Виндзор, 5-е января, 1400 год.
— Значит, они жаждут посадить Ричарда на трон? — зловеще рассмеялся Генрих, — но они еще не знают, что сажать на трон им будет некого. От Ричарда остался лишь скелет, не так ли Том? — сузив глаза, он внимательно посмотрел на Томаса Суинфорда, которому поручил довести свою месть кузену до конца. — Это так, Генри, — вздохнул Томас. Несмотря ни на что, ему было жаль низложенного короля. Ведь страшным и жестоким злодеем покойный Ричард никогда не был и не заслуживал столь ужасной, мучительной смерти, на которую обрек его Генрих. Низложенный король Ричард II Плантагенет скончался от голода в замке Понтефракт. Никто не помог ему, никто не попытался его спасти, ведь никто и не знал, о том какие муки претерпевает их бывший сюзерен и повелитель. Хотя, у Ричарда оставались еще верные сторонники. Те, кто желал бы вернуть ему неправедно отнятый трон. Среди них были Эдуард Норвичский, граф Ратленд, сын герцога Йорка; Джон Холланд, граф Хантингдон; Джон Монтегю, граф Солсбери и некоторые другие знатные аристократы. Они не хотели видеть Генриха своим королем, а желали восстановить справедливость и возвратить власть Ричарду Бордосскому, убив Генриха и его сыновей, аккурат в день рождения Ричарда, на праздник Богоявления, шестого января. Увы, низвергнутому королю уже никогда не суждено было получать подарки на свои дни рождения. К тому моменту, как был организован заговор, его уже не было среди обитателей этой грешной Земли. Был ли он в преисподней? А быть может, на небесах? Быть может, своей мучительной смертью он искупил все свои земные грехи, пребывал нынче в райских кущах и ничто земное его уж более не тревожило. Ни корона, ни власть, ни почести, ни богатства. Все то, к чему зачем-то так неистово стремятся люди. Но четвертого января герцог Йорк сообщил Генриху о заговоре, узнав о нем вероятно, от своего сына. Генрих обещал помиловать графа Ратленда, при условии, что впредь тот будет верно служить ему. Что ж, Генриху очень повезло, что герцог Йорк был весьма труслив и опасался в первую очередь даже не за сына, а за себя самого. Самый младший сын Эдуарда III-его никогда не отличался особыми способностями, ни на поле боя, ни в политике и дипломатии. Генрих решил, что не тронет его, быть может… отомстит его сыну. Ведь Эдуард злоумышлял против него. Эдуард Норвичский, граф Ратленд был фаворитом Ричарда, и Генрих мог понять чувства своего кузена, ведь граф Ратленд отличался редкой красотой. — Они могут пожелать посадить на трон мальчишку Мортимера, Генри… — задумчиво произнес Томас. — Мортимер мне не помеха. Они с братом останутся здесь, в Виндзоре, под надежной охраной, — нахмурил брови Генрих, — не предлагаешь же ты их уничтожить? — Конечно нет, Генри. Такой красивый мальчик… Мне кажется, Хэл очень привязался к нему, они вместе играют. — Вздор! Хэлу уже пора показать свою доблесть на поле боя, а не играть. Мы немедленно уезжаем в Лондон.Лондон, Вестминстер, январь 1400 год.
— Отец… Ваше Величество. Необходимо ли было казнить стольких людей, Ваше Величество? — в словах своего старшего сына и наследника Генрих вновь слышал насмешку. Хэл был просто невыносим и неисправим. За свою дерзость он уже ни раз получал оплеухи, но казалось, ничто не могло заставить его вести себя почтительно по отношению к своему отцу, повелителю и королю. Направить бы его дерзость на пользу семьи и королевства. Благо, он хотя бы остриг эти длинные волосы, и стал походить на юношу, а не на девицу с чувственными губами. — Тебе минет четырнадцать Хэл, — стараясь сдерживать свой гнев ответил Генрих, — тебе бы следовало знать, что с заговорщиками надобно расправляться без жалости и снисхождения. Я и так проявил милосердие, приговорив к казни лишь двадцать два из них, тридцать семь я помиловал! Неужто Хэл считал его чудовищем лишь потому, что он сделал то, что и должен был