и все идет к тому, что он воссияет
как восходящее солнце развеет тьму
и ты будешь там
и ты будешь тем
кто не побоится взглянуть в глаза
не ослеплен светом
♫ Alai Oli — Парламент птиц
Сады Ирмо дышали покоем и сонной негой, шорох листьев и звон ручьев создавал дивную убаюкивающую мелодию, и подобно колыбельной звучал голос Эстэ, устроившей голову Нессы на своих коленях. Она перебирала волосы оленьей девы, успокаивающе гладила, и говорила-говорила-говорила — много чего говорила. Тихо, мелодично, вкрадчиво — словно это шепчут травы. Все пройдет, Несса. Все будет хорошо, Несса. Ты утешишься, ты забудешь, ты справишься. Смотри, как сверкают солнечные лучи… …как сверкали солнечные лучи на стали его меча… Несса зажмурилась так, что защемило веки. Утешение Эстэ не помогало — она не могла забыть, у нее не получалось забыть. Непонятно, что такого особенного было в этом человеке, но он стал для нее особенным. Уже стал, хотя Йаванна утверждала, что еще не поздно — было поздно. Что она наделала? Она же не влюбилась с первого взгляда. Он — да, она — нет. Она позволила себе увлечься, заинтересоваться, и поддалась чувству, на которое не имела права. Не знала, что не имеет, не знала, что так важна Арде. Могла бы понимать: мир состоит из мелочей, из сотни мельчайших деталей мозаики, забрать одну — и картина не будет полной, изменится, перестроится, но прежней не станет. Когда Мелькор выбрал путь зла, они потеряли Альмарен, после — Светильники и Древа. Когда Аулэ нарушил закон, они приобрели гномов, которых не было в первоначальном замысле отца. Несса не делала ничего столь масштабного и не шла против законов Эру, но… но она замечала, что пение соловьев изменилось, что в Предвечные Дни они пели иначе, и не только в Предвечные Дни. До тех пор, пока не ушла из Средиземья овдовевшая Мелиан, унеся с собой радость соловьев и былую утреннюю лесную свежесть. С ее уходом Средиземье окончательно утратило благодать Амана — а Мелиан была всего лишь майа, и любила она эльфа, и не простого, а одного из первых королей тэлери, рожденного еще у вод Куивинэн. Несса же была на ступень выше Мелиан, а Боромир — на много ступеней ниже Эльвэ. И все же… В людях Нессу привлекало много большее, чем в эльдар. Эльдар она хорошо знала, для нее они были почти тем же самым, что айнур, лишь не способными творить разумных существ своими руками и помыслами. Эльдар обладали сравнимой с айнур мудростью, и точно так же были привязаны к Арде и потому почти бессмертны. Эльдар совершали ошибки, но у них было время их исправить. Люди же… эдайн… они не имели ни столько времени, ни стольких знаний. Их не забрали под свое крыло валар, оставив наедине с миром — наедине с Мелькором, чья ложь извратила многих, создав тех, кого ныне звали истерлингами, харадцами, варьягами, балхот и назгул. Лишь некоторые не поддались злу и выбрали иной путь, и даже после Нуменорской катастрофы не все они отступились от Эру. Они упрямо тянулись к свету — сквозь все преграды и тернии. Боромир сам победил тьму, которую заронило в него Кольцо. Несса могла только остановить разрастание зерна тьмы, но не вырвать его из фэа гондорца. Он без чужого участия сделал это, вымыв росток Саурона слезами и кровью. Где-то он сражался. Где-то они все сражались, а валар, как всегда, бездействовали. Зачем они нужны здесь, зачем их зовут богами, если они не делают ничего? Что они сделали, когда погиб Финвэ? Что они сделали, когда из Ангбанда ползла чума? Когда все живое замерзало в дни великой Зимы? Когда пали первые королевства людей? Когда разрушили Гондолин и Нарготронд? Они оставили вместо себя истари — и что толку? Где они, эти истари? Кто-то отступился, кто-то