***
Не самые благоприятные условия для проживания в целом. Тут даже не при чём ребёнок, который здесь вынужденно находился. Старый маленький одноэтажный дом, в котором даже не закончили ремонт, оставив добрую половину стен голыми. Оранжевая краска, которую нанесли в спешке и решили, что на этом можно и закончить, выглядела всё ещё яркой. Дом казался бы лучше, если бы не ленивый хозяин. Окна не протирались очень давно, плотные шторы внутри дома только подчёркивали грязные пятна. А вот дверь была относительно новой. Наверное, потому что старая держалась на одной петле, и они еле как выдерживали собачий холод. Пройдя мимо почтового ящика, который трескался от неоплаченных счетов и гневных писем соседей, Эррор зашёл в дом. Стучаться не было нужно, это был, считай, почти его дом. — Эррор, наконец-то, — послышался раздражённый голос его знакомого. Эррор сразу почувствовал запах яичницы. Причём неприятный, наверное, яйца были тухлые. Огромная комната, поделённая на две зоны, кухню и гостиную, за пару месяцев не изменилась, хоть тот обещал купить новый диван, ведь старый давно протёрся и ужасно скрипел. Было душно и жарко, Эррор и без очков видел слой пыли на бумажном столике, который был завален журналами, письменными принадлежностями и пустыми бутылками. Несмотря на то, что оба жили на зарплату преподавателя физики и химии (а зарплата в академии была довольно хорошая – половина тратилась на выпивку), они всё же смогли приобрести неплохую плазму. Вряд ли Проф купил её себе, плазма была ему просто не нужна, а дочь могла от него отстать и залипнуть на несколько часов, смотря каких-нибудь феечек. — Проходи. Эррор разулся, обув уже подготовленные комнатные тапочки красного цвета, и прошёл в соседнюю комнату, которая была отделена одной стеной от гостиной. Он считал такую планировку дома ублюдской. Весь запах с кухни перемещается в гостиную. Ладно, если он был хотя бы приятным, но это всегда было что-то горелое. Соседние две комнаты были личной комнатой Сёркит и ванной. Дом маленький, но Эррор мог признать, что если тут провести генеральную уборку, то будет довольно уютно. Кухня была как у старой домохозяйки. Все кастрюли и сковородки были на плите, еле мытые. — Ты хотя бы полы вымыл, — полы — не худшее, что здесь было. Самым ужасным он считал разбитое окно, которое было прикрыто плотной картонкой, — тут крысы сдохнут. За столом сидела Сёркит, играя с плюшевым динозавром. В следующем году она пойдет в первый класс, взрослая совсем. И, как обычно, она была вся растрёпанная, хоть и чистая. Ванную она вообще обожала принимать. Её кудрявые чёрные волосы так и просили, чтобы их заплели, но это было маловероятно. Всегда ходила босая, хоть тапки у неё имелись. Отвратительно. — Не утрируй, Блекберри. — Очень раздражающая манера речи. Хозяин дома будто специально повышал тембр голоса, когда у того он был низкий до такой степени, что можно было детей пугать. К тому же, с его порванной одеждой его можно было перепутать с бомжом. Хоть они и не были богаты, но средств на новую одежду и небольшой ремонт было бы точно достаточно, если бы не алкоголь. — Фу, блять, фу! Не с-смей так меня хоть раз ещё назвать. — От резко накатившего раздражения голос подрагивал. Это тупое прозвище просто выворачивало наизнанку. Любое упоминание о его бывшем друге оставляло отвратительное ощущение. Будто говна поел. Нет, серьёзно. Первое время он даже брал больничный, чтобы не присутствовать на занятиях, ибо видеть эту самодовольную рожу Эррор не мог. Такого предательства он ему простить не сможет. «Помнишь, что он тогда сказал?» «Я тебя ненавижу» — Да, жаль, ваш дуэт с Блуберри распался. Знаешь, он… — Завались, — слушать об этом комке лицемерия Эррор не хотел. Ему было уже давно плевать, с кем этот гондон общается и как у него дела с уроками, — держи. — Сёркит тянула к нему руки, но он отдал ей шоколадку, вместо объятий. Та знала про его фобию, но ей было откровенно всё равно на его просьбы отойти. — Так, жду объяснений. Эррор облокотился о стену, смотря на Профа. Тот был под копирку своей дочери, что внешне, что по долбоебизму. Оба не знают границ приличия, болтают без остановки и обожают женщин. Чёрный цвет практически всегда присутствует в их одежде, как и было сейчас. Ему некуда было присесть, стул на кухне был всего один, и принадлежал