновый умудрялся бликовать ярко-красным. Как же ты задрал...
Вынув телефон, я открыла «Камеру». Навела на отпрянувшего Каллисто и ткнула готовое фото в нос.
— Телефон. Фото. Фо-то. Это фото. Просто фото. Это ты. Anata. Sore wa anata desu... Kagami desu, — спасибо, аниме с субтитрами, где героиню звали «Кагами», дословно – «зеркало». — Daijobu.
— Ха?.. — порассматривав кадр, кронпринц смилостивился. — На.
— Простите, простите пожалуйста, — подлетев к незнакомке, залепетала я, и даже поклонилась. — Он из очень далёких краев, непривык к технологиям... Спасибо огромное, что сфотографировали...
— Этот человек, кажется, из Азии?.. — обратилась та, засовывая добро в сумку. Повезло, что никому не было дела до мелкого разногласия на перекрестке. Напротив, через дорогу, шарага, дальше тянулась улица, за спиной парк – раздолье. Было бы тесно – была бы другая история.
— Гораздо дальше, — веко дернулось. Я заторопилась, вытянула ручку из рюкзака: — Пожалуйста, пришлите фото мне в Инстаграм... Вот мой аккаунт...
Разошлись на приятной ноте (слава богу), а осадочек остался. А человек я мстительный. Так что всю дорогу я сохраняла молчание, не рассказывая ни о колледже, ни о том, почему пришлось прикладывать карту на входе, – кронпринц, по привычке пройдя вперёд, чуть не выбил дубовые двери к херам, — ни даже о том, почему плюнуть некуда от развратно одетых девиц, если оценивать наряды мерками его эпохи.
Короткие юбки, экстравагантные вырезы, пирсинг, волосы всех цветов радуги и так эстетично наброшенные куртки – это богема, детка. Холл, обладающий музейным интерьером, ошарашивал скульптурами, изобилием узоров на выпуклом потолке, лестницей и матом мрамора вместо ламината.
Храм искусства. С первых шагов ты невольно проникаешься атмосферой возвышенности, витающей в воздухе, весельем, отбивающемся смехом учащихся по стеклу картин, которые могут висеть где угодно. Даже в кабинете математики. Мне, потерявшей пару лет обучения, пришлось поступать на первокурсника...
— Эх, бахну кофейку, — настроение поднялось – на перерывах в стенах шараги я чувствовала себя своей. Быть «своим» в коридорах, пропахших запахами дерева, железа и художественной краски, проще, чем с одногруппниками. Точившие лясы о чем-то очень далёком, иногда буквально непонятном, – многие слова произносились иначе, — словом, чужом, они казались стадом, сбитым в кучу. Ярким. Красочным. Желанным.
Но мне в нём не было места.
— Автомат, мой автомат... — свернув направо, я привычно вкинула монеты в разъем. Про Каллисто на какое-то время я вообще забыла, высматривая преподов. Что предпочтет такая важная персона, как наследник престола? Крепкий кофе? Что-то более лёгкое?.. Ладно, возьму, что и себе.
Чтобы не тянуть резину, я сразу грузанула несколько Транслейтов.
— Наконец-то мы можем нормально поговорить друг с другом, — с осторожностью подбирая слова, нацепила я рядовую улыбку. — Я держу телефон в руках. Он может переводить речь, но с ошибками. Чтобы диктофон начал воспринимать вашу речь, нажмите на красную кнопку пальцем. В знак мира я купила вам чашку кофе. Предлагаю поговорить. Я признаюсь, что я не знаю, как вы здесь оказались.
Глаза Каллисто пробежались по экрану.
Перевод ответочки был, мягко говоря, недословным, так что я прибегла к помощи фантазии:
«Думаешь, можешь запудрить мне мозги? Ни один маг в империи не может переместить человека в иной мир, не пожертвовав при этом своей жизнью. А ты хочешь сказать, что притащила меня сюда по досадной ошибке? Признайся честно, кто тебя нанял. Это была дорогая императрица? Если ответишь, может быть, я тебя пощажу».
— Кхм... — блять, он не верит. Сука. Да, это слишком тупо звучит. — Я похожа на дуру? Послушайте, я не наемный убийца. Меня никто не нанимал. Я никогда не видела императрицы. У нас вообще нет империй. Если бы я хотела вас убить, я бы не телепортировала вас в мой дом.
«Разве я упоминал об убийстве?» — издевательски улыбнулся Регулус.
— Вы одеты как монарх и чуть не перерезали мне горло. Я логично предположила, что вы ищете подставу, — поморщилась я и отдала телефон, чтобы натянуть пластиковую крышку на стаканчик. От процесса отвлёк протянутый экран:
«Хочешь сказать, что ты не знаешь, кто я?»
