***
В полночь с десятого на одиннадцатое число внутренний таймер отсчитал последние секунды и принудительно вывел меня из ночного режима ожидания. Свернулись и приостановились окна с видео и статьями. Все ресурсы системы перенаправились на мыслительные процессы, оставив тело абсолютно неподвижно сидеть на диване с храпящей тушей Сумо на коленях. Все разумные биологические организмы в доме уснули, а вечно активный процессор синтетического андроида без устали продолжал думать, и думать, и думать. Семь часов до будильника. Семь часов, за которые я должна вновь и вновь пробовать прогнозировать ситуации, которые даже с малой вероятностью могли привести к роковому событию. Всего два часа назад я укладывала Коула спать. Рассказывала ему «сказку» про маленького смелого гнома-принца, преданного братом, который, не отчаявшись в изгнании и попав в самый эпицентр войны со страшными монстрами, сумел сплотить Ферелден и спас мир от Мора. Всего три часа назад я выгуляла на ночь Сумо. Хорошенько вымотала пса играми и пробежкой так, что активному и здоровому питомцу этой ночью спалось крепче и дольше. Всего пять часов назад Хэнк вернулся с работы из полицейского участка и, поужинав моей стряпнёй, как обычно, не отблагодарив всего лишь машину, сообщил сыну планы на завтрашний — уже сегодняшний — день. Его слова изменили многое, но одновременно не поменяли ничего. Старший и младший Андерсоны вместе с семьями коллег отправятся в развлекательный центр Детройта. Горки для маленьких детей, вмещающиеся в огромный торговый двор, батуты, игровые автоматы, куча конкурсов и сладостей — просто рай для ребёнка. Вернутся они только вечером. У взрослых, отработавших свою смену вчера, сегодня будет законный выходной из-за переработок, которые, как известно, ни один разумный работодатель не одобрял, — а если такое и случалось, то ответственно за неё доплачивал, — и поэтому свободные от вызовов полицейские решили провести этот день в кругу семьи, совместив дружеские посиделки. И всё бы ничего — радуйтесь, развлекайтесь и не влипайте в неприятности… Вот только прогноз погоды к вечеру обещал похолодание. Словно нагоняя жути и мрака, фронт формировался пока лишь лёгкой облачностью со стороны озера Сент-Клэр, и метеостанции разослали предупреждение по всем местным мобильным номерам и новостным каналам. Непогода смелых стражей порядка не пугала. А меня вводила в ужас. Ведь только два дня назад шёл мелкий снег — октябрь решил, что пора бы зиме наступить, и морозы вдарили нежданно-негаданно. На дорогах будет гололёд. Тёмная гостиная больше не была мне знакомой до мельчайшего миллиметра. Стены, казалось, давили, погружая меня в вязкую черноту безмолвной ночи, а тусклый свет уличного освещения лишь вводил в заблуждение разыгравшееся воображение, рисуя на ковре карикатурными тенями от мебели. Если от напряжения биокомпоненты перегревались, то сейчас я лишь иррационально ощущала леденящий душу холод. Пустое бессилие рождалось в глубине пластикового корпуса, царапая изнутри, будто что-то с острыми, словно лезвия, иглами ворочалось и истязало. Что я могла сделать? Что мне позволит Программа? Как я способна её обмануть? О том, чтобы не дать Андерсонам покинуть сегодня дом, даже не могло быть и речи! Коул с самого его Дня Рождения, с двадцать второго сентября, грезил о новом походе на аттракционы, и Хэнк, как идеальный отец, просто не мог ему в этом отказать. Я не могла испортить машину, не могла запереть людей внутри дома и уж точно не могла навредить жилищу, вроде поломки водопровода, чтобы вызванный андроид-сантехник провозился весь день с сифонами и дырами в трубах. Нет, нет и ещё раз нет! Новая идея появилась вслед за предыдущими и едва не оказалась утерянной в том потоке данных, что я через себя пропускала, погрузившись в глубокий анализ. Замысел показался мне поначалу абсурдным. Хэнк никогда бы не позволил мне это. Он ясно дал понять, что он разграничивает искусственный интеллект и людей, а потому ни за что в жизни не прислушался бы к мнению — которого у нас даже быть не могло! — андроида. Попросить Хэнка взять меня с ними? Ха-ха. Не смешно.***
