Parallels 2 / Параллели, часть вторая

      — Ты чего делаешь? — спросил Сэм, когда Стив ушёл. Баки посмотрел на него.       — Сижу.       — Ты вдруг всё профукать решил? — Сэм вскинул руки. — Ты неделями об этом парне твердил, пересказывал мне всё, в чем он был одет и что говорил — а говорил он тебе только свой заказ, очень захватывающе — а теперь ты являешься вместе с ним и едва смотришь в его сторону. Да что с тобой такое?       Встав, Баки пробормотал:       — Оставь меня в покое, — он схватил рюкзак и пошёл по коридору. В этой квартире они жили вдвоём, стало быть, у него был пятидесятипроцентный шанс сразу найти свою спальню. Он заглянул в комнату справа и мгновенно понял, что ошибся — рядом с кроватью стояла огромная клетка с громадным красным попугаем.       Черт побери, не могло ему хоть раз повезти?       — Тебе что нужно в моей комнате? — крикнул Сэм.       — Я не знаю! — ответил Баки. — Я устал, я ничего не помню и я хочу, чтобы все, наконец, оставили меня в покое! — слезы закололи ему глаза. Он отпихнул Сэма, вышедшего в коридор, и ворвался в соседнюю комнату.       Да, эта была уже больше в его духе. Или в духе какой-то из его версий. Голубое одеяло в клетку на кровати, книги на тумбочке и на полу. Разбросанная повсюду одежда. В углу — гантели и другие вещи, похожие на какие-то новомодные тренажёры. Всё походило на его комнату в Бруклине.       — Эй, — тихо сказал Сэм. — Джей, погоди.       — Меня зовут Баки, — сказал он.       — Ты и Стиву сказал тебя так называть? — спросил Сэм. Баки взглянул на него.       — Меня так зовут.       — Чел, тебя так зовёт только твоя мать, — тем же тихим голосом сказал Сэм. — И ты вечно просишь её перестать.       — Тогда как меня зовут?       Взгляд Сэма не дрогнул.       — Тебе действительно нужно в больницу. Пойдем, чувак. Ты и сам это понимаешь.       — Я устал, — сказал Баки, и его терпение лопнуло: он заплакал.       В основном от отчаяния — он только решил, что что-то вспомнил. Он только решил, что вновь начал напоминать самого себя. И он думал, что надолго уснёт, но вместо этого моментально проснулся и перестал вообще что-либо понимать.       — Давай, — Сэм обхватил Баки за плечи. — Пойдем.       — Я не хочу в тюрьму, — всхлипнул Баки, вытирая щеки.       — Тебя не посадят в тюрьму, — сказал Сэм. — У тебя просто сотрясение. Ясно? Я поеду с тобой. Мы отвезем тебя в больницу, и всё будет хорошо, ладно?       Баки пытался перестать плакать, пока Сэм надевал джинсы и кеды и натягивал свитер. Он вышел за Сэмом на улицу и почти сёл в его машину — сверкающую чёрную «Хонду Цивик» — когда на парковку заехала другая машина — потрёпанный красный универсал, из которого выскочила Ванда.       — Эй, — сказала она и протянула мотоциклетный шлем. — Ты это забыл.       Баки забрал его.       — Спасибо.       — Я предположила, что он тебе не нужен, но хотела убедиться, что ты в порядке. Ты же в порядке? Тебе стало лучше?       — Я везу его в больницу, — ответил ей Сэм. Судя по его тону, они были хорошо знакомы. Может, все здесь были друзьями. — Он ничего не помнит. Прям вообще ничего, — приглушённым тоном он добавил: — Он настаивает, что его зовут Баки.       — Я еду с вами, — заявила Ванда, подхватывая Баки под локоть. На нем всё ещё был рюкзак, и он цеплялся за лямки мертвой хваткой. Он не знал, почему не ожидал от нее такой доброты — ведь она была на его стороне, когда Стив боролся со Старком. Дружба с Сэмом выглядела более неестественной.       Он предположил, пока его сажали в машину Сэма, что всё из-за того, что он считал Сэма и Ванду друзьями Стива. Он знал, что они будут сражаться за Стива. Не за него. Он не представлял, стали бы те Сэм Уилсон и Ванда Максимофф дружить с ним, если бы он не лег в заморозку.       Сидя на заднем сиденье, Ванда гладила Баки по руке и спрашивала, что он помнит, но он мало что мог ей ответить. Да он и не хотел. Он не знал, осталась ли при ней способность двигать вещи силой разума или выпускать красные заряды из пальцев. Разглядывая свою левую руку, он поражался, какой обычной она выглядела. У него больше не осталось суперсил.       