Проводи меня до рая

...Дядюшка Анхель полностью подтвердил рассказ Гитаны о моем происхождении. - Да и что с того,  что ты нам не родная! Ты всегда будешь моей любимой племянницей, даже если оставишь нас... Впрочем,  я порою всерьёз подумываю над тем, чтобы женить на тебе одного из моих сыновей... Что думаешь,  малышка? Дядя Анхель добродушно улыбнулся,  так, что я не поняла, шутит он или говорит серьёзно и залилась густой краской. - Матушка Гитана... Она подарила мне амулет невинности... - с трудом преодолевая стыд объяснила я. - Он поможет мне найти родную мать... - Эх, жаль, - расстроился он и, немного помолчав, добавил: - А вот тебе от меня ещё более действенный талисман,  на случай, если кто-то посмеет обидеть мою малышку... С этими словами цыганский герцог подарил мне маленький кинжал тонкой работы, который я всегда носила при себе на случай самообороны. Мой названный дядюшка сдержал свое обещание. Ведь он очень любил свою покойную сестру Гитану, и, как только её не стало, начал относиться ко мне с удвоенной заботой и поистине отеческой любовью. У меня в таборе было достаточно друзей и подружек, как я говорила раньше,  я была всеобщей любимицей, но самым близким существом на свете для меня все же стала хорошенькая белая козочка по имени Джали. Еще при жизни Гитаны я попросила дядюшку Анхеля подарить Джали мне, и с тех пор мы стали неразлучны. Джали стала для меня не просто питомицей, а любимой младшей сестренкой. Она была удивительно умной и доброй по характеру,  поэтому я обучила Джали многим фокусам, с которыми мы выступали на публике везде, где только появлялись. Должна признать, что моя мохнатая "сестричка" покоряла зрителей ничуть не меньше (а может,  даже больше, чем все мои песни и танцы), ведь её удивительные таланты вкупе с чудесной белой шубкой и позолоченными рожками никого не оставляли равнодушным. Впрочем,  мне не было обидно, и бремя нашей славы мы честно делили на двоих. *** В тот год наш табор остановился в Париже. Столица Франции очаровала меня своей красотой. Там было много замечательных зданий, разных людей и событий,  что было для меня очень интересно и необычно. Вскоре я узнала, что в этом городе,  кроме настоящего короля,  который правит целой Францией, есть ещё другой король - король Двора Чудес, шумного и оживленного места, где обосновалась беднота Парижа, а также воры, калеки, бродяги и прочие люди, которым не нашлось места в культурном обществе. Но во Дворе Чудес царили свои законы, порядки и даже своя (правда, довольно специфическая) романтика, а главным был их "правитель", как он гордо титуловал себя, "Король Алтынный". Его имя было Клопен Труйльфу. Это был довольно грубый и хитрый человек,  но в глубине души славный малый, чем-то даже похожий на моего дядюшку Анхеля. Когда я появилась в Париже, оказалось, что мой кинжал пришёлся очень кстати. Потому что находились те парни (в том числе, среди обителей Двора Чудес), в которых я помимо своей воли пробуждала не очень хорошие мысли. Но после того, как я объяснилась с ними на понятном им языке (даже не пуская в ход оружия, а лишь слегка погрозив им), от меня отстали. К чести короля Клопена, он отнёсся ко мне, как к родной дочери, и никому не давал в обиду. Обитатели Двора Чудес поначалу считали меня странной, потому что я была на них не похожа. Как правило, женщины там легко доступны - такова жизнь, но я, в случае чего, всегда ссылалась на свой амулет, так что мои приятели из Двора Чудес вскоре уяснили, что добиваться от меня чего-то бесполезно и смирились с этим фактом. Во-вторых,  вопреки распростаненному мнению о цыганках, я никогда никого не обманывала, не занималась гаданием и тем более колдовством. Мои друзья из Двора Чудес считали меня чем-то вроде святой, но святой я, конечно же,   не была. Я была обычной девушкой,  правда,  очень жизнерадостной и искренне хотела разделить эту радость со всем миром. Когда мы с Джали выступали, площадь бывала забита до отказа. Моя питомица радовала публику уморительными фокусами, а я красиво танцевала и пела песни. Песни были разные - из цыганского репертуара,  народные французские и испанские, а также те, которые я сочинила сама. Я часто  пела о любви, и хотя у меня ещё не было человека, к которому я могла бы обратиться,  но я пела о любви к солнцу, к миру, к жизни... И восторженные аплодисменты толпы радовали меня ничуть не меньше,  чем моя шляпка, доверху наполненная звонкими монетами... И в такие минуты