Battlesexual

Селестия дарует вместе с Глазом Бога и твою судьбу. Дилюк понял это слишком рано, ещё ребёнком, когда в его руках расцвёл огненный камень, сиявший созвездием, по форме напоминавшим птицу. «Мудрая Сова тихо наблюдает за своей добычей из тени», — прошептал голос неизвестного в его голове, и камень потух. Лёгкое жжение на щеке означало, что его судьба решена раз и навсегда. Лицо юного Рагвиндра всегда было покрыто вереницей веснушек, но теперь на его правой скуле проступали более яркие пятнышки, сформировавшие подобие рыбы с рогом. Метка оказалась небольшой, но всё же довольно заметной. Однако же ни у кого из тех, кто обладал Глазом Бога, не было того символа, что уготован ему Архонтами. До последнего он надеялся, что рыба вспыхнет у Джин, но у девушки возникли родинки в форме песочных часов на левом плече. Время шло. Дилюк смирился со своим одиночеством, хотя в глубине души теплилась надежда, что судьбой был его брат по оружию, Кейя, не получивший Глаз Бога. Смерть отца, неожиданная правда вывели его из колеи, и он забыл об этом навсегда, когда Глаз Бога Альбериха засветился иной птицей, а на правом веке выступили пятнышки, которые Дилюк не успел разобрать. Ему это и не нужно было. Он бросил прошлое и глупую судьбу в виде своего Глаза Бога вместе со своим статусом в Ордо Фавониус. Теперь у него была одна цель. Его окружали убийства и много крови. Они смешались в одну сплошную вереницу, теряясь, забываясь. Семь королевств были одним месивом в голове, не отличимые друг от друга. Убийства. Фатуи. Убийства. Фатуи. База за базой. Крепость за крепостью. Ветренная скала между территорией Фонтейна и Снежной стала точкой невозврата. Там он увидел парня, ненамного младше него самого, завёрнутого в чёрную шубу, его красный шарф мотылялся по ветру, словно флаг. Он медленно шёл в сторону Дилюка, а на его губах играла улыбка. Он крутил свой Глаз Бога в руках, тот то и дело вспыхивал его созвездием. Его лицо было в веснушках. На левой скуле они имели вид совы. Они оба заметили это. Незнакомец подал голос первым: — Какая ирония. Я не ожидал, что человек, который привлёк наше внимание, будет моей судьбой. Видимо, Селестия предвидела нашу драку, не думаешь, Дилюк Рагвиндр? Дилюк крепко сжал в руках меч, никак ему не отвечая, только буравя взглядом метку. От его судьбы сквозило опасностью, дикой и необузданной. Незнакомец взмахнул рукой и создал из гидро элемента копьё. — Моё имя Чайлд Тарталья, и я Одиннадцатый Вестник Фатуи, — он провёл копьём перед собой, сделав резкий выпад. — Развлеки меня. Дилюк потерял счёт времени в их битве. Чайлд был слишком хорош, он дрался, не жалея ни себя, ни противника. Силы человека с Глазом Бога, в конечном счёте, всегда были выше, нежели у обычного воина, но Рагвиндр не желал проигрыша, чувствуя, что он будет стоить его жизни. Один неудачный шаг назад в надежде парировать атаку, и Дилюк не заметил, как подошёл к краю скалы. Ветер дул ему в спину, холодный и безжалостный, не похожий на ветра Барбатоса. Дилюк замер, Чайлд тоже. Руки предвестника были в крови от поверхностных ран его противника. Резким движением он сжал лицо Дилюка в ладони, притянув к себе, и выдохнул ему в лицо, ухмыляясь во все свои зубы. Сова на его скуле немного сжалась. — Ты прекрасен. Я благодарен судьбе, что мы связаны. Как жаль, что наша битва не может быть вечной! Где твой Глаз Бога? Неужели ты жалеешь меня? Дилюк на эту тираду плюнул Чайлду в лицо. Ему не нравилось ощущение подвешенности, между опасным и хаотичным противником и бесконечностью падения со скалы. Тарталья этот жест оценил, разразившись смехом, водное копьё исчезло из его рук, и он прижал Дилюка к себе. — Ты занимательный, Дилюк Рагвиндр! Грубым поцелуем Предвестник впечатал свои губы в его, его челюсть сомкнулась на нижней губе Рагвиндра. Прокусив её до крови, он облизнул ранку и отстранился. Это действие поразило Дилюка, и он хватал воздух ртом, пытаясь догадаться о следующем шаге. — Вернись ко мне, когда будешь при Глазе Бога. Я хочу честную битву, Дилюк, — произнёс Чайлд, и в следующую секунду Рагвиндр уже летел вниз со скалы, столкнутый им. Чайлд встал у обрыва, обмазывая ладонью метку на своей левой скуле, и кричал его имя. Его шарф, чуть порвавшийся в жаре битвы на концах, развивался, словно огонь.