***
— Антон Шастун, ты опоздал! На целых семь минут, между прочим! Опять в маршрутку не влезем, сам меня понесешь! Антон ни капли не пугается гневной тирады Иры и с улыбкой передает ей горячий кофе, на секунду соприкасаясь с ее уже холодными пальцами и чувствуя приятное покалывание в области груди. — Прости, — извиняется Шастун, ничуть не раскаиваясь, — зато я кофе принес. Девушка смешно сдувает мешающуюся челку, выступающую у нее из-под вручную связанного красного берета, и прижимается пухлыми губами к стакану. — Только из-за этого тебя терплю, Шастун, — вздыхает она, успокоенная порцией чересчур приторного напитка. Она стоит в тонких белых колготках и короткой юбке, а поверх огромная дутая куртка, как будто бы Кузнецова сначала собиралась в кафе, а потом решила заскочить на соревнования по биатлону. На изящном плече, хорошо спрятанном за мешковатой тканью, висит миниатюрная сумка на тонком длинном ремешке, в которую удивительным образом умещают и толстые лекционные тетради, и четырехсот страничное пособие по интеллектуальным системам и технологиям. Ира, заметив пристальный взгляд, поднимает заинтересованно бровь. — Тебе не холодно? — находится в ответе Шастун, понимая, что комплимент о красоте Ириных коленок может быть оценен ударом в лицо. — Если бы кое-кто пришел вовремя, то не было бы холодно, — язвит Кузнецова и обхватывает стакан уже двумя руками. — Слушай, а давай в следующий раз я такси нам вызову? Ну, чтобы тебе не мерзнуть. Ира с прищуром глядит на одногруппника и жует губу. Предложение заманчивое, но… — С какой это радости? На тебя мешок денег свалился или ты работу нашел? — Вообще, у меня к тебе есть просьба… Девушка выставляет открытую ладонь, прерывая Антона, и с протяжным вздохом закатывает глаза. Количество «просьб» Антона Шастуна уже превышает все мыслимые границы их специфичной дружбы. Иногда у Иры складывается впечатление, что она учится за них двоих, но все равно продолжает покрывать этого непутевого олуха. — Что на этот раз? — устало спрашивает она, когда все стадии принятия в ее голове сменяют друг друга за несколько коротких секунд. — Ты же все лабораторки сделала? — ненавязчиво любопытствует Шастун. — Та-а-ак, — тянет Кузнецова. — Дашь списать? А за это я выполню любое твое желание! — Любое, говоришь? — ухмыляется Ира и на минуту задумывается. — Хорошо, по рукам. Но не думай, что легко отделаешься! Антон с благодарностью жмурится и активно кивает. Он готов ради нее хоть с крыши спрыгнуть. Это немного пугает, но если идти — то до конца.***
Арсений подпирает одной рукой голову, слушая монотонный доклад студента о генетическом алгоритме, и борется с зевотой. Одногруппники докладчика совсем забили на своего товарища и занимаются своими делами: кто листает ленту в соцсетях, кто готовится к следующей паре, а кто просто спит. Попов их не осуждает — с такой интересной подачей он бы сам давно отказался от работы преподавателя, но кушать хотелось сильнее. — Отлично, — прерывает Арсений нескончаемый бубнеж, и парень замолкает. Нерадивые студенты поднимают на него глаза, параллельно пролистывая очередной пост. — Ответьте, пожалуйста, на вопрос. Какой метод используют для оптимизации компьютерных программ? Попов видит, как зрачки докладчика в панике начинают бегать по тексту. Растерянное «э-э-э» и «а-а-а» сопровождается шелестом распечаток (студенты почему-то думают, что если они будут читать с бумаги, а не с телефона, это накинет им баллы), а ответ так и висит в воздухе. — Тогда вопрос аудитории, — переводит Попов взгляд на скучающих студентов, его явно веселит вся эта ситуация. Сонное царство, потревоженное преподом, начинает суетиться и искать заветный ответ, чтобы снова впасть в коматоз, тщательно пряча