***
Я не слышал грёз двух юных дворян, а свои уши и глаза я залепил плотным смородиновым дымом собственной сигариллы, предварительно подперев собственной спиной статуэтку пегаса с печальными глазами и пытаясь вспомнить, как выглядело ночное небо в ту ночь, когда мы с Табукой были вместе после долгой городской разлуки. Вспомнить не получалось - к лучшему или худшему, и я подумал о настоящем. Меньше, чем через месяц, выйдет срок моего барменского контракта, и тогда у меня будут возможности что-то поменять - опять же, к лучшему или худшему. Я мог бы продлить контракт, но ненадолго оставить поместье Сидиус и съездить повидать родителей и младшую сестру на круг Гнева - Лори быстро подрастает, и мне бы хотелось увидеть сестрёнку, невзирая на обстоятельства и последние воспоминания обо мне, вернувшемся с войны кем-то другим, страшным и незнакомым. Как давно меня не было дома? Само слово «дом» уже звучало для меня сухо и блёкло как лицо старой девы и имело смысл лишь четырёх стен и крыши, а не место, где тебя рады видеть. Семь лет, и уже скоро пойдёт восьмой год, как ты последний раз наступил копытом на жирный чернозём родного круга, где ты родился и вырос. Ночной воздух, свет звёзд, радость Октавии с Саргоном и вкус табака меня не утешали, хотя все они очень старались. Чувство одиночества и тоски внезапно застряли посередине моего горла - мне вдруг захотелось бросить все свои вещи и вернуться домой, снова увидеть родителей, брата с сестрой, старого Думузида, барона Румиса и вообще всех, кому я был небезразличен и кем я дорожил, прежде чем их потерять и трусливо оттолкнуть в собственных мыслях... «А Мурева и Стеллу ты так же бросишь? Октавию? Горничных? Я-то думал, что ты хотя бы немного мужчина». Похлопав пегаса по вытянутой морде, я снова слушал громкий шёпот двух влюблённых счастливцев, добродушное поскрипывание досок в беседке и тихую ругань цикад где-то через пару кустарников от себя. А ведь ещё совсем недавно я тоже был счастлив и думал, что если забуду о прошлом, то вновь обрету его, а если я действительно забыл, то почему сердцу не становится легче? К одиночеству можно привыкнуть, но только до того момента, когда ты не вспомнишь об этой паскуде заново и в разных её ипостасях: одиночество в холодной кровати, одиночество в тесных квартирных стенах, одиночество озлобленного разочарования, одиночество на дне пустого стакана, одиночество прошедшего, одиночество грядущего, одиночество пустого места без детской колыбели - смеющейся или плачущей. Стыд и совесть переплелись во мне воедино, и я сам уже не понимал, кто есть кто из этих двух столь похожих друг на друга нужных чувств. Я помнил как безумствовал после возвращения с фронта, но не помнил, с чем это было связано - какая-то часть меня укрыла этот мысленный кусок чёрной заплаткой и не пускала меня туда. Мне было стыдно за то, что от меня никто не отвернулся. Вообще никто. Меня никто не вышвырнул из своего круга общения, родители не отреклись от меня, хотя я считал, что опозорил их и сам вынес себе приговор длиной в семь лет одиночества среди переполненного Ада, а моими сокамерниками были бредовые идеи об исправлении безнадёжно сломанного прошлого и звуки жалобного плача моей невесты и наших с ней нерождённых детей. «Наших? Наших?! Какой ты им отец после этого!» Наверное, именно поэтому я и вернулся работать барменом, но моей работой было не только смешивание коктейлей, но и изменение жизненного пути и судьбы моего клиента по правильной ветке, и здесь не было никакого фокуса или трюка. Ведь стоило только проявить капельку внимания к сидящему за стойкой созданию, выслушать его и прочитать по лицу и глазам весь открытый нараспашку внутренний мир, со всем его богатством красок, тонов, узоров и граней, как ответ и совет «мудрого бармена» напрашивался сам собой. Да, я люблю адское население, всех и каждого - не безумно и безусловно, как родитель, но любил, и не понимал, почему мои посетители не могут заниматься тем же самым, ведь это же совершенно несложно. Дело ведь вовсе не в умении жонглировать бутылками, заставлять напиток менять цвет или вырезать фигурки из фруктов и льда - откройте глаза и уши, слушайте друг друга и научитесь слушать себя! Ад уже даёт вам прекрасное полотно для творчества, а