ушел в неведомые дали, кто-то сам обратился во зло. Прямо сейчас судьбу Арды решали вовсе не валар и не эльдар, прячущиеся в своих владениях под магическими завесами. Прямо сейчас судьбу всего мира, который они создали песней, решали люди. Слабые, смертные, Вторые. Что, если фэа Боромира уже в Чертогах Безвременья? — Хватит! — вскочила Несса с колен Эстэ. — Не помогает! Не поможет! Ничего не поможет! — она закрыла лицо руками. — Ты даже не пытаешься, — возразила Эстэ, мягко обнимая ее за плечи. Несса стряхнула ее руки. — Да, я даже не пытаюсь, потому что не поможет! — Несса… — вывести из себя Эстэ было невозможно. Всегда спокойная, всегда тихая, она несла в себе утешение и потому сама не умела ни злиться, ни грустить, ни бурно радоваться. Эстэ была воплощением покоя — и потому спорить с ней было гораздо труднее, чем с Йаванной и Вардой, которые умели сердиться, поддаваясь эмоциям. — Несса, дорогая… — Прекрати! Отпусти, — оленья дева снова вырвалась из ее рук, поднимаясь на ноги. — Сейчас меня успокоит только одно. Отведи меня к палантиру, я хочу увидеть… их, — «его», проглотила Несса, но Эстэ поняла и так, с сомнением поджав губы и все еще не двигаясь, так и сидя на траве. — Пожалуйста, — взмолилась Несса. — Я хочу знать, чем закончится война. Только знать, и все. Потом я утешусь… наверное… Но если я не буду знать, я не утешусь никогда. В тишине запел черный дрозд, издавая переливчатые трели. — Ты права, — подумав, молвила Эстэ. — Иди. Почти бегом Несса бросилась прочь от нее, на бегу исчезая из садов Лориэна, чтобы оказаться на Тол Эрессеа, на самом верху белоснежной башни — и увидеть собравшихся вокруг Главного камня всех остальных валар. Глаза Варды сердито сверкали, Йаванна кусала губы, Оромэ и Тулкас нервно переступали с ноги на ногу — воинам, привыкшим к битве, было сложно оставаться лишь наблюдателями. Увидев Нессу, они ничего не сказали — Варда метнула быстрый взгляд на Манвэ, Манвэ кивнул, Оромэ шагнул в сторону, дав сестре подойти ближе. Встав рядом с ним, Несса всмотрелась в палантир. — Хельмова Падь, — сказал Оромэ. — Паршиво у них идут дела, — мрачно проворчал Тулкас. Воины оборонялись. Орки бросались на них лавинами, накатывали, как волны, бились о ворота, падали под стрелами, но не сдавались, ведомые волей своего властелина. Несса всмотрелась ближе, увидела Арагорна — будущий король взмахивал Андрилом, и лезвие меча казалось сияющим. Увидела Гимли, яростно рубящего врагов топором, Леголаса, сосредоточенно пускающего стрелы… Боромира. Его меч не сиял так, как у Арагорна, но разил мордорских тварей не хуже. Приглядевшись еще ближе, валиэ поняла, что губы гондорца шевелятся. «Несса», — шептал он. «Несса, Несса, Несса». Ворота пали под натиском. Крепость Хорне окружили со всех сторон, и теперь врагам мешали прорваться лишь завал из камней и бревен. — Они же погибнут, — прошептала Вана, озвучив мысли всех валар. — Нет, — Несса вздрогнула. — Нет, они… — Я слышал, они говорят, что Хорне никогда не уступал силе, когда его защищали люди, — Оромэ приобнял одной рукой за плечи жену, другой — сестру. — У них есть надежда. — А у них есть ползучий огонь из Ортханка, — Тулкас хотел сплюнуть, но посмотрел на Варду и сдержался. — Твари, — зло проронила Владычица Звезд. — Какие же они твари. Рухнула часть стены, взметнулось вверх пламя вперемешку с дымом, и орки прорвались внутрь, вынуждая защитников крепости отступить к пещерам. Арагорн устало опирался на Андрил. У Леголаса осталась только одна стрела, но и та вонзилась в горло орку, который бросился на короля. — Где Олорин? — спросила Несса. — Где пастыри? Почему они не пришли на помощь? Йаванна! — Если ты думаешь, что