взгляды, чтобы Попов не зацепился именно за них. — Эволюционный, — робко произносит отличница с первой парты, которая как всегда все внимательно слушала. — Спасибо, Эвелина, — улыбается Арсений и поворачивается к выступающему: — Садитесь, Черненко. Я обязательно добавлю этот вопрос в экзаменационные билеты. Пока студенты встречают эту новость с особым энтузиазмом, минутная стрелка заканчивает свой путь на шестёрке, и Попов, и группа с облегчением выдыхают. — Тех, кто не успел выступить сегодня, выслушаем на следующем занятии. Темы новых докладов я отправлю Эвелине, — девушка кивает. — А пока свободны. Не успевает Арсений моргнуть, как аудитория оказывается пустой. Он с тяжёлым вздохом закрывает ноутбук, подбадривая себя тем, что осталось всего три пары, и он наконец-то сможет отправиться домой. А дома — тишина, гора немытой посуды и голодная рыбка Виктор, названная в честь французского писателя. — Арсений Сергеевич! Как я рада, что нашла вас! — прерывает рутинные мысли женский голос, и Попов обнаруживает в проходе Катю — магистрантку и по совместительству младшего научного сотрудника их университета. — Вас Ольга Константиновна просит к ней подойти. Срочно! Преподаватель не может не улыбнуться наивности Кати. У Ольги Константиновны — проректора учебной работы — всегда и всё было срочное и важное, начиная от изменения учебного плана до обсуждения её новых серёжек и того, подходят ли они тону её лица. — А что такого срочного? — интересуется Арсений, закрывая свой портфель и направляясь к выходу из аудитории. Катя увязывается следом. — Вы слышали, что Валентина Львовна слегла? — доверительно шепчет девушка. — У неё был инсульт. Но просили никому об этом пока не говорить, — Катя прикладывает палец к губам. — Возможно, позже организуют сбор на её лечение. — Я бесконечно сочувствую Валентине Львовне и обязательно поучаствую в сборе, но причём тут я? — интересуется Попов, запирая дверь. Ржавый ключ с трудом поддаётся, жалобно скрипя. — Предполагаю, что её группы нужно кому-то доверить, а вы единственный, кто имеет достаточную квалификацию для ведения её предмета, — объясняет Катя и выглядит слишком довольной для таких новостей. — Ольга Константиновна хочет отдать мне её часы? — возмущается Попов. — Мне тогда придется жить в университете! — Не расстраивайтесь, Арсений Сергеевич, — подбадривает его Катя. — У нас на третьем этаже такие удобные диванчики поставили, там и поспать можно. — Смейся, смейся, — отвечает преподаватель. — Я столько студентов на допку отправлю, что тебе придётся ночевать со мной. С лица девушки тут же пропадает усмешка, а карие глаза осуждающе смотрят на Арсения. — Это же не моё решение, — качает она головой. — Но подумайте сами: вы же сами хотели прибавку, а тут такой шанс! — Я хотел прибавку к зарплате, а не к часам, — отчаянно вздыхает Попов и сдается: — Ладно, я поговорю с Ольгой Константиновной. Только, Катенька, — голос Арсений намеренно делает мягким, и даже она понимает, что сейчас последует просьба, — вы не могли бы отнести эти документы в медпункт? А то я не успева… — Хорошо, — прерывает его Катя и забирает из рук папку; такая прыть не может не насторожить, поэтому она объясняет: — Мне всё равно нужно было туда. Всё лучше, чем делать комплименты новым сапогам Ольги Константиновны. Арсений хмыкает, но не комментирует слова магистрантки. На этой ноте они решают разойтись по разным концам университета и заняться своими делами.***