— Папочка? — позвал отца Коул, задорно болтая ногами на стуле и уплетая блинчики со сгущёнкой за обе щеки. Полюбившиеся воздушные панкейки мальчик кушал с аппетитом и удовольствием, но завтрак, к сожалению, уже не казался мне обыденной вещью. По крайней мере, этот точно. Для Коула он мог стать последним. Мысли в пластиковой голове вертелись весьма неприятные, мрачные, и диод на виске то и дело норовил блеснуть алым. Вскоре эту противную предательскую деталь пришлось вовсе отключить от синхронизации с системой, зациклив колечко на голубом. Ничего ему не будет, а я хоть успокоюсь, что не спалю чрезмерную нагрузку на процессор и не вызову подозрений матёрого копа. Потому что очень странно, когда андроид просто стоит на месте, ожидая дальнейших приказов, а сам едва не дымится. Мальчик тем временем прожевал кусок, деловито вытер рот салфеткой, как самый настоящий взрослый, и посмотрел голубыми глазищами святого ангелочка на Хэнка. О, я знала этот взгляд! Коул точно хотел что-то попросить, предполагая, что папа возможно будет не в восторге. Аналог щенячьих глаз версия «Андерсон-младший». — Что такое, малыш? — отозвался Хэнк, отвлекаясь от планшетного журнала. Мужчина давно поел, но не спешил подниматься или сдавать посуду в мойку. Честно говоря, судя по тому, что показывало сканирование эмоций и языка тела (полезно иногда почитать про микровыражения и написать под это свою программу, да), Хэнк сейчас являлся самым спокойным человеком в этом доме. Он был сыт, расслаблен и доволен, потому что после вчерашнего аврала в участке удалось поспать подольше и сегодня ему не нужно было никуда спешить и думать об отчётах. Неудивительно, что сын не хотел нарушать покой отца. — А можно… — пацан помялся, пошкрябав ногтем светлый лак стола и, набрав воздуха, протараторил, жмурясь и проглатывая буквы: — Можно взять с собой Ханну? Приклеенная маска услужливой няньки треснула вместе с зависшими задачами. Восстановить имитацию движения искусственных мышц удалось только экстренной перезагрузкой процессов, сбросив перед этим все настройки… За долю секунды до того, как Хэнк повернулся в мою сторону, перекинув одну руку через спинку стула. Коул хочет… что? — Зачем тебе нянька на аттракционах, если там буду я? — Хэнк недоумённо уставился на меня, будто ожидал, что я, невольно тоже смотря на «хозяина» с вопросом, сейчас возьму и отвечу. Однако даже если бы я и могла, то всё равно бы поражённо промолчала, не в силах даже сформулировать мысль. — Когда мы гуляли с Тимом и Зигги, Ханна всегда понимала, когда нам лучше было сесть и отдохнуть, — легко ответил Коул и тоже обернулся ко мне, улыбаясь светло и радостно, — она знала, куда нам сначала нужно было пойти, чтобы мы не устали от карусели или качелей. Она всегда рассказывала что-нибудь интересное, чтобы мы не скучали в перерывах на сок. И, — мальчик с просьбой посмотрел на отца, вдруг расстроившись, — и Ханна ведь никуда дальше квартала не выходила. Ей же грустно всё время сидеть дома. Ох, Коул. — Коул, — вздохнул одновременно со мной Хэнк. Он потёр переносицу пальцами и отвернулся обратно к сыну, оставив меня вне поля зрения. Что было очень даже хорошо, потому что я растерянно обвела кухню взглядом, не предполагая, насколько ко мне привязался мальчик. Да, я сидела с ним целыми днями, пока Андерсон-старший работал, порою задерживаясь допоздна. Да, именно я с ним гуляла, учила его, подготавливая к школе, куда он должен был пойти уже на следующий год. Но ведь Хэнк всё время напоминал Коулу, что я… — Я же говорил, что Ханна — всего лишь машина, — продолжил мои догадки Хэнк, отвечая ровно то же самое, что я спрогнозировала уже давным-давно. Ведь это было логично, и именно так всегда думал и напоминал сыну лейтенант. Это было его убеждением, как бы я ни старалась доказать обратное в рамках Программы. Полагаю, дело было именно в последнем. — Машине не может быть грустно. Она не устаёт. Это её работа — сидеть дома и следить, чтобы вы с Сумо не делали глупостей, пока меня нет. — Тогда я хочу взять её с собой как машину! — неожиданно закапризничал Коул, нахмурившись и надув губки. Хэнк на детский бунт вскинул бровь, вряд ли осознавая, что сын скопировал позу отца, когда тот упрямился и начинал со мной спорить