Тауэр, сентябрь, 1399 год.
Пустым и равнодушным взглядом Ричард смотрел на еду, стынущую на серебряной тарелке. Единственным, что он отведал за целый день, было вино из кубка. Ему хотелось выпить как можно больше, и наконец забыться. Забыться, уснуть, а затем проснуться, и убедиться, что все, произошедшее с ним в последнее время всего лишь дурной сон, кошмар, развеянный ласковым рассветным солнцем. Но он понимал, что даже если удастся забыться и ненадолго уснуть, пробуждение вовсе не будет приятным, а ночной кошмар никуда не исчезнет, не развеется, как туманная дымка по утру. Ричард знал, что конец близок. Пришло время расплаты за грехи. Расплата в лице его жестокого кузена, того у которого он отнял, принадлежащее ему по праву. Но ведь он готов был вернуть все назад! Да вот только Генриху было мало того, на что он имел полное право, он решил забрать и то, на что никаких прав не имел. Ему нужна была ни много, ни мало корона Англии и абсолютная власть. Кузен желал мстить ему, упиваться властью, растоптать и уничтожить его. Генрих Болингброк не имел прав на престол, права восьмилетнего графа Марча были предпочтительнее, нежели права Генриха. Именно восьмилетнего Эдмунда Мортимера — синеглазого, ласкового и доброго мальчика Ричард желал видеть своим наследником. Увы, этому желанию сбыться было уже не суждено. Народ ликовал при встрече с Генрихом Болингброком, он был популярен. Конечно, его благосклонно примут на престоле, зачем им какой-то мальчик? Генрих угрожал Ричарду, вынуждая его добровольно отречься от престола. В противном случае, Генрих обещал превратить жизнь Эдмунда и его младшего брата Роджера в ад, а затем уничтожить их. А ведь оставалась еще Изабелла — его совсем еще юная, нежная жена. Что могло придти Генриху в голову ведал лишь Господь. Ричард не мог допустить того, чтобы пострадали близкие ему люди, те, кого он любил. Он должен был пожертвовать своим троном, и он это сделает. — Он согласится. У него нет другого выхода. — Ты уверен, Генри? — нахмурившись спросил Генриха его названный брат, Томас Суинфорд, пасынок его отца. Он был сыном от первого брака, последней, третьей жены Джона Гонта — Екатерины Суинфорд. С Генрихом они были дружны, оба обладали твердым характером, сильной волей и стремлением во что бы то ни стало идти к своей цели. Генрих знал, что всегда может положиться на Томаса, что он его никогда не предаст и станет верным союзником. К тому же, они были почти ровесниками, Томас был лишь на год моложе. И в своих грядущих планах Генрих собирался прибегнуть именно к помощи Томаса Суинфорда. Он знал, что тот не подведет и будет верен. — Ежели у меня нет выхода, то и у него нет, — усмехнулся Генрих, — Парламент может провозгласить меня королем, но может и отменить свое решение. Ричард должен отречься. И он это сделает, даже если мне лично придется пытать его каленым железом. — Положим, он отречется. А этот мальчишка, которого он объявил своим преемником? — сузил глаза Томас Суинфорд. — Мальчишка Мортимер? — вопросительно приподнял бровь Генрих, — об этом я уже подумал. Он действительно подумал о том, какую участь уготовить юному графу Эдмунду Марчу и его младшему брату Роджеру. Они были ему не нужны, ни ему, ни кому-либо другому. От мальчишек следовало избавиться. Но он не станет их убивать, нет. Их постигнет та же судьба, какая постигла его сына и наследника Генриха, которого все называли Хэлом. По воле злого рока, он оказался в грязных лапах Ричарда. Теперь они станут его заложниками. Он запрет их в Виндзоре. Пусть мальчишки живут со всеми удобствами и почестями, полагающимися им по статусу, но под надежной охраной. Они должны быть благодарны за то, что Генрих Болингброк сохраняет им жизнь. Но что делать с жизнью самого Ричарда? Это тоже предстояло хорошенько обдумать.Лондон, октябрь, Вестминстерский дворец, 1399 год.
