Старые шрамы

Больше всего Якоб боялся выйти под тот проливной дождь, который устроила чудесная птица Ньюта. Волшебный мир, разгром Нью Йорка, новые друзья, Ньют — всё это будет забыто как только Якоб сделает несколько шагов. Чем больше он был в этом прекрасном мире волшебников, тем тяжелее ему было возвращаться обратно. И чем больше времени он проводил с Ньютом, тем больше он влюблялся и ему становилось всё тяжелее отпускать его. Тот быстрый поцелуй в чемодане они так и не обсудили. Было ли это проявление взаимной симпатии или просто у волшебников так выражают заботу о друзьях? Якоб терялся в догадках, но и очень боялся спросить, потому что мог оттолкнуть единственного дорогого человека, потерять его дружбу. После того как все хранители разошлись, Тина и Куини пошли первыми к выходу из подземелья. Якоб стоял, прикованный к стене страхом и нежеланием выполнять страшную волю Министерства. Однако он точно знал, что выполнит её, иначе...иначе пострадает Ньют, а допустить этого он не мог. Якоб не заметил, как тихо рядом с ним оказался Ньют. Он не смотрел в глаза Якобу, лишь тихо промолвил: — Пойдем, Якоб. Нам пора. — и протянул руку. Якоб, вышедший из оцепенения, схватился за неё как за спасательный круг утопающий, но быстро опомнился и ослабил хватку. Медленно, не поднимая голов, они пошли за сёстрами. Тишина давила, нет, даже душила. Якобу в этот момент очень хотелось остановиться и закричать до сорванной глотки или обнять Ньюта и тут же выпалить разом всё, что он чувствует. Но Якоб не сделал ничего из этого. Он тихо поднимался по ступеням, держа за руку безмолвного Ньюта. В голове отчётливо раздалось громкое «Трус». Якоб резко затормозил. Ньют быстро развернулся из-за этого движения и вопросительно посмотрел на Якоба. Сделав небольшой вдох и продолжая держать Ньюта за руку, Якоб начал говорить: — Ньют, мне нужно сказать тебе. Спасибо. За то, что так неожиданно оказался в моей жизни, за то, что не стер мне память сразу и позволил увидеть всё это. — Якоб широко отвёл свободную руку — Ты прекрасный, невероятный — Якоб немного задохнулся — замечательный человек. И я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Ньют внимательно слушал всё, что говорил Якоб. Казалось, что он сейчас готов заплакать, но вместо этого стоял и грустно улыбался, смотря на Якоба: — Ох, Якоб, я… — тут его речь прервал громкий возлас сверху: — Вы идёте? По щеке Якоба стекла одинокая слеза, которую он быстро вытер, затем положил вторую руку поверх их, переплетённых: — Ничего, всё хорошо. Пойдём, нас уже заждались. Преодолев оставшееся до сестёр расстояние, Якоб отпустил руку Ньюта и вышел под прозрачный козырёк подземного перехода. На улице лил сильный дождь, ручьями стекающий по асфальту. А люди, стоящие под дождём, смотрели незрячими глазами в небо, будто навечно парализованные. По спине Якоба пробежали мурашки, однако он не показал страха и уверенно развернулся к своим друзьям. Выслушав короткие прощания сестёр, Якоб сделал пару шагов назад. Его остановил тихий, но уверенный голос Ньюта: — Якоб, ты мне очень нравишься. Так просто, но верно. У Якоба перехватило дух от этого мгновенного признания. В голове пронеслось множество мыслей, но одна звучала ярче и отчётливее других: «Ты мне тоже. Очень сильно.» Якоб сделал последние роковые шаги и ступил под дождь. Широко раскрыв руки, он подставил лицо под холодные струи, а в голове пронеслось: " И я сделаю всё, чтобы сохранить память о тебе навечно». Мысль, отчётливо пульсирующая в голове, с каждой секундой затухала всё больше, становилась всё тише, однако продолжала биться отчаянно, как будто пыталась выдолбить на черепе заметку о том, что всё это был не сон, что это была целая жизнь, которую нельзя забыть, нельзя! Последнее, что Якоб почувствовал, был поцелуй. Нежный, отчаянный, последний. И приглушённый аромат лаванды и мёда. Когда Якоб открыл глаза, ему показалось, что минуту назад он должен был сделать что-то важное, но забыл.