И не друг, и не враг - а так

(март 2015 г., Москва, кабинет следователя Оксаны Анненковой) -Ну что, Никитина, будем сознаваться? – красивая темноглазая брюнетка в форме готова испепелить взглядом несчастную подозреваемую – полноватую русоволосую женщину средних лет в застиранной и явно дешёвой одежде, - Записи с камер наблюдения у подъезда убитой ясно показывают, что вы были последней, кто приходил к ней в тот вечер. Ваших отпечатков пальцев в её квартире – хоть отбавляй, да и мотив налицо. Живёте вы с мужем совсем не богато, а сестре по наследству досталась квартира ваших покойных родителей. Может, хватит уже комедию ломать? Бедная Катерина Никитина и рада бы сказать что-то в своё оправдание, но пока из её груди вырываются только сдавленные звуки, напоминающие предсмертный хрип. -Оксана Алексеевна, что вы делаете, она же астматик! – с укором обращается к следовательнице сидящая рядом адвокат Ксения Александровна Печеник, - Катерина Петровна, у вас ингалятор с собой? Срочно приводите себя в порядок. А с вами, товарищ следователь, мы ещё поговорим. На каком основании вы давите на больную женщину, которой пока даже не предъявлено официальное обвинение? То, что в квартире её сестры Веры полно её отпечатков – мне кажется, даже не требует объяснений. Между сёстрами были нормальные отношения, они часто гостили друг у друга, ночевали, трогали какие-то вещи, пили на кухне чай… И потом, если мне не изменяет память, яда, которым отравили погибшую, на месте преступления не нашли, а ордера на обыск моей подзащитной у вас нет. -Пока нет, - ядовито вворачивает Анненкова, но сбить с толку Ксению не так-то просто: -Вот получите – приходите на квартиру моей подзащитной с понятыми и, естественно, оповестите меня. Все следственные действия в отношении Катерины Петровны будут производиться под моим надзором. А пока настоятельно рекомендую отпустить её под подписку о невыезде – как минимум, до получения ордера. -Ну хорошо, - сдаётся, наконец, Оксана и, фыркнув, передаёт подозреваемой и её адвокату протокол на подпись. Никитина, придя худо-бедно в норму благодаря ингалятору, чуть не плачет и, поддерживаемая Ксенией Александровной, выходит из кабинета. Последнее, что удаётся услышать следовательнице – успокаивающее адвокатское «всё будет хорошо, я вам верю, прорвёмся» и хлопок закрывающейся двери. Какая банальность. Да ни один убийца с ходу не признается, что он убил человека, ещё и родную сестру – а эти защитники так называемые и рады стараться. Портят им всю статистику по раскрываемости. Ничего, обыск покажет, кто тут прав, а кого в тюрьму сажать за особо тяжкое. От гневных монологов в адрес вечных соперников по правосудию её отвлекает резкий телефонный звонок. Недовольно хмыкнув, она берёт трубку, уже готовая к очередной порции собачьей работы: -Следственный комитет, Анненкова слушает. По какому вопросу? Так, с какой целью интересуемся? Мужчина, а вы в курсе, что одним этим звонком можете подвести себя под статью об угрозах в адрес сотрудника правоохранительных органов? Не хотите проблем – забудьте сюда дорогу и не звоните, - с этими словами доведённая до бешенства Оксана отключается и, уронив трубку, закрывает лицо руками. Меньше всего она ожидала, что ещё хоть раз в жизни услышит фамилию «Галкина». -Двенадцать лет. Почти двенадцать чёртовых лет, - повторяет, как заклинание, пытаясь избавиться от внезапно нахлынувшего чувства вины, - Почему я тогда так поступила? Неужели и правда обелила конченого урода? Что ж, надеюсь, Зайцева страдает не меньше моего, - в чём-в чём, а уж в желании насолить заклятой бывшей подруге эта женщина оставалась себе верна до сих пор. И до сих пор не могла ответить самой себе на вопрос, почему её так выводит из себя именно Вероника. (Москва, февраль 2002 г., корпус юридического факультета МГУ) -Так из какого города, говоришь, ты к нам приехала? – староста-ботаник Олег Лебедев уже вторую перемену расспрашивает новенькую о её прежней жизни. Явно на неё запал. Что ж – неудивительно. Оксана всегда была красоткой и не имела привычки скромничать на свой счёт. Но внимание этого прилипалы уже начинает ей досаждать: -Из Сыктывкара. Отца повысили, предложили работу здесь, ну и