Острова Сварога

Было бы неправильно сказать, что настроение у Криса от перспективы встречи с Клариссой сильно улучшилось. Душу его уже третий день подряд терзали смутные подозрения: не упал ли он за время этих состязаний в её глазах слишком низко? Не затмил, не оттенил ли его собой Джексон? Оттенил, скорее всего. Ещё бы – такого количества побед подряд в парных соревнованиях у Клариссы не было очень давно. Кому, как не ему, это помнить? Именно с ним она взяла последнюю до славянского Лагеря парную награду. Было это, правда, сравнительно недавно: месяца три тому назад. Но с тех пор утекло слишком много воды, и Родригез слишком много раз подвёл Ла Ру, чтобы это – одно из последних их совместных светлых – воспоминание не было оттеснено победами, которые принёс дочери Ареса Джексон. Тем более, что он со времени первого испытания Энкиду и схватки с Челубеем не давал никаких оснований усомниться в своих способностях. Иначе бы они с Клариссой просто не сумели бы взять два первых места подряд. Крис прекрасно понимал, что тут он проигрывает Перси по всем статьям. Именно с его расконцентрированностью связаны последние два поражения. Прежде всего, конечно, поражение в испытании Гильгамеша-Сухшана. Во втором испытании Тутанхамона его ошибочная догадка в Окулатории, конечно, не сыграла значительной роли, но стоила им пары лишних минут. Быть может, если бы девушки послушались Люка, то они пришли бы раньше дочери Ареса и сына Посейдона. Это был бы неплохой шанс показать, что Крис может приходить к первому месту не только вместе с ней, что она в нём не ошибалась. Но история не терпит сослагательного наклонения – и тот шанс был безвозвратно упущен, как бы Крис не хотел обратного. Теперь ему предстояло лишь покориться течению судьбы и проверить, насколько он был прав в своих неутешительных догадках. Для того, чтобы это сделать, нужно было пройти всего лишь один лестничный пролёт – с четвёртого этажа на пятый. В комнате пары номер два, тем временем, стояла относительная тишина, весьма далёкая от мрачно нарисованных картин воображения сына Гермеса. На романтическую обстановку, во всяком случае, похоже не было. Вместо свечей – обычные лампы, вместо щедро украшенного стола с шампанским и цветами посередине - беспорядочно расставленные, неравномерно налитые, восемь бокалов чая. Вместо идеально убранной, выстланной розами постели – помятые, толком не сбитые подушки, лежавшие, к тому же, по разные стороны кровати да два не расстеленных одеяла. Джексон и Ла Ру сидели не на ней, а на креслах, мерно попивая из своих чашек напиток. Оба они в этот момент ждали гостей. Сын Посейдона, впрочем, неожиданно для себя отметил, что Кларисса была напряжена больше, чем он сам. И этого Перси понять не мог. Ей-то из-за чего было волноваться? Крис был под надёжным присмотром Брэнды, которая даже палку перегнуть не могла: в противном случае рисковала получить большие неприятности в лице разозлённой девушки сына Гермеса. Его переживания были в этот момент связаны прежде всего с подругой, Аннабет. Как там она? Не начал ли опять претворять в жизнь свои планы по захвату мира Кастеллан? Не задел ли чем, или, чего доброго, не поднял ли руку на Чейз? Осмелится ли войти к ним в комнату, зная, что и Джексон, и Ла Ру могут попросту не сдержаться? А самое главное – испытывает ли он хоть немного раскаяния? Перси на это очень надеялся. Он, пожалуй, один из всех полукровок верил, что Кастеллан одумается, до самого последнего момента, до воскрешения Кроноса. И, пожалуй, был одним из немногих, кто действительно понимал Люка. Не до конца, конечно: сын Посейдона никогда бы не пошёл войной на весь Олимп из-за ссоры с отцом. Но сомнения в его душе были едва ли слабее, чем в душе Люка. Чего стоит его героизм, если отец всё также не может видеться ни с ним, ни даже с его матерью? Если олимпийцы остаются всё так же глухи к мольбам своих детей? Если Зевс всё так же упорно не желает отменять свой указ о запрещении богам видеться со своими потомками? А ведь именно это и было корнем всех проблем, которые создал сын Гермеса в последние полтора года. Если бы покровителю торговли разрешено было видеться с семьёй Кастелланов, то вряд ли бы его старшее дитя взбунтовалось. С другой стороны, Перси от этих поступков даже немного выиграл: нашёл свое место в этой жизни, место, где