Этот шторм не утихнет

Эта страшная буря не утихала уже несколько дней, всё усиливаясь. Жизнь замка, однако, шла своим чередом, казалось, не замечая ненастья. Почти всё это время Люцерис Веларион проводил в отведённых ему покоях, забываясь чтением, а в свободное время терзал себя тяжелыми мыслями. Иногда он выходил во внутренние дворы замка, чтобы встретиться с Арраксом, напоминающем ему о Драконьем Камне. И пускай дома шторм был привычным явлением, разыгравшаяся в Штормовом Пределе буря казалась чем-то чужим и пугающим. Сегодняшний вечер ничем не отличался от трёх предыдущих — струи ливня хлестали по мутным стёклам окон, грозя выбить их на пару с яростными порывами ветра. Отвернувшись от бушующей за окном стихии, Люцерис отошёл к широкому креслу у камина и забрался на него с ногами. В руки уже привычно легла толстая книга в ярко изукрашенной обложке — «Мифы и легенды Вестероса». Он уже был мужчиной в глазах семьи, да и в своих тоже, но искренняя любовь ко всему таинственному и далёкому, что зачастую лежало за гранью человеческого восприятия, всегда манила Люка, вызывая бурный интерес. Забывшись чтением, принц не услышал скрипа двери, но боковым зрением уловил резкое движение тёмной фигуры. — Кто здесь? — Люк повернулся к закрытой двери и потянулся к кинжалу, который он носил скорее для собственного спокойствия, чем каких-либо активных действий. — Худо бы тебе пришлось в военном походе с такой реакцией, милый племянник, — багряные блики плясали на хищном лице Эймонда, — Хорошо, что слепым калекам это не грозит, правда? Книга выпала из рук Люцериса, когда тот спрыгнул с кресла и отскочил от подошедшего со спины мужчины. Носком сапога Эймонд повернул лежащую на полу книгу обложкой к свету. — Сказки. Серьёзно? — изящная бровь изогнулась иронично, — Это позорно даже для тебя, бастард. — Это не сказки! — горячо парировал Люк, — Это мифы и легенды, и они вполне могут быть правдой! Драконы здесь — легендарные создания, чтоб ты знал! А мы летаем на них. — Плевать. Впрочем, едва ли твою ящерицу можно назвать драконом, — Таргариен пнул книгу, которая тут же отлетела почти в самую топку, и медленно двинулся на племянника, — Ты уже решил, кто будет читать тебе это дерьмо, когда я вырежу твои глаза? Люцерис попятился, оглянулся нервно, ища путь для отступления, но вдруг остановился и поднял взгляд. — Послушай меня! — воскликнул Люк, подавался вперёд, — Эймонд, пожалуйста, остановись. Сейчас мы по разные стороны баррикад, но мы всё ещё семья! — Так ты о семье думал тогда?! — вскричал Эймонд, грозно сверкая единственным глазом. — Я был ребёнком! Как и ты, и Джейс, и девочки, — наступал в несвойственной ему манере Люцерис, меряя пол шагами, — Да что ты вообще прицепился к этому глазу? Ты один из лучших мечников Семи Королевств, великолепный драконий всадник, идеально владеешь валирийским, ты вообще прекрасен! Давай, вырежи мне глаза, но что дальше? — Люк задыхался, — На ком ты станешь срывать злость потом, когда искалечишь, и я уже не буду представлять интерес? Эймонд в недоумении смотрел на от природы тихого Люка, который отчаянным криком пытался донести до него свою правду. — Ну почему в тебе столько ненависти, ведь проклятый глаз тебя совсем не портит! — он запнулся, — А я и правда трус, раз молчал всё это время. Растеряв свой пыл, Люк остановился потерянно, но продолжал всё так же упрямо смотреть в безумный глаз дяди. Оба принца стояли неподвижно, прожигая друг друга взглядом, Люцерис — предельно