я ощущала себя ни больше,  ни меньше  - принцессой парижской площади. И ничего, что я нередко возвращалась в свое бедное жилище усталой. Меня  не заботило и то, что моё платье, безыскусно  украшенное блёстками,  так бедно и дёшево. Ведь я - Эсмеральда - гордая принцесса парижской площади! *** Но было кое-что, что омрачало мою радость. В непосредственной близости от места моих выступлений находилась высокая Роландова башня, а в ней была мрачная зарешеченая каморка, которую люди презрительно называли Крысиная нора. Как я узнала позже от своих товарищей из Двора Чудес, в этой Крысиной норе в разное время жили несчастные женщины-затворницы, которые обрекали себя на добровольное заточение. Они горячо молились христианскому Богу и оплакивали свою горькую судьбу. Среди них были матери, потерявшие детей; безутешные вдовы; покинутые любовницы; и прочие женщины, которые не нашли в себе силы справиться с безмерным горем и потому заживо похоронили себя в этом жутком каменном мешке. Эта мрачная, но богоугодная с точки зрения правоверных христиан традиция имела свое начало. Как гласила городская легенда, за 300 лет до наших дней жила прекрасная и добрая девушка с красивым именем Роланда, и был у неё обожаемый отец - воин, в доблести и чести которому не было равных. Дочь и отец безмерно любили друг друга, но вынуждены были разлучиться - рыцарь отправился в крестовый поход, в далёкую страну, а его верная дочь осталась дома ждать его возвращения. Но он не вернулся - погиб на чужбине от рук злобных варваров. Узнав об этом, верная дочь раздала все богатство нищим, а сама затворилась в этой самой башне, которая носит теперь её имя. Всю оставшуюся жизнь (а это 20 долгих лет) Роланда провела в молитвах о почившем отце, пока не умерла сама, и они снова не воссоединись в новой жизни. Верную и любящую дочь люди сразу стали почитать за святую и, хотя официальная католическая церковь её не канонизировала, многие сердобольные католики утешались мыслью, что в Царстве Небесном к добровольной затворнице отнесутся лучше, чем в Риме, и довольствовались тем, что усердно молились за нее. Впоследствии славный подвиг любви и молитвы преданной Роланды вдохновил многих несчастных женщин последовать её примеру. В настоящее время обитательницей Крысиной норы была некая женщина, которую все звали сестрой Гудулой. Выглядела она устрашающе. Затворница не доедала, поэтому была худа, как скелет, и напоминала скорее Смерть, чем живую женщину, и ее седые волосы были растрепаны, а ее лицо безжалостно изрезано морщинами. На затворнице было грубое рубище, а добрые люди приносили ей воду и пищу. Что случилось с сестрой Гудулой, никто толком не знал. Говорили только, что случилась какая-то грустная история, связанная с ребёнком... Так или иначе, сестра Гудула всегда внушала мне огромный, почти мистический, ужас - и не только своим пугающим видом. Говорили, что она терпеть не может цыганок, и мне пришлось в полной мере изведать всю силу её ненависти. Едва я попадала в поле зрения страшной затворницы, она обрушивала на меня шквал ужасной брани и проклятий, хотя я не понимала, за что, ведь я не сделала ей ничего плохого... Один только звук голоса Гудулы заставлял меня дрожать всем телом, и я пыталась, по возможности, обходить её берлогу стороной... *** ... Тихими ночами, когда мне не спалось, я смотрела на звёздное небо, откуда за мной незримо наблюдала матушка Гитана, и мечтала о своей родной маме, которая ждёт меня где-то на этой огромной Земле... Я никогда не видела, но уже люблю ее... А когда найду, буду любить еще сильнее... Но что, если она уже меня забыла? Нет, она меня очень любит и ждёт (ведь матушка Гитана не могла ошибиться) и, может быть, даже горько плачет в разлуке со мной? Ну ничего, когда мы встретимся, я никогда больше не заставлю её плакать... Как же мы будем счастливы! Утопая в этих грезах, я, взрослая девушка, вдруг словно бы превращалась в маленькую девочку, оторванную от горячо любимой матери и потерявшуюся в этой жестокой жизни... Временами мне так не хватало её ласковых рук, что я доставала из амулета свою прелестную пинеточку, любовалась ею, иногда даже целовала её, представляя, что целую мамину руку... И я уже явственно чувствовала тепло этой родной руки. И пыталась представить образ мамы, её дорогое лицо. Ах, я пока никогда не видела её, но уже знаю, что она очень добрая, ласковая и, конечно же, красивая... Не то, что та злющая тётка из Крысиной норы!