Глава 16, часть I
//will we both go home alive?
Примечания автора: Ирония того, что на этот раз Эймонд отталкивает ее, не проходит для нее бесследно. Валейна так долго убегала от него, что осознание того, что ее отсылают, оставляет горький привкус на ее языке. Она не видится с Эймондом, и у нее, черт побери, прекращаются лунные дни. Ирония того, что на этот раз Эймонд отталкивает ее, не проходит для нее бесследно. Валейна так долго убегала от него, что осознание того, что ее отсылают, оставляет горький привкус на ее языке. После рассеявшегося смущения из-за того, что его сестра застала ее связанной, девушка с удивлением обнаруживает, что испытывает чувство тоски и разочарования, что ее снова разлучили с ним, и на этот раз не по своей воле. Когда она прибыла в Королевскую Гавань, в ее сердце разгоралось желание убийства. Покидая ее, она обнаруживает, что у нее все еще есть это убийственное намерение, но агрессия Эймонда словно сорвала завесу. Хотя его вмешательство в убийство Алисенты закончилось чем-то более жестоким, чем все, что они вместе делали раньше, это открыло что-то внутри нее. Эти потайные глубины были теплыми, сияющими и пахли Эймондом. Валейна направляется на Драконий Камень, чувствуя сильную боль между ног. Эймонд был с ней настолько груб, что шагать ровно было сущим испытанием, когда Хелейна тайком вела ее по замку. Она не жалеет об этом, и ее конечности все еще расслабленные от того, как он заботился о ней после. На ее запястьях нет ожогов от жара металла, а только лишь не совсем привычная тяжесть. В девушке присутствует гнев из-за того, что он заковал ее в браслеты, но есть также что-то успокаивающее в физическом доказательстве того, что он хочет ее. Она обнаруживает, что в равной степени любит и ненавидит браслеты, являющиеся как даром, так и проклятием. Доверяет ли она ему сверх той благосклонности, которую возлагает на него, чтобы доставить подобную боль и удовольствие, эту смесь, которую он один, кажется, знает, как доставить? Вращаясь по кругу, ее разум не останавливается, напоминая ей о каждом проявлении жестокости и доброты, которое она когда-либо получала от Эймонда Таргариена. Она устала, она так устала чувствовать себя не в своей тарелке, как будто все, что она делает, никогда не будет достаточно правильным. Ей надоело чувствовать, что ее темнота — это бремя, и ей недостает долга и чести. Возможно, она никогда не будет достаточно хороша, но Эймонд всегда будет хотеть ее, ему всегда будет достаточно и этого. Джейкериса больше нет, любовь ее брата угасла навсегда, но Эймонд никогда не перестанет желать ее, считая ее своей. Сожаление было чувством, с которым она не была знакома, но которое переполняло ее прямо сейчас. Время не было милостиво ни к ней, ни к ним, разъедая их возможности. Люцерис любит ее. Джоффри, Эйгон и Визерис любят ее. Как и ее мать, и Бейла, и Рейна. Они любят ее, но не понимают. В ней была такая пропасть, такая зияющая яма отчаяния из-за потери Джейкериса, которую она твердо решила сделать своей могилой. Она прилетела в Тамблтон с намерением вступить в войну, пока Неведомый не настигнет ее. Но вместо этого ее мать, отец и брат вознамерились отгородить ее, к большому неудовольствию Деймона. В качестве запасного плана он отправил ее в Королевскую Гавань как убийцу, которая вряд ли бы вернулась домой, но имела шансов больше, чем кто-либо другой. Никто не погиб, и у нее не было никаких шансов. Теперь она будет прикована к трону, которого не желает, с сожалением осознавая, что бежала от единственного живого человека, который по-настоящему понимает ее. Этот полет от Королевской Гавани до Драконьего Камня ей знаком так же хорошо, как ощущение любимого плаща на теле. Но без Вхагар и Эймонда рядом с ней это не совсем то. Серый Призрак парит в ночи, вторя ее чувству меланхолии. Дикий Серый Призрак, презирающий людей и большинство других живых существ, скучал по Вхагар, скучал