напряжённо, Эймонд — обманчиво спокойно. — Прекрасен, говоришь? — глухой голос прорезал тишину, — И что именно ты считаешь прекрасным? Щеки Люка вспыхнули, но он не опустил глаз и смело ответил: — Тебя всего. Неопределённо хмыкнув, Таргариен скрестил руки на груди и отвел взгляд. Внезапно отчаянная решимость мелькнула на лице Люка. Парой быстрых шагов он сократил расстояние между ними, почти столкнувшись носом с подбородком Эймонда. Преодолевая волнение, Люцерис неуверенно потянулся к собранным на затылке серебристым локонам и неловким движением развязал стягивающий их шнурок, тут же порывисто запуская пальцы в рассыпавшиеся по плечам тяжёлые пряди, боясь, что Эймонд вот-вот остановит грубо, ударит по рукам. Но он позволил. Люка всегда привлекали эти густые серебряные волосы, да что таить, он даже завидовал истинно валирийской красоте своего дяди. И в этот момент, прикрыв глаза и наслаждаясь мягкостью шёлковых прядей между пальцами, Люцерис с досадой подумал о том, что ему никогда не стать лицом своего великого дома. Впрочем, какая разница — сейчас, когда эти волосы были в его руках, он не чувствовал себя неполноценным. Вскоре принц, забывшись, приподнялся на цыпочках и ткнулся носом в шею у уха, зарываясь в мягкие пряди. Запах тела Эймонда смешался с духом дракона и нотками каких-то трав, и этот аромат был лучшим из всех, что ему приходилось вдыхать. Осмелев, Люк дотронулся кончиками пальцев до гладко выбритой щеки дяди, поглаживая тёплую кожу. — Пожалуйста, Эймонд, — он оборвал себя на полуслове, но затем, решившись, трепетно коснулся края повязки, скрывающей позор Эймонда, его вечное уродство, — Сними. Таргариен резко отшатнулся, откинув руку племянника, и посмотрел затравленно. Тот, сразу угадав смену настроения, подался вперёд, вновь касаясь лица Эймонда: — Нет-нет, ты не понял, — ласково очерчивая левую скулу, — Я не хотел обидеть, просто хочу видеть тебя полностью. Можно? Взгляд холодного глаза, казалось, сейчас прожжет в юном принце дыру. Прошла пара самых долгих минут в жизни Люка, прежде чем Таргариен, устало вздохнув, не сорвал с лица повязку, вновь останавливая тяжелый взгляд на племяннике. — Любуешься делом рук своих? — зло прошипел Эймонд. — Да, — протянул Люк, как завороженный глядя на зияющий в пустой глазнице тёмный сапфир, — То есть, нет! — встрепенулся он, — Я не это хотел сказать, прости. Сказать Люцерис хотел многое: что отсутствие глаза не только не портит дядю, но, наоборот, делает его каким-то по-особенному притягательным, опасным и красивым одновременно, и что его способность так искусно владеть мечом и летать на драконе с подобной травмой вызывает восхищение. Но слова застревали в горле, когда он смотрел на Эймонда, угрожающе прекрасного, с рассыпавшимся по плечам серебром волос и поблескивающими в полумраке глазами — валирийским лиловым и драгоценным синим. — Эймонд, прости, — произнёс Люк надрывно, прежде чем снова приблизиться к Таргариену. Прижавшись к мужчине, он сначала с опаской потянулся к красивому лицу, но, не встретив сопротивления, мягко прижался губами к застарелому шраму, устраивая подрагивающие руки на плечах дяди. Мозолистые пальцы, обманчиво изящные, обхватили бока Люка, аккуратно спускаясь ниже, поглаживая. Тот задышал часто, загнанно, наслаждаясь опасной близостью, всем телом подаваясь к ласкающим рукам, которые вдруг больно стиснулись на его ещё по-юношески хрупких бёдрах. — Хмм, а может ты и правда не бастард? Кое-что от Лейнора тебе определённо