я приказала им оставаться на месте… — Королева Земли сдвинула брови. — Ты плохо обо мне думаешь, Несса. Я передала Олорину через осанвэ, чтобы энтов вел он. — И где они тогда? — Наверное, совещаются, — Йаванна пожала плечами. — Они это любят. — Совещаются? Ты серьезно? — вспыхнула Несса. — Я и так делаю все! — вскричала старшая валиэ. — Я отправила в бой своих детей! Рано или поздно они придут под орочьи ятаганы! — Там уже гибнут дети нашего отца и Аулэ! Почему-то насчет них ты не переживаешь! — А ты переживаешь только за одного! — Хватит, — Манвэ заговорил тихо, но его голос прозвучал громче любого крика. — Йаванна не лжет, Несса. Энты придут, но они не могут идти сами, кто-то должен направлять их, и это будет Олорин. Ты же, Кементари, — он бросил на Йаванну недовольный взгляд, — постарайся быть сдержаннее. — Я?.. — возмутилась она. — Смотрите лучше на него, — Манвэ кивнул на Палантир, туда, где на крепостных стенах стоял Арагорн, и орочьи стрелы летели в него градом, но все пролетали мимо. Внизу бесновались орки, харадцы и прочие малознакомые Нессе прислужники Саурона. — В него не попадают, — сощурился Оромэ. — Целятся, но мажут. Манвэ?.. — Это не моя воля, — спокойно ответил король валар. — Моя, — Варда выпрямилась. — Это моя воля. Пока я здесь и пока я королева звезд — в него не попадут. За него попросили, — объяснила она. — Попросила дочь любимого мною Дома Финвэ, та, что зовется Вечерней Звездой. — В него-то не попадут, — потер подбородок Тулкас, — а воротам скоро конец. — Воротам, но не ему, — словно в подтверждение сказанного Вардой арка обрушилась за спиной ушедшего прочь Арагорна. Несса закусила щеку изнутри: почему Варда прямо говорит, что покровительствует смертному, и почему ей можно, и никто против этого не возражает? Потому что она — Варда Элентари? Потому, что ее попросили? Потому, что у нее к Арагорну нет никаких личных чувств? Нет, решила Несса, в Боромира тоже не попадет ни одна орочья стрела. Ни в него, ни в Леголаса, ни в Гимли, хотя гнома она здесь и не видела. …и Боромира не видела, поняла валиэ. Они сосредоточились на Арагорне, и если золотые волосы принца синдар Несса могла различить, то гондорец куда-то пропал. Она стиснула руку Оромэ, впиваясь пальцами в запястье брата — у смертного от такой хватки остались бы синяки, но Вала Охотник не повел и бровью, сам увлеченный происходящим. — Что-то происходит, — прошептал он. — Что-то… сейчас! Земля дрогнула там, далеко, в ином измерении, но Несса крепче вцепилась в Оромэ, словно Тол Эрессеа тоже задрожал под ее ногами. Оглушительно зазвучал рог — внезапно, величественно и звонко, этот звук вынуждал слуг Мордора зажимать уши и падать ничком, а в людей вселял радость и воодушевление. — Рог Хельма, — пробормотал до сих пор молчавший Ульмо. — Нет, — сказал Аулэ. — Рог Гондора, — четко произнес Намо. — Это последняя война Теодена, короля Рохана. — И последнее, что у них осталось, — Тулкас провел ладонью по лицу. Эстэ, появившаяся из воздуха только сейчас, встала рядом с Ирмо. — Не последнее! — Несса подпрыгнула на месте. — Не последнее! Смотрите! — она была готова расцеловать Йаванну: Королева Земли не соврала. Войско защитников Ворот Хельма во главе с Теоденом и Арагорном встретилось с войском энтов, которое вели Олорин и некий пока незнакомый Нессе человек. Остатки сил Изенгарда были загнаны в угол. — До рассвета не доживет ни одна мордорская тварь, — подытожил Оромэ. — Но потом… — Несса вопросительно взглянула на Манвэ. — Я не знаю, — просто сказал тот. — Никто из нас не знает. Эту часть замысла отец нам не раскрыл. Отец… какая-то мысль все это время вертелась у Нессы в голове, и вдруг все встало