В бегах с собой

      Я щёлкнул пальцами, и звук разлетелся по комнате. Три щелчка. Три щелчка — Алис будет знать, что владелец вернулся. Вы можете обвинить меня в том, что я помогаю ему красть и имею с этого небольшой процент. Но легко говорить тем, у кого есть всё. О, только не закатывайте глаза и не говорите, что вы не так уж много имеете. Крыша над головой, тёплая постель… знаете, это уже много.       Я посмотрел на часы. Прошло пятнадцать минут. Тишина была поглощающей, даже давящей. Раньше такого не было. Наконец-то раздались голоса. А затем прежде, чем я успел сделать три щелчка, раздался вскрик моего «друга». — А! Отпусти! Я этого не делал! — Грязный воришка!       Плохи дела. Я облизнул губы и посмотрел на окно. Второй этаж. Но прежде, чем я решился на столь отчаянный подвиг, двери распахнулись, и свет ударил мне прямо в лицо. Хозяин держал Алиса за ухо, а тот худощавый и чумазый, пытался вырваться, заливаясь краской. — Ещё один! Точно крысы! — Беги, Луи!       Просить дважды не пришлось. Я прыгнул на подоконник точно кошка. Ощутив отдачу в ноги и услышав яростный крик хозяина, я ловко зацепился за пожарную лестницу, которая попалась мне на глаза, и чуть не полетел вниз. — Грязный крысёныш! — кричал мне вслед державший Алиса. — Сгниёшь в канаве!       Я спрыгнул на землю и, стащив шапку с козырьком, помахал ему. — Оревуар, господин! — крикнул я, убегая. — И будьте нежнее с моим другом, взрослые должны быть мудрее!       Я добежал до мест, что называли «Сиротским переулком», и только тогда остановился. Прислонившись к стене, я тяжело вздохнул. Вскоре в нос ударил запах зловонных переулков, наполненных тихими перешептываниями их обитателей. — Луи! — раздался знакомый женский голос. — Здравствуй, Патти, — я открыл глаза и уставился на сморщенное, грязное лицо женщины. — Сегодня с пустыми руками. Алиса схватили. — Жаль, — но жалости в её голосе, конечно же, не было. — Тогда сегодня переулок для тебя закрыт. Я стиснул пальцы в кулаки, но удержал порыв гнева. — Это нечестно, — несправедливость, которую может понять только ребёнок. — Увы, но не я придумала эти правила. Если что-то не устраивает, можешь пойти пожаловаться мамочке и папочке… Ах да, — она выпрямилась и оскалила жёлтые зубы. — У тебя их нет.       Я едва сдержался, чтобы не ударить кулаком по стене. Гордо выпрямившись, я дотронулся до козырька. — Мадам, — мой голос прозвучал галантно. — Неужели не найдётся никакой работы, чтобы я не ночевал под деревом? — Луи, — протянула Патти, смеясь. — То, что отличает тебя от других. Ты знаешь, как крутиться. Идём, возможно я смогу тебе кое-что предложить.       Мы спустились по зловонным ступеням, где мои прохудившиеся ботиночки пропускали всю влагу и грязь. Двое стариков стояли рядом с баком, в котором горели газеты и всякий мусор. Их руки были протянуты, но вряд ли они ощущали тепло. Никто в этом месте давно не ощущает его. Холод проник так глубоко, что заморозил сердца и души. — Луи! — женщина с шалью на плечах, выпустила с рук кошку и огляделась. — Где Алис? — Его поймали. — Вот как… — его мать кашлянула и сложила руки на груди.       Я пошёл дальше, моё дело было только передать это, а дальше… а дальше вопросы сердечные меня не интересуют. Наконец-то Патти остановилась и отодвинула шторку, за которой была небольшая комнатка, в которой вокруг ящиков, выстроенных как стол, сидели трое мужчин. Они курили и пили что-то из бутылки. — Луи, — протянул тот, что сидел по центру. Его борода закрывала половину лица, кроме глаз. Два маленьких чёрных камушка, которые словно мерцали. — Что-то случилось? — Он с пустыми руками, — сказала Патти. — Вот как… — в этих словах прозвучало больше жалости, чем в голосе матери Алиса. — Тогда ты знаешь правила… — Патти сказала, что, возможно, я смогу как-то заработать.       Мужчина провёл рукой по бороде. — Ты не смог даже заработать на ночлег… ладно, — он извлёк из кармана часы на цепочке, и те закачались. — Отнеси их в торговый переулок и толкни. Сможешь продать за хорошую цену, получишь сверху монетку. А нет… — его глаза недобро сверкнули.       Я чувствовал вес часов в своём кармане, идя по каменной мостовой. Вечер был не за горами, и тикающий моторчик подтверждал это. Я прошёл мимо нескольких домов, в которых уже зажгли свет. Желание схватить камень и разбить это дурацкое окно стало настолько сильным, что я едва сдержался. Этот поступок не накормит меня, не согреет ночью, так что не имел значения. Хотя, всё моё нутро кричало: «Несправедливо».        Я вышел к переулку, как раз в тот момент, когда из него сворачивал хозяин, поймавший Алиса. — Ты! — прошипел он, замерев.       Часы затикали быстрее, в унисон с моим сердцем. Я шагнул назад и подумал, как было бы чудно не рождаться вообще, когда его рука проворно и крепко сжала моё плечо. Часы ускорились, и их стрелка закрутилась быстрее, правда, этого я знать не мог, так как они лежали в моём кармане. — Паршивый щенок… — последнее, что услышал я, перед оглушительным хлопком и вспышкой света.       А дальше… Дальше темнота.