по Эймонду и по утешению, которое тот дарил его наезднице. Драконий Камень появляется из ночного мрака, открывая взору острые углы и изгибы ее дома. Все еще темно, хотя на горизонте уже вырисовываются размытые очертания рассвета. Стражники не поднимают тревогу, поскольку они никогда не замечают их, если только у Валейны не появляются причины объявить о своем прибытии. На этот раз она заинтересована в том, чтобы остаться незамеченной. Деймон в конце концов узнает, что она потерпела неудачу, и самое меньшее из того, что она сейчас может сделать, это выиграть немного времени. Серый Призрак опускает ее на выступ у фамильной башни, позволяя ей проникнуть в замок, ворча на прощание. Осознавая, насколько оттраханной она выглядит, Валейна пробирается в свои покои как можно тише и незаметнее, ощущая каждый шаг прямо между своих ног. У нее болит спина, запястья, и она совершенно уверена, что на ее шее остались следы от рук, а Хелейна в свойственной ей манере заметила, что она сияет, словно выглядит вполне удовлетворенной. Валейна может только радоваться, что Люцерис присоединился к маршу лорда Старка на юг и не застанет ее, крадущуюся и пропахшую Эймондом и огнем, поскольку в последнее время он настаивал на том, чтобы разделять с ней покои для дополнительной защиты. В своих покоях, богато обставленных глубокими черными, серыми и фиолетовыми тонами, она сбрасывает свой кожаный костюм, смывая липкость между бедер. Хотя девушке не хотелось испытывать ощущение, словно она смывает с себя Эймонда. Снаружи приближается рассвет, оживляя замок. Валейна знает, что Деймон будет ждать ее отчета, не скрывая холодных глаз и суровых замечаний, а также предоставит свежие новости о битвах. Переодевшись в подходящее платье с рукавами, прикрывающими браслеты и следы на шее, Валейна спешит в Палату Расписного стола своей матери, мимо теплого запаха пекущегося хлеба и суеты слуг. К несчастью, по неприятному стечению обстоятельств, о которых она уже была осведомлена, Деймон находится внутри, хищно за ней наблюдая и облокотившись на Расписной стол. Рейнира тоже здесь, одетая в черное, в котором она остается с тех пор, как умер ее отец. Даже Лейнор, Аддам, или как бы он, черт возьми, теперь себя не называл, присутствал в палате, ненавязчивый и непринужденный, рядом с мальчиком, которого он признал. Джоффри стоит сбоку, рост брата всегда поражает ее. Сейчас ее младший брат был выше нее, пугающе похожий на Джейкериса. Королевская гвардия выстроилась вдоль стен, а различные лорды присутствуют здесь, чтобы давать советы. — Подойди, дочь, нам нужно многое обсудить, — Рейнира жестом указывает на место справа от себя, где должен был находиться Джейкерис. Боль вспыхивает внутри нее, поселяясь под кожей, словно верный спутник. Склонив голову, Валейна движется к своему месту, опасаясь того, что ей придется пройти прямо мимо Деймона. Он, подобно лошади, чувствует страх. Ей остается только надеяться, что он не почувствует дух Эймонда, нависающий над ней. Как обычно, сегодня удача тоже обходит ее стороной. Быстрая, словно змея, рука Деймона взлетает и хватает ее за запястье. Рукав оттягивается, открывая взору браслет с Вхагар, где каждый фрагмент встроенного сапфира сверкает в лучах утреннего солнца. Его глаза сужаются, а хватка становится крепче, когда он поворачивает ее запястье в своей руке, осматривая каждый сантиметр браслета. Это явно не обычный дракон — каждый шип и изогнутый рог на ее морде проработан с тщательной детализацией. Дракон-воин Висеньи смотрит на Деймона в ответ. Действительно, этот бледный мужчина проделал изысканную работу. Валейна оплакивала бы его за то, что он больше никогда не сможет продолжить свое дело, если бы не была рада, что человек, запечатавший браслеты на ее запястьях, теперь мертв и никогда не сможет ни рассказать об этом, ни воссоздать их вновь. — Что ты позволила ему сделать с собой? — Чистый ужас слышится в голосе