краски в ваших руках, только и ждущие секунды, чтобы нарисовать нечто прекрасное и поделиться своей работой с другими! Но вы не бездарности - вы законченные лентяи. Вам интересно тонуть в собственных грехах и порочности, сосать алкоголь и глотать наркотики, пожирая глазами гибкие латексные фигуры, исполняющие пируэты вокруг шестов-пилонов. Да, неосознанно вы хотите прекрасного, вы требуете прекрасного от окружающих, но это единственная вещь в Аду, которую нельзя купить или продать: картины, оружие, женщины и автомобили лишь послужат пределом ваших представлений о прекрасном или конечной точкой ваших амбиций, а настоящая красота должна быть в душе, рождённая желанием улучшить себя самого и мир вокруг себя. Сдамся ли я? Конечно нет. Я могу дать фальшивое лекарство, пустышку, плацебо, бад, красивый мираж, оформленный в виде красочного коктейля и паре строчек логических рассуждений жизненного опыта - это то, что подсознательно желает каждый клиент питейного заведения, а я просто помогаю проглотить и усвоить эту простую истину. И посетителям это нравилось, они рекомендовали меня своим друзьям и друзьям друзей, потому что я помогал им не просто напиться, а почувствовать себя кем-то свободным и чистым, даже если они не понимали конкретных причин, почему мой коктейль нравится им больше, чем в соседнем баре, а моя картавость и ассиметрия лица кажутся привлекательными изюминками. Всё просто - красота и счастье. Безграничное детское счастье и очевидность советов: развратникам нужно переставать гулять налево, страшно кашляющим - курить, пьяницам - пить, но лишь предатель и трус никогда не перестанет бояться и предавать. И это нельзя исправить. Это до самой смерти. Сигарилла становилась всё меньше, как давление в барометре, я закончил размышлять и теперь позволял депрессии клевать себя, как стервятнику: одинокий грустный бес подпирает спиной одинокую грустную статую посреди тёмного чужого сада, а время жизни тем временем быстро утекает мимо, как молодой приток магматической речки. Впрочем, по отцовской линии в нашем роду всегда были какие-то странности и трудности в общении с противоположным полом, но тернистый путь всякий раз вознаграждался счастливой семейной жизнью. Ведь если даже мой дед Арман, которого я представлял себе как решительного, хладнокровного и бесстрашного солдата элитной терции адских легионов, позже выбранного на роль элитной охраны дипломатической миссии, каким-то образом сумел покорить сердце непорочной небесной незнакомки и вернуться обратно в Преисподнюю с вышитым женским платочком в кармане, длинным белоснежным пером за тульей широкополой шляпы и свитым под разбитым сердцем опустевшим любовным гнёздышком, то моя пропахшая женскими духами дорога протоптана копытами ещё только до середины - и то, при самом оптимистичном подходе. Мысли о прекрасном поле улетучились стаей напуганных летучих мышей, когда рядом со мной хрустнула ветка, а чёрная рука князя Гоэтии схватила меня за шею, отрывая от земли и лишая подруги-сигариллы, решившую расстаться с жизнью вслед за фонтанчиком сангрии. Мою гортань обвили невидимые колючие лозы, от кадыка до мозга поползло мерзкое и скользкое чувство страха. Обычно, я больше всего боялся ослепнуть, но сейчас моему рассудку хотелось визжать о сохранении голоса как самой величайшей ценности. Моё сердце неизменно призывало к молчанию, и я молчал, упрямо глядя во все четыре карминовых глаза Столаса, под ногами которого, как трусливая собачонка, прыгали гнойно-жёлтые глаза Бартоломью: нос старого беса больше напоминал переваренную и раздавленную картофелину. - Допрыгался, гадёныш! - тихо прошипел дворецкий и потряс в руке очередным донесением, которое, в сочетании с интонациями, могло с таким же успехом быть болотной мамбой. - Лурам, говори, - голос принца прозвучал церковным эхом откуда-то изнутри моего желудка; пульсирующие чёрным дымом красные колдовские глаза Столаса гипнотизировали меня, выворачивали шею сознанию, попирали каблуками силу воли и стойкость духа. Я боялся ходить за линию фронта и в тридцатый раз, но сейчас ужас был первородный, инстинктивный, вшитый куда-то в базовые функции моего головного жёсткого диска. - Что ты здесь делаешь и где моя дочь? На оба эти вопроса я не хотел