— Теперь ты наследник престола, Хэл. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит, и какая нынче на тебе лежит ответственность? — Генрих коснулся темно-каштановых волос своего старшего сына, которому недавно минуло тринадцать лет. Погладив его по волосам, он ощутил ту же мягкость, какую ощущал, гладя прекрасные волосы его матери, они были такими же шелковистыми. И его полные алые губы напоминали ему о Мэри. К тем, сладким, как нектар губам он уж более никогда не сможет прикоснуться своими, во всяком случае, не на этой грешной Земле. Нынче же он стал королем Англии, а Мэри могла бы быть его королевой. Но одобрила бы она его поступок? Те способы, коими был добыт его трон? Он добился от Ричарда отречения, как и предполагал. Угрозы возымели действие, и Ричард покорно выполнил все, что от него требовалось. Он подписал предписание о созыве ассамблеи — собрания избранных, на которой, в отличие от Парламента, не требовалось присутствие короля. Архиепископ Йоркский зачитал текст его отречения и перечислил все преступления короля. Ричарду не было позволено себя защищать, и заступничество его сторонников тоже не было принято во внимание. Отречение Ричарда было признано ассамблеей, и Генрих предъявил свои претензии на английский престол, после чего был признан королем. Законным королем Англии. Законным ли? Ведь оставался еще восьмилетний Эдмунд Мортимер, 5-й граф Марч. Именно его Ричард полагал своим наследником, этого удивительно красивого мальчика с глазами цвета небесной синевы. Конечно, Ричард рассчитывал сделать его не только преемником, но и своим мальчиком для утех. Что ж, его извращенным желаниям сбыться уже не удастся. Эдмунд Марч должен быть благодарен Генриху и за то, что тот избавил его от падения в пучину содомского греха. Уж лучше находиться в заточении, чем в руках растлевающего невинные души грешника. Но что он сделал с его сыном? Что он сделал с Хэлом? Юный Хэл вырос весьма привлекательным юношей. Ростом он был выше своих сверстников, обладал большими светло-карими глазами, обрамленными длинными черными ресницами, пухлыми чувственными губами и правильными чертами лица. Девицы нередко заглядывались на него, Генрих это заметил. Быть может, на него заглядывались не только девицы? Вероятно, и Ричард обратил внимание на внешность Хэла? Мысль об этом заставила Генриха в гневе сжать кулаки. Еще не хватало, чтобы этот мерзавец растлил его сына! Он должен был выведать у Хэла всю правду. — У тебя красивые волосы, Хэл. Но слишком длинные. Тебе уже тринадцать, а волосы ниже плеч. Быть может… немного подстричь? — спросил Генрих, — Ричарду хотелось, чтобы у тебя были длинные волосы? Ему нравилось? — Не знаю, отец, — пожал плечами Хэл. — Я не думал об этом. Но… — его лицо озарила улыбка, — Нэду нравились мои волосы, он тоже говорил, что они красивые. — Нэду? — нахмурил брови Генрих. Кого Хэл имел в виду? Этого Мортимера? — Эдмунду Мортимеру, графу Марчу. — Я понял. Но нынче, этот Марч интересует меня менее всего. Они с братом будут помещены под надежную охрану. В Виндзоре им ничто не будет угрожать. — Им или Вам, отец? — сузил свои карие глаза Хэл. Генриху совсем не понравился его взгляд и тон, с которым разговаривал с ним сын. Как он посмел дерзить отцу, королю? — Как ты смеешь?! — Генрих сжал его волосы на затылке и рванул, — Ты хоть понимаешь, что я для тебя сделал?! Я спас тебя из лап этого нечестивого грешника, ведь он мог сделать с тобой… все что угодно. Убить, уничтожить, обесчестить! А твои братья и сестры? Вы все были в опасности. Он изгнал меня, лишил всего, что мне, и между прочим вам, принадлежало по праву! Если бы я не вернулся, ты бы стал мальчиком для утех у этого негодяя в короне! — закончив свою гневную отповедь, Генрих налил вина себе в кубок. — Я коротко подстригусь, — дотронулся до своего затылка Хэл. — И это все, что ты имеешь мне сказать? — О чем Вы хотели бы знать, отец… Ваше Величество? — усмехнулся Хэл, — ежели Вы желаете меня о чем-то спросить, то я отвечу Вам честно, как на исповеди. — Ричард не пытался сделать ничего дурного? Ответь мне Хэл, я твой отец. Хотя, ты похоже, не испытываешь ко мне должного почтения. — Нет. Ничего, — решительно ответил Хэл. — Дядя Ричард всегда был добр ко мне, он никогда ни причинил бы мне вреда. Дядя любил меня, — в его голосе послышались нотки грусти и сожаления. Неужели глупый мальчишка и впрямь думает, что Ричард искренне любил его? Притворную ласку он принял за любовь, и скорее всего, полагает, что родной отец не испытывает к нему любви. — Пойми, что любовь выражается не в ласковых речах, сынок, а в делах, — протянув руку, Генрих погладил сына по щеке. — Подумай сам, поступил бы так Ричард, если бы действительно тебя любил? Он ведь хотел лишить меня всего, а значит и тебя, моего наследника. Это не любовь, мой мальчик. Это всего лишь похоть… — Я понял, отец, — на мгновение в глазах Хэла блеснули слезы, но затем выражение лица стало жестким, решительным. — Я постараюсь стать достойным наследником престола. — Вот и хорошо, Хэл, — примирительно улыбнулся Генрих, — а теперь задам более приятный твоему слуху вопрос. Как тебе нравится Изабелла Валуа? — Изабелла еще слишком юна. Ей всего десять, — рассмеялся Хэл, — но она очень хорошенькая. — Не вижу ничего смешного. Время идет быстро, сынок. Она скоро созреет. Хорошая кандидатура для брачного союза, — Генрих пристально взглянул на сына. — Но отец? — удивленно приподнял брови Хэл, — Изабелла — жена дяди Ричарда. Ведь дядя жив. — Жив. Пока…Ноябрь, 1399 года.