на свои места, сложилось, озарив ее сознание, как взошедшее солнце озарило берега реки. Отец. Эру. Олорин рассказывал, что видел его, говорил с ним… значит ли это, что?.. — Манвэ, — подала голос Несса. — Отец здесь? Наш отец здесь? Он спустился в Арду из Пустоты? — Несса, — предупреждающе начала Йаванна, предчувствуя недоброе. Манвэ кивнул. — Здесь. Оромэ вовремя поймал метнувшуюся к выходу сестру за руку, и вырваться у него она бы не смогла, сколько бы ни пыталась. Йаванна расширила глаза. Эстэ с Вайрэ переглянулись. — Ты хочешь пойти к отцу? — спросила Варда — то ли угрожающе, то ли нет. — Это уже переходит все границы! — всплеснула руками Йаванна. — Беспокоить отца по пустякам… Мы слишком много позволяли тебе, Несса. — Созовите Маханаксар! — она вздернула подбородок. — Решайте на Совете… как будто это помогало, — горько добавила Несса. — Как будто это когда-то помогало. Но вы великие, да? Вы боги? — Мы, — уточнила дотошная Вайрэ. — Нет, именно вы! Что вы сделали для спасения Детей Эру? — Как ты смеешь обвинять нас? — вспыхнула Йаванна. — Мы создали Арду… — Да, создали! Бездушные скалы, звезды, воды и деревья! Но что вы сделали для живых? Для спасения жизней? Защитили эльдар от Мелькора в Войне Сил? А потом? Забрали их на Аман, где им не стоило находиться! Впустили к ним Врага! Допустили их гибель! — Мы учили их! — Йаванна пылала гневом, но другие валар молчали, не одергивая младшую. Оромэ все еще держал ее, но и он не вступал в спор. — О да, учили, и что теперь? Вы не защищали их! Вы учили их ремеслам, охоте и пению, и где все они, те, кто был вашими учениками? Они в Чертогах Мандоса или бесплотные тени Безвременья! А люди? Их вы бросили! Вы отвернулись от них задолго до Падения Нуменора! Разве вы, всемогущие, спасли чью-то жизнь? Хотя бы одну? — Несса, достаточно, — сказал Оромэ, но звучал его голос неуверенно. — Нет, не достаточно! Вы снова будете только смотреть! Отпустите меня к отцу, я имею право говорить с ним, я такое же дитя Эру, как все вы, я тоже пела в Айнулиндалэ, я тоже валиэ! Пустите! — Несса дернулась, умоляюще посмотрев на брата. — И что ты скажешь ему? — спросила Варда. — Что просишь разрешения стать смертной? Что валиэр станет на одну меньше? Он не разрешит, Несса. Мы — баланс. Когда не стало Мелькора, мы стали балансом. Семь владык и семь владычиц… — Я уйду с ней! — неожиданно прогрохотал Ульмо. Несса шокированно распахнула глаза — меньше всего она ожидала поддержки от Владыки Вод, с которым никогда не была близка. — Что ты несешь, Ульмо? — раздраженно спросила Йаванна. — Что значит — ты уйдешь? — Если нужен баланс, и если отец разрешит — я уйду с ней, — Ульмо шагнул вперед, подходя к Нессе и становясь рядом. — Тогда останутся шестеро владык и шестеро владычиц. — И пересохнут все воды! — крылья носа Йаванны раздулись. — Не все. Оссэ и Уинэн… — Твои майа и потому их поддерживает твоя сила, — Манвэ потер переносицу. — Прекратите. Никто из нас не может стать смертным. Спускаясь в Арду, мы привязали себя к этому миру. Души эльдар и наугрим уходят в Чертоги Намо. Души людей — в неизвестность, ибо это их Дар. Не нам менять замысел отца. — Тогда пустите меня к нему! Пусть он сам скажет мне, что нельзя! Пусть скажет Эру, а не вы! — Несса дернула руку, но Оромэ не разжал пальцы. Варда и Манвэ переглянулись. Владыка Ветров проронил: — Давайте голосовать. — Я против, — первой сказала Йаванна. — Я тоже, — проговорил вслед за женой Аулэ. — Прости, Несса, но я, как никто другой, знаю, каково идти против воли Илуватара. — И я против, — сказал Ирмо. — Ты все равно ничего не добьешься. — Я против, — поддержала мужа Эстэ. — Только зря потревожишь отца и саму себя. — Я