Знаю, конечно... Как не знать...
— ...Iie.
«Как ты призвала человека, которого не знаешь?». Ах ты, подлец.
— Каком к верху... — в Переводчике написала иначе: — Вас удивляет именно то, что я призвала незнакомца? У нас немного разные акценты на одной и той же ситуации, знаете ли. В нашем мире нет магии... Сейчас пойдем в магазин, чтобы я имела постоянный доступ к Переводчику. После этого попробуем вернуть вас. Я не могу дать гарантий. Если не получится... У меня есть условие.
Возможно, речь дошла немного не в той формулировке, но кое-как Регулус разобрался.
«Какое условие?»
— Вы никого не убьете и не покалечите. Вы будете слушать меня беспрекословно, чтобы выжить.
«Для начала мне нужно убедиться, заслуживаешь ли ты доверия».
— По рукам... — думая, что разговор окончен, я собралась было забрать мобильный, но, как оказалось, ошиблась.
«Ты уходишь от вопроса. Тебе известно, кто я?» — если да, отрубишь мне голову за панибратство с членом голубой крови?!!
Чтобы текст был максимально достоверным, я села печатать вручную. Одной рукой набирая, второй подала кронпринцу стакан. Ответ получался максимально объемным. Да, Каллисто сам уже догадался, но лучше, наверно, все-таки озвучить проблему вслух.
«В этом мире не важно, кто вы. Вы никто. У вас нет власти. У вас нет никаких документов и свидетельств. Нет друзей и родственников. Вас не существует. Вы не сможете найти работу. Вы ничего не знаете о нашем обществе и культуре. Если вы будете ранены, вам не предоставят первую помощь. Вам будет очень тяжело первое время. Я надеюсь, что этого не произойдет, но в любом случае, я помогу вам, Каллисто. Хочешь ты этого или нет. У нас нет выхода, потому что ты никому не нужен в этой реальности. И то, что я помогаю, не значит, что я чувствую вину. Тысячи людей по десять тысяч раз в год рисуют пентаграммы, но только моя кого-то призвала. Такой поворот событий рушит и мои планы. Мы в одной лодке. Рассчитываю на сотрудничество».
Перепроверив сообщение, стало грустно от машинного транслейта.
Вроде бы выполняя одинаковые действия, каждый раз кронпринц делает их по-разному. В этот, углубляясь в чтение, пробует смесь, щекочущую нос дымкой, пока позади тоннель коридора теряется в тени. Локоны, аккуратно причесанные на картинках, небрежно заправлены за ухо здесь. Заострённые кончики прилипали к вискам и ко лбу, как нити, свитые из золота. Нельзя сказать, что мрачневший мужчина идеально соответствовал персонажу. Всё-таки, детали, вроде прямого носа или губ, от которых сложно оторваться (взглядом), более не опущены стилистикой. Лет в двенадцать, будучи той ещё максималисткой, я бы не согласилась даже на автограф от Каллисто не в абсолютном 2D. Однако... Научившись идти на компромисс... Авторитетно заявляю: не важно, какая нога на тебя наступит, главное, чтобы принадлежала нужному человеку...
— Рина?
Ого. Надо же. А вот и босс.
Четыре девушки подплыли вроде бы не к нам, а к аппарату. Белла, широкая в кости, выделялась белобрысыми волосами и приплюснутой формой черепа. Уважаемая мной из-за бирюзовой куртки, очень беспонтовой в сравнении с подружками.
Одна тащилась в брючном костюме, который я видела в Пинтересте, вторая предпочитала комплект джинс на высокой посадке с каким-нибудь свитерком. То, как они выглядели, подчеркивало характеры. Хотя, не скажу, что эта, что в модном шмоте, пафосная. Работа модельеров, делающая из неё модель, и проделки парикмахера – вот и весь дух «бунтарки». Наночка девочка приличная, покоренная системой. Вторая идентичная, просто полнее. На поросёнка похожа...
«Ну, если она – похожа, то Аннетт – та ещё свинья», — балансировавшая между ролью души компании и человека-самого-по-себе, Аннетт была самой сучечной сучкой коллектива, с которой мы могли бы стать лучшими друзьями, если бы не парочка «но».
— Кого вижу. Привет, девчонки! — изображая искреннюю радость встречи, я поприветствовала одногруппниц знаками победы. «V» – мой фирменный жест. — Отлично выглядите! Впрочем, как всегда. Как жизнь?
Темненькие откровенно вымученно подтянули край губы, пока белобрысая вводила код товара.
