***
Какаши неохотно и лениво стягивает практически вросшую в его лицо маску под пристальным взглядом Сакуры, и по мере того, как округляются от ужаса её глаза, он все сильнее улыбается порваным ртом с подгнивающими неровными краями разодранной плоти, достаёт из набедренной сумки кунай и хищным потусторонним голосом спрашивает: — Ну что, милая, как я выгляжу?***
— Вызывать Пиковую даму в день годовщины смерти Пятой — самая идиотская идея, — зло прошептала Сарада, прижавшись к Мицуки. — Да ладно вам, что вы оба как дети малые в бабкины сказки верите, — отмахнулся Боруто, закрутив розовую помаду и поправив зеркало. — Подумаешь, дух «бабули Цунаде», ха! Произнеся слова вызова, он постоял минуты три в гробовой тишине, а потом закатил глаза и рассмеялся: — Ну что? Я же говорил — все это полная… — Боруто! — Она за тобой… Узумаки стремительно развернулся, и в этот момент свеча на столе потухла…***
Рин все пищала, что из этой пещеры никто и никогда не возвращался, а Какаши нудно поддакивал, но Обито явно был не из тех, кто отступает перед опасностями. Оставив напуганных товарищей у подножия горы, он ловко вскарабкался на нужную высоту и скрылся в тёмной и хищной пасти пещеры Вампиров. Обратно Учиха вышел только спустя сто семнадцать лет, и то потому, что всех летучих мышей они с Мадарой уже давно съели.***
Нагато был последним родным для нее человеком, но и его Смерть решила забрать себе, как и Яхико. Стоя на прощании в полном одиночестве и глухой тишине, она молча молилась с закрытыми глазами, как вдруг сиплый голос из открытого гроба произнёс: — Почему ты плачешь, Конан?***
После битвы Хаширама почти хладнокровно отдал его тело для исследований… Тобирама надел медицинские перчатки, взял скальпель и одним точным движением вскрыл грудную клетку Мадары. Когда крепкие рёбра были раздвинуты и взору Сенджу предстали сероватые (разумеется, из-за курения) лёгкие и темно-красное сморщенное сердце Учиха, он перевёл взгляд на его лицо и вздрогнул, чуть не выронив инструмент. Глаза Мадары были открыты и сверлили его убийственным взглядом.***
— Хочу кое-что тебе показать, — я протягиваю ленту девушке, имя которой даже не помню — Джашину на это плевать, и мне тоже. — Красную комнату? — кокетливо щебечет она, завязывая глаза. — Как в «50 оттенков серого»? — Смешная, — наигранно улыбаюсь и веду её к двери в свое кровавое святилище. Бедняжка даже не догадывается, какие «грязные игры» мы подготовили для неё с моим Богом. Для неё и ещё целой кучи девушек, которым я тоже назначил свидания.***
Тобирама бьётся над техникой Нечестивого воскрешения дни и ночи напролёт, иногда забывая о сне. После первой активации ничего не происходит, к великой досаде Сенджу, а ночью он становится жертвой сонного паралича. Устал, с кем не бывает… Но сейчас уже утро, а белый и холодный Изуна по-прежнему сидит на его животе, гадко улыбается гниющими зубами и моргает синюшными веками, под которыми темнеют выпотрошенные глазницы.***
Какузу устало развалился на земле и впервые стянул плащ, обнажив спину. Я знаю, что на ней сидят глупые болванки его масок, но ещё никогда не видел их вживую. Осторожно сажусь позади и изумленно вижу, что их слепые глазки смотрят прямо на меня. — Не моргай, — бросает из-за плеча Какузу. Стоит мне сомкнуть веки хотя бы на секунду, разрисованные рты тут же превращаются в хищные оскалы, и я понимаю, что пока Какузу не наденет плащ обратно, мне действительно нельзя, ни в коем случае нельзя моргать и отводить взгляд…***
В Конохе стали пропадать девушки. Десятки юных девиц… Мадара, как глава полиции, только разводит руками на обеспокоенные требования первого Хокаге усилить поиски, а сам по ночам в тайном святилище клана Учиха, куда есть доступ только главе, очень бережно сдирает тонкую бледную кожу с очередной заранее подготовленной жертвы и в беспамятстве шепчет, сшивая между собой тёплые лоскуты: «Тебе же нужна жена, Хаширама? Так зачем тебе какая-то девка из Узушиогакуре, когда есть я?»…***
— Ты когда-то хотела знать, — слова вырываются из горла Саске мерзким кровавым бульканьем, — когда сможешь получить глаза, как у меня… Он из последних сил берет руку своей всего лишь шестнадцатилетней дочери и прикладывает её дрожащие пальцы к своим кровоточащим глазам, ногтями в углубление. — На счет три, Сарада, выдавливай…***
— Саске, почему ты здесь? Тот стоит на коленях в той самой комнате, где когда-то были убиты его родители, и ничего не отвечает, сосредоточенно смотря в самый тёмный угол. Какаши окликает его ещё раз, и мальчик очень тихо отвечает: — Отец очень не любит, когда его перебивают, сэнсэй. Хатаке собирается уходить, но с ужасом понимает, что дверь почему-то заперта, из того самого угла на него смотрят чьи-то злые алые глаза, а самого Саске в комнате нет.***