— Нет, я больше не буду ночевать у Джабраилова, это всегда — всегда! — кончается плохо, — произносит Антон, бегло показывая вахтерше студенческий билет. Та даже не поднимает взгляда от кроссворда. В холле уже много народа, значит, началась перемена, и у них осталась всего пара минут до начала лекции. У гардероба трутся курильщики, ждущие, пока гардеробщица вынесет им куртки, а у автоматов — сонные проёбщики, всю ночь корпевшие за долгами. В воздухе пахнет дешёвым кофе из автомата и ещё свежей буфетной выпечкой, которая закончится уже через час. — Ты не слышал про проклятье часа и семи минут ночи? — загадочно спрашивает Ира, бросая в урну пустой кофейный стаканчик. — Что за проклятье? — хмурится Шастун, снимая с себя куртку. — Нельзя оставаться на студенческой тусовке после часа и семи минут ночи, иначе рискуешь стать свидетелем лютого треша, — с видом опытного вояки поясняет Кузнецова, доставая из сумки расчёску, и прихорашивается перед запылённым университетским зеркалом. — В один год там дверь снесли, а на следующий — девочку на скорой увезли в больницу, пыталась старшекурсника перепить, да коньки чуть не отбросила. — Откуда ты-то это всё знаешь? — усмехается Антон, аккуратно придерживая её сумку, пока Ира обновляет помаду на губах после кофе. — У меня есть связи, — гордо бросает она и забирает сумку. — Ох, сейчас Щуков? Какой же он душный. Кузнецова морщит нос, а Шастун на это залипает. Ирка красивая. Об этом знает не только Антон, но и полунивера: ей не раз прилетали предложения пойти на свидание, ещё чаще — дикпики, но Кузнецова отшивает всех, находя каждый раз изящный способ послать человека на хуй за предложение посидеть во Вкусно-и-точка. Не то чтобы у Иры какие-то высокие стандарты: ей хочется чего-то, но она сама не знает чего, а потому дружит с Шастуном, пьёт халявный кофе и оценивает дикпики по десятибалльной шкале. — Ирочка, — радостно окликает девушку какой-то незнакомый мужик и легонько толкает Антона в плечо, чтобы тот уступил ему место, — сколько лет, сколько зим! Он сразу лезет обниматься к Ире, что Антону категорически не нравится. Кузнецова, судя по её лицу, тоже не встречает эту инициативу с восторгом; она неловко похлопывает мужчину по плечу и тянет улыбку. — Максим? — неуверенно тянет Ира, отстраняясь. — Ну хоть узнала, — смеётся он. — Как дела? Какие планы на вечер? Кузнецова переводит взгляд на Антона, и в глазах мольба: «Спаси». — Кхм, — прочищает Шастун горло, обращая на себя внимание. — Мы не знакомы. Я Антон. — Макс, — спешно пожимает новый знакомый руку Антона и возвращается к разговору с девушкой. — Ты сегодня занята? — Да, занята, — нетерпеливо отвечает Шастун. — У неё дела. Со мной. Максим, видимо, понимая, к чему все ведёт, наконец-то отступает на шаг назад. Однако продолжает приторно улыбаться Ире. — Тогда увидимся в следующий раз, — кидает напоследок он и уходит, не прощаясь. — И что это было? — вздёргивает Антон бровь и складывает на груди руки. — Это был идиот, — вздыхает Кузнецова, — мы с ним пососались после концерта перваков, так он до сих пор мне мозги ебёт. — Хочешь, я с ним поговорю? — Нет, он того не стоит. К тому же, он иногда мне очередь в столовой уступает… — Меркантильная ты сука, Кузнецова, — подытоживает Шастун, но Ира не замечает обидчивых ноток в его тоне и переключается на другую тему.***
Вторая пара даётся Арсению тяжелее первой: если там ему нужно было только слушать бубнёж студентов, то тут приходилось уже студентам слушать его бубнёж. Попов несколько раз проклял себя за то, что забыл утром позавтракать, и теперь его желудок даёт уроки вокала всем начинающим. А теперь ещё вместо того, чтобы идти в столовую и утолить свой голод, он должен вымаливать пощады у Ольги Константиновны, просить её дать ему не пять групп, а только две, иначе следующий сбор будет уже на гроб Попову. Он стучит два раза и входит в кабинет учебного отдела, но проректора нет — об этом ему сообщает Валерий Филиппович. Профессор работает в университете с незапамятных времен