Усталость давила на него, мешая предположить, что могло произойти, кроме наиболее очевидного варианта: промывки мозгов. Может, ГИДРЕ неким образом удалось проникнуть в Ваканду и промыть всем мозги. Потом его вывели из криостаза и подвергли тому же, чтобы они все считали себя счастливыми обычными людьми, ведущими счастливую обычную жизнь. Но тут он ударился головой, сломал программу и стал единственным, кто всё помнит.       — Может, позвонить его родителям? — спросила Ванда у Сэма.       На это ему было бы интересно взглянуть. Если его родители живы, им должно быть под сто лет. Как ГИДРЕ это удалось? Они создали из их ДНК клонов? Он предположил, что это будут просто какие-то люди, даже не похожие на них внешне, которых ему во время промывки мозгов представили, как его родителей. Ребекка, внезапно вспомнил он. У него была сестра, Ребекка. Он бы всё отдал, чтобы вновь увидеть ее.       — Дже… Эм, Баки? Хочешь позвонить своим родителям? — Сэм посмотрел на него в зеркало заднего вида.       — Да, — ответил Баки. Ему хотелось узнать, как далеко зашёл этот заговор. Ванда бережно отпустила его руку.       — Давай достанем твой телефон из рюкзака, — предложила она.       Рюкзака. Он всё это время сидел, вцепившись в него, хотя мог бы порыться в вещах. В машине было немного неудобно снимать его с плеч, но Ванда ему помогла. Она практически сразу же нашла телефон в маленьком наружном кармане. Баки же посмотрел, что лежало внутри: пара злаковых батончиков, маркер, швейцарский армейский нож. Он ощущал на себе взгляды Сэма и Ванды, поэтому закрыл рюкзак. Вдруг он нашёл бы там свою записную книжку? Таким нельзя было рисковать. Он надел рюкзак задом наперёд и прижал его к груди.       — Держи, — сказала Ванда, протягивая ему телефон. — Пароль помнишь?       На экране телефона отображалась матрица из девяти цифр.       — Нет, — ответил Баки.       — Тогда попробуй угадать, — Ванда вложила телефон ему в ладонь. — Обычно в паролях четыре цифры, как в пин-коде.       Сначала он ввёл дату своего рождения: 3-10-17. Вышло пять цифр. Он попробовал 03-10. Попробовал 1917.       — Я не знаю, какой он, — сказал Баки.       — Попробуй «star», — предложил Сэм.       — «Star»? — Баки взглянул на цифры, пытаясь угадать, какие соответствуют буквам. 7-8-2-7. — Почему «star»? — спросил он, когда экран разблокировался.       — Пф, из-за твоей татуировки, — ответил Сэм. Баки взглянул на него.       — Татуировки? У меня? — он посмотрел на Ванду, надеясь, что она подскажет.       — На плече, — указала она.       Татуировка звезды. На левом плече. Именно там, где была нарисована звезда на его металлической руке. Он мог даже не смотреть на нее.       — О.       Он открыл список контактов и промотал его. Одним из номеров значился «Папа». Другим — «Дом». И «Мама». И «Ребекка».       — Позвони своей маме, — прошептала Ванда.       — А если… — начал было он и сглотнул. Ванда ждала, что он скажет, и Баки в итоге выдавил: — А если я не узнаю её голос?       Ванда взяла его под руку и крепко прижала к себе.       — Это ты не узнаешь, пока не позвонишь.       Поэтому он позвонил. И, услышав её голос, он вновь заплакал, потому что услышал голос своей матери, доносившийся по телефонным проводам и беспроводным сигналам прямиком из 1930-х годов.       — Баки? Что случилось? — спросила она.       — Мам, — надрывно проговорил он. — Мам, — ничего больше он сказать не мог.       Ванда забрала у него телефон и, как могла, описала проблему:       — Здравствуйте, это Ванда, я работаю вместе с Дже… с Баки. Он ударился головой и из-за этого возникли проблемы с памятью, поэтому мы везём его в больницу… Ага, Святого Антония. Ладно. Хорошо. Увидимся там. До свидания, — она вернула телефон Баки. — Она будет ждать нас там, — затем она взяла Баки под локоть и положила голову ему на плечо, пока он всхлипывал и вытирал глаза.       ***       Посещение больницы оказалось не настолько ужасным, как предполагал Баки, хоть и ждать целый час приема ему совсем не понравилось. Был еще странный момент, когда доктор, осматривавший его, назвался доктором Беннером: это имя показалось Баки знакомым, но он не припоминал, где его раньше слышал. Он посветил фонариком Баки в глаза, провел несколько тестов на координацию, а затем — на память, задавая ему вопросы из медкарты. «Как зовут вашего отца? Когда вы родились?» Отвечая на второй вопрос, Баки опустил год. «Как зовут нашего президента?» На это он ответить не смог. Или на всё остальное, хоть благодаря этому Баки узнал, что был уволен из армии после ранения левой руки. Ему повредили нерв. Он прошел три года физиотерапии и полностью восстановился.       — Довольно странно, что вы не помните ничего о самом себе, — заявил доктор Беннер, а затем отправил его на компьютерную томографию.       Его мать приехала как раз тогда, когда он сидел в очереди на нее. Даже услышав родной голос по телефону, он не ожидал, что она будет выглядеть в точности, как его мать. Его мозг отказывался верить в то, что это происходит на самом деле. Его мать умерла давным-давно. И всё же, когда он обнял ее (потому что был обязан обнять ее и убедиться, что это не голограмма), она даже улыбнулась, как его мать. После этого Сэм и Ванда уехали, а его мама осталась. Она почти не говорила — лишь гладила его по волосам и обеспокоенно наблюдала за ним.       — У тебя не болит голова? После выписки ты жаловался на головные боли, — говорила она. — Я приготовила на ужин лазанью. Осталось только в духовку поставить. Ты голоден? Ты мог бы приехать домой и поужинать со мной и отцом.       Он не мог перестать смотреть на нее.       Ее волосы стали чуть седее, чем он помнил. Прибавилось морщин на лице. Но и сам он был старше, чем тогда, когда она умерла. Ее волосы были собраны в лохматый пучок. Он не мог дождаться встречи с отцом.       — А Ребекка тоже приедет? — спросил он, когда она везла его из больницы домой — результаты КТ ничего не показали.       — Ну, — сказала она. — Бекка теперь живет с мужем в Калифорнии.       — О, — сказал он.       В доме родителей он не узнавал ни единой вещи. Он шел по коридору и заглядывал во все комнаты в поисках той, которая могла когда-то принадлежать ему.       — Мы переделали твою спальню в комнату для йоги для твоей мамы, — сказал его отец, подходя к нему. — В прошлом году.       Весь ужин его родители обменивались взглядами, когда считали, что он не видит. По правде говоря, его внимание действительно было сосредоточено на еде. Он уже не помнил, когда в последний раз хорошо ел. Но за последние пятьдесят лет жизнь приучила его к сверхбдительности, поэтому он всё замечал.       — Думаешь, это может быть связано с твоим прошлым ПТСР? — спросила его мать.       — Оно у него до сих пор есть, — поправил его отец. — Он просто научился с ним справляться.       После ужина мать спросила, не хочет ли он остаться на ночь.       — Нет, мне стоит вернуться, — ответил он.       — Мы сделали из комнаты Бекки гостевую спальню. Ты нас не потеснишь.       Хоть его и прельщало остаться в этом мире грез, где его родители до сих пор живы, Баки невольно думал, что всё не то, чем кажется.       — Нет, мне нужно завтра на работу. Сможете меня подбросить?       По приезде он опять не смог найти нужный ключ, но Сэм опередил его, рывком распахнув дверь.       — Что ж, они явно не вернули тебе память, — сказал он. Затем он протянул руку, схватил связку ключей и показал Баки один из них. — От двери — этот. Черт.       — Извини, — сказал Баки. Он попытался запомнить, что отличает этот ключ от остальных. — Эм, да. Мне сделали КТ и не нашли никаких отклонений.       — Мог бы позвонить мне. Или написать. Или на это реально ушло пять часов? — спросил Сэм, плюхаясь на диван.       — Я ужинал вместе с родителями.       — А мне что-нибудь принес?       Баки вытащил из рюкзака судочек.       — Мама сказала, что это для тебя.       Диван мигом был забыт.       — Да! Лазанья!       — Мы… не умеем готовить? — спросил Баки. Он заметил груду обуви у двери и нагнулся, чтобы расшнуровать ботинки. Сэм лишь рассмеялся. Как будто я раньше часто готовил, подумал Баки.       Зайдя в свою комнату, Баки опустился на кровать и впервые за день выдохнул. Он мог бы уснуть прямо сейчас, но сначала нужно было изучить, что лежит в рюкзаке.       Он вытащил простую черную бейсболку. Точно такую же он носил, когда скрывался. Он надел ее на голову и вернулся к содержимому рюкзака.       Следом он вытащил потрепанный роман в мягкой обложке, на которой был изображен закат и название — «Несломленный». Под ним было написано мелким шрифтом: «История о выживании, стойкости и искуплении во времена Второй Мировой Войны». Звучало действительно интересно. Он отложил его в сторону.       Он нащупал нечто похожее на записную книжку, но сначала вытащил пустую бутылку из-под воды, мотоциклетные перчатки и обертку от шоколадного батончика. Поняв, что больше ничего не осталось, Баки вынул записную книжку.       Она отличалась от той, что была у него. Страницы этой крепились на спирали, а их углы были погнуты от тряски в рюкзаке. Баки пролистнул парочку, видя собственный почерк. По содержанию это больше напоминало дневник или даже сборник разрозненных мыслей и текстов песен. Его записная книжка была совсем другой. В его книжке были собраны фотографии Стива и воспоминания.       Баки ощутил, как на него накатывает усталость. Его воспоминания потеряны. Ему осталось только то, что было записано на этих страницах.       Прошлой ночью мне приснился странный сон, в котором я долго падал, а, когда очнулся (во сне), то у меня уже не было руки… Стояла зима, шел снег, а я просто лежал без руки, ничего не видя, словно в какой-то глуши, овраге или чем-то похожем, и всё казалось таким размытым — кроме боли, кричавшей в моей голове… Когда я вновь очнулся, рядом со мной были сначала медсестры, а, может, врачи в белых халатах, которые собирались что-то со мной сделать, но я не помню, что. Медсестры дали мне нечто, что должно было помочь уснуть, но оно не помогло, и я просто лежал там, странно себя чувствуя.       — Эй, — раздался из дверного проема голос Сэма. Баки оторвался от книжки, полной слов, которых он никогда не писал. — Я иду на работу. Ты точно в порядке?       — На работу? Сейчас? — Баки глянул на походный будильник на прикроватном столике. Девять вечера.       — У меня ночная смена. Это же госпиталь для ветеранов. О, читаешь свой дневник? Хорошая мысль. Может, что-нибудь вспомнишь.       — Ты работаешь в госпитале для ветеранов? — спросил Баки. — Я попадал туда, когда повредил руку? Ты уже тогда там работал?       — Чувак, мы были соседями по палате, — сказал Сэм. — Поверить не могу, что на КТ ничего не нашли. Может, тебе стоило сделать МРТ.       Баки пожал плечами.       — Ну, ладно. Ты ведь не пойдешь завтра на работу, да? Пожалуйста, скажи, что ты не пойдешь завтра на работу, — Сэм скрестил руки и строго посмотрел на Баки.       — Я должен пойти, — ответил Баки. Сэм тут же вскинул руки.       — Да ради бога, зачем? Неужели тебе так хорошо платят? Да брось. Тебе нужно отдохнуть. Пошел твой начальник нахер. И без тебя этот сраный кофе сможет сварить.       — Я должен пойти, — повторил Баки. — Мне нужно вновь увидеть Стива.       Потерев переносицу, Сэм исступленно рассмеялся.       — Да что тут вообще творится. Знаешь, что? Поступай, как знаешь. Как и всегда, — он развернулся, покачивая головой.       — Погоди, ты знаешь, ко скольких мне нужно быть на работе? — спросил Баки. Сэм повернулся к нему.       — Вот упертый. Ну, да, давай, вставай с больной головой в пять утра. Отожжешь.       — И работаю я всегда до трех?       — Ага. Точно хочешь завтра пойти на работу?       Баки уже не знал. Он чувствовал себя таким уставшим. Но потом он опять подумал о Стиве и не смог представить, как проведет без него день. Особенно когда ничего не понятно.       — Как знаешь, — сказал Сэм. — Вероятно, ответ я узнаю утром, когда вернусь домой.