одного из ее отцов. Его другая рука обхватывает второе запястье, а морда Серого Призрака выглядывает из-под рукава платья, которое она выбрала, чтобы скрыть браслеты. Гнев волнами прокатывается по ней, а каждый осуждающий взгляд бросается в ответ. Деймон может быть ее отцом, но он не ее защитник. Все эти невероятные ситуации, в которые он ставит ее, не имея ни малейшего представления о реальности выбора, который она должна сделать, чтобы выжить в них. У женщины в этом мире совершенно другой набор ожиданий и жизненного опыта. Избалованный принц Деймон не имеет ни малейшего представления о том, что ей приходится делать и чего от нее ожидают. — Деймон, убери это выражение со своего лица. Я не нуждаюсь в твоем осуждении и порицании. Тебе вообще когда-нибудь приходилось делать такой же выбор, что и мне? — Валейна обнаруживает, что гнев, который в последнее время так близок к проявлению, вновь дает о себе знать. Как он смеет осуждать ее за то, что она сделала все, что было в ее силах, в обстоятельствах, с которыми он и не надеялся справиться? — Ты снова провалилась. Похоже, у тебя это входит в привычку, — голос Деймона полон отвращения, а валирийские слова звучат резко. — По крайней мере, я вернулась! Если бы я снесла им головы, моя собственная прямо сейчас покоилась бы на пике! — Валейна повышает голос. — Теперь ты предпочитаешь ценить собственную жизнь. Ты слабая, трусливая, соблазненная на неудачу самим отродьем зеленой шлюхи! — В голосе Деймона слышится та резкость, которая обычно предшествует насилию. Те в палате, кто понимает валирийский язык, наблюдают за происходящим с широко раскрытыми глазами. Джоффри сделал шаг навстречу ей, протягивая руку, словно желая утешить. Не теряя ни секунды, Лейнор кладет руку на плечо младшего ребенка с фамилией Веларион и опускает его обратно в кресло, качая головой. — Она не совершила ошибки, Деймон. Куда бы ты ее ни отправил, она вернулась, вернулась ко мне целой и невредимой. Перестань перекладывать на ее плечи свои собственные ожидания и недостатки. Единственная забота, которую я хочу, чтоба она на себя взяла, — это забота о королевстве. Она моя наследница, а не твоя пташка и убийца, — голос Рейниры усталый, но все еще звучит по-королевски. — Она должна иметь в себе все эти качества одновременно. Наша династия покоится на ее плечах. Позволь ей стать завоевательницей, позволь ей принести нам головы Зеленых. Она единственная, кого Эймонд никогда не убьет, и она упустила все возможности, которые ей предоставлялись. Посмотрите на нее, он пометил ее для всеобщего обозрения! Разорви брак, отправь одноглазого ублюдка в пропасть отчаяния! — Деймон начал жестикулировать руками, что никогда не являлось хорошим знаком. — Оставьте нас, — приказывает Рейнира, устремляя на мужа свой лучший свирепый взгляд. Советники и лорды уходят первыми, хотя Валейна видит, как Лейнор и Джоффри пытаются слиться с фоном. Слуги уходят, затем Королевская гвардия под укоризненным взглядом Рейниры. Валейна думает, что ее мать предпочитает игнорировать Лейнора и Джоффри, что малозначительно для спора в дополнение к тому, который только начинается. Теперь в палате, которая повидала множество воин и Таргариенов до них, находятся только те, в ком течет кровь Старой Валирии. — Она твоя дочь, Деймон. Создание твоего собственного творения. Разве ты не видишь этого? Она и Эймонд — это ты и я, если бы обстоятельства сложились иначе! — Ни одна из моих дочерей не была бы настолько глупой, — усмехается Деймон. Рейнира вздыхает. — Не обращай на него внимания. Он чувствует себя беспомощным после смерти Висеньи. — Деймон не чувствует себя беспомощным, матушка. Он чувствует себя разочарованным и оскорбленным, потому что думает, что я предпочитаю Эймонда ему, — с горечью говорит Валейна, пряча браслеты обратно в объемные рукава. Они все еще новы, и она не считает, что стыдится их, но она не готова демонстрировать их, не