он одной. Для Эррора и Профа был свободен только диван. Последний выкладывал яичницу на тарелку, соскребая её со сковородки. На самом деле это было не так плохо, если не есть. — Нужно уладить кое-какое дельце с твоим отцом. — Проф поставил блюдо возле Сёркит, погладив её по голове. — Всё, что касается его, касается и меня. — Эррора интересовала жизнь приёмного отца. Он хотел бы узнать его побольше, но сам же отец не шёл на контакт. Был холоден к нему и отвечал односложно. Спрашивается, зачем тогда Проф его усыновил? Но Эррор обманывал себя, утверждая, что тот сильно устал или просто не в настроении. Всё же он даже к Фрешу, казалось бы, родному сыну, относился с пренебрежением. Учитывая их различия, напрашивался вывод, что тот тоже был приёмный. Было бы забавно. — Тогда Гастер всё сам расскажет. — Притворившись дураком, Проф с улыбкой вышел в коридор. Начал спешно собираться, выпивая на дорожку. — Деньги на тумбочке, в спальне. — Конечно, Эррор не собирался сидеть с девчонкой бесплатно, но эта сумма вряд ли покроет затраты даже на шоколад. Наверное, он просто благодетель. — Ладно, пиздуй. — Махнув на него рукой, Эррор отвернулся, направляясь к Сёркит. Он всё-таки вымоет полы, дышать невозможно. — Я вернусь через пару часов. — Попрощавшись, Проф закрыл за собой дверь. Эррор вернулся на кухню, где Сёркит уже доедала обед. Она, если помягче сказать, была немного не в себе. Вот и сейчас можно было пронаблюдать за тем, как в уже проделанную дырку в области рта плюшевого динозавра она впихивала еду. Из-за этого все её игрушки буквально были гнилыми изнутри. После нашествия тараканов, от которых они не могли избавиться около пяти месяцев, Проф был вынужден покупать ей новые игрушки, выкидывая испорченные. Её обучать невозможно, она не изменится. — Нет, нет, — Сёркит, отодвинув тарелку от себя, собиралась встать из-за стола, — так дела не делаются. Иди и вымой посуду. — Не хотелось, чтобы и она стала такой свиньёй, как её отец. Если пропивший физик не мог обеспечить нормальное воспитание дочери, то Эррор хотя бы мог попытаться. — Но Эррор, папа никогда не моет посуду. — Потупив взгляд в пол, та отвернулась к тарелке. С таким родителем ей рано придётся жить самостоятельно, если вообще не в ближайшее время. — Поэтому вы и живёте чёрт-те как, — Эррор никогда не скрывал своего отношения к Профу. Сколько бы он ему добра не делал, тот оставался омерзительным человеком. Никто не идеален, это верно, но его поступки невозможно было оправдать. На прошлой неделе, например, он, выпивший, разбил окна соседям. — Возьми и вымой, здесь уже свинарник. Сёркит цокнула языком, закатив глаза, но просьбу выполнила. Обязательно всем видом показывая, что недовольна, делая резкие движения и чуть не разбивая из-за этого тарелку. Эррор еле сдерживался, чтобы не повысить на неё голос за такое поведение. Может, даже треснуть по затылку. «Маленьких детей легко убивать. Они же слабые. Достаточно легко надавить на шею, как они уже замертво падают» Детей терпеть сложно. Особенно таких, как Сёркит. Обделённые отпрыски, которые обречены жить как их родители-наркоманы или пьяницы. Они ничего в жизни хорошего не видели и не представляли другого. Единственное, на что Эррор мог надеяться, что она не возьмётся за бутылку раньше времени. Как бы он ни старался себя переубедить, что она всего лишь ребенок и нужно просто больше времени и сил для её воспитания, таковых у него просто не было — ненавистное чувство к детям только прогрессировало. Заставить себя полюбить кого-то было просто невозможно. Закончив с мытьём посуды, она направилась в гостиную, включив на всю громкость телевизор. Но это хотя бы было терпимо, может, Эррору тоже было интересно послушать про силу дружбы каких-то животных. Если верить Профу, ему недолго быть здесь. За пару часов он сможет вымыть всю грязную посуду, прочистить столешницы от жира и, возможно, успеть протереть полы.***