досталось, — произнес Эймонд едко, вжимаясь в его бёдра своими. Люк поднял на него возбужденный взгляд. — Знаешь, сегодня я не вырежу тебе глаза, племянник, — прошептал Таргариен, склонившись к алеющему уху, — Пожалуй, я просто выебу твой поганый маленький рот. Предательский румянец заливал уже всё лицо юного принца, спускаясь на шею и скрываясь за воротом туники. — Если этим я заслужу твоё прощение, — на грани слышимости проговорил Люк. Эймонд отпустил бёдра племянника и схватил за руку, дёргая на себя. Дотащив несопротивляющееся тело до тёмного угла спальни, он толкнул его к стене. — На колени, — велел Таргариен, надавив на угловатое плечо. Люк послушно опустился на пол и посмотрел растерянно на выпирающую через кожу штанов возбужденную плоть. Эймонд утомленно закатил глаз и сам принялся за шнуровку. Справившись с завязками, он схватил племянника за челюсть, заставив поднять потерянный взгляд. — Только попробуй показать зубы, и останешься без них, — глухо выдохнул Эймонд, после чего откинул стиснутый подбородок и упёрся рукой в каменную кладку, — Догадаешься, что делать. Сглотнув, Люк бережно обхватил напряженный ствол и мягко двинул рукой, пытаясь повторить то, что он проделывал с самим собой холодными ночами на Драконьем Камне. Сверху послышался тихий вздох. Он повторил движение, затем снова, второй ладонью придерживая член у основания. Осмелев, Люк на пробу лизнул выпирающую венку. Услышав глухой стон, он двинулся выше, дошёл до головки и, обнажив ее, очертил языком. Эймонд грязно выругался, когда тонкие губы неловко обхватили головку и опустились чуть ниже. Его длинные пальцы вцепились в непослушные кудри, не позволяя отстраниться, и притянули ближе, заставляя заглотить крупный ствол почти до основания. Люк закашлялся и выпустил возбужденную плоть изо рта, но тут же взял снова, поняв наконец, чего от него хотят. В поисках опоры он схватился за бедро Эймонда и взялся свободной рукой за основание члена, препятствуя слишком глубокому проникновению. Не давая привыкнуть, Таргариен начал бешено вбиваться в податливый рот, выкручивая тёмные пряди. Эймонд зашипел, почувствовав зубы на своём члене, опустил глаз, и тут же успел сотню раз пожалеть об этом. Люк то и дело сбивался с заданного рукой Таргариена жёсткого ритма, давясь и покашливая, но отчаянно старался, двигая головой и помогая себе свободной рукой. Что-то оборвалось внутри Эймонда, когда он наткнулся на тёплый доверчивый взгляд снизу. Застонав обречённо, мужчина оторвал кудрявую голову от своего паха и рывком поднял племянника с колен. Вид покрасневших губ, влажно поблескивающих в полумраке, стал последней каплей. Эймонд впился в приоткрытый рот, сминая мягкие губы своими. Вкус собственного возбуждения, вопреки ожиданиям, не отвращал, но только сильнее будоражил кровь, подстегивая желание. — Проклятье, я не буду тебя принуждать! — Таргариен с трудом заставил себя оторваться от сладкого рта, — Ты хочешь этого? Люцерис смотрел ошарашенно, будто не понимая, где он, и что происходит вокруг, но потом кивнул утвердительно. — Скажи это! — мужчина с силой встряхнул его, — Я должен услышать. — Да, я хочу тебя, Эймонд, — взгляд Люка прояснился, и он поднял руки на плечи дяди, оглаживая неуверенно, — И кажется, уже давно. Новый поцелуй показался юному принцу каким-то жестоким обманом, настолько это было хорошо — Эймонд не впивался больно, не кусал до крови; он целовал нежно, дразня его губы кончиком языка, слегка оттягивая нижнюю зубами, будто прося