***
5 лет назад. Киото.
— Эй, Сёко, куда подевалась твоя драгоценная святоша? — Годжо бесцеремонно ввалился в медкабинет, больше напоминающий кунсткамеру, заставленную диковинными скляночками. — Судя по неподдельному интересу в твоём голосе, речь идёт про нашу драгоценную святошу? — брюнетка оживлённо подмигнула Сатору, радуясь подвернувшейся возможности подколоть друга. — А если и так, что, делиться не хочешь? — О чём ты? — усмехнулась Иэйри. — У тебя нет шансов. Из её уст это прозвучало столь уверенно и непринуждённо, будто прописная истина, которую не было даже смысла ставить под сомнение. Годжо почувствовал, как противное скребущее чувство подкрадывается к его груди, но ни на йоту не выдал своего разочарования. — Никогда не говори «никогда», — хладнокровно произнёс Сильнейший, прокручивая какие-то баночки на полках. Одна из них внезапно соскользнула вниз, но ловкие руки мага спасли его от неприятностей в лице обозлённой Иэйри. Девушка оторвалась от окуляров микроскопа и укротила взглядом непоседливую натуру перед собой. — Сатору, до тех пор, пока ты дразнишь её святошей, можешь избавить меня от своей наивно-романтической философии, — шумная усмешка долетела до ушей мага. — Чёрт, Сёко, просто скажи, где она, — Сильнейший дёрнулся, в этот раз позволив раздражению взять верх. — Твои глаза тебе для красоты, что ли? Используй по назначению. Она отмахнулась, вернувшись к своим препаратам, и тихо добавила: — Наверное, тренируется на заднем дворе. Понимая, что больше ничего не добьётся, Годжо молча пошагал к двери, по привычке оттягивая пустые карманы. — Давай уже возвращайся в Токио, Сёко. Нечего тебе сидеть в этой дыре. — А сам-то сюда с завидной частотой наведываешься. Любовь к храмам проснулась? Иэйри бросила взгляд на бинты, за которыми скрывались прищуренные глаза, и тут же добавила: — Ой, ошибочка. К их служительницам. Дверь громко хлопнула, оборвав поток нескончаемого сарказма.***
Иногда Годжо задавался вопросом, почему некоторые люди становятся шаманами. Без выдающихся способностей, великого предназначения или глобальных целей они добровольно выбирают жизнь, которой сопутствует сама смерть. К этим глупцам он причислял и Утахиме, недоумевая, зачем уроженка скромного клана при синтоистском храме подалась в магический колледж. Она была самым что ни на есть среднячком: побеждала в равной доле с проигрышами, использовала лишь половину запасов своей проклятой энергии, да и ту пускала на техники с сомнительным уроном. Лишь её навыки в джиу-джитсу, подкреплённые выбросами проклятой энергии, немного спасали положение и помогали ей держаться на плаву в этой ожесточённой битве за свет. У Годжо была веская причина увидеть Утахиме – так, по крайней мере, решил он сам, ведь как ещё назвать навязчивое желание постоянно присутствовать в её жизни? Когда-нибудь он обязательно примет свои истинные мотивы и даст им верное толкование, ну а пока его устраивают эти игры в догонялки. Совместные миссии с Утахиме давно стали чем-то из разряда фантастики: она всё больше времени проводила за бумажками в стенах колледжа, а он всё глубже погружался в совершенствование своей «палитры», в которую совсем недавно добавил «красный». Надо признать, сейчас Годжо имел весьма смутное представление о боевой мощи Иори. Однако он никогда не строил неземных ожиданий по поводу её способностей и не удивился бы, узнай, что она до сих пор висит на втором магическом уровне. Мягкий звук колокольчиков приласкал слух Сатору, когда тот ступил на тропу, ведущую в сад на заднем дворе. Знакомая проклятая энергия отозвалась мурашками по его коже, и маг слегка замедлил уверенный шаг, переходя на невесомый. Сквозь цветущие ветки жёлтой сирени показался белоснежный рукав хаори; он скользнул по кругу вслед за женской ладонью, деликатно рассекая воздух. Босые ступни беззвучно касались нагретого камня, вырисовывая невидимые фигуры на его поверхности. От движений девушки веяло упрямой настойчивостью и лёгкой усталостью, но почему-то это нисколько не лишало их изящества. Утахиме была слишком увлечена своим таинственным ритуалом, чтобы заметить Сатору. И всё же, когда её взгляд устремился в его сторону, Сильнейший рефлекторно пригнулся. То было по-ребячески глупо, но Годжо знал, что с его разоблачением завершится и этот завораживающий момент. Убедившись, что остался незамеченным, Годжо аккуратно продолжил наблюдать, как хрупкие пальцы складывали печати одну за другой. Каждому движению Иори вторила песнь священных колокольчиков на её запястьях. Жёлтые соцветия, щекотавшие нос Сатору, своим сладким ароматом опьяняли его и так взволнованное сознание. Маг не мог оторвать взгляд, да и не хотел. Он быстро оценил, насколько редкий ему выпал шанс – увидеть не просто танец, а самую настоящую проклятую технику на этапе её зарождения. «Так много печатей? — он нахмурился, наблюдая за тем, как вершится чужая магия. — Да пока она их сложит, десять раз на тот свет отправится». Движения Утахиме становились всё более настойчивыми, а печати более резкими, словно своим напором она стремилась достичь неведомого рубежа. «Мастерство шамана определяется его умением упрощать, — мысли Сатору сквозили железной логикой. — Тогда какой в этом смыс…» Из круговорота рассуждений его вырвало чувство, доселе неизвестное. Бескрайний океан проклятой энергии, который ему приходилось укрощать каждый божий день с самого рождения, взбушевался и пошатнул ясность ума, заставляя Годжо напрячься впервые за долгое время. Высокая концентрация этой терпкой силы делала её почти ядовитой для обладателя и в то же время дарила чувство эйфории, подобно дурману. Казалось, вместе с последней сложенной печатью Сильнейший познал все тайны этого мира и обрёл безграничную власть над несведущими. То было похоже на Необъятную Бездну, однако бесценное всеобъемлющее знание, открывшееся взору Шести Глаз, не собиралось поглощать мага – оно скорее желало поддаться и обрести форму в его умелых руках. Один ритуальный танец раскрыл невиданный потенциал там, где даже Годжо Сатору не ожидал его найти. Рассуждая о печатях, он не предусмотрел одну вещь: Утахиме не стремилась упрощать. Напротив, вся суть её техники заключалась в том, чтобы выжать максимум. В тот день, пусть и неосознанно, своим чувственным танцем Утахиме помножила легендарную бесконечность Годжо Сатору на саму себя. — Да быть того не может, — маг кинул взгляд на дрожащую от предвкушения ладонь и рассмеялся, сжимая её в кулак. — Только твоя альтруистичная душа могла родить такую технику.***
— Ау-у, Годжо-сэнсэй, — Юджи помахал руками перед зависшим магом. — Ну так что, вам довелось прочувствовать технику Иори-сэнсэй? Сильнейший молча посмотрел на свою ладонь, в которой до сих пор лежала измученная ветка. Среди её изумрудной листвы красовались благоухающие цветы жёлтой сирени. — Нет, — он улыбнулся с особой ностальгией, которая противоречила его словам. — Но однажды она обязательно исполнит свой танец для меня.