— Хорошо, спасибо... — ах, этот затухающий тон, эта скованность, а эти взгляды, мечущиеся по углам! «Мне некомфортно, скорее бы свалить» – вот, что они означали. Нана косится на автомат, видимо, мечтая купить уже треклятый батончик, но почему-то всё равно стоит со всеми, обступившими меня полукругом. Занимая позицию доминанта, Аннет выступила вперёд, миролюбиво защебетав о совместных планах. А почему другие молчат? Как странно. Неужто присутствующие – зрители в ожидании концерта?
— Да неужели? Супер, — переглядка на Каллисто, отрезанного девицами. В ту секунду я ненадолго обрадовалась стечению обстоятельств: лицо, почерневшее от бешенства, исказил оскал. Нет. Он подумал, что я издеваюсь. Пожалуйста. Смилуйся. Прошибло на молитву. Пожалуйста, пощади. Пощади. — Ой, Аннетт. Что у тебя с глазами?.. Ты хорошо себя чувствуешь?..
И правда. Обычно она обмазывалась косметикой, рисуя слёзы из блёсток, размашистые стрелки под цвет помады, иногда черной, иногда темно-красной, – смотря, какой образ, – но сегодня была без макияжа. Штаны на несколько размеров больше висели на ней, как на вешалке, а через дырки виднелись чулки в сеточку, так сексуально обтянувшие коленки. Благодаря тугой затяжке корсета, рубашка казалась воздушной, а талия – контрастно узкой. Конечно же, куча побрякушек, вроде тысячи колец или камней, висели на шее, на руках, на ушах с двойными проколами и даже на бедрах: когда она шла, цепочки звенели. Сама экстраординарность. Скучаю по моим вещам.
Хм. Странно. Волосы собраны в хвост. Как-то для Аннетт скромненько. Ладно, мои патлы в высоком хвосте – буйные ребята, льются водопадом и сильно мешают, но её -то?
— Оу... Так ты что, ничего не знаешь? — личико Аннетт на миг потускнело, и та, что в очках, решилась открыть рот:
— Мы пришли, чтобы кое-что сказать...
— Переведись из нашего колледжа, — выдала девушка, бряцая браслетами. А вот и подводочка.
— Что? С чего бы вдруг?
В груди зароилась тревога.
— Потому что с завтра твоя жизнь превратится в Ад, — белобрысая взяла стакан. — У тебя и так не очень хорошая репутация, но сейчас объявили военный призыв.
— Что?..
Военный призыв? Ещё? Ещё людей? Куда? Туда, где плюнуть некуда? Что происходит?
— Понимаешь, тебе не будет покоя. Учителя, ученики – с тобой полностью перестанут общаться, — вмешалась Нана. — Как видишь, мы тоже не общаемся. Прости. Ты, может, неплохая, но...
— Почему? — совершенно спокойно спросила я, делая глоток. Казалось, кипяток, разлившийся по животу, потушил холод. Он, разрастаясь откуда-то изнутри, драл внутренности, схлестывался с горечью, распарывал лёгкие, с безжалостностью скатывался в комок, застряющий в горле всё чаще и чаще.
— Нельзя поддерживать связь с людьми «оттуда». Понимаешь, нам и самим может достаться.
Не понимаю.
— Моего папу вчера забрали, — внезапно сообщила Аннет. Приглядевшись, я поняла, что синяки под её глазами были разбухшими от слез. Чёрт, скоро заказывать очки. — Фак... Он может и не вернуться. Скажи, почему это началось? Что вам не нравилось?
Почему.
— Да, зачем всё это?
Зачем.
— ...Эй?.. Всё нормально?..
А с вами? С вами точно всё нормально? Вы совсем поехали? Вы спятили?
— Так это заговор. Занятно, — с небрежной усмешкой я закинула локоть на столб, впаянный в металлический столик около автомата. На нём частенько бросали пустые стаканчики и крышки. — Скажите, пару лет назад вы принимали активное участие в выборе нынешнего президента?
Физиономии вытянулись.
— К чему ты это?..
— Ну, предки ходили, я нет. Нам же нет 18-ти.
— Вы сами ответили на свои вопросы, — пожала я плечами. Не знаю, сколько раз усилие воли давило дрожь в голосе.
Сначала голос выровнялся.
Но конце концов заискрил иронией.
Подолгу притворяясь, вживаешься в роль. И кто отражается в витрине по-настоящему, – я или то, что со мной случилось, – становится труднее определить. Может быть, от прежней иронии не осталось и следа, как и от школьницы, скандалившей с кем ни попадя. А может, не стало именно тех, с кем дни напролет скандалила. Никогда не задумывалась о последовательности. На такие глупости не хватает времени.
