Потому что, когда любишь кого-то, то знаешь о нём странное, и чувствуешь дикое, и видишь весь его дремотный ил, и зеленую донную мглу, и слепнущую в нём небесную силу. Но ты не боишься, всё странное представляется тебе объяснимым, а дикое — почти что ручным, и если тебя спрашивают: как ты это терпишь, или просто — каково это? ты даже не сразу понимаешь, о чём речь. Лена Элтанг «Каменные клёны»
Она уверена — это пройдёт когда-нибудь. Через полгода. Через год. Через два. Ну, через три. Да. Да. Да. Три года — крайний срок. Три года она даёт себе на полный откуп от этого позорного чувства, которое делает её до невозможности слабой и хрупкой только в те моменты, когда она находится рядом со своим лучшим другом. Три года ей, конечно, хватит. Три года — это даже слишком много. Сейшу умница, Сейшу сильная, Сейшу справится за полтора. Но вот идёт уже четвёртый, школа позади, а она снова учится вместе с Хаджиме. Хоть в банковском деле ни черта не смыслит, да вряд ли когда-нибудь разберётся, всё равно честно посещает лекции, нервничает, не спит ночами, готовясь к зачётам, но сдаёт даже лучше многих, потому что ей так надо, потому что привыкла всё делать хорошо. Образование необходимо — так говорит Хаджиме, и она ему верит, хотя ей самой это всё не очень-то и нужно, она вообще считает, что главное дело её жизни «ковыряться с мотоциклами в грязном гараже» — так он тоже говорит, слегка пренебрежительно, но с доброй полуулыбкой, будто ему всё же нравится это её увлечение. Для неё это не просто увлечение. Сейчас она подрабатывает в мастерской в свободные вечера, однако, пройдёт немного времени, и, Сейшу уверена, они вместе с Дракеном откроют свой магазин, а ещё будут покупать за гроши или находить старые мотоциклы — металлолом, на котором даже ездить нельзя, и делать из него… нет, не мотоциклы, а настоящие произведения искусства. Дракен тоже этого очень хочет, но говорит, что пока не время. И ему Сейшу охотно верит, и готова ждать, сколько потребуется. Ведь она давно профессионал в ожидании. Ведь она в доверии чемпион. С Дракеном она познакомилась случайно после очередного переезда, когда пришла на тренировку в новый зал. Дракен первый увидел Сейшу, вернее, знак её группировки на форменном плаще. В шутку поинтересовался, не страшновато ли вот так расхаживать в одиночку, но потом опустил взгляд на её ноги, на аккуратно закатанные штанины, открывающие узкие, совсем не мужские, щиколотки и туфли на высоких каблуках. — Вау! — Сказал, вскинув брови. — Новенький, оказывается, с сюрпризом. За время, проведённое в группировке, подобное стало уже настолько привычно, что придумывать разные ответы на глупости, которые ей говорили, однажды стало просто скучно, и Сейшу, окинув его равнодушным взглядом, ровно как и всех, кто хоть как-то пытался задеть её, тихо произнесла: — А ты сюрпризы любишь? Могу ещё парочку показать. Мне нужен партнёр на сегодняшнюю тренировку. Ты не против будешь?.. Он, конечно, был не против, только посмеивался, когда она злилась из-за того, что бил вполсилы: — А вдруг испорчу твоё личико? — Если я из-за твоей дурацкой жалости не смогу отбить нормальный удар, то лицо мне испортит кто-то ещё, и это будет совсем-совсем не круто. Бей как следует, или просто сиди в сторонке, если для тебя это всего лишь развлечение. После той тренировки была ещё одна, потом ещё и ещё, потом он пару раз подвёз её до дома, когда заметил, что она сидит вечером на остановке, а как-то предложил заглянуть к нему в гости, но не домой, нет, — в мастерскую. Тогда Сейшу поняла, что впервые за долгое время оказалась в нужном месте. Хаджиме её вечерние подработки никогда не нравились, и не нравятся до сих пор. Даже в этот раз до собрания он снова спрашивает её, где она была допоздна накануне, и почему не отвечала, когда он звонил, хотя сам знает — не отвечала, потому что снова торчала в гараже, потому что там была громкая музыка, чтоб работать было веселее, потому что слишком увлеклась. — Не ругайся, мне просто нужно было немного