разрешения. Застонав, Люк приоткрыл рот, впуская, и тут же был вовлечен в волнующую игру языков. Судорожные вздохи Люка срывались на стоны, когда Эймонд специально или ненароком задевал его возбуждение, подталкивая племянника в сторону кровати, попутно избавляя их обоих от одежды. Запутавшись ногами в спущенных до колен штанах, Люк неловко осел на перину. Очередной болезненный толчок в грудь заставил его упасть на спину, выбив из груди остатки воздуха. Нависнув сверху, Эймонд спешно облизнул ладонь и обхватил уже затвердевший член племянника, задавая неспешный ритм. Люк тихонько захныкал в изгиб чужого плеча, путаясь в таких знакомых и неизвестных одновременно, но невероятно острых ощущениях. Никто и никогда не ласкал его так раньше, не доставлял ему такого порочного удовольствия, даже в мыслях, и это возбуждало еще сильнее. Теряясь в новых ощущениях, принц пытался толкаться в ласкающий его кулак, сорваться на нужный быстрый ритм, но ему не позволяли. Люк сминал простыню, не зная, куда деть руки, когда его дрожащие пальцы накрыла тёплая ладонь. — Здесь есть масло? — приглушенно раздалось откуда-то сбоку. — Что? — задыхаясь. — Масло, целебное, хоть для оружия, — Эймонд продолжал неспешно поглаживать стоящий колом член Люка, не давая ему мыслить ясно, — Или вам нравится боль, мой лорд Стронг? — Зачем тебе? — Люк посмотрел настороженно, приподнявшись на локтях. — Затем, что тебе так больше понравится, — заметив смятение племянника, он втянул того в неспешный поцелуй, — А я хочу, чтобы тебе понравилось. — Там на полках должно быть что-то, — махнул Люк в тёмный угол. Бросив короткое «лежи», Эймонд поднялся и в два шага скрылся в полумраке. Люк вздрогнул, услышав, как в углу что-то звякнуло, явно разбившись, и последовавшую за этим ругань. Вскоре Эймонд вернулся, скептически нюхая небольшой флакон с маслом для ванны: — Будем пахнуть розами, — он опустился на кровать, — Иди сюда. Люк сразу приник к чужому телу, потянувшись за очередным поцелуем. Изо рта вырвался удивлённый стон, когда Эймонд вновь обхватил его твёрдый ствол — в этот раз всё было по-другому: изящные пальцы не просто ласкали, но влажно скользили по его члену, пробуждая ещё более острое желание. Когда мужчина отодвинул его крайнюю плоть и стал дразнить открывшуюся головку смазанной ладонью, Люк застонал отчаянно, теряясь в остроте ощущений. Вдруг Эймонд прекратил ласку, заставив принца вновь застонать, в этот раз разочарованно. Опустившись, он стащил болтающиеся где-то в районе щиколоток бриджи и плавным движением раздвинул подрагивающие от желания и волнения коленки племянника. — Что ты делаешь? — смутившись, Люк попытался свести ноги. — Делаю тебе приятно, — беззлобно усмехнулся Эймонд и опустил руку на левое колено, не позволяя сомкнуть их, — Кажется, мы уже выяснили, что я не собираюсь тебя насиловать. Я остановлюсь, если попросишь. Вылив немного ароматного масла на пальцы, он слегка надавил на сжавшееся колечко мышц, заставив Люка залиться краской по самые плечи. Средний палец легко проник внутрь, преодолевая сопротивление. Было неприятно и очень стыдно, но Люцерис не собирался просить Эймонда остановиться, ведь он сам сказал, что хочет этого. И он правда хотел, и сейчас хочет, но не думал, что все будет происходить так. Когда Эймонд добавил второй палец и развёл их внутри, Люк тихонько заскулил от обиды и боли, откинувшись на подушки и прикрыв глаза. Боль была совсем лёгкой, да что там, её почти не было, впрочем, как и только что