***
Покои, предоставленные Люцерису, были на удивление богатыми: изящная резная мебель, широкая кровать с пышными перинами, расшитые цветами Баратеонов драпировки и гобелены. Растопленный камин придавал обстановке уют, мягко освещая и согревая просторные комнаты. По видимости, за показной грубостью Борроса Баратеона таился делец — не будучи уверенным в расстановке сил на политическом поприще, Лорд Штормового Предела всё же решил оказать нежеланному гостю достойный его положения прием. Растерянный, Люцерис оглядывал своё временное пристанище. Вскоре подали ужин и новый наряд на смену его насквозь промокшей в буре одежде. Зажаренный с травами барашек и груши в меду источали соблазнительные ароматы, но аппетита не было. Мягкая тёплая туника, шерстяные бриджи и подбитый соболем плащ, однако, подошли как нельзя лучше. Бросив взгляд на своё отражение в большом бронзовом зеркале, Люцерис вышел из покоев. Оказанное гостеприимство не рассеяло тревог юного принца, скорее наоборот. Унизительные оскорбления королевы Рейниры, его леди-матери, да и самого Люцериса, брошенные Лордом Борросом ему в лицо при всех жгли сердце принца не хуже драконьего пламени. Предательство, казалось бы, верного дома Баратеонов, жестокие нападки Эймонда, бедственность его положения в этом замке, в конце концов, заставляли всё внутри пылать от безысходности, не позволяя вернуться в покои и забыться беспокойным сном. Видят Семеро, лучше бы он сейчас был на пути в Драконий камень, борясь на спине Арракса со злой стихией, чем шатался по коридорам Штормового Предела, стремясь найти выход на крепостную стену. Люцерис хотел хотя бы мельком увидеть своего дракона — то единственное родное, что имелось у него в этой крепости, полной врагов. Наконец, впереди показалась заветная дверь. Толкнув створки, он вылетел из тепла коридора на крепостные стены, и чуть не был снесён порывами шквального ветра и струями грозового ливня. Тут юный принц понял, что попал в самое сердце бушующей стихии — вместо внутреннего двора, он вышел к обрыву над чернотой залива Разбитых Кораблей. Зябко поежившись, Люк плотнее закутался в плащ и подошёл к парапету. Беспокойные воды манили, заставляя вглядываться глубже во тьму морской бездны. — Не спится, Лорд Стронг? — язвительный голос над самым ухом заставил Люцериса подскочить на месте, резко развернувшись, и схватиться за кинжал на поясе. Взгляд Эймонда насмешливо скользнул вниз, — О, ты наконец решился вырезать глаз, милый племянник? Разумно, тогда мне не придётся лишать тебя обоих. Юный принц осторожно попятился, стараясь не смотреть в уцелевший глаз дяди. — Я прилетел как посланник, — Люцерис тяжело сглотнул, — И не собираюсь оскорблять дом Баратеонов кровопролитием. — Кровопролитием? — серебристая бровь приподнялась как бы в удивлении, — Что ты, крови будет немного. — Эймонд! — испуганно воскликнул юный принц, — Ты не тронешь меня, не в стенах этого замка. Или ты желаешь запятнать себя в глазах нового союзника? — Нет, мальчишка, так просто от меня не отделаешься! Ты отнял у меня глаз, и за тобой должок, — распалялся Эймонд, яростно наступая на сжавшегося племянника. Люцерис продолжал пятиться под напором Эймонда. Охваченный злобой, Таргариен схватил племянника за горло и жёстко впечатал в каменную стену. — Думаешь, этот трусливый индюк, лорд Баратеон, тебя защитит? Или жалкая бумажка от твоей шлюхи-матери? — Эймонд больно ударил все ещё хватавшегося за кинжал принца по руке, выбив оружие из дрожащих пальцев. — Не смей, слышишь?! Ты, мелкий ублюдок, имеющий все, смел насмехаться надо мной. Пришло время платить по счетам. — Эймонд, прости, — просипел Люцерис в болезненной хватке изящных пальцев, цепляясь за державшую его руку, — Прости меня. Опешив, Таргариен разжал пальцы, отчего Люк, кашляя, неловко осел на холодный камень. Эймонд склонился над вжавшимся в стену племянником, кривя губы в злой усмешке. — Так ты надеешься спасти себя? Мольбами? Не думал, племянничек, что ты сможешь пасть ещё ниже, — издевательский смех с истерическими нотками оглушил Люцериса. Неожиданно взгляд холодного лилового глаза изменился. — А может тебе это нравится? — Эймонд грубо поднял племянника с колен, схватив за ткань туники, и его красивые губы вновь растянулись в язвительной ухмылке, — Тебя заводит страх передо мной, Лорд Стронг? Люцерис опустил взгляд от жгучей обиды и вдруг