отвечать, да и нужно ли было? От меня пока никто не требовал слов. Столас пока ещё рассматривал меня как какое-нибудь причудливое насекомое или растение, которое научилось менять окраску - я догадался, что князь всё ещё не настроен ко мне достаточно враждебно, чтобы просто выпотрошить мой мозг или принудить меня при помощи магии, а пока что белые зрачки-бусины демона трепетали как крылья бабочки, пытаясь прочесть на моём лице ответы на собственные вопросы. Я попытался шевельнуться, и Столас чуть усилил хватку, но я был готов расцеловать князя в обе щеки за причинённую боль - она сбросила с моего разума колдовство и позволяла мыслить здраво, а заодно осушила рот и язык прилип к нёбу. И всё-таки я заставил себя улыбнуться Столасу. Еле заметно, не вызывающе, но почтительно, давая понять, что я вполне владею собой и с нетерпением жду продолжения удушения. - Саргон! - из беседки сначала послышалось вполне отчётливое ухающее хихиканье, которое могло принадлежать только Сидиус-младшей, потом - громкое воркование и тихий хлопок надутых зобных перьев. Последним из звуков стало едва уловимое слухом шуршание, больше похожее на шелест ивовых ветвей. И этот звук может издать только одна вещь в мире - два нежно трущихся между собой клюва. - Октавия? - у Столаса от волнения сел голос, но окрепли ноги и прибавилась решительность. Магическое прикосновение всё ещё не позволяло мне даже шептать, а вырваться из чёрных пальцев я бы мог, лишь оставив голову на память князю - увы, последнее было неосуществимо ввиду прочности моей собственной шеи, которой в последнее время интересовались лишь мои бывшие, а теперь к их списку добавился и старый бес. Разница была лишь в том, что первые желали наложить на неё только губы или руки, а последний вписавшийся - свистящую петлю. От родившегося в голове меткого эпитета, подсказавшего следующее действие, мне вновь стало смешно - дышать я всё ещё мог и решил воспользоваться этой возможностью в полной мере. Словно прощаясь с Адом, я сильно взмахнул руками как взлетающий к солнцу Икар, набрал полную грудь воздуха, свернул язык так, что мне бы позавидовали все логопеды, и взорвал ночной воздух таким лихим свистом, что Столас выронил меня на землю от неожиданности и утратил концентрацию - никогда бы не подумал, что так буду рад возможности закричать посреди ночи. - Атас! Вассар! Атандра, пернатые! - последние три слова прозвучали неуместно смешно из-за моей картавости. Первым из беседки вылетел Саргон, успевший выкрикнуть что-то похожее на слова приветствия, после чего виконт одним рекордным прыжком перепрыгнул через кусты, а другим - перемахнул через забор имения. Вслед за ним вышла Октавия, закутанная в оставленный её спутником кожаный плащ - нетипичный элемент одежды превратил наследницу в совершенно незнакомую нам с принцем молодую демонессу. - Вия! - князь совсем забыл про меня и бросился к своей дочери, осматривая и вертя её в руках как любящая до ревности наседка. - Что с тобой? Кто это был?! Он делал тебе больно?! Вы с ним знакомы?! Ох, девочка моя! Он давал тебе что-нибудь пить?! Или предлагал сигареты? - Папа, это не то, что ты думаешь, - княжна залилась краской и посмотрела куда-то в сторону, ища на тёмной ночной траве правильные слова. Из чёрных густых волн головы Октавии любопытными рыбками показались серые пёрышки с рыжими носиками. - Мы просто разговаривали. Столас медленно моргнул несколько раз, приводя в движение шестерёнки внутри своей головы, и посмотрел на меня так, будто в тёмных кругах под моими глазами должны были содержаться ответы на вопросы мироздания. Всё, что я смог сделать, так это придать своему лицу выражение исполнительного и серьёзного идиота, который выполнит любое поручение, но совершенно не понимает, для чего это нужно. Сейчас, мне больше всего хотелось превратиться в какой-нибудь сигаретный окурок, чтобы Столас просто бросил меня и оставил на попечение слугам: чёрные брюки бы сыграли роль фильтра, белая рубашка - основу, а моя голова с седыми волосами и жёлтыми глазами идеально бы подошла в качестве тлеющего кончика с налипшим пеплом. Увы, но принц разгадал мою маскировку за секунду. - Тебе придётся очень многое объяснить, Лурам. Например, поджог кабинета Бартоломью и личность ночного