он находится в окружении себе подобных, Лагерь Полукровок. Размышления его прервал стук в дверь. Он встал с кресла, одновременно поднялась дочь Ареса. - Ла Ру, я открою. - С чего такая забота? - Сама же говорила – союзников надо беречь, какие бы отношения между ними не были. Ответом его послужил беззлобный, но, всё же, ощутимый толчок в спину. - Или разговаривай, или иди. Цезаря из тебя точно не выйдет, Рыбьи Мозги. Получивший дополнительный разгон, он отворил дверь. На пороге стояли Брэнда и Крис. - Привет, Брэнда, - с Крисом он поздоровался молча, пожав руку. – Чего стоите, проходите. Кларисса уже заждалась. Младшая дочь бога войны и младший сын бога торговли прошли в комнату. Приветствие детей Ареса получилось не совсем обычным для них самих, но на удивление типичным для девушек их возраста, разве что эмоционально куда менее выразительным. Никаких визгов восхищения – наоборот, спокойные дружеские объятья. - Проходи, располагайся на кровати, - Силлен зашла в спальню. Ла Ру же осталась один на один, если не считать стоявшего в дверном проёме и ждавшего своих друзей Джексона, чей взгляд уж точно не был направлен на них, с Родригезом. Несколько секунд они стояли, молчаливо смотря друг на друга. Наконец, Кларисса, подняв руку, отвесила сыну Гермеса оплеуху. - Я тоже рад тебя видеть, любимая, - потирая щёку, но всё же улыбаясь, произнёс он. - Следует признать, Брэнда тебя не исправила. Каким был, таким и остался. Чего застыл? Пошли в комнату. Они шли не за руку, да и приветственных объятий он так и не получил. Лицо его, несмотря на это, светилось от счастья. Так с Клариссой он не здоровался уже очень давно. А значит, все его сомнения были напрасны. Для неё он по-прежнему на первом месте, чтобы там не делал Джексон. Это, по меньшей мере, радовало. Ла Ру села в изголовье кровати, облокотившись на её спинку и вытянув ноги вперёд. Родригез пристроился рядом, склонив голову ей на плечо и влюблённо смотря на девушку. В тот момент для счастья ему больше ничего не было нужно. - Ну вот, теперь хоть успокоился, - послышался шёпот Брэнды. - А что с ним было? – спросила дочь Ареса. - Он уже три дня сам не свой. С тех пор, как вы с Перси начали постоянно побеждать. Я не понимаю, что с ним происходит… - Зато я понимаю. Крис, ты идиот, или прикидываешься? - А что? Он, в отличие от меня, с тобой может побеждать. - Идиот. Какая разница, кто побеждает, а кто проигрывает? Крис, я люблю тебя, разве ты этого не знаешь? - Знаю, но… - Но молчи, - голос её вдруг стал спокойным. – Я не хочу с тобой ругаться сегодня. Аид знает, когда наставники в следующий раз позволят нам увидеться. Так что ты говоришь, Брэнда? – продолжала разговор она уже с младшей сестрой. – Что с ним происходило? И пока продолжался этот своего рода «допрос», из кухни послышались радостные приветствия: мало того, что к Перси пришли Люк и Аннабет, так они в дверях ещё и столкнулись с Гровером, Можжевелкой, Талией и Тайсоном. Во втором номере собрались все десять полубогов. Наиболее радостно, пожалуй, Джексона приветствовала дочь Афины. Это, в общем-то, и не было удивительно: во всём Лагере не было более крепкой дружбы, чем дружба между ними. Сразу же после приветственных объятий Чейз принялась шуточно осматривать Перси. - Аннабет, что происходит? - Ну что ж, надо полагать, Кларисса ещё может недолго прожить. Осмотр синяков не выявил. - Я тоже рад видеть, что ты жива и даже, вроде бы, цела. Похоже, я в нём всё-таки не ошибся. Переспрашивать, о ком говорил сын Посейдона, дочь Афины не стала, да и сам предмет их разговора в это время, пытаясь быть максимально незаметным, сидел в одном из кресел кухни. Это было особое место, загороженное совершенно не вписывающейся в общий северный стиль растений двухметровой, доросшей до потолка монстерой. Здесь Кастеллана никто не видел, он никому о себе не напоминал, в то время как сам мог наблюдать за шестёркой полубогов, а попутно – размышлять о всём, что произошло за последние дни. На первом плане для него, конечно, была Аннабет. Сейчас сын Гермеса отметил её состояние улыбкой: такой радостной он девушку не видел всё время их совместного пребывания в Лагере. С удивлением принял реплику Джексона, - уж от кого-кого, а от ребёнка бога Воды он этого ожидать не мог, после всех «услуг», что оказал ему, начиная от похищения молний и