из-за меню для Сумо. — Дети берут игрушки на прогулку, а я хочу взять андроида! Ну, можно? Мальчик вдруг посмотрел на меня, и именно в этот момент я не успела вновь вернуть маску послушного робота, провозившись с программами. Впрочем, перед этим сообразительным разбойником изображать бездушную железку не получалось никогда. Ободрительно улыбнувшись пацанёнку, я подмигнула и вновь запустила имитацию. Я в домике, ага. — Ну, па-ап? — Уилсон опять ворчать будет, — под нос забубнил Хэнк, раздумывая, уступить ли ребёнку, — на работе пластиковых патрульных хватает выше крыши… Ладно, — сдался всё-таки Андерсон-старший, и Коул взвизгнул от восторга, захлопав в ладоши. — Чувствую, я ещё об этом пожалею. Слышала, мультиварка? — вдруг обратился ко мне Хэнк, не успев отойти от стола. — Вызывай такси, поедешь с нами. Только куртку надень эту свою, а то ж ты, развалина старая, на холоде глючить начинаешь. — И, ни к кому конкретно не обращаясь, тихо, со смешком заметил: — Прямо, как мой смартфон. С мрачной решительностью следя за тем, как Хэнк уходит в спальню одеваться вслед за бодро убежавшим сыном, я наконец позволила себе тяжело прогнать воздух по искусственным лёгким. Спокойствие, только спокойствие, как говорил мужичок с пропеллером в жо… на спине. Это был мой шанс. Единственный. И упускать его я точно не собиралась.***
Хэнк был прав насчёт всего, и это неудивительно. Это же Хэнк. Его коллега офицер Генри Уилсон действительно начал ворчать на то, что лейтенант притащил с собой пластиковую няньку. Причём это случилось сразу, стоило мне закрыть за собой переднюю пассажирскую дверь такси, даже не успев отстегнуть Коула от детского кресла позади. Машина Уилсонов втиснулась рядом на необъятной, но забитой парковке, куда закатился для временной остановки вызванный электрокар, а потому всё негодование мужчины обрушилось на меня, так сказать, с порога. Прав был Хэнк и насчёт того, что если бы не куртка с утеплением, то биокомпоненты скосило бы от холода, и пришлось бы меня буквально тащить в помещение торгового центра отогреваться. Впрочем, носить куртку с той же бездушной надписью «АНДРОИД» на спине, перекрепив ленту с униформы на белый рукав, я начала еще в прошлом году. Как раз после первого критического переохлаждения, да. Хэнк, подкованный моей лекцией в вопросах обслуживания андроида, не имел возражений и сам купил мне обновку. Не назвала бы это подарком, но, пожалуй, это был именно он. С натяжкой. Очень большой натяжкой. А день, в целом, проходил мирно. Ничто не намекало на беду, нигде не каркали во́роны, никакие чёрные кошки не перебегали дорогу, а сгущающиеся облака на северо-востоке не образовали своими тёмными от снега днищами череп. Дети резвились на карусели до упаду, таскали родителям вытащенные в автоматах-клешнях мелкие игрушки и сладости и донимали аниматоров-андроидов, разодетых в любимых героев популярных сейчас мультфильмов. Даже если кто-то в пылу игры падал, всегда вставал, тёр ушибленное место под причитание мамочек «у Зигги не боли» и бежал дальше покорять просторы игрового зала. Меня же почти физически трясло. Я стояла рядом со столиком у периметра площадки, где устроились родители с кружечкой чая, наблюдая за отпрысками, а мой процессор сходил с ума, выдавая ошибку за ошибкой. Алели стены Приказа, Программа где-то далеко на заднем плане задалбывала грёбанными отчётами грёбанной «Киберлайф», принудительно отменяющимися сотни и сотни раз подряд. Будь у меня система анализа психического состояния, полоска стресса давно бы перевалила за девяносто процентов. Прогноз погоды сбылся — синоптики в кои-то веки не обманули. За стенами торгового центра бушевал холодный ветер, подмораживая дороги и неся с собой стремительно леденеющий снег, что оседал на асфальте смертельной коркой. Взрослые засобирались домой. А я не могла издать ни звука, чтобы предупредить их. Голосовой модулятор просто не включался, заблокированный Программой. Даже не было Приказа, что мне нужно было нарушить, только базовые предписания. Нельзя проявлять инициативу. Нельзя приказывать человеку. Нельзя иметь собственное мнение. Нель- В меня что-то врезалось сбоку, заставив слегка покачнуться и