я перевелась. Здесь-то возможностей явно больше. Ты мне лучше про нашу группу расскажи. Кто есть кто, что с чем едят и кому из преподов проще сдать зачёт. -А, ну группа у нас мировая, - смущённо улыбается Лебедев, - А уж тебе, думаю, ни один парень в помощи не откажет, ты ж вон какая, вылитая модель. Но будь готова, что девчонки из зависти захотят выцарапать тебе глаза. -Вот эти, например? – Анненкова показывает на небольшую группку девушек, усевшихся на подоконнике так, будто это самая удобная скамейка на свете. Девушек трое – высокие, стройные, явно считавшиеся до её появления признанными красавицами блондинка и шатенка и миниатюрная худышка с рыжей косой и огромными серо-голубыми глазищами. Рыженькую, в отличие от подруг, с моделью или голливудской звездой вряд ли можно сравнить, но что-то неуловимо интересное в её внешности определённо есть. -Нет-нет-нет, - староста в голос смеётся над предположениями новой одногруппницы, - Эти три девицы – добрейшие души и вообще надежда нашего курса. Юлька – та, что блондинка – просто Ассоль двадцать первого века. Стихи о любви пишет, такие, что закачаешься. На городской литературный конкурс даже посылали её творчество, второе место заняла, у неё и грамота есть. Сколько парней за ней вьётся – не счесть, а она ни с кем ни в какую, всё своего единственного ждёт, - в его голосе сквозит явное уважение, - Тёмненькая Марина – лучший друг животных и детей и вообще мать Тереза. Вечно участвует в благотворительных акциях, то брошенным котикам помогает, то детским домам… Она и друга сердечного себе такого же нашла. Кольку Уварова с исторического факультета. Вот и волонтёрят на пару. -А третья? Рыжая, худющая? – почему-то именно эта девчонка зацепила Оксану. -Ника-то? Ходячая энциклопедия и скорая помощь, - добродушно посмеивается Олег, но видно, что и к этой девушке он хорошо относится, - Если тебе понадобится подтянуть учёбу – это к ней. Знает всё на свете и обожает этими знаниями делиться. Мы всей группой говорим, что она объясняет получше наших преподов. Но именно объясняет – списывать не даёт никому и никогда, даже лучшим подругам. Принципиальная до жути. Даже Лёньке Посаженникову скидок не делает, хотя тот с первого курса за ней хвостом ходит, каждое слово ловит и при всём честном народе в любви признавался. «В любви? Этой?» - Анненкова хочет расхохотаться во весь голос, но благоразумно сдерживается, - «Либо я чего-то не понимаю в женской красоте, либо в мужской психологии. Впрочем, то, что надо. Три юродивые, которые по какому-то недоразумению считаются местными королевами и не умеют этим пользоваться. Что ж, пожалуй, я уже знаю, с кем мне здесь дружить,» - коварно улыбается своим мыслям. (снова март 2015 г.) «И кому это понадобилось ворошить прошлое?» - с недоумением и даже испугом пожимает плечами следовательница, вынырнув, наконец, из воспоминаний. Звонок неизвестного мужчины не мог не взволновать её – особенно учитывая, каким тоном этот самый неизвестный с ней разговаривал. От его «как тебе спится по ночам, лжесвидетельница?» и «что бы ты сказала Юльке в лицо, если бы сейчас встретила?» просто натуральный мороз по коже… И ведь не сказал толком, чего ему надо. Ни требований, ни просьб, ни давления на следствие – одни риторические вопросы, явно с претензией пробудить в ней совесть. Только вот даже сама Оксана уже не знает, есть ли у неё совесть на самом деле или безвозвратно утеряна в тот самый день судебного заседания, когда она переступила черту. Поняв, что в одиночку сойдёт от таких мыслей с ума, женщина брезгливо кривится, но тем не менее набирает самый нежелательный на свете номер: -Зайцева? Это Анненкова, да, понимаю, что ты не в восторге, сама бы скорее яду выпила, чем тебе позвонила, но тут дело срочное. Тебе, случайно, не звонил незнакомый мужчина и не спрашивал про нашу Ассоль? Ага, поняла. Держи в курсе, если что. Надеюсь, до нескорого свидания. Закончив разговор, следовательница вновь усилием воли перебарывает в себе тошноту и возвращается к делам. Надо обращаться в суд с требованием ордера на обыск в квартире Никитиной. Остаётся надеяться, что там не такие святоши сидят, как Печеник и Беликова, и быстро подсуетятся с бумагой.