заканчивая смертью дочери Афины. Получается, что Перси в глубине души всё ещё видел в Люке того своего доброжелателя – безо всяких кавычек, которого впервые встретил в Лагере Полукровок? «Вот где она, сила добра. А вы говорите – боги. Определённо, моему папаше и прочей их компании стоит поучиться у него,» - усмехнулся про себя Кастеллан и перевёл взгляд с наконец встретившихся друзей на Талию – ещё одну, на этот раз – преднамеренную, жертву. Она, так же, как и Чейз, искренне радовалась воссоединению шестёрки. Правда, на её лице, в отличие от лица подруги, постоянно проявлялась какая-то странная задумчивость и отрешённость от мира. Особенно сильно выдавали глаза: они светились, но не улыбались. Это не было фальшью, нет, - скорее следом семи лет, проведённых в облике дерева, да и яд, скорее всего, оставил свой отпечаток на её душе. Люк понимал её во многом – она пожертвовала собой и ради него в том числе, а он отплатил лишь желанием и попыткой умертвить до конца. Такого не прощают. Не понимал он другого: почему она тогда не ринулась на него, не попыталась ударить, убить, как это сделали всё остальные? Неужели влияние семилетнего пребывания в небытии оказалось настолько сильным? Или же это было последствие шока от его неблагодарности? Или же сказалось и то, и другое? Если так, то он хотя бы отчасти не был виноват в изменениях, произошедших с ней. Это было не очень сильное, но всё ж-таки утешение. Осмотрев весёлую компанию, он вгляделся в стену, словно пытался что-то разглядеть на ней. На деле же на зеленоватых обоях ему мерещилось лицо сводного брата. Вовлечение Родригеза и его мантикоры в авантюру было, пожалуй, самым спорным решением Люка во время организации похода – он и сам это прекрасно понимал. Нет, с чисто стратегической и тактической точек зрения всё было сделано правильно: и парень, и его «домашнее животное» свои задачи выполнили на все двести процентов, питомец даже немного переборщил. Другое дело, что благодаря последствиям похода жизнь Криса была попросту разрушена. Мантикора убита, сам он стал изгоем. И Кастеллан про себя искренно благодарил что Клариссу, что Брэнду: он прекрасно видел, что дочери Ареса поддерживали Криса на плаву, не давая тому окончательно скатиться в «кризис жанра». Люк не мог этому не радоваться – сводный брат был одним из немногих, наряду с Аннабет, близким человеком, и единственным, кто разделял его взгляды на олимпийцев. Не было ничего удивительного в том, что именно он и стал правой рукой вожака восстания. Восстания, которое, будучи задуманным ради блага всех полубогов, было обречено быть подавленным самими же полубогами. Было ли оно успешным? Нет, конечно. Сын Гермеса это прекрасно понимал. Хуже всего, однако, было не это: боги не прислушались к его посылу, не пришли к своим детям. Зевс свой указ не отменил, а это означало только одно, - за бессмысленным, но от того не менее беспощадным, бунтом Люка должны были последовать другие. Парень ещё до своей гибели, во время дуэли с Джексоном, понял, что сумел заронить зёрна сомнений в душу ребёнка Посейдона, и что тот, как когда-то сам Кастеллан, хотел видеться со своим отцом чаще. По крайней мере, не раз в пятнадцать лет. Но этого не хотел правитель Олимпа. Юноша пытался попросить переубедить его Хирона, Диониса, Гермеса, когда ещё виделся с тем, но всё было тщетно. Пару раз те даже честно попробовали, но получили от ворот поворот. Итогом этого и стали планы с похищением молний и воскрешением Кроноса. Отчаявшись переубедить бога грома, он решил низвергнуть его, а вместе с ним – и всех тех, кто не пытался бороться за своих сыновей и дочерей. В этот момент в нём практически не осталось чувств: лишь одно желание мести. За себя и за всех тех, кто был лишён возможности расти и с отцом, и с матерью. И хорошо, если рядом был один действительно любящий родитель, как у него. Зачастую, однако, полная семья подменяла собой полноценную. Люк знал не один такой пример. Взять того же Перси – сыну Посейдона попался на редкость дурной отчим. Ребёнок Гермеса не уставал поражаться тому, насколько же компенсировала эту безнравственность мать Джексона, что тот вырос столь добрым, любящим и преданным. Если бы не она – Кастеллан получил бы этого сильнейшего бойца в свой отряд, хотя… Хотя был бы он столь могучим? Юноша после событий в Море Чудовищ подметил в своём сопернике одну важную деталь – какими бы сказочными словами не казались «добро всегда побеждает», в случае с Перси это было абсолютно верно. Его главной силой был его внутренний стержень. Чтобы с ним было, и чем бы он был без своей непоколебимой нравственности, Люк даже думать не хотел. Он предпочитал видеть нынешнего Перси в соперниках, которых можно было переубедить в своей правоте, нежели гипотетического Перси, сразу вставшего против олимпийцев. От столь мрачных мыслей его даже бросило в дрожь. Сын Гермеса вышел из состояния задумчивости. Первым, что он заметил, была Талия, стоявшая возле двери. Тайсон в этот момент, видимо, интересовался, как дела у брата. Он стоял рядом с Джексоном. Кастеллан почувствовал: настал момент наконец объясниться. Хотя бы с ней, но уже сейчас. Он встал, каким-то чудом не задев ветки монстеры, подошёл к дочери Зевса и тихим голосом произнёс: - Талия… - А, Люк, - таким же тихим, но нисколько не волнующимся голосом она ответила ему. – Пойдём, кажется, нам пора поговорить. И они вышли за дверь. Лишь теперь полубогиня заговорила в полный голос, но всё так же холодно. - И что же ты хотел мне сказать? - Я… Талия, я предал тебя тем своим поступком... - Нет, ты не это хотел сказать. Одно слово. Я же умерла один раз, мне не нужно слышать тебя, мне нужно видеть твои глаза. - Прости. - Наконец-то, - она еле заметно, одними уголками губ, улыбнулась. – Тот Люк, которого я знала, как оказалось, живее всех живых. Споёшь со мной – в знак примирения? - А я знаю ту песню, которую ты будешь петь? - Знаешь. Она у тебя в крови, - и она медленно запела. - New blood joins this earth And quickly he's subdued Through constant pain disgrace The young boy learns their rules Люк вспомнил песню – то был «Непрощённый». Пропустив целый куплет, подхватил: - What I've felt What I've known Never shined through in what I've shown Never be Never see Won't see what might have been What I've felt What I've known Never shined through in what I've shown Never free Never me - So I dub thee unforgiven This bitter man he is Throughout his life the same He's battled constantly This fight he cannot win A tired man they see No longer cares The old man then prepares To die regretfully - That old man here is me!* – Кастеллан едва не сорвался на крик. Он чувствовал: на душе становится как-то легче и… светлее? - Неплохо спели, - привычно-холодным голосом, после пары минут молчания произнесла Грейс. – А теперь позволь вопрос: зачем тебе вообще нужно было отравлять меня? Ты же мог спокойно и не привлекая внимания добраться до Золотого Руна, воскресить Кроноса и уже после этого разрушать Барьер. Но нет, нужно обязательно наделать шума с Колхидским быком, отравить дерево, спровоцировать массовый поход на остров Полифема и только потом приниматься за реализацию своего основного плана. Или ты не знаешь Джексона? Не понимаешь, что где беда Лагеря – там и он? А ты ещё и Гроувера похитил, его лучшего друга. Чем думал-то? - Не знаю. Хотел загрести жар чужими руками, наверное. - И не нашёл для этого лучшего варианта, чем руки Перси. Браво, Люк, браво! А ведь можно было просто выкрасть одного из сатиров – не Гроувера, разумеется, - по его чутью дойти до острова Полифема, тихо и незаметно похитить Руно, воскресить Кроноса. Самому в это время под шумок уплыть с острова и тихо, на каких-нибудь Мальдивах, ждать развязки. Держу пари, войско полубогов к тому моменту только бы причалило к Цирцейлэнду. Драматичная концовка, не правда ли? - Цербер подери… И правда, гениально. Где же тебя носило, когда я планировал поход? - Я была Барьером, который ты разрушил, - тут она усмехнулась. – Кстати, спасибо тебе за отравление. Без него бы я никогда не вернулась в человеческий облик. - Не стоит благодарности. - Пошли в номер, - сказала Талия, открывая дверь. - Не хватало ещё, чтобы Тайсон забеспокоился. - Пойдём. Что-то мне не очень хочется сталкиваться с разъярённым циклопом, особенно учитывая то, к чьему семейству он принадлежит, - произнёс Кастеллан, заходя вслед за ней в номер. На пороге, правда, его остановил Джексон. «Остановил», впрочем, мягко сказано – схватил за грудки и, буквально вытащив из номера, ногой аккуратно толкая дверь назад, чтобы та не хлопнула, прижал к стенке. - И как это понимать, Джексон? - Как понимать? Ты хоть