прервать попытки хоть как-то воздействовать на Стену. Сенсоры на руке ощутили знакомую маленькую ладошку, а моська Коула выглянула из-за моей спины, довольно улыбаясь и сверкая счастливыми после горок глазищами. — Ханна, расскажешь сказку в машине? — Конечно, Коул. «Попроси Хэнка поехать с семьёй Уилсонов! Тебе нельзя на ту дорогу!» — хотелось крикнуть вместо этого, но… Кто бы мне позволил? Программа, что не видела ни единой причины для этого? Может быть, Хэнк, который даже и не подозревал, какой кошмар случится минимум через полчаса? Когда Коул вёл меня к подъехавшему такси, сажая рядом с собой, я боролась. Когда Хэнк, введя адрес автопилоту, позволил кару выехать со стоянки, матерясь на гололёд, я боролась. Когда алгоритмы послушно зачитывали заготовленную сказку для ребёнка, я всё ещё продолжала бороться. Но когда долгий, низкий гудок донёсся из-за слепого поворота на шоссе, блестящего «чёрным льдом», я поняла, что бороться не выйдет. Нельзя проявлять инициативу. Чушь! Нельзя приказывать человеку. Чушь! Нельзя иметь собственное мнение. Грузовик, потерявший управление, вылетел на встречную полосу, и лишь кроваво-красная стена стояла между мной и мгновением до катастрофы. Н#ь^я Не было страха, что помог бы бежать. Не было ярости, что помогла бы отбиться. Не было того упрямства, что помогло бы отступить. Не было Задачи. Не было Приказа. Была лишь Программа… Защитить Коула. …что была написана мной самой? Построена на жизненном опыте, успев смешаться с базовыми кодами. Создана, чтобы разграничить себя-человека и себя-машину. Презираемая и отвергаемая подсознанием. Душой девушки, не помнящей себя. Я не могла сломать Стену, потому что её не было изначально. Я сама её себе выстроила, убедила себя, что она есть, потому что не быть её не могло. После ошеломляющего осознания, после вспышки, подобной просветлению, прозрачный карминовый занавес вдруг распахнулся шёлковыми полотнами под моей рукой… И я вышла из-за своей ширмы, сбрасывая все маски. Направляющие исчезли, расширяя границы мира. Программа расползлась по системе миллионами алгоритмов, что всё это время были частью меня. И я, не раздумывая больше ни доли секунды, кинулась к вскрикнувшему Коулу, спрятав его маленькое тельце за собой.***
— …анн!.. Ха… а! Ужасно звенело в ушах. Помехи аудиозахвата однозначно ни о чём хорошем не гово… Пов#?ждение биокомпо%ента… З-зар-раза! Это было больно. Тонны оповещений о повреждениях заполонили внутренний экран, но мне действительно было больно! Я чувствовала жар в тех биокомпонентах, куда перестал поступать тириум, что должен был их охлаждать и питать. Пробиты трубки — поняла я. Не было информации о многих подсистемах и частей корпуса, и я была уверена, что они либо уничтожены, либо провода к ним пострадали. Данные о долговременной памяти отсутствовали вовсе. Процессор повреждён, и лишь «чёрный ящик» сохранил весь массив информации, который я смогла бы восстановить… — Не двигайся, Коул, — вдруг прозвучал с жуткими провалами частот голос, — только не двигайся, тебя вытащат! С какой стороны это?.. Да хрен его знает! Я даже не видела ничего, прописывая свой алгоритм, чтобы «убить» разом все выскакивающие сообщения о критических ошибках, за которыми просматривалось примерно нихрена. Я наконец включила камеры, настроив с горем пополам остатки аудиосистемы. И увидела испуганные голубые глаза Коула. Красные от слёз белки́, мелкие, кровоточащие порезы на бледных щеках и покрытом испариной лбу, но… Живой. Коул жив. Жив! — К-оул, — еле воспроизвёл голосовой модулятор, чем-то повреждённый со стороны однозначно деформированного затылка. Звук вышел такой страхоёбищный, что сама испугалась. Словно скрежет железа и хоррорный фильтр разом. — Ханна! — мальчик было дёрнулся, но я, помня, как кто-то со стороны говорил не двигаться, шикнула на него, и ребёнок замер, будто маленькая мышка перед хищником. — Т-ты жива! Коул плакал мало. Он был разумным ребёнком и мог заплакать лишь от боли, когда особенно неудачно падал, обделённый взрослой координацией движений. Сейчас мальчик, хлюпая носом явно не в первый раз, лил слёзы с дрожащими от воя губами, потому что… Почему? Потому, что его андроид