подзаработать, — отвечает Сейшу примирительно, а Хаджиме косится на её новенькие лаковые лодочки цвета весеннего неба, на которые она копила месяц. — Я б тебе и так их подарил на день рождения, — говорит, но понимает, что звучит это как-то некрасиво. — Или на какой другой праздник… или просто так! Чего тебе ещё работать-то вечерами? — Я сама хочу. Её серьёзность порой Хаджиме восхищала, а порой сидела в печёнках, но вот эта беспричинная тихая радость всегда казалось подозрительной и как будто бы даже неприятной, ведь… — Можно подумать, что ты влюбилась, — сам не знает, как сумел это слово произнести, это же Сейшу, он давно её знает, она на подобные дела даже время тратить не станет. Она лишь пожимает плечами и отворачивается, чтоб ни он, ни кто-то другой её улыбку не увидел. Тайджу бы позеленел от злости, если бы узнал, что один из лучших его бойцов мечтает непонятно о чём и пропускает мимо ушей всё, о чём он говорит на собрании.***
Сейшу умница, Сейшу сильная, Сейшу не справилась со своей нездоровой привязанностью, не разлюбила, но с тем, чтобы, наконец, рассказать об этом, точно справится. Ведь совсем не сложно. Нет. Нет. Нет. Какая-то глупость… — …несусветная. Я сама никогда бы не подумала, что такое может быть. С друзьями ведь такого нельзя. Друзья ведь на то и друзья, чтоб, как друзей, любить их. А я люблю не как… друга. Ну ты представь себе, а? Да я бы сама никогда не подумала, что со мной это произойдёт, ха-ха-ха! Это же смешно, Хаджиме, это так смешно, что удержаться невозможно. Смейся же, смейся. Да смейся ты уже, чтоб тебя! Почему ты не смеёшься? — То и дело она воображала себе этот монолог, каждый раз проматывала его в голове, как короткометражный фильм, и каждый раз он заканчивался тем, что Хаджиме не смеялся. Хоть бы не посмеялся он и в реальности. В реальности она вспоминает свой первый неловкий поцелуй, случившийся в университетской библиотеке, когда Хаджиме думал, что Сейшу дремлет после подработки накануне и целого дня на учёбе. В реальности потом она обгрызает себе ногти до кровавых полумесяцев на кончиках пальцев, потому что помнит — не её имя прозвучало быстрым шелестом страниц. Не её, другое — мёртвое, каменное, зимнее — имя её сестры. В реальности она уверена — даже с этим справится сама, ведь чужое имя — всего лишь досадная ошибка, дурацкое совпадение, потому что Хаджиме раньше считал её похожей на старшую сестру. Оно вырвалось у него случайно, и это, можно сказать, хороший знак, ведь Хаджиме сам, наконец, понимает, что она, Сейшу, есть, она всегда рядом, а Акане больше нет и не будет. И имя её теперь — незапертая дверь, которую Сейшу во что бы то ни стало вознамерилась закрыть. Она не знает, что бороться с мертвецом смысла нет — мертвец всегда победит, он ведь был самым лучшим ещё при жизни. Она настроена как никогда серьёзно. Она обдумала свой поступок. Она решилась. Она расскажет — и будь, что будет. Она расскажет — и бояться тут нечего, ведь это просто Хаджиме, лучший друг Хаджиме, он не какой-то там принц, он на принца совсем не похож, да и она далеко не принцесса. Она расскажет — и пусть он сам потом с этим разбирается, и катись оно всё, и пусть хоть кричит, хоть смеётся, хоть что делает, ей всё равно, ведь она будет свободна от самой себя. Сейшу говорит: «Надо». Сейшу говорит: «Сегодня». Сейшу говорит: «Сейчас». И даже отворачивается от Хаджиме, хоть сидят они на одной скамейке и читают конспект с одной тетради. — Тебе плохо? Что с тобой, Сейшу? — Ничего! — почти выкрикивает она, едва он успевает вопрос задать. Ох уж это святое ничего, за которым прячутся самые невыносимые страдания. — Ничего, так ничего. Зачем орать-то? Собралась. Решилась. Будет. — Я тебя, кажется, люблю чуть-чуть… — тихо отзывается Сейшу, прижимает трясущиеся коленки и на выдохе заканчивает: — Очень. Очень сильно… Сама себе без остановки твердит: «Не-страшно-Сейшу-не-страшно-не-страшно-не-страшно». Но тут же диким воплем рвётся из самой глубины измученной ожиданием души: «Страшно! Страшно! Вот теперь на самом деле страшно!» Она, не глядя, протягивает ладонь в сторону. Рада была бы схватиться за воздух, за пустоту и непринятие, но схватилась за его руку, и она в этот раз гораздо крепче и реальнее всех тех мечтаний, которые Сейшу позволяла себе на протяжении нескольких лет. Разреветься готова, когда он резко разворачивает её к себе и, удержав её лицо ладонями, смотрит в глаза. — Я тебя тоже.***
