Клятва Гиппократа

      Перед глазами белый кафель предоперационной и яркий свет, бьющий по глазам. Девушка взглянула на свои дрожащие руки, на которых были надеты белые медицинские перчатки. То ли она отвыкла от практики, то ли звуки приборов были непривычно громкими, каждый звук сердечного ритма пациента, который фиксировал кардиомонитор, бил по вискам. Её волосы были собраны в пучок и спрятаны под медицинской шапкой, лицо скрыто маской, а поверх синего медицинского костюма надета одноразовая одежда. Странные ощущения. Алина подняла глаза, отвлекаясь от собственных рук и подмечая для себя, что что-то в этой комнате определенно изменилось. Все предоперационные и операционные делаются по одному стандарту в связи с чем одна похожа на другую, но здесь что-то было иначе.       Она сделала шаг назад, не оборачиваясь, но машинально толкнув спиной дверь, которая отделяла её от привычного места работы. Звуки приборов стали ещё громче. Девушка взялась за виски, зажмурившись. Сзади послышался женский голос, говорящий, что пациента пора вводить в наркоз, хирурги готовы к операции. Незнакомый голос.       Калинина наконец обернулась, не узнавая операционную, в которой находилась. Глаза пытались выловить какие-то детали. По мониторам, на которые выводились результаты МРТ головного мозга, по крепко закреплённой голове больного и расположению приборов в операционной она быстро нашла ответы на собственные вопросы. Пациента готовили к нейрохирургии. На столе лежал мужчина, на вид ему было не больше сорока. И судя по характерным следам уколов на венах, исхудавшему лицу и отсутствию волос, он совсем недавно прошёл курс химиотерапии. Алина смотрела по сторонам, тот же белый кафель, тот же металлический стол, те же сине-зелёные простыни, те же приборы и аккуратно разложенные инструменты. Но их больница не квалифицировалась в данном профиле. В операционной появилось двое молодых людей, которые тут же подошли к столу с инструментами, проверяя их готовность. По логике один из них ассистент, второй хирург. За масками сложно разглядеть лица, но это и не нужно. Калинина определенно не знала этих людей.       Она продолжала стоять в стороне, наблюдая за тем, как на неё не обращают внимание, выполняя свою работу. Пока в один момент ей не напомнили, что операция не может начаться без анестезии. Алина отвлеклась от мониторов, в которых пыталась разглядеть хотя бы что-то для себя знакомое, плохо лишь то, что к нейрохирургии она практически не возвращалась с институтских времён и мало что помнит. Заметив, что все присутствующие пристально смотрят на неё, девушка быстрым шагом подошла к операционному столу, делая привычный порядок действий. Анестезиолог нащупывает вену больного в районе кисти, прокалывая кожу, закрепляет капельницу, которая начинает подавать препарат в кровь и уходит к голове больного для установки аппарата ИВЛ.       — Все готово. Вы можете начинать, — дрожащим и крайне неуверенным голосом сказала девушка, не сводя глаз с мониторов.       Эту фразу она говорила сотни раз и каждый раз была беспрекословно в ней уверенна. Порядок введения в наркоз, в отличие от реанимации, был доведён до автоматизма и в большинстве случаев предсказуем. Но сейчас она выглядела словно студент медицинского, которого первый раз подпустили к живому человеку.       «Наконец-то»       Она услышала за своей спиной мужской голос. Неизвестно, сколько времени этот человек стоял там и как давно наблюдал за её действиями. Он обошёл операционный стол, встав рядом с мониторами, где были снимки МРТ, внимательно изучая черно-белые картинки. Алина, которая все это время придерживала трубку ИВЛ, сделала шаг назад, отстранившись от больного. От всего происходящего ей стало не по себе, а неподдельный испуг на лице не скрывала даже маска.       «Александр Алексеевич, это крайнее МРТ, сделано вчера, опухоль прогрессирует».       Вокруг пациента начались обсуждения и дискуссии, как подобраться к опухоли и не задеть жизненноважные участки мозга. Половина разговора состояла из медицинских терминов, которые обычному человеку не понять, но которые, даже несмотря на отсутствие опыта работы в нейрохирургии, поняла бы Алина. Если бы слышала. Её слух не улавливал фразы, в голове был шум, через который все ещё отчетливо различались монотонные звуки кардиомонитора.       Дальше началась стандартная операция на головной мозг. Врач сделал первый надрез на скальпе, отворачивая лоскут кожи и мышцы, которые отделяли от черепа. После скальпель в руках хирурга сменился на инструмент, напоминающий небольшую пилу. В операционной раздался характерный звук распиливания кости. Дальнейший ход операции проводился под электронными микроскопами, на мониторы выводились картинки головного мозга в реальном времени, ориентируясь на которые, врачи удаляли миллиметр за миллиметром опухоль больного. Алина никогда не присутствовала на подобных операциях. Ей показалось, что сознание попало во временную петлю, операция прошла в считанные секунды и стоило ей на несколько секунд прикрыть глаза, как один из ассистентов заканчивал устанавливать металлические пластины в череп пациента. Все резко начали расходиться, оставляя Алину один на один с больным для вывода его из наркоза.       Её испуганные глаза пытались встретиться взглядом хотя бы с одним из медиков, но каждый по очереди уходил, не выражая совершенно никаких эмоций, и каждый при выходе цеплял её плечом. Она обернулась, провожаю взглядом медсестру, которая по всем правилам не должна так быстро покидать операционную, девушка даже не заметила, как к ней подошёл хирург, проводивший операцию. Алина дрогнула, почувствовав похлопывание по плечу. Когда его рука крепко сжала плечо, взгляд девушки тут же упал на неё, заметив, что она была без перчатки.       «Доделай свою работу».       