гостя. - Пусть не курит в постели и пьёт валерьянку вместо граппы, - я бросил семена этой грубости через плечо, шагая обратно на рабочий пост со сложенными за спиной руками. Некоторые привычки остались с детства, разве что наказание будет куда страшнее порки или неприятного разговора. - А гостя я вообще вижу в первый раз. И не понимаю, о чём вы. - Скоро всё поймёшь, - мстительно прошептал Бартоломью, постаравшись пихнуть меня в спину изо всех сил. Судя по ощущениям, дряхлый старик убил муху на моём плече. - Шагай, мразь! Посмотрим, как ты запоёшь, когда о твоих художествах узнает леди Стелла? - Кстати, что вы скажете на пожар в вашей комнате? - любезно поинтересовался я, наклонив голову. - Это же кошмар что такое! Бартоломью выгнул спину - судя по всему, теперь все мои слова он будет воспринимать с одинаковой враждебностью, и за него ответил Столас. - Пожар обнаружил Игбус - если бы не он, то огонь бы распространился и дальше! - Этот идиот залил огонь водой, - злобно процедил Бартоломью, потирая свой опухший нос. - Все документы превратились в кашу. - Надеюсь, что они были не слишком важными, - я снова сострил и не без удовольствия отметил, что дворецкий утратил былой энтузиазм, прижал свиток поближе к себе как щит и отвернулся от меня. Мы оба знали, что было сожрано огнём. Званый ужин, как и любые другие адские мероприятия, закончился грязью и кровью. Весь главный зал превратился в одну большую мраморную тарелку, центр которой гордо заняла куча из лежащих, сидящих и пытающихся встать тел, больше похожих на один большой пёстрый бифштекс, об который сломало зубы ни одно поколение посетителей в попытке откусить хотя бы кусок от этой резиновой подмётки. Я шагал по осколкам битой посуды, погнутым вилкам, телам, парикам, клочкам одежды и чьих-то перьев с изяществом золотого ножа в руке дорогой мне аристократки, взирающей на меня со смесью любопытства и умиротворения - увы, последнее сменилось усталостью, когда Бартоломью вновь умудрился поразить меня собственной прытью и желанием отомстить. Скриип вытаскивал осколки разбитой бутылки из головы злобно рычащей Диаманды, прижимавшей к своей груди парик носферату как самое дорогое сокровище - сама Гретта с присущим ей спокойствием потягивала сваренный Муревом чай и лишь время от времени поглаживала себя по гладкой макушке. Хиоси всё так же беззвучно проползла мимо стойки черно-белым ручьём жизни, не обратив меня никакого внимания, словно меня и не существовало - с её точки зрения, так и было. Для неё любой момент жизни был каким-то важным философским уроком, а я просто любил окружающих и честно помогал им, стараясь не идти вразрез с собственными убеждениями. Иначе говоря, наши с ней отношения были обречены с того момента, как я переступил порог её офиса. Мурев не подвёл и проявил самостоятельность, работая с бочками, стаканами, льдом и собственными репликами как неутомимая машина, хотя его мандраж читался невооружённым глазом; бесёнок покрылся каплями влаги и трясся от копившихся внутри слов как бутылка шампанского, которую трясло по ухабам на пути к столу. Заглитта выглядывала из-за его плеча, как утёнок из-под пуха родной мамы, а нависший над ними колоссальный контур Короля Похоти выглядел дружелюбной лисой. - Эм, Лурам? - Мурев неотрывно смотрел в глаза Асмодею, но выдохнул с облегчением, заслышав моё приближение. Я пожал бесёнку плечо как товарищу, негласно забирая смену себе, и занял место жертвы на закланье. - Можешь посоветовать его величеству какое-нибудь... в смысле, самое лучшее газированное вино? - Своевременность, скорость, а главное - свежесть. Вот девиз любого уважающего себя и своих гостей бармена, повара, буфетчика... и просто рачительного хозяина, коим ты себя и проявляешь, юный мастер, - от похвалы Мурев, как и всегда, засмущался, Заглитта ободряюще постучала ему кулачком по плечу, а Асмодей улыбнулся и выдал трель низкого, грудного, но не зловещего смеха. Пока я искал бутылку, в груди опять шевельнулась невесёлая мысль о том, что мне единственному здесь нет места. - Тебя никто не обидел? - я спросил у Мурева. - Нет, - глаза бесёнка сверкнули лезвием навахи. - Один тип хотел схватить Заглитту, но я показал ему нож, и он тут же отстал. - Мальчик растёт мужчиной... А кстати, позвольте