— Эррор! — резкий панический крик издался из гостиной. Эррор всё ещё пытался отскрести налёт с газовой печи, все руки измазались в жиру, мыле. Он уже пожалел много раз, что взялся за это дело. Думал, что за отложенное ему время успел бы переделать кучу дел, но он помыл только пару тарелок с кружками. А крик его отвлёк, пришлось идти к Сёркит. — Что такое, малая? — Перед Эррором предстала такая картина: на полу лежала вспоротая туша хомяка, возле неё судорожно плакала Сёркит. Слёз не было, просто девочка старалась показать, что она расстроена. Трясущиеся плечи, широко открытые глаза — можно было подумать, что девочка действительно напугана. Он же только закатил глаза и тяжело вздохнул. Опять та же песня. — Кто-то убил Мистера Шустрика! — эта старая её игра. Когда приходил Эррор, Сёркит любила играть в детективов. Цель: найти убийцу. Обычно жертвами оказывались мыши или рыбы. Где она их находила, он даже знать не хотел. Перед этим нужно было обязательно выпотрошить тушу, оставив вокруг нее кишки, кровь и слизь — это обязательное условие игры, которое ничем не объяснялось. Она даже не вытерла руки от крови. — Нужно узнать, кто это сделал! — Это ты. — Ответил Эррор, слегка наклонившись к ней, собираясь уходить. — Конечно нет! Это сделал кто-то другой. Нужно найти его и наказать. — Сёркит, вытирая руки об майку, побежала в свою комнату. До неё это была комната Профа, но он переехал в гостиную, чтобы у неё было «личное пространство». Заботливый, что аж тошно. Эррор безразлично смотрел на тушу. Не то чтобы он так уж часто видел трупы животных, ему было просто всё равно. На одного больше, на одного меньше. И без неё животных убивают каждый день толпами. Долго ждать не пришлось, и из комнаты вышла Сёркит. — Господин Эррор, — она подбежала к Эррору и протянула маленький блокнот с ручкой, — нам нужно узнать, кто же убийца Мистера Шустрика. С нами будет помощник Мистер Клык! — Она продемонстрировала динозавра, на котором красовался бумажный цилиндр. Сёркит же надела сверху чёрную толстовку и нарисовала под носом усы. Эррор взял блокнот, тот был уже наполовину исписан каракулями. — Ладно, хер с тобой. Всё равно я задолбался отмывать вашу грязь. — Эррор прикрыл глаза и присел на диван. Опираясь локтями на колени, он готовился к шоу. В доме уже стоял запах крови, что раздражало. Она небольшой лужицей растеклась под хомяком, впитываясь в ковёр, противно даже смотреть. Вообще, он не прочь сейчас поспать. Слишком вымотался за сегодняшний день, а сейчас только обед. — Итак, что тут у нас? — Сёркит говорила от лица своей игрушки, делая голос грубее. — Труп уже совсем холодный, значит, его убили давно! Возможно, неделю назад или даже две. — Полное охлаждение трупа наступает за время от восьми до тридцати шести часов, — констатировал факт Эррор. И неважно, что это правило не работало на хомяках. Играя в блокноте в крестики-нолики с Блицем и Дарком, он облокотился на мягкую ручку дивана. Это и то веселей, чем слушать очередную историю наркомана, которого застрелила бывшая жена или утопил отчим. Разные причины смерти можно придумать. — Эээ, да, верно! Значит, убийца не мог уйти слишком далеко!***
— Ничего не сходится! — Эррор был уже готов убить себя. Хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не слышать этот бред. Прошла целая вечность, голова гудела от бесконечного галдежа со стороны Сёркит. — Мистера Шустрика убили возле стриптиз-бара. Его сестра, Миссис Зефирка, — она положила другую тушу хомяка возле дивана, ещё не распотрошённую, — в это время танцевала на пилоне. Отец был в своём замке, который находится в клетке, развлекался с любовницей. Свидетелей нет. Улик нет. Друзья его ничего не знают. — Дело закрыто. — Это могло быть и весело, если бы не её непрекращающийся словесный поток. Она пересказывала какие-то цитаты из фильмов и комментировала каждое своё действие. Тишина наступала только когда та отвлекалась на туалет. А Эррор проигрывал Бли́цу со счётом 8:4, Дарку же 10:3. «У тебя полностью отсутствует стратегическое мышление» — А вы мне на что, — пробубнил Эррор себе под нос. — Нельзя это так оставлять! Миссис Дымка очень обеспокоена смертью своего мужа! — она была отличной актрисой. Возможно, если она причешется, накрасится и отрастит грудь, то таковой и станет когда-нибудь. — А ты проверяла его тело? Может, он сам себя зарезал во время белой горячки, — это не редкость у наркоманов, а Мистер Шустрик был таким, — сходи за инструментами, там, нож, тарелка, салфетки. Нужно провести осмотр. — Сёркит, услышав это, радостно побежала на кухню. Эррор откровенно задолбался выслушивать историю дешёвого детективчика. Написав на листочке «наркотик» и «пакет наркотика», он сунул первую в тушу