Волк в оленьей шкуре

      Как бы ни утверждали всякие, сидящие ныне или уже отбывшие свои наказания, время вовсе не тянется в камере вечно. Оно не пытает своим беззвучным постоянством, смазывающим дни в одну грязную масть, не выворачивает все человеческое наизнанку, принуждая к покаянию, не заставляет пересмотреть свою жизнь. По крайней мере, оно явно не мучает Уильяма Грэма. Время для него друг-шулер, играющий на руку, пусть и зачастую путающий собственные карты - Уиллу достаточно закрыть веки, чтобы рассветы сменились закатами, и достаточно лишь моргнуть, чтобы секунды растянулись вязкой патокой, давая время мыслям. Он не скучает за решеткой. Ни в тюрьме, дожидаясь суда, ни в Балтиморской Лечебнице для душевнобольных преступников, где тишина и тотальный контроль призваны исцелять успешнее всяких лекарств. У него есть собственный мир, пестрое и живое подсознание, где можно скрыться, как во сне; у него есть память, способная вернуть любой избранный момент из прожитого, и то не тяжелее, чем открыть фотоальбом на нужной странице; и, в конце концов, у него есть цель - а с целью любая скука обращается хищным выжиданием. С той поры, как он очнулся от мучительного, воспаленного энцефалитом и ликантропией кошмара, с той поры, как понял, что за кукловод виновен во всем произошедшем, ему стало куда-как легче ждать. И жить. Ныне даже самые бессмысленные монологи адвоката, унылые посещения Аланы Блум и бахвальные комментарии Чилтона его лишь развлекали, щедро выдавая пищу для ума. Когда строишь планы, время - твой друг. А планы у Грэма были масштабные.       Прошел тот час, когда Ганнибал безжалостно ставил маты его королю, пока он сам задыхался в предсмертной агонии, не подозревая ни о какой игре - теперь он в здравии и в ярости. А шахматы всегда были его любимой стратегией.       Алана переживает за него. Доктор Лектер скучает по нему. В том нет сомнений. Их посещения все чаще и чаще оборачиваются Уиллу продуманной актерской игрой, выдавливающей жалостливые слезы из женских глаз и снисходительную ухмылку из мужских, сухих губ. Для них Уилл Грэм сломан. Он беспомощен и слаб, он нуждается в помощи. Он молит о помощи. И удавка на его горле расслабляется, ведомая рукой восприимчивых ко лжи надзирателей. Доктор Блум на его стороне, Ганнибал, кажется, окончательно уверяется в преданности стелющегося у его ног пса, и даже Джек Кроуфорд, переступив через себя, начинает изредко навещать печального, обреченного на казнь профайлера. Из них всех искреннее и честнее всего с ним разговаривает Беверли. Она, по крайней мере, не скрывает того, что даже от обвиняемого во всех грехах, падшего на самое дно Грэма ей просто что-то надо - и Уилл не скупится в своей помощи по раскрытию сложных дел. Даже за решеткой. Даже рискуя жизнью единственной честной подруги. Ее посещения помогает ему понять, что его проклятый вендиго все еще не успокоился - и продолжает убивать, упиваясь своей безнаказанностью.       День первого слушания откладывается в памяти мужчины чуть ярче, чем иные. Ему плевать на судью, плевать на собственного адвоката, на обвинение и на исход дела - ему не до того, он знает, что его все равно не оправдают, рано или поздно придется попросту сбежать. Добровольно все не случится без какого-нибудь чуда. К чудесам Грэм не привык - а потому, когда на столе перед ним оказывается конверт с отрезанным человеческим ухом, его зрачки заинтересованно расширяются. Кто-то пытается его выгородить перед судом. Надо ли хоть предполагать кто?       Но, разумеется, одного уха суду мало. Мало им и смерти обладателя уха, судебного пристава, и “очевидной” для всех связи между способами убийства. Судья не верит в чудеса, и на следующем слушанье безжалостно отрезает все попытки адвоката изменить модель защиты, попытки оправдать Грэма тем, что он никак не мог убить пристава - и, судя по явному паттерну и засекреченным деталям дела, Эбигейл он также не убивал следовательно. Судья, как и Кроуфорд, слишком твердо уверились в виновности отрешенного, холодного мужчины, смахивающего на психопата отсутствием всяких эмоций.       И вскоре судья за то расплачивается.       Услышав от Аланы об убийстве “правосудия”, как таковое назвала пресса, Уилл лишь горестно усмехается, сдерживая в душе победный клич. Ганнибал очень не хочет ему электрического стула - и от мысли этой до мерзкого радостно.       И Грэм не замечает, в какой момент мучительная гибель людей, стоящих у него и у Лектера на пути, перестает восприниматься личным проигрышем. Ему становится плевать на людей. До одного определенного момента.       