видел Аннабет сегодня? - Я её каждый день вижу, к твоему сведению. Что тебе нужно? - Ты видел, в каком она состоянии? - В нормальном. Видишь, даже шутила. Всё в порядке, успокойся… и отпусти меня уже, - сын Посейдона разжал руки и отошёл. – Я никому не позволю уронить хоть волос с её головы… - Кроме себя? - Какие же вы все трудные, Аид забери… Я. Не отдавал. Приказа. Нападать. На неё. Не отдавал и отдать не мог, понимаешь?! – Кастеллан, перейдя было на крик, вдруг снова почти зашептал. – Приказал мантикоре атаковать вашу группу, да. Но строго-настрого запретил нападать на Аннабет. Ослушаться меня она не могла ни в какой ситуации, она вся была подчинена мне. - И что же тогда произошло? - Я не знаю. Если ты не забыл, меня на то момент уже насаживал на вертел Полифем. И я не мог ничего сделать. Если бы я мог, то остановил бы тварь. Аннабет ведь всё-таки была, - тут он невольно улыбнулся, - моей подругой, причём, как ты мог заметить во время своего прибытия в лагерь, уже достаточно давно. - Талия пожертвовала ради тебя жизнью, и тебя это, заметь, не остановило. - Талия – это другое… Совсем другое, Перси. Я правда не мог приказать мантикоре… не мог пойти на это. - И как же ты тогда объяснишь, что это всё-таки произошло? - Я не уверен полностью, но вот тут, мне кажется, виноват я. Отравление Талии, да ещё моё… кхм… возвращение… очень сильно ударили по Аннабет. Её нервы были настолько расстроены, что в твари проснулся инстинкт хищника. Этого не должно было произойти. Ни при каких раскладах. Так, во всяком случае, говорил Крис. - И он ошибался. - Мы не ожидали. Ни я, ни тем более он. Забыли, что не все умели настолько скрывать свои чувства, как мы. Забыли, что причиняем боль. О Уран, какими же мы дураками были… Я был. Я виноват во всём, Перси. Я и только я. А с Крисом вы зря так, он ни в чём не виноват. Цена, которую заплатил он за наш поход, в разы больше цены, которую заплатил я, хотя я умер, а он нет. - Успокойся, никто твоего брата не трогает. Люк, у него такая защита, которая никому из нас и не снилась. Кларисса, может, и способна побить его, но другим в обиду не даст. Она убьёт за него любого. И тебя, и меня, и самих Урана с Геей, если понадобится. И потом, Крис – хороший соперник и, следует признать, неплохой товарищ. - Я всегда говорил, что изо всех божественных родственников мне повезло только с братом. Так всё же, Джексон, зачем ты меня вытащил сюда? Нельзя было об этом поговорить в коридоре? - Нет. Люк, обещай мне, ты не дотронешься до неё до неё ни одним пальцем. - А у меня есть выбор? - Нет. Иначе во второй раз отправишься на тот свет. - Боюсь, тебе придётся подождать. И без тебя полно желающих. Половина олимпийцев, например. Да что там половина! Девяносто девять и девяносто девять сотых процента. Ну, разве что, может быть, мой папаша ещё испытывает какие-то родительские чувства, хотя я бы на его месте уже давно отрёкся. А он нет. Вон даже весточку передавал через тебя. Ну, помнишь тогда, в Море Чудовищ? - Помню, как же. Ну так что, обещаешь? - Клянусь водами Стикса, - отчеканил Кастеллан. Перси удивился: либо для Люка эта клятва ничего не значила, что опровергалось серьёзностью тона, либо он и вправду и в мыслях не мог причинить вреда Чейз. – Этого достаточно? - Достаточно, если ты серьёзно. - Знаешь, стоит разок умереть, как приоритеты тут же меняются. Сейчас для меня главное – это она. Я всё ещё люблю её – слышишь, Перси? – всё ещё люблю её. Достаточно серьёзно? - Достаточно, Люк. Но помни… - Ни пальцем. Возвращаться в Тартар мне пока не очень хочется. Удовлетворён? - Абсолютно. - Пошли уже в номер, тут становится слишком холодно. Сын Посейдона зашёл первым и вернулся к своей компании. Люк, ещё раз взглянув на радовавшуюся Аннабет – такой он её не видел уже очень, неприлично много времени – подобрал с кресла куртку и вышел в коридор этажа. Слишком много мыслей нахлынуло на него после этого разговора с Джексоном. Дрожь так и пробирала – и отнюдь не от холода. Оказывается, он всё ещё любил, причём, что странно – не только Чейз. Кастеллан, несмотря на активное переубеждение самого себя, всё ещё гордился своим младшим братом и всё ещё видел Гермеса своим отцом. А самое главное – его уже прощают. Талия простила, Перси, кажется, простил. Но простит ли Крис? А – самое главное – Аннабет? Люк мог только