убитого, другую решил наугад указать пальцем на виновника. Попался его лучший друг. — Тебе бы стоило искать друзей получше. «Ты серьёзно решил подыграть? Ты-то?» Когда Сёркит вернулась, надев одноразовые перчатки и маску, принялась ножом отделять органы друг от друга. Делала она это аккуратно. Вырезала желудок, положила на тарелку и даже подписала соответствующе. Много времени не потребовалось, чтобы найти записку Эррора, та возбуждённо втянула воздух. — Эррор, смотри! — она протянула в его сторону мокрую бумажку. — Это улика! Мы сдвинулись с мёртвой точки. Возможно, Мистера Шустрика накачали или он просто не рассчитал дозы. А ножевое ранение, похоже, было для отвлечения внимания! — Сёркит чуть ли не прыгала от счастья. Радостно визжа, судорожно поместила бумажку в кулёк. — А кто его поставщик? — Она поняла намёк и начала осматривать все собранные за время игры игрушки. Записку нашла под игрушкой кролика. — Ах! Это сделал его лучший друг, Мистер Ушко! — Дело закрыто, — повторил Эррор и уже умиротворённо прикрыл веки, принимая горизонтальное положение. Запах постепенно гниющего тела уже врос в стены, можно и привыкнуть к этой вони, но не желательно. — Теперь время суда! — Да блять. — Но суду не суждено было состояться. В дом буквально ворвался Проф, резко открыв дверь, впуская чистый прохладный воздух. Сам же, осмотрев гостиную, упал на колени. Его руки дрожали, а тело билось в судорогах. — Ты, сука, издеваешься? Ты сам сказал, что не будешь пить! Сёркит подбежала к своему отцу, поглаживая его по спине. Она не была напугана, это было обычное дело для него. Но сегодня что-то было не так. Тот сгорбился, тяжело дыша. Из открытого рта текли слюни вперемешку с кровью. Проф был ужасно пьян. Как и каждый день, в принципе, но сейчас он выглядел как загнанная лошадь. Под алкоголем он был обычно весел, сейчас же был испуган и напряжён. Проф приподнял голову, уставившись на Эррора. Сначала это можно было списать на обыкновенный пьяный бред: перебрал немного, с ним это регулярно случалось каждые четыре-пять дней. Но сейчас было совсем не так. Проф смотрел осознанно, сквозь пьяную пелену он чётко видел его. Взгляд неоднозначный, будто незнакомца увидел в своём доме. Оглядев гостя, тот рассмеялся. Смех был не пьяным, он был сумасшедшим. Проф заливался смехом, закатывал глаза, дрожал. Было непривычно страшно, действительно ощущался ужас. Эррор уже и позабыл это чувство, когда беспокоишься за свою жизнь. За километр он чувствовал опасность, словно подбитое животное, которое скончаться нормально не может и при удобном случае утащит за собой. — Что ты такое? — голос срывался на крик. — Что ты, блять, сделал?! — Ты о чём? — Эррор уже встал с дивана, но не решался подойти. Учащённое сердцебиение заглушало мысли, давление било в виски. Он ничего не понимал. Что он сделал не так? В чём его могут обвинять? Он сам стал переживать больше за себя, чем за Профа. Эррор старался смотреть на него, но это было невозможно. Эти глаза словно прожигали в тебе дырку — чувствовались все грехи сразу. В голове слышались глухие крики, произносящиеся будто издалека. Их было много, и каждый говорил что-то своё. Но хозяин дома снова рассмеялся и полностью лёг на пол, слегка поворачиваясь на бок, чтобы тот видел своего гостя. — Твой отец, — голос стал более спокойным, но дурацкая улыбка не ушла, — меня уволил. — Блять. — Это было паршиво. Слова Профа слегка прояснили ситуацию, стало даже немного легче. Проф обеспечивает своей зарплатой дочь и себя. Потеряв работу, за которую платили хотя бы так, что можно было обеспечить алкоголика, ребёнка и полузаброшенный дом... Им придётся очень туго. Сёркит не смела и слова вставить, переваривая информацию и с ужасом осознавая, что это конец. К его головной боли в виде пьяного мужчины добавился звонкий плач ребёнка. — Я поговорю с ним. — Не стоит, — Проф начал постепенно провалиться в сон, — он не изменит своего решения. И в этом виноват только ты, — последнее предложение он пропел по слогам, издеваясь над совестью Эррора. Сёркит тихо всхлипывала, прижавшись к телу отца. Ситуация –пиздец. Второй раз за день Эррора поставили в тупик, он не знал, что делать, что сказать. Его обвинили в увольнении, когда он ничего против Профа не делал. Конечно, блять, это било по самолюбию. Даже очень. Сейчас он понял