готова думать о том, как объяснить их появление своей матери и младшему брату. — А ты? Выбираешь Эймонда? — Рейнира вскидывает бровь, глядя на нее. — Я не выбираю никого, кроме своих братьев. Кроме тебя, мама! Я уже более чем сыта по горло мужчинами, считающими, что они имеют право голоса или влияния на меня! У меня есть свой собственный разум, свои собственные мысли. Я так долго была одна, но когда ты была рядом со мной? Когда отец был рядом со мной? Пошел ты, Деймон, за то, что пытаешься превратить меня в какую-то бессердечную пташку и разочаровываешься, когда я становлюсь больше похожей на женщину, которую, как ты утверждаешь, ты любишь. И знаешь что, пошел ты тоже, Лейнор! — Валейна поворачивается к мужчине, который смеется, прикрывая рот ладонью. Он едва не падает от удивления, что к нему обращаются, думая, что ему сошло с рук то, что он остался в палате. — Я? — Он моргает, глядя на нее, пока Джоффри прячет свою ухмылку. — Да, ты, чертов трус. Позволить нам думать, что ты мертв, было ничуть не добрее того, во что Деймон пытался превратить меня. Люцерис может молчать, а Джоффри просто простить тебя, но я не забуду и не прощу. К черту вас обоих, у меня нет отцов! Деймон и Лейнор смотрят на нее. Деймон — с горечью, а Лейнор — с искренней болью. — Вы слышали ее. Никто из вас не имеет никакого влияния на мою дочь. А теперь оставьте нас. Женщинам пора поговорить, — отпускает их Рейнира, безразлично махнув рукой. — Хм, — бормочет Деймон, звук слишком похожий на то, как его произносит Эймонд. — Тогда до следующего раза, принцесса. — Он вылетает из палаты, окруженный облаком масла для мечей и враждебности. — Я никогда не переставал заботиться о тебе, — произносит Лейнор, прежде чем тоже удалиться, увлекая за собой расстроенного Джоффри. Рейнира смотрит на нее с тем, что, как отчаянно надеется Валейна, не является жалостью. — О, девочка моя. Что я с тобой сделала? — Ничего такого, чего бы я не сделала с собой сама, матушка, — язвительно говорит Валейна, опираясь на Расписной стол в поисках поддержки, поскольку всякое чувство борьбы покидает ее. — Пожалуйста, поверь мне, я бы никогда не взвалила на тебя это бремя, не стала бы учавствовать в войне, если бы не верила, что это делается ради значимой цели, что это служит высшему благу, — обещает Рейнира, проводя рукой по волосам дочери. Валейна хмурит брови. — Высшему благу? Она смотрит, как ее мать вздыхает и кладет руку на живот, который все еще кровоточит на протяжении всего этого времени после смерти Висеньи. А за окном, в разгорающемся свете дня, Караксес уже взмывает прочь — красное чудище, созданное из крови и ярости. — Когда отец рассказал мне об этом, он спросил меня, в чем заключается сила Дома Таргариен. Конечно, я ответила, что в наших драконах. Без них мы простые смертные. Он думал, что наш контроль над ними является лишь иллюзией. Как бы близка и любима ни была для меня Сиракс, я часто задумываюсь о том же. А после ты выросла, оседлала дикого дракона и научила нас кое-чему. Это дало мне надежду, возродило веру в наш дом. Если ты — его будущее, возможно, у нас есть шанс, — серьезно заявляет Рейнира, с грустью глядя в окно на улетающего Караксеса. — Шанс на что? — Долгая Ночь. Эйгону Завоевателю приходили видения о великой тьме, наползающей с далекого Севера, чтобы поглотить все живое на своем пути. В своих грезах он видел, что единственный путь к свету лежит через Таргариенов на троне. Наша сила, твоя сила — заключается в твоем драконе. Ты истинный Таргариен. Как и Эймонд. Чтобы спасти наш народ, мы должны нести это бремя. Это наш долг. Песнь льда и пламени, конец и начало нашего мира. — Он видел конец? — Голос Валейны ровный, даже несмотря на подтекст того, о чем рассказывает ей мать. — То, каким будет конец, если Таргариены перестанут существовать. История, написанная на кинжале Визериса, том самом, на который претендует Узурпатор, не представляя его