надеяться. И пока старшего брата терзали сомнения, младший, можно сказать, наслаждался жизнью. Лёжа на плече у своей девушки, он не думал ни о чём, не вслушивался в разговор Брэнды и Клариссы. Он впервые за пару месяцев расслабился. Но всему когда-то приходит конец. Из сладостного забвения его вывел голос Ла Ру: - Крис, выйдешь на пару минут? - Хорошо, - поцеловав любимую в щёку, он, накинув куртку, направился к выходу из номера. Заглянул на кухню. Увидел радующуюся встрече компанию, среди которой не было только его брата. «И слава Урану, что его здесь нет. Иначе бы пришлось бить при всех. А так, может, потом встретимся. В приватной обстановке, так сказать. И тогда держись, Кастеллан,» - таковы были его мысли, когда он выходил в коридор. Выйдя же, остановился на месте, как вкопанный. Перед ним стоял Люк собственной персоной. - Крис? - Люк? Вот мы и встретились, какая приятная встреча… - младший брат замахнулся и что было сил ударил старшего по лицу. – Ну, здравствуй, дорогой братец. Давно не виделись. Удар в живот. Кастеллан не сопротивлялся, даже когда его, согнувшегося, Крис схватил за ворот куртки и бросил на пол. Люк ожидал, что его будут бить ногами, но Родригез не стал. Он опустился на пол рядом со своим братом и в злобном исступлении принялся беспорядочно наносить удары кулаками. Бил по плечу – и бил сильно. Старший сын Гермеса вынужден был отметить, что младший ребёнок бога торговли за то время, пока они не виделись, стал сильнее. А ещё он был действительно разозлён. Люк достаточно хорошо знал своего брата, чтобы почувствовать это. Хуже всего было то, что он понимал, почему. И вскоре Крис подтвердил догадку: - Мне совершенно наплевать, что наш с тобой поход не удался. Меня абсолютно не волнует, что я стал почти изгоем. Не могу сказать, что мне всё равно, что после этого наши отношения с Клариссой испортились, но даже это не главное. Знаешь, что хуже всего, Люк? – он уже кричал. – Хуже всего, что по твоей вине погибла Алифия, а я даже не смог изменить твой приказ, потому что Церберов Кронос, вызванный тобой, не дал мне никакого шанса даже подойти к ней. Вот что хуже всего, Люк! И что мне теперь делать прикажешь? Поприветствовать тебя братскими объятиями? Уволь! К счастью Кастеллана, в этот момент из комнаты наставников выскочили Джулиан с Роксаной. Мужчина, чертыхнувшись, подскочил к парням и, не говоря ничего, за шкирку оттащил младшего брата в сторону. Прижал к стене и держал, несмотря на попытки того вырваться. Женщина в этот момент помогала подниматься старшему. С истинно материнской заботой принялась отряхивать от пыли, несмотря на все попытки Люка сделать это самостоятельно. Когда оба парня, наконец, были готовы к диалогу, Эренбург заговорил: - Вы совсем чокнулись, что ли? Крис, это как вообще понимать? Мы ради тебя пошли на эту вашу встречу. А ты взял и избил своего же брата. Ты вообще в своём уме? - Джулиан, не вини его, - Крис удивлённо оглянулся. Он никак не ожидал получить поддержку от своего брата. - Это я во всём виноват. - Да? И в чём же? - Мантикора. - Так, понятно. Это у вас, похоже, семейное. Сами разберётесь или нам лучше остаться? - Разберёмся. Я в порядке. - Ты-то понятно, а что насчёт Криса? - Можете быть спокойны за нас, больше драться не будем, - отозвался Родригез. - Ну вот и хорошо. Рокшанек, ты идёшь? - Да, сейчас иду. Крис, подойди сюда - на одну секунду, - сын Гермеса не стал медлить. Уже шёпотом наставница заговорила. – Завтра. - Что – завтра? - Завтра всё кончится. Договорив, женщина вместе с Джулианом скрылась за дверью. Братья вновь остались одни. Минутное молчание прервал младший: - Люк… Ты не злишься на меня? - С чего бы? - Я не должен был бить тебя. – Крис обернулся. Глаза его, буквально горевшие при нанесении ударов, на этот раз выражали какую-то странную умиротворённость. – Ты, всё же, мой брат. - Ты об этом. Нет, не злюсь… братишка. Они подошли друг к другу и крепко, чуть ли не до хруста, стиснули плечи в приветственных объятиях. Разомкнув их, Люк произнёс: - А ты... ты простил меня? - Давно. Я слишком ленив, чтобы обижаться на тебя. Ну что, пошли в номер? А то, боюсь, если Кларисса меня хватится, мне будет не до шуток. - Она ничуть не изменилась. - И слава Урану. Ты же не хочешь, чтобы я умер от скуки, а? Засмеявшись, они зашли в номер, направившись к своим