это как никогда. Он не справлялся со всем грузом, которые накидали на него друзья и родственники. Он никогда и не справлялся хорошо. Подавить свою агрессию, поставить себя на место другого, поддержать… Это было невозможно терпеть. «Ты для них никто» — А я что, блять, сделал? — Нужно остановиться. — Я, сука, всё это время твою дочь развлекал, — только их чокнутая семья давала возможность переключиться сходящему с ума от одиночества Эррору, — я, блять, ни одного хуёвого слова про тебя отцу не говорил! — Хотел почувствовать, каково иметь нормальную семью? — И я не виноват, что ты полное уёбище и пьяница, который не может остановиться даже, сука, ради собственной дочери! — Тошнота то ли от голода, то ли от противоречивых мыслей резко подкатила, заставляя его отступить к стене. «Бесполезно» Ребёнок плакал, пьяный хозяин лежал в луже собственной крови. Голова кружилась от перевозбуждения. В чём, блять, его проблема? Всё было хорошо, практически идиллия, но должно, просто обязано было всё в итоге пойти по одному месту. Эррор не любил ссор, недопонимания – это отнимало много сил. Но сам не мог себя перебороть и проявить сдержанность. Пустословные обвинения в его сторону о собственных невзгодах его откровенно достали. Нужно уходить, здесь ему уже не рады и никогда больше не будут. Вычеркнуть этих двоих из жизни. Забыть. Сглотнув подкатившую тошноту, он подошёл к Профу, всё же держась на расстоянии. Адреналин немного опустил, осталась только жалость к их семье, которой теперь нужно выживать. Голод, страх, ненависть — всё вперемешку. Голова кружится. Наверное, стоит поддержать Сёркит? — Справишься? — Она только слегка кивнула, не отрываясь от спины родителя. Что ж, первый шаг сделан. Сёркит на самом деле сильная девочка, точно не пропадет. — Я сделаю всё, что смогу.***
Эррор сидел на скамейке у академии с тлеющей сигаретой в руках. Никотин давал немного расслабиться и опустить дерьмовость недавнего инцидента. Сейчас можно немного отдохнуть от всего этого. Уже темнело, возле Академии остались только те студенты, которые были преданы своему делу и оставались здесь дольше. Многие предпочитали улицу. Оно и понятно, ведь коридоры пропитаны запахами растворителей, масел и каких-нибудь химических веществ. Общее между художниками и химиками — это отвратительный запах своих же препаратов или красок. Эррор решил остаться здесь ненадолго. Совсем немного провести здесь времени, подышать свежим воздухом, прикрыв глаза. «Тебе стоит задуматься о своём положении. Оно довольно херовое» — Что с ним не так? — самое время поговорить со своими чертями в голове. Доктора поставили ему диагноз — шизофрения. Практически все симптомы совпадали, но, немного сильнее углубившись в эту болезнь, Эррор понял, что это не совсем она, возможно, и не она вовсе. Голоса приобрели образ, имели свой характер, даже имя, они знали то, о чём он сам не ведал. У Блица и Дарка были совершенно разные характеры, но оба жаждали одного — свести Эррора с ума, чтобы тот смог покончить со страданиями их обоих. Они убеждали, что реальны и мучаются, оставаясь в его теле. Просят, требуют, умоляют, чтобы он наконец-то покончил со всем этим. Они всегда с ним. «Что ты пытаешься доказать, выполняя любую прихоть своих так называемых друзей?» — Чего, блять? Это-то тут причём? Они как люди. Живые люди, которые вынуждены делить разум в одном теле. Это немного пугало. Но сейчас он чувствовал только раздражение. Собственные мысли путались с их голосами, из-за этого Эррор всегда говорит дерзко и необдуманно. Что чувствует, то и говорит, без утайки. Возможно, слишком грубо, но если люди такие мудаки, их нужно жалеть что ли? «Ты ищешь в них поддержки, хах. Ну и как, получил? Каждый ищет в тебе только выгоду. Наркодилер, сиделка, жилетка, пациент — это все твои должности, которые тебе присвоили. Хочешь поиграть в семью, счастливую и беззаботную жизнь? Пожалуйста. Вот только эта иллюзия тебя не спасёт» — Дарк, не совсем то время, когда стоит включать режим психолога. — От усталости хочется выть. Всё тело ломило, любое движение отзывалось колкой болью. «Мы имеем в виду, что выход у нас один» Вдохнув холодный воздух, Эррор обратил своё внимание на небо. Сигарета всё ещё горела во рту, но уже не использовалась по назначению. Самое худшее, что он осознавал, что всё было так. Почему