Алина обернулась, смотря сквозь мужчину на больного, которого нужно было выводить из наркоза. Было ощущение, что выводить из наркоза нужно её саму, слишком замедленные реакции на все происходящее. Она сделала несколько шагов вперёд, взяв в руки ампулу, но понимая всю абсурдность ситуации, выронила её из рук, оглядываясь назад, но в операционной уже никого не было. Калинина не обратила внимание ни на разбившуюся ампулу, ни на пациента, ответственность за жизнь которого полностью лежала на ней и которого она бросала, выбегая из операционной. В предоперационной было пусто, хотя здесь должна сидеть медсестра, помогающая всей бригаде медиков до и после операций. Алина выбежала в коридор, теперь узнавая это место. Во время студенчества она была здесь лишь раз, когда они проходили цикл нейрохирургии. И не считанное количество раз была здесь будучи ребёнком.       Национальный исследовательский центр нейрохирургии, которым до последнего дня своей жизни руководил отец Алины. Она помнила эти коридоры, которые сейчас казались бесконечными.       — Пап, папа, — Калинина бегала по коридорам, в надежде найти мужчину, в котором узнала своего отца. Его глаза — единственное, что девушка хорошо могла разглядеть за хирургическим костюмом, совсем не изменились. Такие же уставшие и сосредоточенные. То, что Алина не забудет никогда, сколько бы лет не прошло. Бегство по коридорам больницы не дали никаких результатов, за все время она не встретила ни одного человека. Все палаты, ординаторские, в которые она врывалась без стука, пустовали.       Она почувствовала, как паническая атака, признаки которой хорошо были ей знакомы, накрывали с головой. Девушка остановилась, облокотившись ладонью о стену, стараясь сделать глубокий вдох, снимая с себя шапку, маску и одноразовый халат, отбрасывая в сторону. Развернувшись, она медленно скатилась по стене, не замечая, как слёзы, одна за другой, скатывались по щекам. Алина закрыла лицо руками, прижав колени к груди, продолжая шептать себе под нос: «папа». Как маленькая девочка, которая потеряла родителей в огромном здании.       Неизвестно, сколько продолжалась бы эта истерика, если бы она не почувствовала, как кто-то взял её за руку. Открыв глаза, девушка увидела перед собой отца, который присел рядом с ней на холодный кафель, крепко сжимая её ладонь. Так крепко и так по-настоящему. Она чувствовала, как тепло руки согревает её вечно холодные пальцы. Теперь маска не закрывала его лица и она точно могла сказать, что он совсем не изменился. Алина боялась сказать хотя бы слово, будто это снова заберёт у неё самое важное.       — Алина Александровна, вы бросили пациента. Это не профессионально.       — Папа, — девушка придвинулась ближе, крепко обняв мужчину.       Не было ни дня, чтобы она не сожалела о том, что её отец не застал этих времён, когда она стала самостоятельным врачом, которому могут доверить жизни пациентов. В принятие любого неоднозначного решения, она всегда мысленно задавала себе вопрос: «как бы поступил отец». И только ответив на него, решала как поступать в конечном счёте. Она всегда равнялась на него и старалась не позорить имя выдающегося нейрохирурга. Ей до сих пор тяжело было переносить смерть своих пациентов, хотя реанимация видит их едва ли реже, чем морг. И каждый раз ей хотелось услышать совет от своего главного учителя, который даже не успел стать таковым.       — В этих стенах не папа, а Александр Алексеевич. Вернитесь в палату и продолжайте наблюдение.       Его голос звучал безэмоционально и холодно. Алина даже для себя не могла понять, узнаёт ли она его. Во-первых, прошло слишком много времени, во-вторых, он никогда не разговаривал с ней так. Девушка снова отодвинулась в сторону, с сожалением смотря на него, но он продолжал смотреть в пустоту. Алина вытерла слёзы, вспоминая, что прежде всего она врач, а уже потом все остальное. И встав, проследовала вперёд к операционной, практически дойдя до металлических дверей с надписью «операционный блок», откуда ей навстречу уже знакомая медсестра вывозила тело, накрытое простынёй. Сомнений в том, что это их пациент, не было. Алина начала делать шаги назад, снова поддаваясь истерики. Врезавшись в мужчину, девушка не выдержала, крепко обняв его, уткнулась в плечо. Его руки легли на её плечи и спину, крепко прижимая к себе.       — Не вини себя.       — Из-за меня все умирают, — с трудом можно было различить её слова за истерикой.       — Прекрати. У него не было шансов. Алина, не устраивай истерик. Ты же врач, что будут думать пациенты, если будут видеть тебя в слезах? Послушай меня, Алина, — он начал трясти девушку за плечи, чтобы хоть как-то привести её в чувства, несмотря на пелену слез, она все же подняла взгляд, наконец сумев заглянуть в такие родные и такие знакомые глаза, — люди умирают, так бывает. Мы не боги и мы не можем спасти абсолютно всех.       Кажется, девушка уже и не слышала, что говорил ей отец, она крепко обняла его, положив голову на плечо. Как всегда делала в детстве. В какую-то секунду ей стало все равно на пациентов, на обстоятельства, главное этот момент, эта секунда. Главное чувствовать руки родного человека, слышать голос, который начинаешь забывать, видеть его живым и невредимым.       — Ты без меня знаешь, что все закончится хорошо. Но пожалуйста, будь осторожна. Не каждый хороший финал в общем и целом хорош для конкретного человека.       — О чем ты?       — Доченька, я тебя очень люблю. И очень горжусь тобой. Ты стала настоящим врачом, — он расцепил руки, и поцеловав девушку в лоб, стал медленно отдаляться от неё, уходя вглубь коридора.       — Пап, — Алина крепко схватилась за его руку.       — Будь осторожна.       — Останься.