вспыхнувшего стыда. «Он издевается над тобой, так жестоко» — пронеслась мысль в его смятенном сознании и тут же исчезла. — Смотри на меня, бастард! — хлесткий удар тыльной стороной ладони по лицу заставил принца вновь поднять покрасневшие глаза, полные отчаяния и пекло знает чего ещё. — Я говорю серьёзно, Эймонд! — горячо воскликнул Люцерис, подавшись вперёд. Его карие глаза заволокла пелена слез. — Да, я покалечил тебя, но сделал это не со злобы, не из жестокого желания, а стремясь защитить брата! Мне было страшно и больно тогда, но не за себя. И ещё стыдно, — юный принц тяжело глотал воздух, стараясь подобрать нужные слова, — И я столько раз хотел попросить прощения, но ты был такой… — он запнулся, — Холодный и отстранённый от всех. Я боялся к тебе подойти, и мне до сих пор стыдно за это, но я боялся. Да я и сейчас боюсь. Люк мягко коснулся предплечья молодого мужчины, заставив того вздрогнуть: — Если бы я знал, что отнимаю у тебя столь многое тогда, то никогда бы этого не сделал, — осмелев, юный принц осторожно обхватил замерзшими пальцами руки дяди, — Пожалуйста, прости меня, если сможешь. Единственный глаз Эймонда горел безумием. — Значит, нравится, — пальцы Таргариена почти ласково прошлись по таким стронговским тёмным кудрям и жёстко вцепились в мягкие локоны, запрокидывая голову младшего принца. Тот отчаянно всхлипнул, почувствовав лёгкое прикосновение губ и кончика носа к чувствительному месту за ухом у самого основания волос, — Что ты делаешь со мной, бастард? — хриплый шёпот вырвал из приоткрытого в немом удивлении рта Люка ещё один задушенный всхлип. Эймонд сделал глубокий вдох, втягивая пленительный запах страха и желания, уже начавшего будоражить то и дело вздрагивающее под его напором тело. Невесомо пройдясь губами до подбородка, он легко прижался к трогательной ямочке и двинулся выше. Люк замычал задушено, цепляясь за дядины плечи в попытке оттолкнуть, когда тот становился возле уголка рта племянника и впился жёстким поцелуем-укусом в приоткрытые губы. «Почему бы и нет, в конце концов?» — мелькнуло в голове Эймонда. Унизить мальчишку таким образом было проще простого, а при желании можно урвать и свою долю удовольствия. Продолжая сминать обветренные губы ещё сопротивляющегося Люка, он проник свободной рукой под запахнутый плащ, нашел поясницу и резко притянул дрожащее тело. Воздух стремительно кончался, вынудив Эймонда оторваться от влажного рта и вновь спуститься к подбородку, а затем двинуться ниже, уже мягче придерживая непослушные кудри племянника, слегка массируя затылок. Люка била крупная дрожь, когда обтянутое кожей колено Эймонда вклинилось между его трясущихся ног и уперлось в самое сокровенное. — Хмм, да у тебя встал, милый племянник, — насмешливый голос раздался как будто издалека. Вспыхнув, Люк откинул сжимающие его руки, и попытался рвануться прочь, но его удержали на месте, вновь пройдясь коленом по затвердевшей плоти. Вырвав этим нехитрым движением очередной всхлип, Эймонд усмехнулся и вдавил пылающее желанием и смущением тело обратно в стену. Согнутое колено втиснулось глубже между ног племянника, приподнимая, и Таргариен принялся ритмично двигаться, потираясь бедром о его пах. Сдавшись, Люк начал неловко подаваться навстречу толчками, стараясь сдерживать судорожные всхлипы, которые то и дело перерастали в приглушённые стоны — он желал одновременно уйти от этой постыдной сладкой пытки и продлить её как можно дольше. Все оборвалось неожиданно, когда колено Эймонда сместилось куда-то в сторону, и на его место легла горячая ладонь. — Нет! — обжигающая рука Таргариена как будто вырвала его из пленительного забытья, придала сил. С усилием оттолкнув Эймонда, он ринулся прочь со стены, не разбирая дороги. — Беги, Лорд Стронг! — издевательский смех Эймонда Таргариена несся ему вдогонку, — Трусливый мальчишка, беги!***
Ворвавшись в свои покои, Люцерис захлопнул двери, задвинул засов, и прислонился к деревянной поверхности, загнанно глотая воздух. Как можно было позволить ему говорить, делать все эти постыдные вещи, повестись на его провокацию? И как мог он, принц и наследник Дрифтмарка, воспитанный в традициях и нравах Вестероса, так легко поддаться этому искушению? Нет, только не думай об этом, только не сейчас. Взгляд принца упал на остывшего барашка. Обуреваемый эмоциями, он накинулся на еду с драконьим аппетитом.