сделать с восставшими мятежниками. Они вздумали бунтовать против своего же короля! Узнав о том, что герцог Йорк выдал их Генриху, заговорщики попытались бежать и поднять восстание, которое впрочем, не увенчалось успехом. Они были схвачены местными жителями, вовсе не желающими, того, чтобы свергнутый монарх вновь сел на трон. Зачинщиков мятежа казнили, в живых остался лишь Эдуард Норвичский, граф Ратленд. Двенадцатого января, в Оксфорде Генрих председательствовал на суде над менее знатными мятежниками, двадцать два из которых он приговорил к смертной казни, но тридцать семь он решил, все же пощадить. — Вы очень добры, Ваше Величество, — опустил глаза Хэл, будто почувствовав настроение своего венценосного отца. Коль надобно изобразить смирение, он его изобразит. — Простите меня за дерзость. — Я-то прощу, — вздохнул Генрих, — тебе нужно учиться быть королем, сынок. Тебе повезло, что я в хорошем расположении духа, — улыбнулся он. Генрих действительно пребывал в радостном настроении. Ведь пришло письмо из Франции. Из далекой, но незабываемой и прекрасной Франции. Она манила, словно вкус темно-бордового терпкого вина, словно золотистое солнце в ярко-синем небе над темными водами Ла-Манша. Он бы с радостью отправился туда, бросив все на свете. Сел бы на корабль и поплыл во Францию, подставив лицо попутному ветру, слушая крики чаек и наслаждаясь брызгами холодной соленой воды. Остался бы там навеки, со своей Джоанной. Можно было бы взять с собой Томаса, Хамфри и девочек, а здесь оставить Хэла и Джона. Его люди бы со всем справились… Какие странные, глупые и совершенно несбыточные мечты. Несомненно, он не сможет никуда уехать. Не для того Генрих Ланкастер отвоевал трон Англии, чтобы сразу же потерять его. Его место здесь, в своем королевстве, нынче он уже не властен ни над собой, ни над своими мечтами, мыслями и чувствами. Впрочем, любить герцогиню Бретонскую и надеяться на соединение с ней ему никто запретить не может. Согласится ли она связать с ним судьбу? Согласится ли оставить старшего сына? Ведь он тоже более ей не принадлежал, нынче он был герцогом Бретонским и принадлежал своему долгу и герцогству, а не матери. Генрих был бы рад, если бы Джоанна привезла в Англию остальных детей. Он бы подобрал им прекрасные партии, быть может, даже из своих собственных отпрысков. Он вспомнил о маленькой Мари, смотрящей на него таким строгим, серьезным взглядом и улыбнулся про себя. Очаровательная Мари могла бы стать подходящей парой Джону, если бы не была помолвлена с сыном графа Алансонского. Джон тоже был весьма серьезным и рассудительным не по годам мальчиком. Подумав о том, что он строит планы об обручении своих детей с детьми герцогини Бретонской, Генрих громко рассмеялся. Ведь она еще даже не дала своего согласия на брак с ним. К тому же, он еще и сам не испросил ее согласия. У него было слишком много дел в королевстве, много проблем, которые необходимо было срочно решать. Да и у Джоанны, вероятно тоже. С предложением руки и сердца нужно было повременить. Но… быть может, он просто боялся? Боялся получить отказ? Конечно, он бы его пережил, но жизнь потеряла бы часть своего смысла, превратившись в унылую череду серых дней, он лишился бы надежды и радости. А нынче надежда все еще жила в его сердце. Жила и расцвечивала жизнь яркими красками. Но это совсем не отменяло насущных дел семьи и королевства, тех же матримониальных планов, но куда более реальных. Например, брака Хэла с Изабеллой Валуа, которой минуло одиннадцать. Помолвка вполне могла бы состояться уже теперь. Нужна была лишь самая малость — согласие Изабеллы, ведь Хэлу она очень нравилась и он готов был жениться на вдове своего покойного дядюшки. — Пустите меня! Как Вы смеете! — девочка лет одиннадцати-двенадцати отчаянно пыталась вырваться из не по годам сильных рук Хэла, крепко прижавших ее к каменной