***

      Звонок телефона раздался на всю комнату, она редко засыпала с беззвучным режимом, оставшаяся привычка. Алина резко подскочила на кровати, отбросив одеяло в сторону, в панике пытаясь нащупать телефон, который лежал экраном вниз на свободной стороне кровати. Когда пальцы наконец нашли нужную вещь, свет от экрана ударил в глаза. Прищурившись и увидев контакт своего бывшего коллеги, Калинина, которая ещё не успела проснуться и понять, где реальность, а где сон, тут же взяла трубку с вопросом, что случилось и полной готовностью ехать. Потому что так обычно её будили посреди ночи, чтобы сказать, что у них экстренная операция и нужен анестезиолог.       — Ничего не случилось. Что ты такая перепуганная? Мне нужна небольшая помощь, ты дома? Одна?       — Олег, ты звонишь мне в четыре часа, чтобы поинтересоваться где я и с кем? — до Алины начало доходить, что это сон и взглянув на время на экране телефона, она недовольно задала вопрос Савельеву.       — Делать мне больше нечего. Выручай. Меня вызвали на экстренную операцию. Таня в командировке. Садики ещё не работают. Аню оставить не с кем. Забрать с собой не могу, судя по тому, что наговорил приемный покой, прийдется задержаться. Посидишь с ней?       — У меня же все равно нет выбора?       — Ну ты конечно можешь отказаться, я же тебя не заставляю, но… — Савельев не успел договорить.       — Ладно. Если экстренная, то поезжай конечно.       — Супер, буду минут через сорок. Мы уже почти готовы.       Алина прервала вызов, отбросив телефон в сторону и снова упав на подушку, закрыла лицо руками. А перед глазами картинки из сна. Операция, больной, который умер на столе, и слова отца: «будь осторожна». Алина пролежала так около тридцати минут, прокручивая в голове каждую секунду сна, чтобы не забыть. Такие сны она боялась, но в то же время старалась запоминать. Ведь это все, что у неё осталось. Она не заметила, как постепенно глаза снова закрывались, унося все дальше от реальности, когда на её телефон пришла смс с фразой «подъезжаем», которая вновь вернула её назад. Калинина тут же сделала звонок на охрану, которая работала круглосуточно, предупредив, чтобы те пропустили машину, номера которой не было в базе жильцов.       Через десять минут Савельев уже звонил в её входную дверь. Девушка открыла практически сразу, увидев коллегу, держащего в одной руке детский рюкзак и куртку, а в другой руку девочки, которая сонно потирала глаза. Она, в отличие от взрослых, не привыкла к таким ранним пробуждениям и поездкам через весь город.       — Алина, привет, — Аня вырвалась из руки отца, подбежав к Калининой и обняла её.       Они давно были знакомы, потому что несмотря на то, что руководство всячески высказывало недовольство присутствием детей в ординаторской, это правило постоянно приходилось нарушать. И все давно к этому привыкли. Не то чтобы Калинина умела с лёгкостью находить подход к любому ребёнку, скорее наоборот, но в данном случае, они быстро нашли общий язык.       Олег ещё раз извинился за такой ранний и неожиданный приезд, на что девушка заверила его, что в этом нет ничего страшного и он всегда может на неё положиться. Они бы так и разошлись, если бы ни случайно брошенная фраза Савельевым, которая что-то убило внутри Али. Он задался вопросом, как скоро Алина собирается возвращаться, зная, что её дело заново пересматривает прокуратура и не получив ответа, которого по факту сейчас не знал никто, недовольно буркнул, что работать с новым анестезиологом, у которого нет никакого опыта, ему совсем не нравится. Ведь помимо своих обязанностей, ему приходится вспоминать основы анестезиологии, чтобы следить за обязанностями ещё вчерашнего ординатора.       О том, что на место Алины наконец нашли нового врача, она не знала. Андрей посчитал нужным не подливать масло в огонь и не рассказывать об этом раньше времени. Реаниматологов не хватало при полном штате. Калинин не раз поднимал вопрос о необходимости добавления штатных единиц. И каждый раз решение проблемы откладывалось. Поэтому вопрос приёма на работу нового специалиста был вопросом времени и если бы это случилось пару месяцев назад, у Алины не возникло бы никаких недовольств. Но сейчас, когда дело вот-вот закроют и с неё снимут все обвинения, в чем девушка была уверена практически на сто процентов, теперь оказывается что возвращаться уже и некуда. Когда Олег понял, что ляпнул лишнего, то поспешил удалиться, но, тем не менее, переживаний из-за этого меньше не стало.       Алина взяла девочку под руку, закрывая дверь, возвращаясь к себе в комнату. По разбросанным на столе тетрадям и учебникам было очевидно, что Калинина вернулась к студенческим годам, готовясь к последним экзаменам на курсах повышение квалификации, которые ей были необходимы, чтобы начать педагогическую деятельность. Ещё два месяца назад, не без помощи Андрея, ей удалось найти временное место работы — преподавание анатомии в частной школе, которая специализировалась на дополнительных курсах по медицинским предметам для студентов профильных институтов. Временное, рискует стать постоянным.       Какое-то время, Аля безуспешно пыталась договориться с дочкой Савельева лечь спать, ведь на часах ещё не было шести. По началу она пыталась сопротивляться, но все же сон победил и Аня уснула на руках Калининой за просмотром мультиков. Выключив телевизор, девушка аккуратно укрыла девочку, положив на кровать и сама легла рядом, укрывшись вторым одеялом. Но сон окончательно её оставил и уснуть девушка больше не смогла.       Алина сварила крепкий кофе, уйдя на балкон. Утренняя прохлада быстро остудила горячий напиток, впрочем, к нему она так и не притронулась. Калинина по крупицам пыталась восстановить сон. Она поглаживала левую руку, помня прикосновения близкого человека. И помня, что он ей гордится. А гордился бы Александр Алексеевич ею в реальной жизни? Или это её подсознание так хотело? Никто не сможет ответить на этот вопрос с абсолютной гарантией, но почему-то ей казалось, что скорее да. Хорошо, что такие сны снятся нечасто. Иначе ей бы самой потребовалась помощь медиков.       От тоски по отцу её отвлёк детский голос, который послышался за спиной. Аля мельком глянула на телефон, поняв, что просидела больше четырёх часов в гордом одиночестве. Как быстро может лететь время, когда ты уходишь в свои мысли. Аня стояла в проходе, сонно потирая глаза и спрашивая, как скоро приедет Олег. Операции могли затянуться на несколько часов, могли пойти осложнения, предсказать, а тем более дать точный ответ, Алина не могла, поэтому им ничего не оставалось, как привыкнуть к обществу друг друга и ждать. За весь день они успели сходить в магазин за продуктами, ведь квартира, в том числе и холодильник Калининой никак не предусматривали жизнь маленького ребёнка. Вместе приготовили завтрак, после продолжили смотреть мультики. Олег до сих пор ни разу не вышел на связь, должно быть действительно не обошлось без осложнений. Ближе к вечеру, Аня вспомнила, что у неё было несколько заданий с подготовки, которые она никак не могла закончить, поэтому вместе с Алиной они начали исправлять эту ошибку, вместе читая букварь, решая элементарные задачи и примеры, последним заданием было сделать рисунок на свободную тему.       Девочка рисовала причудливые фигуры, а Калинина следом пыталась незаметно подрисовывать и раскрашивать, однако стоило признать, что у неё получалось ненамного лучше. Выбор темы у Савельевой упал на животных, а вернее на котов, которые они вместе пытались нарисовать. Они не успели разрисовать животное до конца, когда раздался звонок в дверь.       — Ты дорисовывай, я сейчас, — Алина аккуратно отложила листы, которые лежали на её ногах и обойдя стол, прошла к коридору.       — Степа? А как ты… — открыв входную дверь, девушка удивленно задала вопрос.       На пороге стоял мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами и чёрных джинсах, держа в руках букет цветов и черную папку, на которую Алина даже не обратила внимание. Не успев задать вопрос, как Данилов попал на территорию, Степан показал удостоверение.       — Опять? — Алина осуждающе смотрела на него, но уже не удивляясь тому, что Данилов в очередной раз воспользовался своим служебным положением.       — Ну ты не брала трубки, вдруг тебя тут похищают или убивают, мне же положено реагировать. А ты, я смотрю, не особо рада?       Последнее время они виделись намного реже, из-за постоянных дежурств и выездов Данилова. Его последняя командировка, которая длилась чуть больше недели, лишила их возможности общаться даже по телефону, из-за того что там практически не было связи. Одно радовало, что с момента их последнего серьезного разговора, который наконец расставил все по местам, прошло около двух месяцев. И за все это время между ними ни возникло недопониманий и тем более ссор.       — Конечно рада. У меня вылетело из головы, что ты сегодня прилетаешь, — Алина подошла к нему ближе, приподнявшись на носочки и обняв за шею, поцеловала в губы, — напомни мне уже наконец-то оставить номер твоей машины на охране. Сколько можно удостоверением людей пугать?       — Никого я не пугаю. Ты какая-то рассеянная, у тебя все нормально? Это кстати тебе, — мужчина немного отстранился, отдавая букет розовых альстромерий в бумажной упаковке.       — Какой повод? — Алина забрала цветы, улыбнувшись, прекрасно зная, что ему не нужен никакой повод для того, чтобы подарить цветы.       — Никакого, — посмотрев на девушку сверху вниз и увидев на ней повседневную одежду, Степан удивленно спросил, — почему ты ещё не одета? Или ты так собираешься идти?       — Черт, Степ… прости. У меня вообще все из головы вылетело, но сегодня никак не получится.       Данилов уже приготовился задавать вполне логичные вопросы, почему планы Алины так резко поменялись и неужели было сложно сказать об этом заранее, когда его перебил голос ребёнка.       — Дорисовала, — на всю квартиру раздался детский крик, девочка прибежала с рисунком, — ой, здрасьте, — начиная стесняться незнакомого человека, Аня спряталась за Калинину, немного выглядывая.       Степан удивленно смотрел сначала на ребёнка, потом на Алину. А в воздухе повис вопрос обо всем ли они тогда договорили и про все важное, что не мешало бы знать, рассказали друг другу.       — Не смотри на меня так. Коллега попросил с дочкой посидеть, его на экстренную операцию вызвали.       — Ну привет, — присев, чтобы поравняться с ребёнком, сказал Степан, улыбаясь, — я Степа, а тебя как зовут?       — Аня, — девочка с любопытством выглядывала, прячась за ноги Алины.       — Аня, какое у тебя имя красивое. А сколько Ане лет?       Несмотря на то, что у Данилова не было собственных детей, находить общий язык с младшим поколением, в отличие от Алины, ему удавалось с первых фраз. Его никогда не боялись дети потерпевших или подозреваемых, всегда охотно идя на контакт. Этот случай не стал исключением. И хотя Савельева была не из тех детей, которая сразу же подпускала к себе незнакомых, бояться Степана она перестала практически сразу.       — Шесть, — гордо сказав, девочка вышла из-за спины Калининой, — вау Алина, какие у тебя цветы красивые.       — Да. Красивые. У дяди Степы очень хороший вкус, — Аля положила руку на плечо девочки.       — Дядя Степа? Это же как в книжке. Мы с мамой недавно читали. А вы случайно не милиционер? — серьезно спросила Аня.       — Давай только без всяких дядь? Просто Степа. Случайно милиционер.       — И удостоверение есть?       — Есть, — Степа снова достал служебный документ в красной обложке, на котором была пропечатана аббревиатура «ФЭС».       — Настоящее? — Аня забрала удостоверение, рассматривая его.       — Самое настоящее, которое может быть.       — И где же ты раньше был, когда мы тут с ума сходили от безделья и одни и те же мультики по-третьему кругу смотрели. И это все, что нужно ребёнку для счастья? Анют, аккуратней только, это документ, — Алина удивленно наблюдала за ребёнком, которого будто подменили.       — Степа, а ты рисовать умеешь? А то у нас, по-моему, не очень получается? — протягивая лист Данилову, сказала девочка.       — Картин для выставок не обещаю, но что-нибудь придумаем. Пошли.       Пока Аня и Степа налаживали контакт, Калинина незаметно забрала удостоверение из рук ребёнка, которая увлечённо показывала свои рисунки, зная, чем может закончится, если не сделать этого вовремя. Девочка убежала в комнату, оставив Алину и Степана один на один. Девушке до сих пор было неудобно, за то, что не предупредила заранее об изменённых планах.       — Если не хочешь, можешь не оставаться. Увидимся завтра, — отдав документ, немного виновато сказала Аля.       — Да ладно тебе. У меня все равно теперь никаких планов.       Пройдя следом, они сели по бокам, Данилов взял несколько изрисованных листов, пытаясь понять, что на них изображено.       — Это все ты рисовала?       — Нет, это Алина, — невозмутимо ответила Аня, доставая чистые листы и протягивая их своему новому знакомому.       