компаниям. У Люка это были монстера и маленькое уединённое кресло, а у Криса – дочери Ареса, к которым он и направился. - Пришёл наконец-то. А я уж думала начать тебя искать. Где пропадал? - С братом говорил, - устраивая голову на плече у девушки, ответил Родригез. Ла Ру обняла парня, не став продолжить допрос. Лишь коротко переглянулась с Брэндой, изумлённо прошептав: «Теперь понимаешь, что такое братские чувства в его исполнении. Понимаешь, почему я выбрала его?». Силлен коротко кивнула. Воцарилось молчание. Продолжалось оно, впрочем, недолго. Через полчаса Кларисса, взглянув часы, произнесла: - Уже пол-одиннадцатого. Похоже, скоро придут Джулиан с Роксаной. - Нам пора, - откликнулась младшая дочь Ареса. Троица встала с кровати. Особенно неохотно это проделывал Крис. Он только успел почувствовать себя счастливым, как его тут же прервали. Медленно сын Гермеса плёлся вслед за девушками. Прощаться с Ла Ру ужасно не хотелось, хотелось, наоборот, потянуть этот блаженный миг. Встав у дверей, они, после прощания сестёр и выхода Силлен за дверь, обняли друг друга, прижавшись настолько сильно, что, казалось, если бы могли соединиться полностью, то непременно сделали бы это. Пару раз кто-то из них чуть ослаблял объятья, но другой лишь прижимал к себе сильнее. Десять минут влюблённые стояли, не желая отпускать друг друга. Наконец, словно по обоюдному согласию, руки их соскользнули по телам. - Пока, Крис. И помни – завтра пощады не будет! - в шутку прибавила она. - Я тебя люблю, - улыбнувшись, ответил он и закрыл дверь. Молча вместе с Брэндой направился в свой номер. Кларисса же, задумчиво наклонив в голову, вернулась в спальню. Поперёк кровати, совершенно по-хозяйски, разлёгся Джексон, видимо, уже давно проводивший своих гостей. - Рыбьи Мозги, а ты не думал, что мне тоже спать на кровати надо? И вообще, - она поёжилась. – Холодает. Двигайся. - А как мы ложиться будем? - Ложись головой в изголовье, я лягу ногами к твоей голове. - Может, лучше наоборот? Хотя тот факт, что у меня в ногах будет спать сама Кларисса Ла Ру… Он осёкся. Во взгляде Клариссы читалась сдерживаемая злоба, но выражение её лица, во всех чертах которого виднелась ухмылка, словно говорило, что шуточного избиения, если он продолжит в том же духе, ему не избежать. Поэтому Перси решил послушаться, пристроив свою подушку в изголовье кровати и нырнув под одеяло: температура действительно резко понизилась. Ла Ру легла в противоположном направлении. Сон, тем не менее, не приходил ни к одному из них: настолько сильной была радость от встреч с друзьями. Оба дремали, но окончательно отправиться в царство Морфея не удавалось ни тому, ни другому. Спустя десять минут Джексон, стараясь вести себя как можно тише, лёг рядом с дочерью Ареса: спать в изголовье, в то время как она была у него в ногах, было отнюдь не в его принципах. Как оказалось, мешала заснуть ему не эйфория, а угрызения совести: спустя несколько минут он уже почти перенёсся под крыло к Гипносу. Сквозь забытье почувствовал, как кто-то небрежно поправляет ему одеяло. Ла Ру делала это, еле удерживаясь от того, чтобы засмеяться в голос. Эти джентльменства в исполнении сына Посейдона казались ей забавными, но совершенно излишними. В самом деле, не всё равно ли, куда кто спит ногами? Разница, в конце концов, особенно на столь удобной кровати, не так уж и велика. Но Перси, видимо, то ли хотел быть к ней поближе, то ли правда думал, что она продолжит считать его неженкой, если он останется спать в изголовье, и пытался доказать, что это не так. Вот только вопрос – кому? Если ей, то зачем? Она и без того знала, что он преданный союзник и честный соперник. Но одеялом укутываться, конечно, не умел. Пришлось, чтобы завтра Джексон не проснулся с температурой, помочь. Зачем она это сделала? Союзнический долг, прежде всего. Да и Крис свою роль сыграл: когда он находился рядом, она всегда смягчалась. Сейчас это оказало неоценимую услугу Перси. Тот сквозь сон улыбнулся: это был ещё один большой шаг вперёд в их взаимоотношениях. Поворочавшись ещё немного, они заснули. Испытание Энкиду требовало максимальных физической и моральной подготовки, невозможных без нормального сна. Из соседнего номера верхом на Семаргле вылетел шумер. Джулиан и Роксана, попрощавшись с духом и воином, также легли спать. На пятом этаже дома воцарилась тишина.