и постоянно что-то исследует, но не углубляется в подробности своих работ — потом Попов лишь находит его статьи в интернете и читает взахлёб, потому что и правда интересно. Сам преподаватель очень похож на сумасшедшего учёного, которого коллеги видят крайне редко и вечно погруженного в работу, если он и заговаривает, то исключительно о трудностях в исследованиях или о повышении цен на его любимый чай. — Вы подождите немного, она обещала скоро прийти, — добавляет профессор, роясь в каких-то документах. — Спасибо. А вы кого ждёте? — любопытствует Арсений, присаживаясь в старое кресло, стоявшее раньше в актовом зале. Валерий Филиппович не спешит с ответом, задумчиво перекладывая бумажки, и Попову становится неловко. Он упирает взгляд в стенд о профилактике гриппа и делает вид, что увлеченно читает, лишь бы хоть как-то себя занять. — А, я? — спустя несколько секунд вспоминает преподаватель о существовании Попова. — Да я всё никак не могу собрать документы на грант. Как будто все идёт против меня! — Грант? И с чем же вы хотите податься? — Арсений отвлекается от залипательного чтива, чтобы поддержать беседу исключительно из вежливости. — О, у меня очень серьёзное исследование, Арсений Сергеевич! — с жаром произносит профессор. — Я на пороге открытия! — Не томите, Валерий Филиппович, — умоляет Попов, отчего-то заразившись энтузиазмом профессора. — Я наконец-то выяснил, как можно создать сильный искусственный интеллект, — довольно улыбаясь, гордо заявляет он. — Каким же образом? — Я договорился со своими коллегами из НЦРИ, чтобы они предоставили мне доступ к человеческому фонду, — понизив голос, делится преподаватель. — А остальное, увы, не могу пока раскрыть, уж извините, Арсений Сергеевич. Но вы только не распространяйтесь об этом, пожалуйста. А то я знаю этих нахлебников — сразу начнут подбиваться ко мне, чтобы баллов отхапать. Не бывать этому! Попов вполне искренне улыбается профессору, ни капли не обижаясь на то, что Валерий Филиппович снова утаивает детали своей работы. Оно и к лучшему — статьи потом будет интереснее читать. Дверь скрипом оповещает о вошедшем, и перед мужчинами возникает Ольга Константиновна собственной персоной. — Арсений Сергеевич, рада вас видеть, — громко здоровается женщина и сразу же устраивается на своём месте, выводя компьютер из спящего режима. — Катенька уже ввела вас в курс дела? — Да, и я… — Отлично, — прерывает она Попова и быстро что-то клацает на старой клавиатуре. — У вас будут группы 65.6, 62.8 и 68.3. Ребятки хорошие, тем более, третий курс, вы справитесь, Арсений Сергеевич, — она отдаёт Попову распечатки с номерами групп и списками имён студентов и их кураторов. — Но… — снова пытается вставить свои пять копеек Арсений, но Ольга Константиновна опять его перебивает. — Вы нас очень выручите, спасибо большое, — улыбается проректор и снова возвращается к компьютеру, намекая на то, что разговор окончен. — До свидания, Арсений Сергеевич, — вслед бросает профессор, и Попов ему ободряюще улыбается. — Удачи вам с грантом, — отвечает мужчина и спешит на следующую пару.***
— Дмитрий Темурович, к вам можно? — интересуется голова Кати в проёме. Мужчина откидывается на кресле, хрустя позвонками, и тепло ей улыбается. — Вам всегда можно, Катенька. Девушка краснеет и торопливо закрывает за собой дверь, чтобы студенты не услышали их неделовые разговоры. Катя садится на кушетку и кладет рядом с собой документы, решая отложить на потом официальную причину, по которой она пришла. — Как у вас дела? — интересуется она, заправляя прядь за ухо. — Надоело всё до жути. Хочется уйти на больничный, но, увы, сам на себя я справку выписать не могу, — устало вздыхает Дмитрий Темурович. — Скоро ещё прививочники потянутся