он не может просто поговорить о своих проблемах? О гнетущих мыслях? Просто о погоде, в конце концов? Он не может обойтись без агрессии, криков и оскорблений. Голоса затихли, теперь можно было бы немного поразмыслить о случившемся. Может быть, только в теории, Эррор был слишком предвзят к другим. Иногда можно из них выдавить какие-либо полезные слова. Но потом им опять что-то от него требовалось. Почему, блять, ни дня нельзя прожить без наркоты? Почему он должен терпеть неуважительное отношение к нему? Почему он должен забыть предательство? Почему? «Все врут, Эррор. Конечно, все притворяются. Им нужны только твои услуги, не ты сам» Чёрт.***
— Меня как будто изнасиловали. — Голова всё ещё болела, а за окном тихо начинал капать дождь. Эррор уже пару часов находился дома. За это время он практически ничего не сделал: съел яблоко, прочитал новости в группе академии, на фоне слушая телевизор. Вся гостиная была в тёмно-зелёных, холодных оттенках, интерьер в стиле лофт был приятен глазу. Потолки в доме были довольно высокие, грубая отделка и довольно стильная мебель, ну, если следить за модой интерьера. Единственное, что его смущало, это большие окна. Любой мог, если захотел бы, подглядеть, чем занимаются два подростка, пока отца нет на месте. Эррора всегда преследовало чувство, что он каждому в этом мире нужен и каждый должен лично на него посмотреть. Неважно, кто это, он всем нужен, от незнакомца до президента. — Да ладно, братишка. Это же не самый твой худший день? Помнишь, когда отец нас познакомил? Ты меня выкинул в реку, закидывая камнями, забавно, да? — Фреш не мог без своих саркастичных шуток. Вечно он таким был. Конечно, Эррор знал его всего пять лет. Но он был уверен, что до него Фреш всем тут вынес мозг. Благо он сидел на диване, когда тот находился подальше от него за барной стойкой, и можно было лишний раз не смотреть на его физиономию. Их гостиная была самой просторной комнатой, куда решили запихнуть всё, что могло влезть, в том числе никому не нужные напольные часы. Тем более, в отличие от приятной обстановки всего дома, брат предпочитал яркую одежду в стиле восьмидесятых, что выводило Эррора из себя ещё сильнее. «Конченый хипстер» «Нам нужно убить его» И отвечать на его бредни совершенно не хотелось. Но этого старший брат не терпел. Он обожал действовать на нервы, выводить на истинные эмоции, узнавать, на что способен человек. Фреш – конченый манипулятор и провокатор, никогда не заботящийся о чувствах других, да и сам не проявляющий признаков хоть каких-то эмоций. В смысле, нормальных. Всё для него – шутка. — Жаль, что не вышло. — Именно! Отвратительный день для тебя, а? — Каждый день, проведённый вместе с Фрешем, был для него пыткой. Его шутки про шлюх и тупые каламбуры смешны только для таких же, как он. Тот обзавелся внушительной компанией, с которой проводил всё своё время. После их совместной вечеринки, которую устроил Фреш, когда отец уехал и обещал не возвращаться до утра, Эррор познакомился со всеми, и те не отличались от этого паразита. — Что, хотя бы случилось? — Тебе действительно интересно, или тебе заняться нечем? — Братишка, конечно интересно. Мы же семья. — Последнее слово служило триггером для Эррора. У него больше шансов быть семьёй даже с трупом, нежели с Фрешем. Казалось, что он действительно питался эмоциями людей, поэтому и старался нажать на все рычаги. — Завали ебало, блять, никакая мы не семья! — В его голову кинули стеклянную тарелку, послышался звон, который перерос в острую боль на затылке. — Эй, мы не выражаемся в этом доме! Сколько мне, блять, об этом говорить? — при попытках установить цензуру в доме Фреш сам не следит за своими словами и действиями. Эррор старался сдержаться, честно. Он, наверное, лучшее, что есть в этом наглухо забытом городишке. Он думал о других, об их самочувствии, правда. Инка он не убил, даже сделал себе хуже, отдав наркотик. На отца лишний взгляд не кинул. Реду плохого слова не сказал. Он же всё делал правильно. Он прекрасно справлялся со своей ролью, правда же? «Но это переходит все границы» — Ты меня, сука, заебал. — Эррор вскочил с дивана и решительно направился к брату. А ведь пару минут назад можно было бы сказать, что у них всё в порядке. Брат интересовался, как прошёл день, второй послал, всё же было как обычно. — И