Когда Джек навещает его в следующий раз, азарт близости добычи покидает Уилла на многие дни. Когда Джек отвозит его в обсерваторию провести анализ над разрезанным, дивно оформленным в мрачный экспонат телом Беверли Катц, желание загрызть Лектера самолично, сбросив все фигуры с шахматного стола, наполняет Уилла до самой кромки. Но он не может того сделать. И, запертый в клетку как бешеный зверь, бросающийся на прутья, он в ярости хватается за безумную, глупую и единственную возможность отомстить здесь и сейчас - он знакомится с Мэттью Брауном. Санитаром, чей нечеловечий запах он почувствовал еще на второй день своего перевода в психушку. Тот пытался с ним заговорить и раньше, но у Уилла не было никаких причин взаимодействовать с еще одним монстром, помимо него самого и Лектера. Сейчас причины появились - и Мэттью жадным до внимания фанатом-подражателем хватается за брошенный в него костью приказ. Уилл не знает, как тот собирается убить Ганнибала и, если честно, знать не хочет. Главное, чтобы кровь пролилась.       И она прольется. Песнь сирены увлечет Ганнибала на самый край в том бассейне, и лишь длинный язык Гидеона, подслушавшего тихий, кровожадный рык Грэма той ночью, спасет психиатру жизнь. Джек и Алана успеют. Они не застанут жестокой драки меж двумя монстрами, не застанут того, как покрытый перьями и чешуей Браун будет драть рычащего, полу-усыпленного Ганнибала на части, как будут метаться тени под потолком бассейна и хрипеть горловой вой. Джек застрелит Мэттью, испугавшись взгляда чудовища, и тот упадет наземь уже обычным человеком - Кроуфорд никогда больше не будет вспоминать о том, а Алана потеряет доверие собственным глазам. Они вытащат окровавленного Лектера, больше похожего на жертву стычки с медведем, чем с санитаром психбольницы, и боле не будут обсуждать эту ночь ни с кем. Даже с Грэмом. Но в том и не будет нужды - Уилл бы самолично почувствовал, если бы Ганнибал издох.       Но его камера той ночью тиха.       Вскоре Гидеон сбегает. Хотя, верно то будет скорее назвать “едва не умирает”, когда из психбольницы его срочно увозят в отделение неотложной помощи. Уилл догадывается, почему - как всякий верный упырь, Абель внимает взову своего хозяина любой ценой. Его хозяин устал ждать. Он и соскучился, и заскучал. Разумеется, Ганнибал навещает Уилла незадолго до этого, сетуя на покушение, и Грэм готов поклясться, что в словах психиатра сквозит гордость и нетерпение. Словно он сделал все правильно. Оправдал надежды. Его от этого тошнит и, совсем малость, льстит. Ну, зато их интимные разговоры едва ли дают много почвы для слухов Чилтону, что жадно прослушивает все, творящееся в его психушке, - но вот записи с камер о том, как близко каждый раз стоит Лектер к решетке, как прижимается к прутьям лбом и хватается за пальцы мужчины Грэм, как минимум дают ему понимание. От Ганнибала пахнет кровью каждый раз, как он приходит в гости - и Уиллу тяжело бороться с желанием облизываться от этого аромата. То, что от его бывшего доктора так же пахнет и Аланой Блум ликантропа, на самом деле, практически не задевает - он слишком уверен в том, что секс с Аланой Ганнибал устраивает только ради ревности. А подобным награждать желанного ублюдка Уильям точно не будет. Он знает, на каком скользком крючке у него висит этот монстр, и что сбегать самому не придется. Достаточно просто подсечь леску: заглянуть в глаза психиатра, пожаловаться на чувство вины, уверить того вновь в своей преданности и - готово. Ганнибал Лектер лично вычистит ему пусть из-за решетки, лишь бы вновь насладить себя болезненным присутствием так запавшего в черную душу пса.       И Ганнибал действительно клюет. Он убивает охранника в больнице с Гидеоном, оставляя важные улики по делу Грэма, он выводит Кроуфорда на след Мириам Ласс и рассеивает туман над убийствами настолько явственно, насколько только возможно, чтобы он сам не попал под прицел властей. Он пожирает еще живого “Чесапикского Потрошителя” и улыбается самому себе, ожидая, когда его верный друг будет сидеть за столом напротив.       Ждать долго не приходится - Лектер все делает так, как и хотел Уилл. Вскоре подле опустевшей камеры Абеля Гидеона, пустой остается и камера бывшего профайлера ФБР.       И оказавшись в своем холодном, темном доме, пусть и старательно ухоженном руками Аланы Блум, окруженный стаей восторженных псов и лишенный всякого, что он мог потерять, Уилл тоже улыбается самому себе, представляя, как он вонзит чешущиеся клыки в бледную шею убийцы Эбигейл. Ганнибал так неистово желал обладать им, стереть личность, заполучить - и теперь они действительно станут одним целым. Когда зверь внутри Уильяма Грэма пожрет проклятую плоть каннибала.       И пешка поставит мат черному королю.