Сидя в кресле у камина, Генрих внимательно вглядывался в строчки пришедшего недавно письма. Это послание нежным теплом грело руки, заставляло его сердце радостно биться от нахлынувшего счастья и волнения. Теперь он был королем Англии, а радовался, как юнец, получивший любовную записку от приглянувшейся ему девицы. Ему писала Джоанна Наваррская. Та, о которой он уже не мечтал и не грезил. Но он никогда не забывал о том, что произошло во Франции. За все время, прошедшее с его отъезда из Франции, Генрих написал Джоанне всего два письма. На первое она ответила, а второе осталось без ответа. Откровенно говоря, ему было некогда предаваться эпистолярному жанру, ведь необходимо было решить множество проблем, возникших в связи с его новым статусом. Да и у Джоанны их, скорее всего, хватало с лихвой. Слабое здоровье мужа, дети, хозяйство, заботы о котором легли на ее плечи. Генрих понимал ее заботы и не винил в том, что она не почла ответом его последнее послание. Он всегда будет любить ее и помнить о тех мгновениях счастья, которыми она позолотила его печальное изгнание. Но нынешнее послание вселило в его душу надежду. Новую надежду на счастье. Генрих понимал, что радоваться тому, о чем написано в послании, было грешно, что он не имел на это никакого права, но ничего не мог с собой поделать. Он был не в состоянии обуздать свои чувства, он раскается в них потом, позже. Когда придет время. И все же, сочувствие и сострадание к горю леди Джоанны не дозволяло ощутить себя счастливым в полной мере. Герцог Жан V-ый Бретонский скончался после продолжительной болезни. Джоанна, герцогиня Бретонская стала вдовой и регентом при своем малолетнем старшем сыне — герцоге Жане VI-ом Бретонском. Генрих знал, как Джоанна была привязана к своему мужу, как она любила его, как любили его дети. Нынче же, они стали сиротами. Но он надеялся, что любовь к детям придаст ей сил, для того чтобы перенести эту утрату. Принявшись писать ответное послание с соболезнованиями, Генрих долго думал, какие подобрать слова, дабы выразить свои чувства. Он хотел, чтобы Джоанна поняла, как сильно его чувство к ней, как он желает быть рядом, утешить ее в горе, стать ей опорой и поддержкой в жизни. Герцогиня Бретонская пребывала в трауре и будет пребывать в нем еще целый год. Но, ежели Господь отмерит ему еще один год жизни, то он сможет прямо поведать ей о своих чувствах и намерениях, просить разделить с ним оставшийся земной путь. И будь, что будет. — Я не желаю проливать кровь своего кузена. — Есть множество других способов, Генри, — ухмыльнулся Томас Суинфорд. — Например? Что ты предлагаешь? — задумался Генрих. — А быть может… Пусть он умрет от голода, — его глаза блеснули зловещим огнем. — От голода? — с сомнением в голосе спросил Томас. — Да, именно. Я не обязан его кормить. Это справедливая кара за все то, что он причинил мне и моему сыну, за то, что он сделал с Англией. Я уверен, что он завлек Хэла в пучину греха, обесчестил его. Просто мой сын не может поведать мне об этом, его душит стыд. Да и кто по своей воле признается в таком позоре? — Ты так думаешь? Но, если это правда, то Ричард мерзавец! Неужто ему было мало своих смазливых юношей? Ты прав, Генри, — нахмурился Томас. — Так я могу на тебя рассчитывать? — внимательно взглянул на него Генрих. — Можешь. Генрих удовлетворенно улыбнулся. Вскоре его месть свершится в полной мере. Его кузен расплатится за все сполна.