У Степана едва получилось сдержать смех, понимая, что рисунки шестилетнего ребёнка не особо отличались от рисунков Калининой. Поймав на себе недовольный взгляд Алины, он тут же сделал серьезное лицо, спрашивая у Ани, что ему нужно нарисовать. Желание девочки не поменялись. Степа взял в руки простой карандаш, пытаясь нарисовать очертания животного. И стоило признать, у него получалось намного лучше, чем у предыдущих «художников». Алина даже на какой-то момент чувствовала себя лишней, настолько эти двое нашли общий язык. Они изрисовали несколько листов, у Данилова хорошо получалось рисовать контуры животных, Аля с Аней раскрашивали рисунки. Мимо капитана не прошло то, что периодически Калинина проваливалась в свои мысли, не обращая внимание на происходящее, но задавать вопросов при ребёнке не стал.       Их тема быстро перешла на выпускной Ани, который должен был быть ещё весной. Но из-за того, что детский сад, в который она ходила, был частным и не уходил на каникулы, его окончание перенесли на конец августа. Девочка воодушевлённо описывала платье, которое они недавно купили с мамой, утверждая, что оно прям как у принцессы, рассказывала, что читает несколько стихотворений, а в конце они танцуют вальс, как на настоящем выпускном. Она настолько активно рассказывала о предстоящем дне, несколько раз вставая и возвращаясь назад на диван.       — Алина, Степа, а вы когда-нибудь танцевали? — сев с краю, поинтересовался ребёнок.       — Я на выпускном в школе. Но это было очень давно.       — А я никогда, — поймав на себе удивленные взгляды, девушка продолжила, — чего вы так удивляетесь? В садике у нас не было выпускного, а в школе я на репетиции не ходила, мне было не до этого. Или вы думаете, чтобы поступить в мед, достаточно просто хотеть этого? Да меня даже на выпускном не было. Я свалилась в тот день с температурой и ангинной.       — Алина, так у тебя ни разу не было выпускного? Степа, пригласи Алину сейчас, — девочка толкнула Данилова локтем, шепотом попросив его, по-детски, наивно полагая, что Калинина не услышит.       Но Алина все прекрасно слышала. Представив, как это будет нелепо выглядеть, она улыбнулась, собирая разбросанные по столу карандаши. И только протянутая к ней рука заставила снова вернуть серьезное выражение лица.       — Ты серьезно? Оба перестаньте. И не надо на меня так смотреть, — она обратилась к девочке, которая хитро выглядывала, прячась за Степой.       — Да ладно тебе. Давай руку.       Алина неуверенно смотрела сначала на протянутую ладонь, потом на Степана, но все же приняла приглашение, взявшись за его руку. Он помог встать девушке, положив вторую руку на талию, слегка притянув к себе. Калинина же в свою очередь осторожно положила свободную ладонь на его плечо. И хотя идти на поводу у ребёнка для них обоих было забавным, но что-то в этом определенно было. Особенно в их взглядах друг на друга, которые всегда говорили больше, чем слова.       — Неее. Стойте. Алина, твои джинсы все портят, — строго отметил детский голос, подойдя к ним.       Девушка перевела взгляд с Данилова на девочку, которая и так была маленькой копией Савельева, а теперь и вовсе напомнила ей их споры в операционных. От такой констатации фактов у Калининой на несколько секунд пропал дар речи, она, нахмурившись, смотрела на ребёнка, собираясь напомнить, что ещё полчаса назад этот маленький командир прятался за её спиной, боясь сказать слово.       — Вообще-то я у себя дома, а не на балу девятнадцатого века. В чем мне ходить, как не в джинсах?       — Ну и что? Переоденься. У тебя такое платье красивое висит.       — Аня, — уже без шуток, на полном серьезе ответила Калинина.       — Красивое платье? Мы подождём, — поддержав своего нового друга, Данилов начал провожать её в спальню, слегка подталкивая.       Алине хотелось высказать им обоим все, что думала. Но поскольку двое были против одного, сопротивляться и спорить было бессмысленным. Ничего не ответив, она вернулась к себе в комнату, снимая светло-голубое шифоновое платье с вешалки. Надев его на себя, девушка поправила длинные рукава и застегнула тонкий ремешок на своей талии. Теперь с платьем плохо сочетался небрежный пучок. Она сняла резинку, заставив вьющиеся волосы рассыпаться по плечам и убрав их набок, вернулась в комнату.       — Алина, ты такая красивая, — отвлекаясь от рисунка, который она заканчивала раскрашивать, восхитилась девочка.       Данилов снова встал, протянув руку, а сам не упуская возможности рассмотреть как можно подробнее её новый образ, чтобы в очередной раз отметить для себя, что ничего не идёт Калининой так, как платья. Он уже хотел согласиться с ребёнком, сказав комплимент от своего лица, но Алина сразу же его перебила.       — Я не несу ответственность за твои ноги, которые могу оттоптать. Из меня так себе танцор, — вполне серьезно заявила Аля.       — Ничего. Переживу как-нибудь.       Как только его рука вернулась на талию девушки, а её ладонь снова приобняла Данилова за плечо, он сделал первый шаг вперёд, заставив Алину также сделать шаг, только назад. Сколько всего можно было прочитать в глазах друг друга в такой момент.       — Вы такая красивая пара, — завороженно говорила Аня, что заставило их одновременно улыбнуться, — я сейчас.       Аня убежала в комнату Алины, где лежали её вещи. Воспользовавшись ситуацией, Данилов резко притянул девушку к себе, и развернувшись, наклонил её спиною вниз, повиснув над ней, не сводя глаз.       — Я же говорил, что платья тебе идут больше? Я его раньше не видел.       — Новое. Я в нем должна была сегодня с тобой идти. Слышал, нас с тобой красивой парой считают.       — Дети не врут, это я тебе точно говорю, — он приблизился к её губам, но стоило лишь слегка коснуться, как в квартире послышался грохот, доносящийся из комнаты Али.       Они тут же забыли про разговор и такой спонтанный танец, прибежав на шум. Перед их глазами был явно напуганный ребёнок, а ещё слетевшая вместе с книгами полка, находящаяся внизу стены под телевизором, на которой также стояло две стеклянных вазы, осколки которых были разбросаны по полу.       — Алина, извини, я полезла за котом, а оно само все упало, — едва ли не плача, опустив глаза в пол, сказала Анна.       — У тебя есть кот? — Степан точно помнил, что никак животных у неё не видел.       — Какой кот, у меня на них аллергия.       — Вот, — Аня показывала на игрушку, которая валялась под медицинскими учебниками и осколками.       — Ничего страшного. Только пожалуйста, не трогай ничего, — Алина прошлась по всей комнате, чудом не задев осколки, лишь бы как можно скорее подойти к Савельевой и не дать ей пораниться.       — Но это мой друг, ему же больно.        Аня недовольно топнула ногой, в нескольких миллиметрах от крупного осколка. Попытки договориться с девочкой не увенчались успехом. Она до последнего отказывалась уходить, не забрав игрушку с собой, пока помочь в переговорах не вызвался Степа.       — Анюта, у тебя же папа тоже медик. И ты вероятно должна знать, что когда врачи работают, им принято не мешать, а ждать за дверью. Пойдём подождём, пока Алина вылечит твоего друга.       Он осторожно подошёл к девочке, которая снова отказывалась уходить, но когда Алина пообещала вернуть игрушку в целости и сохранности, все же поддалась на уговоры. Степан взял ребёнка на руки, унося из комнаты, стараясь при этом смотреть под ноги, чтобы самому не порезаться. Алина провожала их взглядом и только, когда Данилов развернулся, сказала ему спасибо. Беззвучно, но хорошо читаемо по губам. В очередной раз Степа смог договориться с ребёнком.       Калинина собрала все крупные осколки, аккуратно сложив их в одну кучу. И достав игрушку из обрушенных вещей, отнесла в ванную, отряхивая от осколков. Тщательно прощупав всю ткань и убедившись, что в ней ни осталось опасных крупиц стекла, девушка вернулась на кухню.       Остановившись в проходе, губы Алины тронула улыбка. Она облокотилась о дверной проем, наблюдая за довольно неожиданной картиной. Аня спокойно сидела за столом, раскрашивая очередной рисунок, пока Степан заплетал её длинные волосы в косы. Причём судя по тому, что ребёнок сидел спокойно, делал это крайне аккуратно.       — Ну что, доктор, как прошла операция? Мы беспокоимся, — заметив Алину, на полном серьезе спрашивал Степан.       — Успешно. Держи       Калинина отдала игрушку, видя снова счастливого ребёнка, после чего вернулась в зал, откуда доносился звонок телефона. Вернувшись назад, она стала свидетелем разговора.       — Степа, а у тебя тоже дочка есть?       — Нет, с чего ты взяла.       — Ну у меня папа только недавно научился косы заплетать, значит ты тоже на ком-то учился.       — У меня была младшая сестра, которая когда-то была такой же маленькой, как ты. А потом племянница родилась.       — А почему была?       — Аня, папа приехал, пойдём собираться, — резко вмешалась Алина, видя как пальцы Степана остановились, а его взгляд ушёл куда-то в сторону.       Алина знала, как легко всего лишь один, даже случайно заданный вопрос, может выбить почву из-под ног. И знала, что каким бы непробиваемым не выглядел на первый взгляд Данилов, у него тоже были темы, которые никто не должен затрагивать. Она всегда старалась очень осторожно касаться каких-то тем, чтобы не ударить по самому больному, поэтому и сейчас девушке хотелось как можно быстрее перевести разговор в другое русло. Но за неё это сделал сам Степан, который как ни в чём не бывало, остановил её.       — Подождите, мы что зря столько времени спокойно сидели, — заколов волосы заколками, сказал Данилов, — вот. Теперь все. Ну давай прощаться. Я был рад с тобой познакомиться, — снова поравнявшись с ребёнком сказал Степан.       — Я тоже, — она обняла мужчину за шею, не желая уходить.       — Пойдём. Папа же ждёт.       Девочка послушно опустила руки и последовала в коридор. Алина принесла рюкзак с её вещами и помогла обуться. Спустившись вниз, они увидели машину Савельева и самого Олега, которых ходил из стороны в сторону. Она была права, когда думала, что у пациента начались осложнения, которые потребовали провести повторную операцию. Мужчина ещё раз поблагодарил Алю, извинившись за неожиданный звонок и приезд. Но Калининой было совсем не сложно помочь другу, учитывая какое количество раз ей помогал Олег. Попрощавшись, хирург вернулся в машину, увидев спящую дочь в детском автокресле.       Алина вернулась домой, застав Данилова, аккуратно убирающего оставшиеся осколки в пакет.       — Есть инструменты? — спокойно спросил Степан, когда увидел вошедшую девушку.       Если Алина с трудом умела скрывать свои эмоции и её можно было читать как открытую книгу, особенно тем, кто знал её, то у Данилова это наоборот получалось слишком хорошо. Он выглядел так, будто несколько минут назад не ударяли по-больному, напомнив про сестру и племянницу. Хотя Аля и догадывалась, что это лишь внешнее спокойствие, но продолжать лезть с расспросами считала неуместным.        — Да, кажется что-то было. Сейчас, — Алина вернулась с небольшой коробкой инструментов, отдав её Степану, — может бог с ней с этой полкой? Мы ещё успеваем на второй акт в театр.        — Да ладно, потом как-нибудь сходим. Помучаю твоих соседей, — он присел на колено, начиная прибивать гвозди в стену.       Калинина осталась стоять в проходе, облокотившись о стену. Она решила извиниться и за сорванный вечер, и за то, что ему напомнили о том, о чем Степану явно не хотелось вспоминать, но Данилов быстро остановил этот поток мыслей, заверив, что все в порядке и что теперь у него появился такой хороший друг, так о чем можно жалеть?       Алина забрала пакет со стеклом, и пройдя в коридор, надела босоножки, выходя в подъезд. Бросив осколки в мусоропровод на лестничной клетке, которые упали с характерным звуком битого стёкла, она возвращалась домой, когда на телефон пришла смс. Прочитав её содержимое, девушка облегченно выдохнула, ведь для неё это было важным, и ей хотелось как можно скорее этим поделиться. Вернувшись назад и вымыв руки, Калинина прошла в зал, где сидел Данилов.       — Принимай работу, — довольно смотрел Степан, указывая на её комнату.       Алина удивленно заглянула к себе в спальню и увидев полку на прежнем месте, будто бы её никто и не сваливал, с единственным отличием — отсутствием ваз и расставленными в другом порядке книгами, вернулась назад.       — И все? У тебя просто золотые руки. Чтобы я без тебя делала? Спасибо, — она села рядом, положив голову на его плечо, — как командировка?       — Как ни странно, но очень даже неплохо. Неоспоримые улики нашли, подозреваемого задержали. Теперь остались лишь формальности. Завтра проведём допросы, соберём все отчёты, передадим дело в суд и я спокойно могу уходить в отпуск. Слушай, Аль, я спросить хотел. А у тебя со всеми бывшими коллегами такие тёплые отношения?       — Нет, не со всеми. Ты про Олега? Это очень долгая история.       — Так мы вроде не спешим.       — Степ. Ну это правда долго рассказывать. Зачем тебе это? Ладно. Ты же все равно не отстанешь. Мой дядя и его отец были хорошими знакомыми, Виталий Викторович, отец Олега, последние годы своей жизни работал юристом в больнице, где сейчас руководит Андрей. Но тогда еще он даже заведующим не был. У Виталия Викторовича были серьёзные проблемы с сердцем. Андрей сам ввёл лечение, провёл успешную операцию, но не все могут изменить даже самые крутые врачи. Через несколько лет его все-таки не стало. Но было очевидно, что лечение подарило ему несколько лет жизни. Естественно, Андрей знал и детей Виталия Викторовича. Уж не знаю, что там у них за разговор был с Олегом, они до сих пор не признаются, но после него Савельев твёрдо решил стать врачом. Можешь сейчас подумать, что у нас в больнице только по знакомству можно устроиться. Но это не так. Олег в прошлом военный хирург, вернулся в гражданскую медицину только когда родилась Аня. И очень хороший хирург. Мы кстати в этом с ним похожи. Он пошёл в кардиологию, потому что у его отца были проблемы. А я почему ты думаешь в реаниматологи пошла? Хотя могла бы пойти в ту же кардиологию или нейрохирургию, в последней мне кажется с одной моей фамилией все двери открывались. Потому что папу можно было спасти, если бы реанимация была проведена правильно. Это вообще частая причина, по которой идут в мед. Мы как будто неосознанно хотим исправить чужие ошибки. И не допустить новых. Только не всегда получается. Ну вот так и сложилось с годами, что наши семьи знают друг друга. Олег один из не многих с первых дней моего прихода в больницу не поддерживал шутки и сплетни о том, что меня взяли по-знакомству. А знаешь как важно, когда ты ещё вчерашний студент, иметь такого друга?       — Такая дружба. И как же она закончилась лишь дружбой?       — Представь себе. Ты не веришь в дружбу между мужчиной и женщиной?       — Верю. Но с тобой я бы просто так дружить не смог.       — А я с тобой просто дружить и не хочу. Почему мне кажется, что ты ревнуешь?       — Тебе не кажется.       Алина выпрямилась, с улыбкой смотря на мужчину, но встретившись с его холодным взглядом и поняв, что он не шутит, улыбка тут же сошла на нет.       — Ну к Олегу меня точно можешь не ревновать, — Калинина потянулась к Степану, чтобы поцеловать его, но он резко отстранился.       — Значит к кому-то могу?       — Ну тебя неделю не было, всякое могло успеть случиться, — не то чтобы она находила забавным испытывать нервы других людей, это скорее была попытка все свести к шутке.       — Алина, — он резко перехватил руку девушки, крепко сжимая запястье, прожигая тем взглядом, которым обычно смотрел на преступников на допросе.       — Ну все, все. Отпусти. Я пошутила, — Степан выпустил её руку, скрестив свои на груди, продолжая недовольно смотреть на Калинину, которая потирала покрасневшее запястье, — ты можешь быть уверен, что пока мы вместе, я никогда и ни с кем не стану тебе изменять. Но это даже приятно, когда тебя ревнуют. Мир? — Алина рассмеялась, все же поцеловав капитана в щеку.       — Мир. Но больше такого даже в шутку не говори. А ты не хочешь рассказать, что у тебя случилось?       Калинина удивленно посмотрела на капитана, не понимая о чем он. За всеми этими разговорами она уже и забыла, что на самом деле весь день была потерянная, часто уходила в свои мысли и пропускала мимо себя все происходящее. И напомнив еще раз про то, что девушка не умеет врать и все это не прошло мимо него, он снова повторил свой вопрос. И только осознав, о чем говорит Данилов, Алина начала рассказывать про сон, который её так сильно напугал. Степан искренне не понимал, почему сны с близкими, с которыми давно потеряна связь в реальности, могут так пугать. Ведь напротив, это единственный способ видеть их живыми и невредимыми, хотя бы в своем подсознании. Пускай это и не было нормальным и скорее это были игры с собственным разумом, но понять это могут только те, кто терял. И девушка была готова согласиться с этим, если бы не одно маленькое «но». После снов с её отцом в течение нескольких дней всегда происходило что-то нехорошее. Было это совпадением или нет, но работало всегда в стопроцентных случаях. Тем печальнее эти сны было видеть. Тем более сейчас, когда вопрос её свободы до сих пор находится в подвешенном состоянии.       Ему хотелось уметь подбирать слова поддержки в любых ситуациях. Но это был тот самый случай, когда неизвестность хуже правды, какой бы она не была. И хоть процитируй весь учебник психологии, легче станет только после закрытия дела. И поскольку у него самого бывали ситуации, когда окружающие подозревали в переходе на другую сторону закона, он прекрасно помнил эти ощущения. Если не можешь подобрать слова, вернее всего переходить на язык фактов, что и сделал Степан, отдавая Алине папку, которую она не заметила при его появление.              — Что это?       — Читай.       Девушка раскрыла папку, где в случайном порядке были расположены протоколы допросов, обысков и экспертиз. Черно-белые печати говорили о том, что это копии. И самое важное, протокол повторного вскрытия Семенова, которое провел Тукаев.       — Алин, знаешь, что я делаю? Разглашаю тайну следствия. Причём по делу, которым даже не мы занимаемся. Если об этом кто-то узнает, то ты и меня, и Артёма подставишь. Дело ещё не закрыто.       — Я тебе ещё раз повторяю, ты во всем можешь быть уверен. Я никому. Я правильно понимаю, что причина смерти — действие яда, вызывающее остановку сердца. Тогда не понимаю. Почему дело не пересматривали? Почему с самого начала обвинили меня? Степ, посмотри. Даже после эксгумации нашли остаточные признаки реанимации, что не нашли на следующий день при вскрытии. Да я чуть в тюрьму не села из-за чей-то ошибки. Это как вообще? Когда мне лицензию вернут?       