— Вряд ли я по своему желанию лежала под завалами или спала где-то в метро, — будто говоря о ком-то, я безмятежно смеялась. — Я понимаю ваши чувства. Мой брат уже полгода там. Точно так же, как и вы, я понятия не имею, что этих абстрактных «нас» не устроило. Могу ручиться только за себя – я не хотела просыпаться с мыслью, что мой брат может уже не вернуться, а маму похоронили в закрытом гробу, потому что от трупа ничего не осталось.
Я сжала стакан. Меня не покидает ощущение, что я сошла с ума.
— Страна отвоевывает территории, называя это освобождением. Если вы считаете, что освобождаете своих, то почему чужая я? — кофе выплеснулся на руку, обжигая, но боли не было. Не было ничего, как в ту ночь, когда нас не пропустили. Было сыро. Мороз цеплялся за щеки, отцовская копейка подкатилась к блокпосту. Горящие шины. Зелёная форма, блеск автомата на свету фар, мороз по коже, кресло как камень. Ни нашивок, ни лиц – будто вестники смерти, посланные богом, они обступили авто. Кто, куда, зачем – допросы лишний раз напоминали, что ты – разменная монета в чьих-то руках. Отказ напомнил, что у тех, кто владеет миллионами, до копеек нет никакого дела. То, что сдохла твоя мать – всего лишь следствие, за которое никто и никогда не будет наказан. То, что не сдох ты – причина, по которой тебе пожелают смерти.
Её больше нет. Она не успокоит меня. Не утешит. Не обнимет. Не купит конфетку просто потому, что у меня был плохой или хороший день. У меня больше никого нет. У меня никого нет.
Совсем никого нет.
— Делайте, что хотите. Но если игнор перейдёт в травлю – я не буду стоять и смотреть, — я выдала самую ярчайшую улыбку из всех существовавших: — буду бить до потери сознания. И мне ничего не сделают. Потому что все, кто пережил войну, психически невменяемы.
Обойдя опешивших и почему-то не торопившихся с ответом, я хлопнула напоследок Аннет по плечу.
— Мне не нужна вражда. Давайте будем друзьями?
— Ну... Эм... Конечно... Но...
— Да-да, знаю. Удачи, — сделала я ручкой, нарочно неторопливо добираясь с Каллисто до угла. Притихший Регулус перестал занимать – мысли улетели чересчур далеко. Меньше всего хотелось показывать, что что-то в этом мире способно меня задеть.
Нет. Ничего из нормального мира – точно. Я чуть не сорвалась по-настоящему, хоть внешне не подала виду. Пройдет. Дальше легче. Время – лучший доктор. И меня, может, соизволит подлатать. Странно, что после маминой смерти я ни разу не заплакала. Прямо как пуховик. Побитая, но не сломленная. Наверное. Наверное...
Мобильник вернулся ко мне.
«Ты издеваешься?» — что? А...
— Gomennasai, — устало выдохнула я, закрывая лицо рукой. Будто дементоры мимо пролетели. Здорово, что на четыре врага меньше. Но в группе ещё семеро. А в колледже, подавно, сотни... Чем им репутация не угодила? То, что не сижу, засунув язык в жопу, равнозначно плохому поведению? Ублюдки. — Ублюдки...
Сорвалось с языка.
Каллисто, обронив как будто специально непереводимый набор гласных, в итоге свёл речь к простому:
— На.
Я недоуменно уставилась на платок. Принимая треугольничек, пальцами я на мгновение коснулась ткани – кремово-белой, глаже и тоньше, чем у отцовских рукавиц. По правилам хорошего тона, у джентльмена всегда должен быть припасен такой туз в рукаве.
— Спасибо... Arigatou, — на шелку были вышиты розы. Точно. Не время отчаиваться. Потом пострадаю. Сейчас я в ответе за будущее империи Инк. Вау, и название как-то вспомнилось... Ух ты. Стоп. А если подумать, это второе «на» от Каллисто.
— Телефон, — кивнул на мобильный Регулус. Я вручила Транслейт, переваривая перемену. Ого. Как чётко сказано. Мать твою. Почти без акцента.
«Не похоже на теплую дружескую встречу. ...», — дальнейшая фраза была трудно адаптируема. Вкратце: ждал, когда бросишь стакан в голову той девке, жаль – не дождался.
Смех эхом разнесся по неосвещенным закуткам коридора. Это была первая фраза, искренне порадовавшая за последние пару месяцев.
«Не люблю пачкать руки без необходимости, — договорившись отправиться на поиск симки, мы направились к выходу. — В будущем успею, аж надоест. Это только начало».
Исключение – не выход. Следовательно, «друзья» хотели, чтобы я уехала обратно.
***
Призыв не сработал.
Я, прячась от разъяренного кронпринца в толчке, молила Всевышнего дожить до утра. Органный плэйлист сменило торжественное:
«Director by.
ROBERT B. WEIDE».