что? Врежешь мне? Валяй. — Фреш вышел из-за барной стойки, расправив руки, не отходя от неё. Это невыносимые манипуляции. Эррор терпеть не мог прикосновения, а его брат только и жаждал этого, чтобы он переступил через страх, боль и, хоть и под предлогом драки, но коснулся его. Любое прикосновение обдавало то жаром, то холодом, могло дойти и до панической атаки. Но во время драки это как-то само собой забывалось. Не обращаешь внимания ни на свою боль, ни на чувства, когда единственная мысль — придушить этого конченого мудака. Адреналин просто перекрывает все страхи и боль. Это была последняя капля. Замахнувшись, он ударил прямо в нос противника, возможно, сломав его. Эррор был загнан, отдышка, как будто после бега, не давала анализировать произошедшее. Всё, что он видел перед собой, это то, как брат лежит на полу, сжимая окровавленный нос. Его трясло изнутри. Всё тело не слушалось. Только и хотелось, что рвать и метать, кричать, но ком в горле не давал и слова сказать. Опустившись на одно колено, он сжал горло брата. Точно так же, как ещё несколько часов назад хотел свернуть шею Инку. Постепенно сжимал сильнее, перекрывая воздух. «Убей его» Такими темпами его действительно можно было задушить, и всё. Тот что-то невнятно мычал, зажмуривая глаза. Крови было много, она текла вниз по подбородку и красила разноцветную майку отвратительными пятнами, на полу остались её брызги от кашля. Это не первая их перепалка, и далеко не последняя. Эррор всегда выходил из неё победителем, если это можно было назвать победой, ведь Фреш не менялся и даже не просил прощения. Горло сжали, нос был сломан, а этот ублюдок всё ещё улыбался. — Убьёшь меня? — сумасшедшая, издевательская улыбка только подливала масла в огонь. Такие люди просто не должны существовать в этом мире. Есть только два варианта: придушить гада или убиться самому. За их недолгий зрительный контакт ладонь Эррора уже была покрыта кровью. «Чёрт, как хорошо. Ты чувствуешь это?» Своими пальцами он будто пытался пролезть под кожу, что, несомненно, приносило адскую боль старшему брату. По ощущениям, кожа начала рваться, а снизу только и было слышно тихий скулёж. Пульсация крови чувствовалась как нельзя точно. — Что ты сейчас чувствуешь? — Как только он умудряется сохранить улыбку? Так ещё и дерзить в таком положении? Когда-нибудь Эррор найдёт его мёртвым за каким-нибудь баром. Такие люди долго не живут. — Завались. — Ещё немного, и можно сломать кадык. Тогда крови и криков будет ещё больше. А он всё улыбался, не давая себе расслабиться. Ни крика, ни слёз, ни мольбы о помощи. Как же Эррора бесили подхалимы. Фреш даже не испытывал страха. Либо он круглосуточно под кайфом, либо действительно аморальный урод. Когда хватка на руке Эррора ослабла, он всё-таки отпустил брата, отходя подальше. Бедный родственник стал судорожно вдыхать воздух, буквально давясь им. Перевернувшись на бок, он стал откашливать всё больше крови и слюней. Глаза покраснели и наливались слезами, хоть он и старался их сразу стереть предплечьем. Руки блуждали то по шее, то по полу. Завтра он увидит его в водолазке, которых стало в три раза больше после их первой «драки». А жаль, всегда хотелось насладиться результатом своих работ. Он уверен, что там будут огромные яркие синяки, которые так украшают шею. Хриплый стон начал докучать, поэтому он решил оставить его со своей болью. Пусть отдохнёт. На гнущихся ногах, поднимаясь по лестнице вверх, Эррор сразу повернул в ванную. Нагнувшись перед раковиной, он взглянул в отражение. Он не изменился. Он всё ещё Эррор, всё ещё студент второго курса и всё ещё агрессивен до крови. Ненасытное мерзкое животное, которое не может выучить команду «стоп». Если отец это заметит… Он потеряет единственного человека, к которому он питал что-то наподобие… Любви? Привязанности? Может быть, уважения. Он не мог подобрать нужные слова для этого чувства. Он не хотел его огорчать, не хотел бы, чтобы отец увидел его таким. Всё же, он вознёс на свои плечи огромную ответственность, усыновляя жестокого подростка. Нервы так и не отпускают. Руки дрожали, даже забылось, что при удушье они как никогда держались крепко. Кровь уже успела высохнуть, оставляя тонкую плёнку. Благо всё можно вымыть. Сейчас не ощущалось паники или же страха от недавнего прикосновения, будто ничего и не