стене замка. В укромном уголке их никто не видел и не слышал. Да и услышат ли, случись чего? Изабелле Валуа было всего лишь одиннадцать лет, но повзрослеть пришлось очень рано. Она больше не чувствовала себя ребенком, хотя все еще являлась им. В семилетнем возрасте Изабелла вынуждена была расстаться со своими родными и покинуть Родину, для того, чтобы стать английской королевой. Ее выдали замуж за английского короля Ричарда II-ого Плантагенета, и отныне ей предстояло жить в Англии, вдали от семьи. Но судьба оказалась к Изабелле милостива. Ричард был добр, внимателен и нежен, относясь к ней, как к своей маленькой дочери, которой у него никогда не было. Он окружил свою маленькую Бэль заботой, не отказывая ей ни в чем ей. В сундуках всегда было полно дорогих нарядов, а в шкатулках драгоценностей. При дворе было весело, король любил устраивать шумные пиры, приглашая менестрелей, жонглеров, карликов, чтобы потешить и развлечь многочисленных гостей. Неспешной вереницей проходили дни, недели, месяцы, складываясь в годы. Казалось, ничто не могло омрачить безмятежной жизни и счастья Бэль, как называл ее муж. Изабелле минуло уже десять лет, она все чаще любовалась красивым лицом своего короля, его ярко-голубыми глазами, розовыми губами, которые, порой очень хотелось поцеловать. А Ричард улыбался ей, ласково гладя по голове. Она и сама не могла понять, в какой момент все оборвалось и закончилось. Ее муж, ее король был свергнут с престола своим же собственным кузеном Генрихом Болингброком, герцогом Херефордом. Говорили, что король незаконно завладел имуществом герцога Херефорда, но ведь Ричарду нужны были деньги, дабы усмирить мятежников в Ирландии, а Генрих Болингброк не был ему верен, и был справедливо отправлен в изгнание. Но, вернувшись из изгнания он отомстил Ричарду, свергнув его с престола, и заточив в неприступном замке Понтефракт. А нынче, по слухам, ее муж мертв. Болингброк уничтожил ее милого Ричарда. Осознав это, Изабелла рыдала несколько дней и отказывалась от еды. Что ей было делать, куда идти, у кого просить помощи и поддержки? Нужно было возвращаться домой, во Францию, к родителям, братьям и сестрам, которых она очень давно не видела, хотя и не особо скучала по ним, будучи обласканной своим мужем, не позволяющим тоске овладевать ее юным сердцем. Теперь все было иначе, она не желала оставаться во власти Ланкастеров, этого ужасного Болингброка, его сыновей, так странно смотревших на нее. Их взгляд пугал ее, хоть Джон Ланкастер и был ее ровесником, а Томас и Хэл были лишь немногим старше нее. Изабелла чувствовала себя птицей, попавшей в страшную железную клетку, из которой не было выхода. Но она королева, дочь короля! Изабелла Валуа обязательно справится со всеми трудностями и никому не даст себя в обиду! — Пусти же! Ты наглый мерзавец! — Изабелла не оставляла попыток вырваться из цепких объятий старшего сына узурпировавшего власть Болингброка. Очевидно, что его сынок был таким же жестоким, дерзким и бесцеремонным, как и его, испачкавший руки в крови ее невинного мужа отец. — Не пущу, Бэль, — нахально ухмыльнувшись ответил Хэл, — тебе нужно привыкать к покорности мне. — К покорности тебе?! — Изабелла была ошарашена. Даже для этого дерзкого мальчишки подобный выпад был слишком бесцеремонным. Ежели он симпатичный, это вовсе не дает ему права вести себя с ней таким неподобающим образом. А то, что принц Хэл бы весьма привлекательным юношей, Изабелла уже заметила, и при других обстоятельствах, возможно, она захотела бы узнать его поближе. Но внешняя красота отнюдь не гарантировала чистоты души и помыслов. Души у Ланкастеров были черными, сердца жестокими, она знала это и была абсолютно в этом уверена. — Жена должна быть покорна своему мужу, разве нет? — вопросительно изогнул бровь Хэл. — Я тебе не жена, дурак, — наконец-то Изабелла стряхнула его руки со своей