Калинина размахивала руками и копиями протоколов, искренне отказываясь верить в то, что такое возможно. В её системе координат не может быть такого, что чья-то ошибка может привести к тюрьме. Причем ни случайная ошибка по не знанию, а целенаправленная, которую неумело маскировали под некомпетентность врача.       — Успокойся. Просто ты оказалась не в то время, не в том месте. Там целая цепочка, которая тебя зацепила. И этим уже не столько прокуратура, сколько наша служба собственной безопасности будет заниматься. Ты даже представить себе не можешь, сколько дел будет заново пересмотрено, которыми в свое время занимались в комитете. Семенов и еще несколько следователей часто пользовались своим положением, превышали полномочия, подстраивали экспертизы, в чем помогал Демьянов. И видимо в итоге что-то не поделили. Они не рассчитывали, что его жена пойдёт до последнего и даже расследование Следственного комитета её не устроит. А так все было идеально. Врачебная ошибка, повлекшая смерть пациента, что может быть проще, а главное правдоподобнее? Лицензию вернут, когда пройдёт суд. И с тебя официально снимут обвинения. Но я думаю тебе еще предстоит дать показания. Ты главный свидетель по гибели своего пациента.       — Я думала такое только в фильмах бывает. И как же им это все с рук сходило? Хорошо, а суд когда пройдёт?       — Вероятно, когда найдут Демьянова и официально предъявят ему обвинения.       — Он что, сбежал?       — Ну знаешь, мало кого удерживает подписка о невыезде, когда понимаешь, что тебе может грозить.       — Степ, спасибо, — она захлопнула папку, крепко прижимая её к себе.       — Я тебе, к сожалению, совсем не помог, да и ничем не могу помочь. Потом нашего судмедэксперта поблагодаришь, когда вернёшься в свою больницу.       Алина легла ему грудь, обнимая мужчину, на что он слегка приобнял её за плечи. Девушка наконец-то вспомнила, о чем ему хотела сказать, вернувшись в квартиру.       — Было бы куда возвращаться. Андрей уже нашёл нового сотрудника на мое место. Но ты знаешь, это может быть даже хорошо. Я сегодня весь день об этом думала и поняла. Я хочу вернуться в скорую помощь. Так что, как только мне вернут лицензию, будем с тобой на перегонки на служебных машинах ездить. Здорово же? Это кстати то, о чем я тебе сразу хотела рассказать, если бы кое-кто со своей ревностью не влез. Написала сегодня начальнику подстанции, на которой работала до реанимации, у них как раз требуются сотрудники.       — Ты уверенна? Я конечно не знаю ваши медицинские тонкости, но выездная работа в априори сложнее, опаснее и отнимает больше времени. Если ты хочешь услышать мое мнение, то я не считаю, что это здорово.       — Да почему? Я тебя сегодня не узнаю. Чего ты всем недовольный?       — Потому что это опасно.       — Согласна, бывают буйные пациенты. Но я буду работать в реанимации, её, как правило, вызывают в тех случаях, когда пациент тебе уже не навредит.       — Причём здесь пациенты? Знаешь, сколько я видел убийств врачей скорых из-за лекарств, которые вы перевозите? Ни одно, и не два. В больнице вы под охраной и не остаётесь один на один.       — Степ, если бы я так размышляла, то никогда бы не села в машину к человеку, которого практически не знала и мы бы сейчас с тобой здесь не сидели. Так в принципе если размышлять, то можно из дома не выходить. Там кирпич на голову упасть может, там с маньяком встретишься, а за поворотом машина собьёт. Я думала ты порадуешься, поддержишь.       — Я не буду поддерживать и тем более радоваться тому, что подвергает опасности жизнь человека, которого люблю. И не жди этого от меня.       Секундная пауза и попытки Алины понять, не послышалась ли ей последняя фраза.       — Ты мне ни разу не говорил этого.       — Что? Что не буду тебя поддерживать? Потому что ты ни разу не выдвигала такие идеи.       — Нет. За все время ты ни разу не сказал, что любишь меня.       — Мне казалось, что это очевидные вещи. Разве нет?       — Очевидно. И с тобой это вообще тот самый случай, когда не про слова, а про поступки. Но Степ, я же девушка, мне иногда и слышать это хочется.       Данилов улыбнулся, прижимая Калинину к себе, гладя по волосам, она снова придвинулась ближе, проложив голову ему на грудь. Когда вообще последний раз кто-то говорил ей это не просто для красивого слова, а в контексте искреннего переживания.       — Я тебя очень люблю. И всегда буду стараться быть на твоей стороне, — он поцеловал её в лоб, на мгновенье задумавшись о своём, — но мне очень не хочется однажды приехать на выезд, где убили бригаду медиков из-за нескольких ампул наркотические препаратов и узнать там тебя.        Эти слова звучали лучше любого успокоительного. Ведь что может быть важнее, чем чувствовать, как кто-то искренне волнуется за тебя. А волнение было действительно искренним, учитывая, что практически все, кого Степа любил, погибали. Алина немного приподняла голову, замечая, что и голос, и взгляд капитана становились сонными.       — Ты все через призму своей работы пропускаешь? Так же нельзя.       — Всё. И не просто так это делаю.       — Давай потом как-нибудь поговорим об этом. В конце концов, я еще никуда не выхожу.       Практически сразу после этой фразы, Алина почувствовала, как его рука, которая все это время гладила по волосам, остановилась. Она снова приподнялась, увидя закрытые глаза Данилова. Сон, неизбежно взявший вверх из-за долгой дороги и перелета, остановил эту пока ещё бесполезную дискуссию. Ведь на сегодняшний день возвращаться она не имеет никакого права.       — И я тебя люблю, Степ, — вернувшись в прежнее положение, через несколько минут уснула Калинина, которую сегодня так рано разбудили.       И все равно на то, что утром будет болеть все тело. Или что спать сидя как минимум неудобно. С ним было настолько спокойно, что даже верная примета о приближающихся неприятностях показалась всего лишь чередой совпадений и уж в этот раз все точно должно быть нормально. Тем более, если взять во внимание, что экспертизы и вскрытие фактически её уже оправдали. Главное во всем этом помнить, что лишение свободы, отнюдь не самое страшное, что может случиться с человеком.