сжигавшего его пламени желания. Постыдно хлюпающие в том самом месте пальцы Эймонда смущали, прогоняя остатки возбуждения. Внезапно скользкие пальцы задели что-то внутри, отчего Люка полоснуло жаром внизу живота. Стремясь продлить необычное удовольствие, он подался бёдрами вниз и услышал неопределённое «хмм». Распахнув глаза, он столкнулся с насмешливым взглядом. Тут, казалось бы, потерянное, удовольствие повторилось, и Люк застонал от возбуждения, снова подаваясь навстречу руке Эймонда. Вновь найдя ту самую точку, Таргариен принялся ритмично сгибать длинные пальцы, поглаживая, раз за разом попадая по припухшему бугорку простаты, при этом не отрывая взгляда от расширившихся зрачков по-стронговски карих глаз. Люк стонал не переставая, лихорадочно ерзал бедрами на простынях в охватившем его остром наслаждении, не зная, куда деться от этого сжигающего удовольствия. Он не заметил, как Эймонд, свободной рукой придерживая его бьющиеся бёдра, аккуратно ввёл в него третий палец, растягивая. Вид извивающегося на его пальцах племянника затягивал Таргариена; не отводя взгляда, он жадно наблюдал, как раз за разом блестящие от масла пальцы покидают тугое отверстие, чтобы снова ворваться внутрь, не давая колечку мышц сомкнуться. Мотнув головой, он заставил себя поднять глаз. «Проклятый рот мальчишки манит не хуже его узкой дырки» — мелькнуло в голове мужчины, прежде чем он втянул Люка в долгий страстный поцелуй. Эймонд резко оторвался от влажных губ, когда чуть не получил пинок по рёбрам от мечущегося в экстазе племянника. — Прекрати дёргать ногами, не то я привяжу их к кровати, — гортанный шёпот заставил Люка застонать громче, а всё внутри скрутиться в тугой сладкий узел. Отчаянно хныча, он всё так же пытался насадиться глубже на терзающие его пальцы, продлить эту сладкую пытку и одновременно уйти от жгучих прикосновений. Эймонда потряхивало от ставшего уже болезненным возбуждения, когда он наконец извлёк пальцы, и приставил к растянутому отверстию головку члена. Резкая боль полоснула Люка по сжавшимся бедрам, когда чужая плоть внезапным толчком вошла в его напрягшееся тело наполовину. Простонав что-то нечленораздельное, он попытался отползти в изголовье кровати, сбежать от мучительного проникновения, зажимаясь сильнее, отчего разрывающее жжение лишь усилилось. Глубокие карие глаза заволокла пелена слез. Он так и знал, что за всем этим пленительным удовольствием кроется какая-то жестокая шутка! Его растянутую задницу жгло распирающей болью, но он лишь тихонько всхлипывал и старался лежать неподвижно, беззвучно плача, не собираясь показывать слабость. Глухо выругавшись, Таргариен осторожно покинул дрожащее тело. — Эй, тише, — раздалось над ухом, — Тише, сейчас будет лучше. Он отвернулся, давясь слезами боли и обиды. Сплюнув в ладонь, Эймонд обхватил опавший член племянника и начал мягко двигать рукой, оглаживая чувствительную головку. Когда щеки и плечи Люка заалели, а сам он тяжело задышал от вновь накатившего удовольствия, Таргариен приподнял подрагивающие бёдра и запихнул под них пару подушек. — Постарайся расслабиться, — прошептал он в пылающее ухо и прикусил аккуратную мочку. Не прекращая ласкать вновь затвердевший член юноши, он ещё раз щедро смазал приоткрытый анус и себя, чтобы снова толкнуться внутрь. На этот раз проникновение было менее болезненным. Ласкающая рука отвлекала от режущих ощущений, а изобилие масла, стекающего по его бёдрам, позволило Эймонду войти на всю длину за пару мягких