Vara kung

Во время танца Симон переживал больше, чем сам от себя ожидал. Но в большей степени не из-за того, что он запутается в шагах, а из-за того, что он сказал Вилле. Когда они оказывались близко, Симону казалось, что он чувствует, как бьется его сердце. Его взгляд, казалось, прожигал кожу, а каждое прикосновение отдавалось разрядом в десять тысяч вольт. – Второй вариант шел тебе больше, – сказала Стелла, когда пары поменялись партнерами. – Знаю, – ответил Симон. – Не хочу давать лишний повод для пересудов. – С другой стороны, может, это и правильно, – ответила Стелла, когда они снова сошлись в танце. – Прости еще раз за то, что мы устроили у Денни… – Все нормально, – ответил Симон. Хотя все не было нормально, но он понимал, что теперь этого не избежать. И нужно просто научиться не реагировать так сильно. – Слишком много шампанского, – сказала Стелла. Симон не успел ничего ответить, потому что они снова поменялись партнерами. Пока Вилле танцевал с Фредерикой, Симон не мог смотреть на них постоянно, но он все равно не смог не заметить, как представительно они выглядят как пара. Идеальный принц в строгом костюме и идеальная принцесса в сверкающем бальном платье. Не хватало только королевских знаков отличия. Это здорово подпортило Симону настроение. Он никогда не сможет быть на месте идеальной принцессы в сверкающем бальном платье. Когда танец закончился, Вилле увели куда-то фотографироваться, так что Симон остался один. Журналисты предпочитали не замечать его. Хотя, наверное, это было и к лучшему. Симон не чувствовал себя готовым к каким бы то ни было контактам с прессой. После прошлого скандала он все еще испытывал раздражение. – Круто выглядишь, потанцуем? – к нему подошла Фелис. – Эмммм… да, – Симон растерянно посмотрел на нее. – Ты тоже круто выглядишь, – добавил он, когда они вышли на танцпол. – Спасибо, – Фелис улыбнулась. – Это подарок Вилле? – спросила она, указав на сережку. – Да, – Симон кивнул. – Он, по-моему, сошел с ума. Жемчужина, конечно, очень красивая, но я даже не представляю, сколько она стоит. – Несколько… десятков миллионов крон, я полагаю, – пожала плечами Фелис. – Сколько? – Симон не поверил своим ушам. – У жемчужины есть имя? Можно поискать по каталогам, – предложила Фелис. – Сердце бури, – ответил Симон. – Черт, я должен вернуть это… – он остановился. – Я, конечно, понял, что эта штука дорогая, но не мог предположить, что настолько, – он огляделся в поисках Вилле. – Погоди, – Фелис взяла его за руку. – Ты уверен, что хочешь вернуть? Это же подарок… – Но это слишком дорого… Вообще все это, – он расстегнул пиджак и снял булавку для галстука. – Это… не мое… Это не для меня… – Но ты отлично выглядишь, – возразила ему Фелис. – Но это… это не я, – покачал головой Симон. Он развернулся и побежал в ту аудиторию, где остались его вещи, чтобы переодеться во что-нибудь, что больше ему соответствовало. В аудитории никого не было, Симон закрыл за собой дверь и повернул задвижку, чтобы никто не мог войти. Сейчас он не хотел, чтобы кто-то его увидел. Он снял пиджак, буквально, выпутался из галстука, и когда уже расстегивал рубашку, вдруг почувствовал, как в кармане завибрировал телефон. «Крутые фотки. Я прямо доволен своей работой», – пришло сообщение от Денни. Во вложении было две фотографии, Симон даже не заметил, когда их сделали. Если бы Симон увидел их случайно, то не узнал бы себя, настолько другим он тут был. Может, он погорячился на счет того, что не вписывается во всю эту аристократическую историю? «Я даже не видел, что нас снимали», – ответил Симон. «Вся инста уже в ваших фотках, посмотри по хэштегу #wilmon», – ответил Денни. Симон уже зашел в приложение и начал набирать хэштег, как вдруг понял, что не хочет этого видеть. Он знал, что так будет, он вполне этого ожидал. И он не хотел сейчас думать о том, что о них говорят. Хорошее, плохое – все это не важно. Потому что то, что есть между ним и Вилле есть только для них двоих, и ни для кого больше. «Потом», – ответил Симон. Он снова посмотрел на себя в зеркало. Возможно, это и не то, что он привык видеть в отражении. Но это тоже он – какой-то, возможно, совсем другой Симон, которого он еще не знает, но который может стать лучшей версией его самого. Только самому Симону решать, каким он будет. В конце концов, его гардероб никогда не был его выбором в полной мере. Он всегда одевался как удобно, как принято, чтобы не выделяться. Он никогда не подходил к выбору одежды как к настоящему выбору. И в этом отношении он никогда