Грифель в пепле

Я следую твоему примеру и стараюсь открываться. Какие возможности ожидают меня за новым поворотом?

      Эрен очнулся и, скинув одеяло, чуть не перекатился на пол с криком: «Сука!»       — И тебе доброе утро.       На лбу выступали капли пота, всклокоченные волосы липли к щекам. Дрожа всем телом, Эрен кинул на меня растерянный взгляд. Во сне он плакал, поэтому у него покраснели глаза.       — Как это… — прошептал он, вцепившись в матрац. — Где я?       — В школе.       — А Микаса и Армин?       Я молча передал полотенце, чтобы он обтёрся, и положил рядом бутылку, принесённую одной из женщин культа. Эрен быстрым движением открутил крышку и, обхватив горлышко пересохшими губами, стал жадно глотать воду.       — Не так быстро. Тебя может стошнить.       — Похуй, — бросил он, на секунду отвлёкшись.       Когда бутылка опустела примерно на половину, он промокнул полотенцем лицо и вытер слипшиеся ресницы. Затем проморгался и, прислонившись спиной к стене, покрутил головой, чтобы оценить обстановку. В его комнате, как и моей, валялись никому не нужные картины и альбомы, а так как окно закрывал огромный шкаф, приходилось жечь свечи. Часть стены напротив была украшена полотном с изображением тропического леса. На хлипкой на вид полке находилась банка с кистями, ворс и ручки которых сильно запылились. Их не брали настолько долго, что они сами превратились в пыль.       Я терпеливо ждал, когда Эрен придёт в себя, чтобы рассказать, что случилось. Пока он втыкал в пустоту, я успел забрать влажное полотенце и, выжав его, намочил в холодной воде.       — Приложи ко лбу.       Он взял полотенце, но неохотно, будто бы это мне приспичило встретиться с монстром, чтобы утащить за собой пару людей. Уж не знаю, как нечто попало в ванную, но оно чуть не убило нас. После того как птица отдохнула, Райнер позволил мне подержать её у себя.       Тот факт, что она разрешила прикоснуться к клюву, говорил о многом. Птица доверилась, даже посочувствовала нашей участи. Я убедился, что она необычная, ещё когда принёс клетку в комнату, и она вяло чирикнула. Пока никто не видел, я выпустил её на свободу, и она приземлилась на беспокойно спящего Эрена. Дотронувшись лапкой до голого плеча, торчащего из-под одеяла, птица запела, и Эрена отпустило. Он звал друзей, шептал неразборчивые фразы, но уже без прежнего отчаяния. В нём было больше тоски и светлой грусти, чем злости. Я вернул птицу на место, и она больше не просилась из клетки, точно свыклась со своей ролью или хотя бы двигалась в этом направлении.       — Где Микаса и Армин? — повторил Эрен.       — Ты не помнишь?       — Как вы меня оттащили? Немного, — скривился он.       — Если бы мы расчистили завал, то погибли. Те твари притворялись Микасой и Армином, говорили их голосами. Хорошо, что она оказалась рядом, — ответил я, кивнув подбородком влево, где стояла клетка.       — Это вообще реально? — спросил Эрен. — Ну, что она их раскусила?       — Если мы до сих пор живы, то да, реально. Конечно, я предполагал, что ты странный, но не суицидник же.       Он замахнулся, но вместо толчка я ощутил слабый щелчок по носу.       — Я правда поверил, что это они.       — Знаю. Именно поэтому у нас не было другого выхода, кроме как унести тебя силой.       Эрен дотянулся до клетки и поставил её на колени.       — А ты крутая. Может, и меня научишь всяким приёмам? Буду мастерски уворачиваться от монстров.       — Ну уж нет, я тебя не потащу!       — Думаешь, я бы дался просто так? Сначала приручи, а потом уже сажай в клетку.       — Повезёт, если приручать буду я, а не Энни.       — Это точно! Тут я даже на тебя согласен, — ответил Эрен, проведя по железным прутьям. — Но я спрашивал не про чудовищ, а настоящих Микасу и Армина. Такое ощущение, будто я отстаю на пару шагов. Хочу добраться до цели, но она постоянно от меня убегает. Я несусь к ней, а она от меня. Наверное, после отеля вряд ли Бертольд согласится помогать. К тому же я сомневаюсь, что тебя теперь выпустят.       — Наверняка, но мне уже всё равно. Осталось доделать Луну и закончить фон. И тогда тебе не придётся никого искать.       — Это только в том случае, если настанет Рай. Да и то нас быстро выгонят оттуда. Мы не подходим для такого места.       — Почему? — поинтересовался я. — А если там будут Армин и Микаса?       Он усмехнулся, складывая полотенце.       — Не будут. Этот Рай создан не для людей, Жан, а для таких, как Райнер или Бертольд. Мы для них то же самое, что демоны для ангелов. Опасные, непредсказуемые. Поэтому они так рьяно защищают свою веру и не допускают, чтобы к ним кто-то лез. Таких тараканов нет ни в одном кампусе. Дам тебе совет, пока здесь более-менее тихо. Убегай, когда картина будет готова. Не жди, что что-то изменится. Этих тварей ничто не остановит.       — Ты про фанатиков?       — Не только. Однажды я попал в комнату Райнера. Он привёл меня туда и показал картины и комнату в стене. Там была женщина, худая, слабая. Райнер сказал, что это его жена, и что её нужно прятать, чтобы она не покалечила людей. Только вот у неё было слишком много ран для человека, который сидит взаперти. И раны эти были похожи на укусы, причём глубокие. Понимаешь, к чему я клоню? Возможно, они используют монстров. Боятся, но продолжают ставить эксперименты. Не удивлюсь, если эта женщина для них что-то вроде подопытного кролика. Райнер измывается над ней, но только за пределами школы. Тьме сюда не пробиться.       — Но зачем им это? — размышлял я. — Что они получат, если… бля, точно!       — Что? — спросил Эрен, чуть подавшись вперёд.       — Они говорили, что когда освободятся, то возродят город и ближайшие поселения. Если они поймут, как устроены здешние монстры, поймут, что они могут сделать с человеком… — торопливо произнёс я, удивившись тому, как всё было просто. — Необязательно забирать всех, парочки достаточно, чтобы усилить контроль. Они будут держать в страхе не только Сайлент Хилл, но и другие города, а тех, кто не согласен, очищать. Только уже не с помощью огня, как это было с Флойдом. Им больше не придётся пачкать руки. Для этого у них будут монстры.       — Если это так, то картину лучше не дописывать, — сказал Эрен. — Конечно, не мне решать, что тебе делать, но я бы остановился, пока есть такая возможность.       — Уже нет.       — Почему?       Во мне боролись два качества, но пока побеждала честность. Сильная, до того невыносимая, что нельзя было усидеть на месте. Я спросил себя, готов ли рассказать о Марко? Эрен принял, что птица, почувствовав опасность, помогла нам, получается, мог принять и Марко? Я должен был открыться, чтобы заручиться поддержкой Эрена, и даже если кто-то из нас умрёт, то умрёт хотя бы без стойкого ощущения навислой тайны.       Убрав клетку на пол, Эрен передал бутылку мне. Я сделал маленький глоток и рассказал обо всём, опуская лишь незначительные детали. Объяснил, что на самом деле сдерживало меня от побега из школы и попыток сбежать из города в целом. Эрен уточнял, когда чего-то не понимал. Этого чего-то оказалось так много, что под конец рассказа я немного устал от бесконечных вопросов, сыплющихся на меня, будто гравий. От своей же истории побаливала голова.       — Не завидую я тебе, — сказал Эрен. — От тебя многое зависит. Выпустишь ли ты монстров в реальный мир, подчинишь их себе или вообще уничтожишь?       — Ты снова про тот кошмар?       — Да. А насчёт Марко не парься. Вернее, не парься, что я о нём подумаю. Конечно, часто мы сами выбираем, с кем общаться. У меня так было с Армином. В детстве его задевали дети постарше, но в один прекрасный момент мне это надоело. Я решил защитить его, научить драться.       — И он научился?       — Не, — тепло улыбнулся Эрен. — Каким был, таким и остался, но суть не в этом. С Армином было так, а с Микасой по-другому. Родители взяли её из приюта. Меня никто не спрашивал, хочу ли я с ней жить. Вроде бы, и не мой выбор, но когда я вырос, то понял, что это не означает, что он не может привести к чему-то хорошему. Иногда друзья выбирают нас.       — Это из «Неонового палача», да?       — Может быть, может быть, — сказал он. — Строчка, которую я так и не спел.       Эрен перевязал полотенце на предплечье и, поднявшись, задул чадившую свечу.       — Если тебе интересно моё мнение, то я не считаю тебя сумасшедшим. Ты просто любишь, вот и всё. Я тоже люблю, поэтому не буду судить. Мы — не они, — заявил Эрен.       Он был прав. Разве видел я, чтобы в этой школе кто-то кого-то любил по-настоящему?