толчков. — Положи ноги мне на бёдра, — голос Таргариена срывался. Люк послушался и, не до конца понимая, что делает, скрестил щиколотки за спиной мужчины. Эймонд вышел наполовину и осторожно толкнулся. Не встретив сопротивления, он повторил движение. В этот раз что-то изменилось, и за распирающей болью Люк почувствовал отголосок того острого наслаждения, которое недавно дарили ему чуткие пальцы. Стремясь продлить ускользающее удовольствие, он неосознанно подался бёдрами вниз, хватаясь за предплечья Эймонда. Тот облегченно выдохнул и, упершись свободной рукой в перину над тёмной макушкой, начал плавно двигаться, постепенно наращивая скорость и амплитуду толчков, пока не достиг нужного быстрого ритма. Боль мешалась с тяжело нарастающим внизу живота удовольствием, и через пару минут непрерывных движений чужих бёдер и ладони внизу всё слилось в острое мучительное наслаждение. Кудрявая голова металась из стороны в сторону на широкой постели в такт ритмичных толчков. В душе Люк всегда знал, что Эймонду нравится именно так — сильно, жёстко и глубоко, но даже не догадывался, что это будет настолько ярко. Теряясь в ощущениях, он лихорадочно вскидывал бёдра, не зная, куда податься — к ласкающей руке или вбивающему его в кровать члену. — Эймонд, прошу, только не останавливайся, пожалуйста, я прошу, — как молитву повторял Люк, извиваясь на смятых простынях, умоляя сам не зная о чем. — Седьмое пекло, заткнись, — в перерывах между толчками прорычал Таргариен, — Ты перебудишь весь замок! Прикусив ладонь, Люцерис честно постарался замолчать, тихонько хныча от удовольствия. Но когда Эймонд свободной рукой согнул его ногу в колене и закинул на своё плечо, поменяв угол проникновения, не смог сдержаться: — Блять, Эймонд, пожалуйста! — судорожно цепляясь за напряжённые плечи и спину Таргариена, пытался найти опору Люцерис. Когда стоны и мольбы стали особенно громкими, Эймонд заткнул рот принца своей ладонью, оставив возможность только беспомощно скулить в его руку и кусать бледную кожу. Люку было хорошо и плохо одновременно, он не знал, куда деться от этих разрывающих его ощущений, пытаясь то насадиться глубже на трахающий его член Эймонда, то отползти подальше. Когда давление на ту самую постыдную точку внутри стало невыносимым, а большой палец Эймонда случайно придавил головку его перевозбуждённого члена, Люка начало затягивать в бездну чего-то глубокого, тягучего и яркого. Он исступленно дёрнулся в жёстких руках, крупно задрожал, и белёсые капли брызнули на напряжённый живот. Таргариен глухо застонал, почувствовав сокращение тугих мышц на своей плоти, и, толкнувшись еще пару раз, отпустил себя вслед за племянником. Люцериса ещё немного потряхивало, когда он почувствовал, что тепло чужого тела покинуло его. — Эймонд? — позвал он растерянно. — Я здесь, — перина вновь прогнулась под весом его дяди, — Вот, оботрись. Ему на грудь упала холодная мокрая тряпка. Поморщившись, Люк сел на кровати, и взялся за кусок ткани, бросив потерянный взгляд на мужчину. — О, пекло, дай сюда! — прорычал Таргариен, вырвав тряпку из пальцев племянника, и принялся немного дёргано оттирать уже начавшие стягивать кожу капли семени. Люк смотрел как завороженный, не шевелясь, в страхе помешать этому, пожалуй, самому интимному для него моменту. Закончив, Эймонд рухнул рядом и повернул голову, всматриваясь единственным глазом в умиротворенное лицо напротив. Люк повернулся на бок и придвинулся ближе: — Что будет дальше, Эймонд? — Я не знаю, Люцерис.