***

Чего нельзя было сказать об этаже четвёртом. Посреди ночи Люк проснулся от раздавшегося в номере сильного шума. Оглянулся. Увидел, что Аннабет на кровати не было, лишь кончик её одеяла медленно сползал с их ложа. Мозг Кастеллана, разбуженный столь внезапным и бесцеремонным способом, заработал ещё не в полную силу, и некоторое время он упорно пытался совместить эти два факта. Наконец, спустя пол-минуты, до него дошло: Чейз упала. Нельзя сказать, что сын Гермеса этому сильно удивился. Наоборот, он нисколько не сомневался, что именно это и произойдёт. А всё потому, что вечером, как бы он не отодвигался от неё, выказывая свои мирные намерения, она устроилась на самом краю кровати, демонстрируя тем самым, что даже если его простила Талия, то дочь Афины всё ещё злилась. И не просто злилась – опасалась, хотя он давно не представлял для неё никакой опасности. Его предупреждения, просьбы отодвинуться от края так и остались не услышанными. Засыпал он с тяжёлым сердцем: чувствовал, что ночью должно было что-то произойти. И это произошло. Он свесился с кровати, осматривая пол. Чейз лежала, совершенно не понимая, что случилось. Люк сел и, не спросив разрешения, взял её под руки и затащил на постель. - Я же сказала тебе, не смей прикасаться ко мне, - только оказавшись на кровати, она начала понимать, что упала на пол, и что поднял её не кто иной, как бывший лучший друг, ставший врагом. - Я дал клятву водами Стикса, что не причиню тебя вреда. Ты считаешь, я настолько глуп, чтобы её нарушать? - Ты так говоришь, как будто эта клятва для тебя что-то значит. - Значит. Во всяком случае, пока я принадлежу к греческим полубогам. Аннабет, ну почему ты одна не хочешь мне поверить? – голос его, до того нейтральный, вдруг перешёл в жалобно-вопросительный тон. - Не потому ли, что по твоей вине я один раз уже умерла? Я не хочу второй раз потерять свою жизнь, просто потому, что доверю её тебе, Люк. Всё, разговор закончен. - Только не ложись на край. - Что ты сказал? - Только. Не ложись. На край. Хорошо? - Уговорил. Но если что – помни, с того света достану. - Не придётся. Если не будет тебя, то меня не будет тоже. Мы связаны, Аннабет. Но дочь Афины уже не слушала его. Лёжа на левом боку, она погрузилась в размышления. Слова «только не ложись на край» он сказал абсолютно искренно, а значит – беспокоился за неё. Значит, Талия не зря простила его, и не зря ему поверил Перси. И значит, он всё ещё чувствовал к ней что-то, что когда-то мимолётной птицей пролетело между ними. Но что? Братскую любовь или что-то куда более серьёзное? В этом ей только предстояло разобраться, равно как и в своём отношении к нему. Она уже почти простила его, но всё ещё не могла поверить, довериться. Этот этап им только предстояло пройти. Люк сидел, облокотившись на изголовье и смотря на ту, что некогда была его лучшей подругой. Пока она засыпала, он думал лишь об одном. Чтобы окончательно очиститься, ему требовалось только её прощение. И его было необходимо добиться любыми возможными способами. Это было не заданием, не необходимостью, даже не делом чести, а единственным, чего он желал. Следующие пять дней сулили ему одно из тяжелейших испытаний в жизни. Он даже не стал переползать по кровати на большое расстояние от девушки. Убедившись, что она заснула, что лежит на достаточном расстоянии от края, он тихо сполз головой на подушку, отвернулся в противоположную от Чейз сторону и заснул. Электронные часы показывали два часа по времени Новой Земли. До пробуждения оставалось ещё шесть часов… _____________________________________________________________________________________________________________ * Талия: Новая кровь проливается на эту землю, И он быстро покоряется, Через постоянную боль унижения Юноша познает их правила. Люк: Всё, что я чувствовал, Всё, что я знал, Я никогда не показывал, Никогда, Ни за что, Не увидеть того, что могло бы случиться. Всё, что я чувствовал, Всё, что я знал, Я никогда не показывал, Несвободный, Сам не свой. Талия: Я нарекаю тебя Непрощённым... Он так жалок, Вся его жизнь - Постоянная битва, Которую ему не выиграть, Усталому человеку, которого они видят, Уже всё безразлично Старик готовится Умереть в раскаянии, Люк: И этот старик - я! Текст принадлежит рок-группе Metallica, песня - "Unforgiven"("Непрощённый")