было. Просто хочется вымыться. Живот крутит от истошного голода. За сегодняшний день он съел только одну плитку шоколада и яблоко. Но аппетита совершенно не было, только ноющая боль. «Сегодня был воистину насыщенный день, отдохни» «Давай сегодня сошьём новую куклу? Это же успокаивает тебя, да?» Эррор сжал края раковины сильнее, до боли в пальцах. Почему он всё ещё жив при таком-то отношении ко всему живому? Его могли давно положить в лазарет или психбольницу. Но он здесь. Живёт в доме вместе с двумя людьми, которые ещё смеют говорить, что они семья. Если у них двоих и есть кровная связь, то он здесь совершенно чужой. Грёбаный Фреш, бесящий мудак. Бездушная оболочка человека, только и может, что подсасываться с вопросами, словно паразит. И пока всё в подробностях не расскажешь или не изобьёшь, он не оставит в покое. Его смерти он желал больше всего.***
Эррор скучающе перелистывал страницы дневника, про который он успел забыть в силу произошедших событий. Сначала, пролистав полностью весь дневник, он заметил, что рисунков здесь больше, чем текста. Не очень удобно, но что можно ожидать от художника? Последние страницы вообще служили скетчбуком. Они были изрисованы черепами, портретами различных людей и… Эм, обнажёнными телами? Эррор мог поклясться, что Ред блефовал, когда ставил на то, что Инк рисует порнографию, теперь даже обидно, что Эррор сам отказался от ставки. Что ж, у каждого свои увлечения, да? «Родители говорят, что я болен, но это не страшно» «Отцы сегодня ругались, обзывали друг друга плохими словами, а после папа ударил другого. Дрим сказал, что это плохо и грустно. Он даже чуть не заплакал, но я ничего не почувствовал» Почерк довольно несуразный, но написаны слова без ошибок. Даты не поставлены, поэтому оставалось только гадать в каком возрасте в этот период находился Инк. Каждая фраза отделялась друг от друга приличным расстоянием с заметно менявшимся почерком. «Сегодня мы с родителями, Дримом, Найтом и их родителями пошли в парк. Там было много аттракционов и разноцветных людей. Мне нравятся яркие цвета. Когда мы решили покататься на огромном колесе, меня стошнило. Это происходит, когда я волнуюсь, там было достаточно высоко, поэтому я переживал, что мы упадём» Дальше почерк был более разборчивым, но стал меньше настолько, что Эррору пришлось надеть очки. На самом деле, достаточно было включить свет в комнате, но ему всегда больше нравилось сидеть во мраке. Но чтобы окончательно не лишиться зрения, Эррор включил настольную лампу, направляя её на текст. «Когда я был младше, то думал, что ничем не отличаюсь от других. Думал, что моя «болезнь» — это простуда или грипп. Но, оказывается, я совсем не тот, кем себя представлял, кого из себя строил. Я это понял, когда любимый кот Дрима умер. Он был убит горем, когда я ничего не почувствовал. Могу ли я теперь назвать себя отвратительным человеком? Наверное. Дрим захлебывался слезами, Найт старался поддержать, обнимал и шептал нежности, когда я стоял и не знал, что делать. Плакать? Поддержать? Может, стоит уйти и не мешать? Я так стоял некоторое время, наблюдая за друзьями, потом пошёл на кухню, взял нож и порезал себе руку. Неглубоко, но чувствительно. Было больно, и слезы сами полились из глаз. Это был хороший шанс подойти к Дриму и также успокоить его, но в тот момент он был безутешен. Я пародировал Найта, говорил то, что говорил он, делал то же, что и он. Наверное, так и стоит делать, когда кому-то плохо. Я бы хотел написать, чтобы таких случаев не повторялось, ведь близкому человеку плохо, но мне всё равно» Жуть какая. Эррор считал, что бесчувственный человек намного страшнее жестокого или сумасшедшего. Это же просто ходячий труп, который отражал эмоции и действия рядом стоящего человека. Теперь понятно, почему Ред так сильного шарахается Инка и презирает. «Проходя мимо книжного магазина, я решил зайти туда, купить книгу по анатомии, но нашёл книгу анекдотов. Я решил её купить. Дрим говорит, что смешные люди больше имеют возможности на успех в отношении с другими, ведь всегда смогут поднять настроение» Эррор не думал, что выдержит хоть единую его шутку. А с каменным лицом его каламбуры, скорее всего, навевали только ужас. Исписано тут было не так много, но было уже довольно поздно, и глаза болели. Он сможет дочитать это в следующий раз.