и медосмотры… — А что, они не могут в поликлинике их пройти? — спрашивает Катя. — Не могут, временная регистрация у них здесь, — всплёскивает руками медик. — А у вас как там, наверху? — Да все то же, — машет рукой девушка. — Валентина Львовна вот слегла, замену ей искать надо. Но кто ж этим заниматься будет… — И кто же вместо неё теперь? — Даниил Олегович и Арсений Сергеевич, — отвечает Катя. — Бедолаги. Даже не знают, на что подписались… — Там вообще всё плохо? — хмыкает Позов. — Ну как… — тянет Катя, — две группы нормальные ещё, а остальные — катастрофа. Из тридцати человек дай бог пять придут. — М-да, кому-то будет весело принимать сессию, — смеётся Дмитрий Темурович. — У меня, кстати, кое-что для вас есть. Медик тянется к самому нижнему ящику в своем столе, а у девушки тут же загораются глаза. Позов постоянно радует её какими-то вкусностями: то пряники принесет, то печенье, то конфеты. Однажды даже торт притащил! — Это вам за помощь с первокурсниками. Если бы не вы, я бы два дня у них флюорографию принимал, — Дмитрий Темурович протягивает плитку какого-то дико дорогого шоколада, и у Кати от удивления раскрывается рот. — Ну что вы, Дмитрий Темурович! Я же вам безвозмездно помогаю, вы мой очень хороший… — девушка запинается, подняв глаза на улыбающегося мужчину, такого красивого в белом халате, что аж сердце тоскливо сжимается, — …друг. Им обоим вдруг становится неловко, и они тут же отводят глаза, покрываясь горячим румянцем. Нужно что-то сказать, но слова не находятся, да и отчего-то не хочется искать других слов: хочется уже вывалить друг на друга признания, сотканные из недомолвок и накопленные за столько месяцев знакомства. — Пожалуй, я поставлю чайник, — находится Позов и вскакивает со своего кресла, чтобы исчезнуть за дверью «Вход только для персонала». Катя тут же кусает губу, прокручивая в голове этот момент и пытаясь спрятать улыбку, ведь Дмитрий Темурович может зайти в любое мгновение, и застать её глупое выражение на лице. В животе порхают бабочки, в нос забивается запах медицинского спирта и стерильности, а за стенкой Катя слышит тихий мат — очередной студент напоролся на закрытую дверь с надписью «обед». — Кстати, Арсений Сергеевич попросил передать вам документы, я могу оставить их на столе? — кричит девушка, чтобы медик точно её услышал за вскипающим чайником. — Да-да, конечно. Положите их справа от журнала, — отвечают ей всё так же через дверь. Катя делает, как ей велено, и нечаянно краем глаза улавливает включившийся телефон мужчины — звонок на вибрации от контакта «жена». Девушка стыдливо отводит глаза, будто увидела не чей-то звонок, а застукала супружескую измену, и от греха подальше садится на ту же кушетку. Ладони её начинают потеть, Кате вдруг становится очень плохо, её грызет вина. Нет, она и до этого знала, что Дмитрий Темурович женат: и кольцо на пальце, и коллеги тоже не раз обсуждали их пару, но вот так близко столкнуться с ней — стало для девушки открытием. А ведь на самом деле, на что она вообще рассчитывает? Медик семейный человек, и её похождения в медпункт во время обеда в надежде снова увидеться с Позовым, поболтать о всяких пустяках и выпить чаю, это лишь жалкие попытки укрыться от реальности, которые не принесут ничего хорошего. — А вот и я, — радостно возвращается в кабинет Дмитрий Темурович. — Извините, у меня остался лишь смородиновый чай, зелёный кончился. Вы не возражаете? При виде медика улыбка сама собой расцветает на её лице, и Катя решает оставить самокопание на потом — в конце концов, что же ей еще делать одинокими вечерами в пустой квартире? — Ничего страшного. Я люблю смородиновый чай. Медик протягивает ей кружку и не знает, что греет его больше — чай или Катина улыбка.