не мог стать собой в том смысле, в каком хотел бы. Даже сережки не носил, потому что это казалось ему слишком вызывающим. Ну, то есть… Ему казалось, что это покажется окружающим слишком вызывающим. Хотя, возможно, на самом деле, это было и не так. Он достал коробку из пакета. Наверное, если он сейчас решится, то обратного пути уже не будет. С другой стороны, если он не решится сейчас, то не решится уже никогда. В конце концов, он не поймет, что ему действительно нравится, пока не попробует. Сейчас в полумраке бального зала у него не будет лучшего случая побыть таким, каким он хотел бы, и при этом оставаться достаточно незаметным. Симон снял крышку с коробки. Вот только, похоже, ему понадобится помощь, потому что сам он никогда в жизни не справится ни со шнуровкой, ни уж тем более с лаком для ногтей. Он достал телефон, сфотографировал открытую коробку и отправил фото Фелис со словами «мне нужна твоя помощь». Фелис пришла через пару минут. – Вилле спрашивал, где ты, – она закрыла за собой дверь. – Черт, – Симон глянул на коробку. – Давай, сейчас все быстро сделаем, – пообещала Фелис. – Переодевай рубашку и садись, – она открыла сумочку и стала что-то в ней искать. – Тут хотя бы пуговицы, – хмыкнул Симон, застегивая манжеты. – Садись, – сказала Фелис. – Давай сначала глаза, – она достала из сумочки карандаш. – Что? Нет, – запротестовал Симон. – Садись, – повторила Фелис. – Я рассмотрела, что сделал Денни, так что смогу так же. Ну, почти, – добавила она. – На «так же» уйдет минут двадцать, а у тебя их нет. Так что просто сядь. И посмотри наверх. Симон не считал это хорошей затеей, но все же послушался. Хуже всего было то чувство, когда казалось, что сейчас карандаш воткнется ему в глаз. Но он терпел изо всех сил. У Фелис, и правда, получилось почти так же, линия по нижнему веку была почти незаметной, но взгляд стал гораздо выразительней. – Теперь давай руки, – скомандовала Фелис. – А пока лак сохнет, я завяжу корсаж. Симон положил руки на парту и закрыл глаза. Так страшно, как сейчас, ему не было еще никогда в жизни. С маникюром Фелис справилась за пару минут. – Теперь осторожно, не смажь, пока сохнет, – сказала она. – Как сложно, – Симон посмотрел на свои руки. Они выглядели слишком непривычно. Но, пожалуй, ему нравилось. – Сложно – это химическое выпрямление, – сказала Фелис. – А тут всего лишь две минуты ничего не трогать, – она взяла корсаж и продела его под руками Симона, как это делал Денни. – Ну вот. Пойдешь так? – Нет, что ты, пиджак надену, – ответил Симон. – Тогда подожди еще минуту на всякий случай, – посоветовала она и стала снова рыться в сумочке. – Что это? – спросил Симон, когда она достала оттуда маленький тюбик. – Секунду, – Фелис открутила крышечку с тюбика и провела им по губам Симона. – Что это? – он попытался отстраниться, но не успел. – Блеск. Он почти незаметный. Сделай вот так, – она сжала губы. – Так? – Симон повторил и глянул на себя в зеркало. Блеск, и правда, был почти незаметным. – Отлично, – она протянула ему пиджак. – Идем? Симон застегнул пуговицу, еще раз глянул на себя в зеркало и кивнул. – Да, – сказал он. – Идем. – Так… Похоже, Вилле мне пишет, – Фелис достала телефон. – Не смог найти тебя. – А сам он где? – спросил Симон. – Не знаю… В зале, наверное, – она пожала плечами. – Давай иди, ищи его. Пока он переворот не устроил… – Черт, – Симон снова выругался и побежал в зал. Он обошел зал два раза, но Вилле нигде не было. Симон уже достал телефон и хотел написать ему, как вдруг услышал за спиной его голос. – Симон? Куда ты пропал? – Симон обернулся. – Я… просто… – Симон не знал, как сказать, где он был и что делал, а, главное, как показать Вилле то, что в нем изменилось. – Прости, что мне пришлось уйти, – Вилле подошел ближе. – Я обещал маме, что не буду сбегать с фотосессий, – сказал он. – Не хочу с ней ссориться, не хочу сейчас все портить… – Все нормально, – ответил Симон. Он осторожно взял Вилле за руку. – Не хочешь потанцевать? – спросил он. Как раз заиграл медляк. – Компенсируешь весенний бал? – засмеялся Вилле. – Типа того, – ответил Симон. Он положил одну руку Вилле на плечо, а другой расстегнул пуговицу пиджака, взял Вилле за руку и положил его ладонь на свою талию под пиджаком. – Эмммм…. Что-то изменилось? – спросил Вилле. Он отступил на шаг и еще раз внимательно посмотрел на Симона. – Я думал, ты не заметишь, – усмехнулся тот. Вилле снова обнял его за талию, на этот раз обеими руками. Они были такими горячими, что Симон чувствовал их жар даже