за! — пискнула Вана. — Дайте ей хотя бы поговорить с Эру! — Я против! — повысил голос Оромэ. Несса вскинула на него ланьи глаза, глядя так, будто он ее ударил — брат всегда поддерживал ее, заступался за нее, выгораживал ее, и вдруг… — Прости, Несса, но я не готов тебя потерять, — сказал Вала Охотник. — Ты моя единственная сестра, и если ты покинешь меня… — Я за, — пробасил Тулкас, перебивая его. — Пусть поговорит с отцом. — Я за, — коротко сказал Ульмо. — Я за, — проговорила Вайрэ. — Каждый должен встречать свою судьбу лицом к лицу. — Я против, — Ниэнна сложила руки на груди. — Ты будешь плакать, Несса, и я буду плакать вместе с тобой, и вновь настанет время Печали, только уже навечно. Пятеро против, четверо за. Несса с беспомощной надеждой взглянула на Варду, Манвэ и Намо — но уже понимала, что надеяться не на что. Даже если Владыка Ветров, обычно милосердный, сдастся и разрешит, то Варда и Намо — никогда. Ей придется смириться и сдаться, остаться в садах Эстэ и ждать, пока печаль уйдет из ее фэа — если уйдет. — Я за, — внезапно произнесла Варда. — Что? — хором ахнули валиэр. Валар шокированно переглянулись — Владычица Звезд впервые разрешала кому-то вольность. — Как бы мне ни не хотелось это признавать, — скривила губы Варда, — Несса права. Мы ничего не делаем. Получается, она единственная за две Эпохи, кто помог хотя бы одному мыслящему созданию в Арде. — Я тоже за, — Манвэ усмехнулся краем губ. — Да и решать не мне. Не нам. Отцу. Все взгляды устремились на Намо Мандоса; перевесили голоса «за», но все равно слово Вала Судьи должно было стать решающим. Судьбы решал он, а не Манвэ Сулимо, и пророчествам его подчинялись все. Намо невозмутимо стряхнул невидимую пылинку со своего черного плаща. — Я за, — сказал он. — Вы спорите о том, что уже решено. Решено не нами. Лето не покинет этот мир, но зацветет пышнее… — Воистину! — раздавшийся голос был громче Рога Хельма и теплее солнечных лучей. Сияние озарило башню, окутало, как объятия, охватило фэа радостью и покоем. Несса замерла, не решаясь обернуться, видя отражение собственного одновременного счастливого испуга на лицах других валар — даже Манвэ и Варда вдруг показались не теми грозными владыками, а восторженными детьми. — Aiya! — поприветствовал их Эру Илуватар. — Ты хотела о чем-то поговорить со мной, дитя мое? Его рука легла на плечо Нессы, и Оромэ отступил в сторону. Оленья дева затрепетала — хотела увидеть отца, добивалась встречи с ним, ради этого была готова ссориться со всеми валар, а когда он сам пришел к ней и сам предложил поговорить — растерялась. То ли кинуться обнимать его, то ли упасть ему в ноги с мольбой о прощении. — Несса, — Эру развернул ее к себе лицом; она повиновалась, как тряпичная кукла. — Ты что, боишься меня? У него было очень доброе лицо. Глаза цвета то неба, то молодой листвы, волосы то золотые, то серебристые. Он менялся, он не был одинаковым, Несса не смогла бы описать или зарисовать его внешность, но он был добрым и веселым, и от него исходила веселая сила… Боромир говорил ей о том же, чувствовал от нее ту же силу. Эру невозможно было бояться. — Atarinya, — всхлипнула Несса. — Ну, ну, тихо, — Эру привлек ее к себе, обнимая, и сделал знак остальным, чтобы те оставили их. Ни словом не возразив, валар исчезли один за другим — последней башню на Тол Эрессеа покинула Йаванна. — Посмотрим вместе? — предложил Эру, подводя Нессу к палантиру. Битва закончилась вместе с ночью. Олорин и Теоден собирали войско в поход к Изенгарду, раненые залечивали раны, уцелевшие хоронили павших. Арагорн и Леголас не получили серьезных повреждений; Несса увидела Гимли — гном был жив, хотя с перевязанной