талии. — Пока не жена. Но скоро мы поженимся. Знаешь, я думаю, что не нужно тратить время на помолвку. Поженимся сразу, — увидев ужас, застывший в глазах Изабеллы, Хэл нежно погладил ее по волосам, — не бойся, Бэль. Отец с матушкой поженились, когда матушке было двенадцать, а отцу четырнадцать. С консуммацией мы можем пару лет подождать. — Какая… консуммация?! Какая свадьба? С тобой? С Ланкастером?! — ужас, который Изабелла испытала, услышав об их возможной свадьбе с Хэлом, мгновенно был вытеснен из ее души гневом, возмущением и яростью. — Да как ты смеешь?! Я — Изабелла Валуа, дочь Карла Валуа, вдова короля Ричарда, которого твой отец приказал убить! Никогда, никогда, никогда я не выйду за тебя замуж! Никогда! Я лучше умру! — Бэль… — Хэл выглядел растерянным и даже слегка смущенным. Видимо, подобной реакции он просто не ожидал. — Не торопись Бэль, — спустя мгновение, он вновь взял себя в руки. Не пристало наследнику английского престола теряться из-за упрямой французской девчонки, которая, к тому же, более не являлась королевой. — Ты меня потом полюбишь. — Никогда не полюблю! — решительно ответила Изабелла. — Я тебя люблю, и я не урод. Я знаю, что не противен тебе, sweetheart, — улыбнулся Хэл и поцеловал ее в щеку. — Не трогай меня, не смей целовать, — Изабелла сердито отвернулась. — Еще как посмею, — в больших светло-карих глазах Хэла мелькнул гнев, в голосе послышались стальные нотки. — Отец заставит тебя. — Не заставит, — от взгляда и голоса Хэла ей стало не по себе, но она не желала показывать свой страх. Они не смогут сломить Изабеллу Валуа, она не маленькая беззащитная девочка. — Я все равно скажу тебе нет. Скажу нет перед алтарем. И буду повторять всегда. Нет, нет, нет! — Это мы еще посмотрим… sweetheart, — коротко поцеловав Изабеллу уже в губы, Хэл удалился прочь. Оставшись одна, Изабелла дала волю слезам. Если бы ее отец знал, что собираются сделать с его дочерью, он бы непременно пошел на Ланкастера войной. Он бы отвоевал свою Бэль. Или не отец… а какой-нибудь отважный рыцарь при дворе отца. Быть может… какой-нибудь граф, а лучше герцог. Он был бы не просто красивым, а еще благородным, смелым, отважным, с добрым любящим сердцем и чистой душой. А еще он бы пел, и наверное, сочинял красивые стихи. Он бы посвятил стихи ей. Его бы звали… Жан, Луи или Шарль.* Он бы непременно спас ее из высокой башни, в которую заточил ее злобный дракон Ланкастер, дабы насильно выдать замуж за своего старшего сына — еще маленького дракона, но уже почти такого же злобного и жестокого, как отец. Жан или Шарль сразился бы с драконом Ланкастером, отрубил бы ему голову, а его сына… он бы пожалуй пощадил, ведь сердце у ее рыцаря непременно должно быть добрым, он должен проявлять милосердие к поверженным врагам. И его сын бы просто улетел. Улетел бы в изгнание, очень далеко, и они никогда бы о нем ничего более не слышали, он бы не стал им мешать. А потом они уплыли бы во Францию, и там бы поженились. Отец бы закатил такой шикарный пир! Какой и на всем белом свете не видывали! И у них было бы много, много детей. Сыновей, но и дочерей тоже. Но разве такое возможно? Скорее всего, так бывает только в балладах менестрелей и старинных преданиях. Нынче же, придется бороться со злыми драконами самостоятельно. Но она сможет. Этим мерзким Ланкастерам не подчинить Изабеллу Валуа. — Бэль сказала, что никогда, никогда, никогда не пойдет за меня, — рассмеялся Хэл. — Ничего, сынок. Я сам с ней поговорю, — усмехнулся Генрих. Он-то сможет убедить упрямую французскую девчонку. — Вы заставите ее покориться, Ваше Величество? — с надеждой в голосе спросил Хэл. Ему и впрямь нравилась Изабелла Валуа, было бы приятно иметь ее в качестве жены. Тогда он постоянно мог бы целовать ее так же, как нынче. — Я попробую, — Генрих потрепал сына по голове. Хотя бы, в одном желании они с Хэлом были едины.