сквозь одежду. – Может, уйдем отсюда? – тихо спросил он. – К тебе в общагу? – спросил Симон. Других вариантов у них, в общем-то, не было. И Симон прекрасно понимал, зачем Вилле предлагает ему уйти. Впрочем, тут у него не было совершенно никаких возражений. – У меня есть кое-что получше, – Вилле достал из кармана и показал Симон ключ. – Что это? – спросил тот. – Помнишь дом, где Август устраивал свои вечеринки? – спросил Вилле. – Он оставил мне ключ. Вечеринка там будет только завтра. А сегодня там никого не будет, – Вилле улыбнулся. – Ну, что, идем? – спросил он снова. – Идем, – согласился Симон. На улице было еще совсем светло, хотя солнце уже скрылось на горизонтом. Вот-вот начнутся белые ночи. Волшебное время, когда предметы не отбрасывают теней, и кажется, что светится сам воздух. Они сбежали вниз по лестнице, держась за руки, и тут же свернули к деревьям, чтобы скрыться от посторонних глаз. Заброшенный дом встретил их тишиной и прохладой. Внутри было темно, рассеянный свет почти не проникал сквозь занавешенные окна. Вилле взял со стола коробок спичек, достал одну, чиркнул о шероховатую боковину и стал зажигать свечи. – Слушай… на счет этого, – Симон снял сережку и протянул ее Вилле. – Я не могу ее оставить. Она слишком дорогая. – Хотя бы на сегодня, – попросил Вилле. Он взял сережку из рук Симона. – Оставь ее хотя бы на сегодня, – повторил он. – Пожалуйста. – Ну… ладно, – ответил Симон. – На одну ночь. – На одну ночь, – повторил за ним Вилле. Он подвел Симона к зеркалу и встал за его спиной. Снова расстегнул застежку и вставил дужку в прокол. – Ты очень красивый, – выдохнул он Симону на ухо, когда застежка защелкнулась. Даже в оранжевом от свечного пламени полумраке Симон увидел, как краснеют его щеки от этих слов. Он попытался отвернуться, но Вилле не позволил ему, заставляя его снова посмотреть в зеркало. – Ты сказал, что я могу делать, что угодно, – сказал он. – Да, но… – Симон почувствовал, что голос его не слушается. – «Мандарины», я помню, – сказал Вилле. – Так вот… Я хочу, чтобы ты смотрел, – он провел кончиками пальцев по щеке Симона. – Потому что ты самый красивый человек на Земле, – он наклонился к шее Симона и легко коснулся губами кожи под сережкой. – Вилле… – Симон почувствовал, как дрогнули его колени, но сильные руки Вилле удержали его. Он был готов к тому, что Вилле сделает что-то… что-то за пределами зоны комфорта Симона, но он не был готов к чему-то подобному. Хотя и останавливать Вилле он совершенно не хотел. Ему не было неприятно. Только немного страшно. Потому что, возможно, он боялся увидеть себя таким, каким его видел Вилле. – Просто смотри, – Вилле подхватил пиджак за лацканы и осторожно и очень медленно потянул его вниз. Черное кружево рубашки в свете свечей становилось похоже на какую-то причудливую паутину, которая как кокон укутывала тело Симона. Вилле снова склонился к его шее, касаясь кожи почти невесомыми поцелуями. Симон прикусил губу, чтобы не застонать. Хотя здесь их точно никто не мог бы услышать. Но это слишком вошло в привычку. Он вздрогнул, когда Вилле, оттянув ворот рубашки, чуть прикусил кожу на его плече. – Я больше не буду оставлять следов… там, где это будет видно другим, – пообещал он. Симон закрыл глаза – это было выше его сил, просто стоять и смотреть. На себя, на Вилле, смотреть в его глаза, в которых будто бы полыхало настоящее пламя. Это всего лишь отражение свечей, но… Симону казалось, что в глазах Вилле горит настоящий огонь. – Пожалуйста, мы можем… – Симон попытался развернуться, но Вилле не позволил ему. – Открой глаза, – сказал он. И снова прикусил кожу на плече, на этот раз чуть сильнее. Симон не смог сопротивляться этому голосу. Сейчас он звучал совсем не так, как обычно. Как будто бы ниже и глуше. Он был похож на густой вязкий мед, в котором если увязнешь, то уже не выберешься. Вилле стал расстегивать рубашку. Он потянул ее с плеч Симона, при этом он оставил корсаж, так что рубашка просто повисла на нем. Следы от его укусов под ключицей были уже почти не видны, но Вилле, видимо, помнил, где они были, поэтому провел пальцами именно там, напоминая Симону о тех ощущениях, с которыми он прожил эти две недели. И, пожалуй, он… готов был повторить. И испытать на себе всю силу чувств Вилле, всю силу его безумия. Он поймал взгляд Вилле в зеркале, и в его собственных зрачках точно так же отразилось пламя горящих свечей, и в них как будто бы тоже возгорелось настоящее пламя, вырвалось из самого сердца и поглотило всего его без остатка.