В последние недели скрываться от него, от разговоров с ним, от его неуютной заботы, которой раньше сроду не бывало, от взглядов, звонков и сообщений, вошло в привычку. Она не думала, что самым сложным будет не признание, а попытки пережить последствия столь опрометчивого поступка, ведь теперь она толком и не знает, что ей следует делать. Вчера вечером он пригласил её погулять. Погулять — так и написал в сообщении. Написал ещё, что зайдёт. И даже зашёл — сначала стоял у её дома, звонил несколько раз, поднялся на этаж и постучал. А она радовалась, что родители работали, и дома она была одна — имела возможность сделать вид, что её нет. Потом, когда он всё-таки ушёл, она вдруг захотела вернуть время на несколько минут назад, лишь бы ответить ему — сказать, чтоб подождал, что ей только одеться нужно. Одеться… до чего же смешно. Ей надеть нечего — она в этом убедилась снова, стоя у раскрытого шкафа и видя то же, что и всегда — форму группировки, пару комплектов спортивной формы, джинсы и футболки для отсиживания часов на лекциях. У Сейшу вещи сложены на полках очень аккуратно. Даже ящик с бельём есть. С бельём и духами (которыми она, правда, так никогда и не пользовалась). Прямо как у девочки. Прямо как у красивой девочки. Подумать только, ведь Сейшу могла бы себя такой красивой и чувствовать, если бы пошла гулять с бывшим лучшим другом. Но она и подать-то себя не умеет, не умеет понравиться, привлечь, не умеет заигрывать в нужные моменты. Это всё не для неё. Не для такой, как она. Полночи она пролежала, гипнотизируя открытое на телефоне сообщение с приглашением и думала, что, позови её Хаджиме вот так, в четвёртом часу утра, она бы выскочила, не думая. Но он больше не позвал. — Такое ощущение, что ты меня избегаешь. Этого ей ещё не хватало. Хаджиме словно специально опоздывает на занятие, усаживается рядом с ней и принимается пытать своими неудобными расспросами, пока она старается вникнуть в то, что говорит преподаватель. — Не болтай. Я просто занята в последнее время. — Настолько занята, что вчера даже из дома выйти не могла? Она знала, что он спросит, и даже ответ подготовила: — Я работала весь вечер, меня дома не было. — Врёшь. Я видел тебя в окно. — Тебе показалось. Она низко склоняется над тетрадью и начинает быстро-быстро записывать за преподавателем, создавая иллюзию бурной работы, хотя сама ни слова не понимает. Хаджиме не унимается — осторожно отодвигает её волосы, как занавесь, и, пригнувшись ещё ниже, чтоб видеть её глаза, шёпчет: — Сейшу, ты ведь сама говорила, что важней дружбы нет ничего. Есть на самом деле, но я сейчас спорить не буду. Ты только скажи, мы ведь останемся друзьями, несмотря ни на что? Он не сказал грустно: «Давай останемся друзьями», он сказал: «Останемся друзьями, несмотря ни на что», и она внутренне ликует, потому что уверилась — он её принимает даже такую, стеснительную и отказавшуюся от прогулки, некрасивую и порой чересчур серьёзную. — Конечно. — Даже если будем в разных группировках? — Даже. — Даже если вдруг окажемся далеко друг от друга? — Даже. — Даже если кто-то из нас заболеет? — Даже. — Даже если нас специально будут пытаться разлучить? — Даже. — Даже если мы сами разосрёмся в пух и прах? — Даже. — Даже если переспим? — Даже. — Ну так давай. Она не может сдержаться, истерически усмехается — слишком громко, так что все в аудитории на неё оглядываются. Потом решает — ей послышалось, но, мельком глянув в лицо бывшего лучшего друга, понимает — он сказал то, что сказал, и теперь она на эту его глупость вроде как должна ответить. — Только не говори, что ты с конца списка решил начать.