полюбопытствовать, - Асмодей задумчиво осмотрел этикетку белого полусухого «Geba Sable». - А почему вы решили нас так неожиданно оставить, уважаемый? Вы пропустили самое интересное, когда кровь и вино текут воедино... или вы не любите насилие? - Не люблю, ваше величество. - Я тоже, - серьёзно кивнул адский властелин. - Ну так, почему же вы так неожиданно ушли? Или это секрет? - Это не секрет, ваше величество. Просто я люблю ставить эксперименты в своей области. - Какие же? - Оставить в закрытом помещении толпу манерных дворян, выдать им большой запас алкоголя и посмотреть, что получится в итоге. - И какие же итоги показали ваши изыскания, мистер бармен? Или, я должен называть вас, мистер социолог? - Неутешительные, но поправимые. И "мистер бармен" мне больше нравится, ваше высочество - не люблю профессионализмамы. Просиявший Асмодей, явно оставшийся довольным званым вечером, моим взглядом на выбор газированных вин и моим же словарным запасом, и в его ярко-зелёных глазах мелькнули лампочки потолочной люстры - удивительно, но эта роскошная громадина каким-то чудом пошла против сценария и всё так же неподвижно висела над потолком, как застывший скелет впаянного в скальную породу доисторического чудовища. Поблагодарив меня заметным кивком до перьев собственной груди, его величество деликатно уступил место следующему, кто смог встать на ноги и теперь остро нуждался в лечении и барменском ухе - им оказался пострадавший полковник. Циклоп, чей единственный глаз приобрёл размеры и цвет спелой сочной сливы, добрался до стойки при помощи помятого денщика, по дороге растеряв весь гнев, ярость и табельное оружие. - Бармен здесь? - львиный рёв сменился ягнячьей кротостью. - Здесь, - я ответил утвердительно и коротко, замешивая травяной настой для примочки. - Скажи, пожалуйста, мне очень важно знать, - Трогуфур едва ли не умолял меня, при этом каким-то чудом не теряя достоинства. - Твои слова насчёт моей жены... это правда? - Конечно нет. Это была уловка, чтобы всё ваше внимание было посвящено только мне одному и никто больше не попал под прицел. Я ведь даже не знал, женаты вы или нет, и я готов взять слова назад. - Проклятая моя вспыльчивость, каждый раз попадаюсь как мальчишка! Правильно сделал, что мне так влепил, а то бы вовек не успокоился, - Трогуфур успокоился совсем, позволил наложить ароматную и жирную от лечебной мази примочку на свой пострадавший глаз, влить в себя стаканчик вина для поддержания сил и позволить дважды хлопнуть по своему запястью, негласно расставаясь в хороших отношениях, которые только возможны между бесом и демоном. Гости брели и ползли к барной стойке неровной цепочкой, больше напоминая процессию жителей дома престарелых в очереди за вечерними лекарствами: нетерпеливые, молчаливые и слишком усталые для скандалов и препирательств. - Ну что же, мистер бармен, - Мальфас прижал к клюву пачку салфеток, чтобы остановить кровь из разбитых ноздрей. - Если все вечеринки под вашим руководством столь энергичны, то я, пожалуй, подумаю о найме собственного виночерпия. Я лишь поднял бровь - даже растрёпанный и в подранном камзоле, кузен Столаса буквально смердел смесью высокомерия и снисхождения, явно привыкший всегда добиваться своего или ядом, или лестью, или золотом. В следующую же секунду, Мальфас меня приятно удивил, извинившись за сравнение меня с функцией. - Прошу прощения, - ворон ещё раз громко шмыгнул носом. - Я лишь хотел подчеркнуть... - Всё в порядке, ваше благородие, - я забыл правильную форму обращения к губернаторам преисподней и выбрал удобный для всех вариант: необидный для тех, кто выше по рангу, и льстящий тем, кто об этом ранге мечтает лишь во снах. Судя по кривой ухмылке, я не прогадал с выбором. - Ваш цитрусовый фреш с лимонной водкой. Он вас приятно освежит. Следующим на очереди прихожан моей барной исповедальни стал маркиз Шакс - пока ещё пребывающий в вертикальном положении при помощи лап своего лакея, но уже вполне способного лежать на полу без посторонней помощи. Мрачная как туча адская гончая-бульдог в твидовом сером жилете пыталась увести своего хозяина в сторону выхода, а тот упрямо упирался тощими ногами и утверждал, что они и так уже дома, а чья-то блохастая шкура требует плетей за подобное неподчинение. Как