головой. Боромир тоже был жив и цел, но ни с кем не разговаривал. — Это он? — спросил Эру. — Тот смертный, который завоевал сердце моей дочери? — Да, — Несса смутилась. — Atar, я знаю, насколько это… — «плохо»? «неправильно»? «глупо»? Она не могла подобрать слово. — Неожиданно, — вместо нее закончил отец. — Очень неожиданно. Но в этом же вся прелесть! — Что? — опешила Несса. Она была уверена, что Эру ее отругает, что заговорит с ней так же грозно, как с Мелькором, когда тот создал Диссонанс, или как с Аулэ, когда тот дал жизнь гномам, но Эру не был сердит. Он широко улыбался. — Я создал вас, — он заправил локон за ухо Нессы. — И я создал их. В Арде я не создал лишь тот народ, — Эру указал в сторону что-то возбужденно рассказывающего Леголасу Гимли. — И тот, — он небрежно махнул рукой в сторону орочьих трупов. — А также не я создал земную твердь, огонь и лед, растения и животных, скалы и ветра, сны и смерть, слезы и радость. Их создали вы. — По твоему замыслу, — возразила Несса. — Да, но также каждый из вас вкладывал в Айнулиндалэ что-то свое. И ты тоже, верно? Какой была твоя задумка, yendenya? Когда ты пела в хоре айнур, каким ты видела мир? Несса задумалась. Это было так давно и одновременно — совсем недавно, словно вчера. У нее не было тела, но уже тогда она любила оленей, и уже тогда была летним ветром, несущим аромат диких трав. — Я видела его… свободным, — медленно заговорила она. — Счастливым. Легким, как пух, но крепким, как сталь. В этом мире твои дети любили друг друга и смеялись, танцевали на лугах, плели венки и не знали горя. — Да, — кивнул Эру. — Это был бы хороший мир. Совсем не похожий на тот, что сейчас, верно? — Верно, — Несса вернула взгляд к палантиру. Незнакомый ей воин, пришедший вместе с Олорином, отпускал пленных дунгарцев — с условием, что те помогут хоронить павших и дадут клятву более не переходить Изен вооруженными, чем изумлял дикарей, считавших, что в плену их ждет мучительная смерть. Разрывая землю, чтобы опустить туда недавних врагов, они выглядели печальными; какой-то дунгарец, склонившись, ладонью закрыл распахнутые мертвые глаза воина из рохиррим. — Люди, — мягко сказал Эру. — Они слабее эльфов, но, знаешь, Несса, они… в чем-то сильнее них. У них есть то, чего нет у моих Первых Детей. Это, — он снова заулыбался, — Знаешь, что это? Слабость. — Они сильнее, потому что у них есть слабость? — удивилась Несса. — Да, дитя, поэтому… Они рождены слабыми, и потому должны становиться сильнее и мудрее. Они знают, что не проживут в мире долго, и потому спешат его менять. Они умеют забывать и сочувствовать… и любить. Эльфы тоже все это могут, но эльфам мешает их собственное могущество. Они становятся излишне самоуверенны и горды. Представь себе на месте Теодена Феанора. Или Тингола. Они не стали бы верить рабу Сарумана, но и не слушали бы Олорина. Теоден же — слушал. Феанор, создав Сильмариллы, сам поддался гордыне, а Боромир сам преодолел злое влияние Кольца. — То есть, люди лучше эльфов? — Несса недоверчиво сощурилась. — Нет, не лучше и не хуже. Они другие. В чем-то они превосходят друг друга, в чем-то — отстают. А еще — люди получили мой Дар. Посреди поля возвышались два кургана — под одним покоились рохиррим, под другим — воины Вестфолда. Арагорн бросил горсть земли на могилу Хамы. — Смерть? — спросила Несса. — Это их Дар? — Нет, не смерть, а свобода. Их фэа покинули Арду. Даже я не знаю, куда они отправились… но, понимаешь, yendenya? Несса покачала головой. — Они могут выбирать, — сказал Эру. — Погибнув — они могут выбирать. И, взглянув вслед всадникам, едущим в проход меж расступившимися энтами Фангорна, он весомо добавил: — Но лишь погибнув.