Просто коллеги

— Это ведь неизбежно, да? — спрашивает Стефан, разглядывая себя в зеркале, в полный рост. Ему не особо нравится гнетущая обстановка в кабинете смотрителя, но выбора нет, он и так слишком редко видит Коула. Его не хватает и поэтому Стеф использует по максимуму любую возможность побыть рядом. Да, у Харриса полный завал, стол в нагромождении бумаг, папок и энерглассов, но он не против Стефана рядом. Каким бы сдержанным и холодным не казался Коул, он тоже скучает и любит. — Ты о чем? — Харрис отрывается от составления графика в энерглассе, обращая внимание на через чур мрачного Стефана. — О шрамах, — Феррари растегивает две верхние пуговицы мундира, оттягивает ворот свитера, Коул видит все это в отражении — там на ключице — широкая, бледно-розовая полоса новой отметины. На теле их десятки, ближе к сотне, все разные — рваные и резаные, крупные и мелкие, по первости полученные ожоги от светозарного огня. Коул знает каждый, а вот это что-то новенькое. — Подставился под когти сплитов, прости. Знаю, что не надо сильно рисковать, но… Меня уже не исправишь. — У Стефана нет сил повернуться и прямо посмотреть в глаза Коулу, с вызовом, с дерзостью. Он лишь зло смотрит на себя в зеркало, в голове крутится назойливая мысль — он подвёл Коула. — Ты разочарован? — севшим голосом спрашивает Стеф. Он очень ценит, что с Харрисом может быть настоящим, без защитной реакции в виде сарказма и грубых шуток; что может внезапно сломаться, что может нуждаться в защите. — Что за глупые мысли, Стефан, — с мягкой улыбкой произносит Коул. У Стефа безвольно опускаются руки, разве он заслужил такого, как Харрис себе? Что он действительно заслужил — это Обливион, забытье и полную смерть — быть вычеркнутым из истории протекторов. Коул откладывает дела на потом, Стефан сейчас важнее: — Чтобы ты не сделал, — я никогда не буду в тебе разочарован. А то, что я переживаю за тебя — это точнее, — Коул подходит со спины, в зеркале видна их разница в росте, не значительная, в полголовы, но Коула это всегда умиляет. Харрис кладёт ему руки на плечи, расправляя осанку, не забывает напомнить извечное: — Не сутулься. Слегка целует в макушку, от Стефа пахнет сигаретами, наверняка выкурил парочку нервно с утра по-раньше. Феррари выглядит сбитым с толку, когда Коул прижимается плотнее, Стеф чувствует его спокойное ровное дыхание, и думает, что Харрис чувствует его — судорожное и частое. Коул опускает одну руку на талию, обнимая крепко, со всей тоской и любовью, что есть; второй пытается перехватить похолодевшую руку Стефа, переплетает пальцы, давая понять, что он здесь, рядом, что ни на кого Стефана не променяет, сколько бы шрамов тот не получил. Так искренне и всеобъемлюще, вечно и до конца любят только большие и древние души. Но Стеф растерянно думает, что не заслужено. Откидывает голову на плечо Коула, смотрит на их отражение, старается восстановить дыхание и бешено колотящееся сердце. К Коулу он давно привык, но все равно чувствует себя влюблённым мальчишкой каждый раз. Проницательные глаза Харриса рассматривают Стефана в отражении. «Как поплывший придурок выгляжу», — зло думает про себя Стеф. — Ты прекрасен, — тут же пресекает все суждения о себе Коул; дотягивается поцелуем до бледного виска с проступающими венами. — И переставай верить в ту чушь, в которой сам себя и убеждаешь, это делает тебя рассеянным и раздражительным. Лучше всегда напоминай себе, что говорю я — а я люблю тебя, солнце.