Авангард

      Чонгук раздражённо и тяжело вздыхает, хватая Тэхёна ладонью за шею и притягивая к себе, лбом упираясь в висок Кима, на мгновение закатывая глаза от кайфа, ударившего в голову от воздействия наркотического вещества. Его горячее, обжигающее скулу и ухо дыхание вызывает табун мурашек по всему телу и откликается неудержимой дрожью в висках. Старший томно вздыхает и кладёт ладонь на грудь брюнета, но под действием кайфа промахивается, отчего рука соскальзывает и безвольно падает на гладкую поверхность софы. Что-то совершенно незнакомое и странное вызывает у светловолосого определённую долю притяжения и влечения к оппоненту. Какое-то необъяснимое желание. Парень пытается отмахнуться от таких неподходящих на данный момент и назойливых, раздражающих мыслей, но они, как раковая опухоль, начинают разрастаться от самой макушки по всему телу.       — Не раздражай меня, если хочешь спокойно добраться домой. — Чуть сжав шею светловолосого, шепчет ему на ухо Чонгук, всё ещё упираясь ему в висок лбом. — Это же просто шлюхи. Они наслаждаются этим. Чем грязнее их трогаешь, чем похабнее относишься к ним — тем больше это их заводит.       Вдруг, в совершенно неожиданный и внезапный момент в скулу рассеянного брюнета прилетает обжигающая пощёчина. Удивлённые, по большей части отрезвевшие, глаза старшего пронзают насквозь ненавистью и презрением, вынуждая замедлившееся до сих пор сердце внезапно ускорить пульс и пропустить пару ударов. Казалось бы, ничего обидного или задевающего самого Тэхёна в словах брюнета не наблюдается, но это лишь на первый взгляд. Ведь если задуматься и присмотреться к ситуации двух неприемлющих друг друга парней, один оказывается проданным собственными родителями подобно такой же эскортнице, также не имеющей выбора. Только вот Кима этого самого выбора лишают бесцеремонно и в открытую, не укрывая ни единой детали в тайне. А девушки, подобные тем, кто на данный момент составляет компанию парням, заманиваются в эту незыблемую клетку порока при помощи обмана и манипуляций. Малолетние эскортницы часто находят забавными, привносящими краски в их существование то самое недостижимое в обыденной жизни внимание, изобилие удовольствие и прибыль. Видимые лишь на поверхности привлекательные стороны такого рода жизни затуманивают их ещё не окрепшие, замутнённые разумы, вовлекая в неизбежную западню, из которой выбраться они смогут едва ли. Возможно, когда-то на исходе сил и лет, выброшенные на улицу, лежащие где-то в подворотне с кучей игольных проколов в венах от непонятно откуда взявшегося, непригодного для использования, но так необходимого прямо сейчас, шприца с разведённым опиумом*. Возможно, когда вся красота, молодость и жизнь из них будут высосаны. Возможно, когда потенциальным предметом эксплуатации они больше не смогут являться. Но не тогда, когда от них будет исходить такая манящая прибыль. Прибыль, которая точно также будет исходить и от Тэхёна, внезапно попавшего под удар неудержимой меркантильности. Прибыль, которая интересна Чонгуку, родителям Тэхёна и, возможно, даже самому Киму, но заставляющая губу нервно дёргаться каждый раз при упоминании этой самой прибыли. Янтарного цвета ирисы в глазах светловолосого отчасти опьяняют, завораживая собственным видом, но кроется в них открытая злость и ненависть, направленная в сторону безманерно и в какой-то степени грубо относившегося по отношению к девушкам, отвлёкшимся в немом испуге на внезапное действие парня.       — Хорошая попытка, кобылка. Но ты не раз уже пытался вывести меня из себя. Пора бы уже понять, что не получится.       — То есть, ты не ударишь меня в ответ? Значит, я могу сделать это столько раз, сколько захочу. — Практически выплёвывает через стиснутые зубы и замахивается повторно, целясь в чужую скулу, но терпит незыблемый крах, когда его запястье оказывается перехвачено крепкой хваткой.       — Это значит, что тебе лучше перестать проверять моё терпение на прочность, кобылка. — Чонгук хищно улыбается и, не планируя выпускать худощавое бледное запястье из ладони, притягивает за него парня ближе к себе, кладя руку к нему на шею и поглаживая самыми кончиками пальцев.       Его расширенные зрачки и дёргающийся время от времени кадык не вызывают в Тэхёне ни грамма доверия, а лишь неприятные и некомфортные ощущения. Младший из парней подаёт девушкам знак, махнув рукой, после чего обе окунаются в процесс и начинают медленными, нежными прикосновениями окутывать тела друг друга, чтобы испытать от этого хоть каплю удовольствия и убедить самих себя в успешности подобного рода жизни.       — Я не буду трогать тебя, но пообещай не сводить с них глаз. У нас осталось пятнадцать минут, — взгляд брюнета говорит все — такие бесполезные на данный момент — слова за него. Рука остаётся на запястье, а дистанция беспощадно укорачивается с каждой секундой. Притягательный завораживающий взгляд так и манит кивнуть и сделать всё, что его обладатель попросит без промедления и сомнений, однако Тэхён успел достаточно протрезветь, чтобы не поддаваться его влиянию.       — Один раз. И ты навсегда оставишь меня в покое. — Тэхён смотрит с неумолимой надеждой во взгляде.       — По рукам, кобылка. — Нагло ухмыляется парень, совершенно не осознавая своих собственных действий и слов, большим пальцем поглаживая чужой подбородок, подбираясь как змея, мягкими, нежными, совсем незаметными прикосновениями. — Смотри на них. Они получают удовольствие. Почему ты думаешь, что им это неприятно?       — Потому что я чувствую то же, что и они. Но они об этом не скажут. — Выдаёт бесхозно парень, после чего взгляд глаз напротив становится до одури осознанным, а прикосновения до сих пор приходящего в самоуверенном и приподнятом настроении парня робеют, после чего и вовсе пропадают.       Лишь неловкий, мальчишеский нашкодивший взгляд пронзает насквозь, будто бы воспоминания лавиной нахлынули на оказавшееся неготовым к этому сознание. Брюнет тяжело выдыхает, после чего глаза его, давно покрасневшие, пропитанные похотью, грязью и животным желанием, с расширенными из-за кайфа зрачками, разбегаются по разным уголкам тёмной, освещённой лишь неоновой подстветкой комнате. Неловкое молчание нагнетает с каждой секундой, в то время как парни ищут любые отходные от контакта друг с другом пути, в беспомощном как физическом, так и моральном состояниях, пытаясь скрыть от дури учащённые пульсы и замутнённые разумы. Кажется, задеть друг друга оказалось для них так легко.       Тем временем, расслабившиеся при коммуникации друг с другом и разогревшиеся девушки начинают показывать имеющиеся в их экстравагантном арсенале умения. Ева стягивает лямку топа Нэнси, и последняя легко её отдаёт с плеча, после чего Ева проходится губами по этому самому плечу. Брюнетка в маске отзывается тихим томным стоном, застревающем у неё в гортани, и гладит ласковыми движениями шею оппонентки.       — Ты же в курсе...? Это у меня впервые. С девушкой, — совсем тихо, неловким и стеснительным тоном выдаёт Нэнси, избавляясь от всей былой спеси и надуманной самоуверенности. Она надеется на понимание на данный момент партнёрши, научившейся тому, через что предстоит пройти ей самой.       — Просто доверься мне и получай удовольствие. Я знаю, что ты чувствуешь, — отодвинув тыльной стороной ладони длинные тёмные волосы темноволосой девушки, шепчет горячим шёпотом Ева в ухо, на котором красуется подарок постоянного клиента совсем недавно вступившей во взрослую и «успешную» жизнь девушки. Дорогие бриллиантовые серьги из белого золота.       «Вот цена твоей молодости...» — Проносятся потоком мысли в голове Тэхёна, практически из-под век, наблюдающего за происходящим и замечающего блестящее украшение на ухе девушки в маске.       Тяжелеющие бесконтрольно веки ненароком с каждой секундой начинают опускаться всё ниже, но не прекращают попыток дать отпор внезапному желанию погрузиться в сон. Несмотря на сказанные Тэхёном ранее слова про его собственное нежелание лицезреть происходящее в данной комнате, он не имеет права позволить себе потерять контроль полностью и отдать своё тело во власть похотливого и безответственного брюнета. Светловолосый медленно оборачивается головой в сторону не подающего никаких признаков жизни брюнета и наблюдает за тем, как младший, из-под самых ресниц, разглядывает каждый изгиб женских тел, следит за каждым вздохом и движением, но всё также остаётся в напряжении из-за присутствия светловолосого.       Нэнси осторожно, на пробу, подаётся вперёд, сталкиваясь собственными губами с принадлежащими Еве, умело руководящей процессом и направляющей девушку в маске в нужном направлении. Палец, накрашенный чёрным блестящим лаком, обводит ореол девичьего соска через глянцевый топ, выбивая из покрасневших от поцелуев с красной помадой губ лёгкий стон и нетерпеливый выдох. Нэнси же, в свою очередь, заводит руки за спину девушки в чёрном бюстгальтере и находит застёжку, которая легко поддаётся паре ловких движений и отстёгивается, открывая вид на женскую грудь. Круги, плавающие в помутневшем зрении Тэхёна, не позволяют разглядеть обстановку в достаточной мере, и единственное, на что у него получается опираться — на ощущения. А ощущения убийственные, дурманящие терпким ароматом бергамота, тяжёлого мужского одеколона и сладких, терпких, женских духов, которые не способны перекрыть тот самый мускусный аромат, уже въевшийся в лёгкие и в сознание. Парень повторно оборачивается в сторону затихшего брюнета, взгляд которого, на удивление, сфокусирован определённо точно не на девушках, создающих шоу для долгожданных зрителей, а на его, Тэхёна, шее. На шее, на которой отбивается неконтролируемый пульс, также, как и в груди. На шее, которая в следующий миг оказывается украшена слегка багроватым оттенком влажного следа губ. Губы Чонгука шершавые, холодные и требовательные. Губы Чонгука очерчивают пару узоров на дрожащей, также как и всё тело её обладателя, коже шеи. Губы Чонгука произносят:       — Теперь ты пахнешь не настолько отвратно.       Губы Чонгука слишком быстро покидают горячую, тонкую, бледную шею Тэхёна.       Также быстро, как и Тэхён, осмотревший обстановку, увидевший происходящее и выбежавший за дверь без лишних слов, оставляя девушек и своего на сегодняшний вечер оппонента в конфузе.