важности. Эта война может стать нашим концом, если мы не будем осторожны. Люцерис получит Дрифтмарк, но Железный трон достанется тебе. Вы двое — мои ангелы-близнецы, моя спасительная милость. Я знаю, что вы страдали из-за бремени, которое я взвалила на ваши плечи, но вы должны знать тому причину. Все потому, что вы — огонь нашей семьи... — Матушка… — прерывает ее Валейна, осознавая, что силы ее матери ослабевают в свете этого признания. — Ты сделаешь все необходимое, чтобы спасти нас. Я думала, что это будем мы с Деймоном, но теперь понимаю, что это будешь ты. Моих сил не хватит надолго для этого мира, но он сохранится через тебя. Наш мир выживет только в том случае, если ты будешь рядом, чтобы провести нас в новую эру. Сможешь ли ты сделать это для меня, моя милая девочка? — Голос королевы сливается с голосом Матери, отягощенный судьбой и печалью о бремени, которое она передает другим. Чувствуя давление судьбы, Валейна склоняет голову — последний подарок ослабшей матери. Она прощается со свободой своей юности, свободой своей жизни, свободой своего выбора. — Я смогу, матушка. Клянусь.
__________________________
Есть что-то такое в тяжести мира на плечах, что заставляет спину укрепляться. Зная, что драконы должны продолжить свое существование и быть крайней линией обороны в конце света, Валейна как никогда раньше вживается в роль, которой никогда не хотела. Она строит планы, приказывает, фактически правит за свою мать, в то время как состояние Рейниры продолжает ухудшаться. Словно открытие пророчества Эйгона Завоевателя освободило Рейниру, дав ей разрешение умереть. По настоянию матери она не летает на битвы, не сбегает и не видится с Эймондом, хотя это не мешает некоторым очень яростным воронам обмениваться посланиями. Она не видится с Эймондом, и у нее, черт побери, прекращаются лунные дни. Сначала она думает, что это стресс, давление ее новой роли. Но затем она в третий раз пропускает свою лунную кровь, и это больше, чем простое совпадение. Валейна выпивает лунный чай каждую ночь, но, по всей видимости, ни упрямству Эймонда, ни ее собственной глупости нет предела. Отрицание — ее лучший друг, в то время как чувства скрываются глубоко внутри, пока она не сможет притвориться, что этого не происходит. Это не кажется реальным, по крайней мере, до тех пор, пока Бейла не врывается в ее покои на Драконьем Камне, уставившись на горький чай, который, как она знает, ничего не изменит. От взмаха руки ее кузины чай расплескивается во все стороны, дымясь и попадая в камин. — Ты что, совсем глупая? — яростно спрашивает Бейла, скрестив руки на груди. — Обычно моим ответом было бы "нет", но учитывая, как в последнее время складывается моя жизнь, я начинаю думать, что скорее всего "да", — вздыхает Валейна, глядя на осколки разбитой чашки, усеявшие камин. В последнее время она избегала взглядов на камины, думая о том, как Эймонд проникает в нее с такой силой, что она либо окажется в пламени, либо в нем. — Ты беременна, — шипит Бейла, — и Эймонд — отец. Это был не вопрос. Она просто наклоняет голову, слишком уставшая, чтобы спорить. Иногда Валейна забывала, насколько Бейла и Рейна похожи на Лейну. И прямо сейчас, с нахмуренными бровями и огнем в глазах, она была точной реинкарнацией своей матери. — Твои груди выросли, и ты чуть не расплакалась, когда Джоффри слишком крепко обнял тебя на прошлой неделе перед отъездом с дедушкой. Ты все время устаешь, стала более раздражительной и не можешь находиться в одной комнате с крепким северным элем, который предпочитает сир Морлин, не испытывая тошноты. Этот чай тебе не поможет, семя уже проросло, — тон Бейлы не смягчается, но эти фиолетовые глаза и суровые брови, так похожие на брови Лейны, хмурятся в понимании. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — тихо спрашивает Валейна, боясь ответа. — Что ты хочешь сделать? — Бейла опускается на диван, на который положила ноги Валейна, и водружает свои сапоги на маленький столик между ними. — Честно говоря, — Валейна наклоняет голову, созерцая нарисованных драконов на потолке, которых они с Люцерисом поместили туда в первый год жизни на Драконьем Камне, — я не знаю. Я никогда не хотела детей, я боюсь родов, моя матушка умирает, а мой муж воюет на другой стороне этой войны. Что, черт возьми, мне делать в такой ситуации? — А ты знала, что однажды я понесла от Джейса? — спрашивает Бейла непринужденно, так легко, словно спрашивает, заметила ли она, что пошел дождь. Если бы Валейна все еще пила этот мерзкий чай, она бы им поперхнулась. — Что? Вы двое должны были пожениться только после войны! Бейла смотрит на нее тем же сардоническим взглядом, что и Деймон. Вот и частичка отца. — А вы с Эймондом дождались, пока поженитесь на валирийской церемонии, которую никто не проводил и никто не видел, чтобы заняться сексом, дабы все ваши маленькие психопатики родились законнорожденными? — Даже ее тон похож на тон ее отца — сплошной юмор и ироничные нотки. — Когда ты так говоришь... — бормочет Валейна, рассеянно потирая маленькую Вхагар, навечно обвитую вокруг ее запястья. В последнее время она делает это все чаще и чаще, взывая к этим физическим частичкам Эймонда, чем дольше они находятся в разлуке. Это открыло ей глаза на то, как сильно она жаждет снова быть с ним, препираться словесно и физически, чувствуя себя уютно в его объятиях. — Я любила его, — просто говорит Бейла. — Все любили. И я была такой же, как и ты, не желая закончить в оковах материнства. Джейс отчаянно хотел детей, а я — нет. Поэтому он нашел для меня зелье. — Я не знала, что Джейкерис обладал такими знаниями. — Валейна, ты любила Джейса, а он любил тебя, но вы многого не знали друг о друге, — голос Бейлы настолько нежен, насколько это вообще возможно. Она полагает, что это правда. Это больно, но это правда. Люцерис знал девушку лучше всех из ее семьи, но были вещи, которые не знал о ней даже он, вещи, которые смог выявить только Эймонд. — Жалеешь ли ты об этом теперь? О том, что лишилась этой части Джейса? — Валейна не уверена, что хочет знать ответ на этот вопрос, представляя образы маленьких детишек с сочной кожей Бейлы и буйными кудрями, с глазами диковинной смеси фиолетового и серого. — Нет, — твердо говорит Бейла. — Дети не заменят потерянных родителей. Я не была готова, и Джейс это уважал. Я скучаю по мужчине, который оказал мне такую честь и любезность, а не по его возможным частицам. — Эймонд не знает, — признается Валейна. — Возможно, — замечает Бейла, — потому что ты сама это отрицаешь. Что, ты думала, что сношаясь, словно кролики, по всему Утесу Кастерли, вы не столкнетесь с какими-либо последствиями? Кровь заливает лицо Валейны. — Если быть до конца честной, в тот момент я не думала о последствиях, только об Эймонде. — Ты любишь его? — Что вообще значит любовь? — Валейна слышит горечь и тоску в своем собственном голосе. — Я любила Джейса. Я любила его по многим причинам, во многих отношениях, но есть разные виды любви. Я даже немного ненавижу его за то, что он оставил меня в тот день и отправился в Глотку, когда мы все знали, что он должен был дождаться тебя или Люцериса. Ты можешь любить и ненавидеть кого-то одновременно, это более схоже, чем ты думаешь, — в голосе Бейлы звучат потерянность, смирение и та же тоска, которую узнает Валейна. — Я не знаю. Я не знаю, что я чувствую к нему, я не знаю, что с этим делать, я не знаю, как пережить роды, я не знаю, как жить дальше без него. Нет больше никакого душевного покоя, — Валейна чувствует, словно вырывает частицу себя, принося ее в жертву Бейле. — Тебе необязательно решать сейчас. Подумай об этом и дай мне знать. У меня есть еще немного зелья... Если решишь, что хочешь этого, дай мне знать. А пока я бы перестала носить эти кожаные костюмы. Довольно трудно не замечать твою грудь, и твой живот уже начинает показываться.