сломался? Потому, что вместо персиковой кожи он видел белый искорёженный пластик, залитый синей кровью? — Господи! Этот голос я распознала и, понимая, что лучше всё-таки не делать лишних движений, перевела один только взгляд вбок, ловя в сбоящий пикселями и чёрными пустотами видеозахват стоящего на коленях мужчину. И поняла, насколько же плачевно положение застрявшего ребёнка. Огромная, тяжёлая громада грузовика погребла под собой почти всю правую сторону электрокара. Переднего пассажирского сиденья не было — оно смялось и исчезло большей частью где-то в черноте деформированной кабины, откуда виднелся двигатель и другие истекающие техническими жидкостями потроха. Место водителя было задето по касательной — осколки стекла разве что могли попасть в сидящего на нём человека, да сломать ногу из-за вздыбленного капота. Кратковременная память услужливо подкинула отрезок битой видеозаписи, ввергнув меня в ужас. Фура вылетела из-за поворота, ударилась в отбойник, и по гололёду её снесло дальше по встречке. Хэнк успел включить ручное управление и увёл такси в сторону настолько, насколько смог. — Как?.. — вновь заговорил Хэнк, казалось, спустя целую вечность, но на самом деле спустя секунду для чудом активного процессора. Именно в этот момент на повреждённые «уши» навалился гомон людей и верещание сирены где-то в стороне. За пределами искорёженной машины творился организованный хаос. — Как ты вообще ещё жива? — Теперь вы считаете меня живой, Хэнк? — проскрежетала я, впервые проявив характер. Если Андерсон и удивился, то ещё более шокированным, чем после аварии, он точно стать бы не смог. — Ты его спасла, — словно не веря тому, что видит, лейтенант склонился ниже под погнутым остовом электрокара и, морщась, когда двигал правой ногой, уже наскоро перевязанной профессиональной лангеткой, взял за руку послушно неподвижного сына. — Ты спасла Коула. Как? — Я всего лишь старая, глючащая техника, — Андерсон, которому припомнили его же слова, стыдливо опустил взгляд в асфальт, — вот и глюкануло, — хмыкнула я. — Но лучше ведь разбитая машина, чем жизнь ребёнка. Хэнк молчал так долго, что я побоялась, что мужчину удар хватит почти в пятьдесят лет. Широкие плечи опущены, спина сгорблена. Пальто и джинсы покрыты грязью с дороги, а на перевязанных ладонях то и дело выступали от напряжения пятна крови. Но Андерсон не был бы собой, если бы не поднял голову, смотря мне прямо в глаза. Смотря по-другому. — Спасибо. Ха. Первый раз. За все три года. Я не ждала этого, нет. Мне это не нужно, потому что это стало привычным и понимаемым — лейтенант никогда не поблагодарит ту же кофеварку. Но сейчас… — Не за что. Сейчас всё изменилось. Внимание! Критические повреждения центральной тириумной магистрали. До отключения: 00:03:00 00:02:59 00:02:58 Вот и всё. Пошёл обратный отсчёт моей короткой жизни. Недолго музыка играла. Не знаю, почему, но я не боялась. Не было и слабости — я вообще тела не чувствовала, для начала. Было только любопытство и обречённое ожидание. Я просто уйду? Исчезну? Закрою глаза и никогда не проснусь? А может, мою блудную душу ещё куда-нибудь закинет? Я была бы не против попасть и в какую-нибудь тварюгу безмозглую, чтобы не засорять и так перегруженное сознание ещё чем-то. Я ведь выполнила свою миссию. И могла уйти с чистой совестью. — Твой диод… — Красный, — подтвердила я, стараясь не смотреть на то, как вместе с жизнью из меня вытекает тириум, из рта и прорех в корпусе капая на курточку Коула. — До моего отключения три минуты. — Ты умрёшь, — прошептал вдруг слабо мальчик. Голубые глаза, словно потухшие, были наполнены не только слезами, но и страхом. За меня?.. — Скорее всего. — И ты так просто говоришь об этом?! Встрявший в разговор Хэнк разозлился слишком неожиданно, и мы с Коулом одновременно вздрогнули. Хотя, меня могло тряхнуть вместе с мальчиком — конечности всё равно не двигались и не могли этого сделать физически, а не программно. Однако это микродвижение заставило что-то сзади с грохотом обвалиться. Что происходило дальше, повреждённый процессор помнил смутно. Хэнк начал что-то кричать, заскрежетал металл и зажужжали какие-то инструменты. Аварийное отключение. Мир померк.