Мей часто спрашивают, почему она так сильно хочет выйти замуж. Она только отмахивается, отвечает какую-то чушь про женское счастье, а сама еле сдерживает слезы. Не скажешь ведь никому, что каждую ночь к ней приходит ее покойный ублюдок-бывший, которого она убила сама и который когда-то пообещал, что у Теруми никогда больше не будет другого мужчины — не поверят…***
Никто не знает, как умер первый Хокаге, и почему Цунаде в свои почти 70 выглядит так молодо. Никто не догадывается о древней печати на внутренней стороне бедра Пятой. Никто за этот век так и не додумался искать растерзанное ритуалом и разъеденное временем и насекомыми тело Сенджу Хаширамы в заброшенной пещере на территории Скрытого Песка. Никто никогда не узнает, что у Шодайме-сама не было души — он проиграл её в сёги древнему духу, выиграв бессмертие для своей маленькой Цуны.***
— Знаете, сэнсэй, — почти шепчет Орочимару, поднимая руки в жесте капитуляции, — не так давно я нашёл тайную лабораторию господина Второго… Вы обвиняете меня в садизме и действиях против природы? Что ж… Знали бы Вы, какими отвратными мерзостями занимался Ваш непорочный Тобирама-сама…***
Из кланового леса донесся какой-то странный шум. Шикамару нахмурился — он же просто приказал выкорчевать один из участков, чтобы потом сделать на этом месте поляну, в чем проблема… Чем ближе он подходил к тому месту, тем яснее слышал жуткие чавкающие звуки из-за деревьев, а когда листва расступилась, он с ужасом увидел НЕЧТО, разрывающее последнего Нара из бригады. Выкопанный по незнанию Хидан облизывал окровавленный рот, шевеля неестественно вывернутыми конечностями, и жадно смотрел на Шикамару. — Ты уж прости за внешний вид, мелкий, — просипел он, ковыляя в его сторону, — сросся, как смог…***
— Что такое, семпай? — Обито стягивает маску, впервые являя свое лицо Дейдаре, и жмурится от слишком яркого в кромешной темноте огонька спички. — Почему Вы боитесь служить своему искусству? Он грубо дёргает Тсукури за волосы, заставляя смотреть на себя. — Что у тебя с лицом, псих?! — Это всего лишь шрам, а это, — Учиха подносит спичку к кабелям на теле «напарника», — всего лишь динамит…***
Иноджину интересно, почему папа всегда очень много времени проводит в ванной, наносит на себя слишком много тонального крема и всегда, абсолютно всегда старается улыбаться. Когда мальчик спрашивает об этом маму, она почему-то пугается и говорит ему идти готовить домашнее задание. Рано утром Иноджин прячется за шторой в ванной комнате, поджидая папу, а когда тот заходит, едва сдерживает крик. Лицо Сая покрыто отвратительными струпьями, гниющими язвами, синими пигментными пятнами, и теперь мальчик понимает, почему его папа всегда улыбается и сильно штукатурит лицо… Чтобы никто не узнал, что Ино и сам Иноджин — жена и сын мертвеца.***
Хирузен с ужасом и отвращением смотрит на сморщенную «глазастую» руку Данзо, когда тот меняет бинты. — Мы же обещали Ему… — Это ты обещал, Сарутоби. А сейчас Тобирама-сама все равно уже ни о чем не узнает…***
«Чем меньше женщину мы любим, Тем больше нравимся мы ей», — В очередной раз Саске думал, Смывая кровь из-под ногтей.***
— Совсем дурак? Ты серьёзно боишься дождя? — Ты не понимаешь… Никто, в том числе и Карин, не знает, что на самом деле у Суйгецу был ещё один брат, который утонул по его вине и теперь преследует Хозуки распухшим от воды фантомом как раз в те дни, когда идёт дождь.***
Жуки Кикайчу — гениальнейшее изобретение клана Абураме, но все почему-то предпочитают молчать о том, что они плотоядные и питаются не только чакрой своих носителей.***
Хидан все-таки выживает, но Джашин отрекается от него, лишая бессмертия. Хидан по-прежнему приносит жертвы, только другому богу, и делает это уже более деликатно. Он научился быть тихим и скрытным, и теперь, когда протыкает очередную куклу, набитую чужими волосами, каждый раз шепчет: «Это магия Вуду, сука…». Хидан видит из кустов мальчика лет двенадцати с таким же высоким хвостом, как у Него, и решает, что именно он станет следующей жертвой.***
Никто не рассказывал, что Ханахаки бывает не только в виде цветов, и поэтому Гааре особенно страшно, ведь с тем песком, что сушит и адски колет внутренние ткани его лёгких, он совладать не может. Зубы уже болят от постоянного скрипа песчинок по эмали, а кровь во время кашля, смешанная с песком, оказывается совсем не вкусной.