тот, кто провёл одинаково много времени по обе стороны барной стойки, я знал наверняка, что лучше перебрать с выпивкой, чем с закуской. Овация откупориваемой бутылки апельсинового джина и ласковое шипение тоника с грейпфрутовым соком подействовали на Шакса успокаивающе. Я налил два стакана: с равными долями джина и тоника и «один к трём», после чего первый буквально выплеснул в рот Шаксу, словно тушил огонь, а второй предложил слуге маркиза. Аист послушно проглотил ярко-оранжевую пузырящуюся жидкость, закрыл глаза как фарфоровая кукла и обвалился на пол подрезанным колоском, подняв облачко из своих и чужих перьев; гончая же пригладила свои множественные подбородки, как будто пытаясь поставить их все разом на место, после чего выпила коктейль большими, но неспешными глотками. - Вам помочь? - любезно поинтересовался я, кивнул в сторону храпящего тела маркиза. - Спасибо, - иронично оскалился лакей, ставя передо мной опустевшую посуду. - Я уже допил. Мы обменялись скучающими улыбками двух понимающих друг друга адских созданий, которым не всегда везло в жизни. - Я здорово повеселилась, мой хороший, - Ларена пожала мне щёку вместо руки, но не стала ощупывать лицо дальше и ниже, так что жест был больше взволнованный, чем заинтересованный. Или ей хотелось сделать что-нибудь приятное для нас обоих. - Кстати, моё полное имя - Ларена Трирби Стар. А твоё? Ещё раз бросив взгляд в сторону шепчущего Бартоломью и измученной томящейся Стеллы, вынужденной выслушивать нудные жалобы и вдыхать запах крови и виноградной водки, мой язык сделался острее обычного. - Лурам Хэнгедман. Устроит? Очередная порция смеха с отрыжкой уничтожила мне обе ноздри и оба уха - духи были полностью вытеснены джином и табаком из тонких дамских сигареток. Ларена была из тех особ, которые привыкли постоянно пребывать в состоянии лёгкого дурашливого подпития, вместо того, чтобы просто напиться и лечь спать, как обычный занудный алкоголик. Наградой за моё сомнительное чувство юмора стало полностью покрытое ярко-неоновыми красными перьями, но всё ещё весьма аппетитное декольте, выставленное леди Стар с особой гордостью вместе с острыми локтями. Глубокий вырез уплыл в сторону с пьяным хихиканьем, и был тотчас же сменён не менее глубокими голубовато-зелёными глазами женщины, желавшей заполучить моё сердце в прямом смысле слова. - Тебя в самом деле могут вздёрнуть, Лурам. Мне не нравился тон того старого беса, - в голосе Диаманды сквозило детское любопытство, которое достигло высшей точки в тот момент, когда я налил две рюмки сладкого персикового шнапса, и одну взял сам. - Надо же, ты помнишь, что мне нравится. - Пока не имел ни одной причины забыть о тебе. - Какой же ты всё-таки остроглазый, - мы со жрицей чокнулись рюмками и выпили сладкий огонь залпом. - Даже не знаю, что хочу с тобой сделать - убить тебя самой или поставить памятник. - Памятник можно поставить и на могилу, - я деликатно вытащил из руки Вирм измочаленный парик вампирши. - Если меня всё же казнят, то можешь забрать моё сердце и глаза. Скажешь, что я разрешил. Иногда между любовью и ненавистью грань стирается, так что поцелуй жрицы в щёку был горяч, но без языка или острых зубов. - Щедрый жест, но я всё ещё на тебя злюсь. - Я знаю. Ты особенно красива когда злишься. - Лурам, ты специально это сделал, чтобы меня подразнить? - лицо Гретты нисколько не изменилось для тех, кто был не знаком с ней, так что я понял, что моя бывшая делает вид, что обиделась и ужасно ревнует, а на деле - просто ревнует. - Или я тебе разонравилась? - Конечно нет, - я позволил носферату забрать парик и слизнуть каплю шнапса с моей губы. Язык леди фон Виддер был всё таким же холодным и тонким, как змея в спячке. - Мы с тобой парочка мертвецов, пускай и симпатичных. Вампирша не стала надевать парик, а просто доверчиво положила голову мне на плечо и взялась обеими руками за воротник моей рубашки - даже если бы в этот момент я бы стал забивать осиновый кол, Гретта бы не шелохнулась, думая, что это всего лишь сон и игра. Поэтому я просто прокусил себе указательный палец и предложил тёплой свежей крови - Гретта обхватила его губами как послушный ребёнок, совершенно не стесняясь окружающих. От выпитой крови, ссадины на её бледном лице затянулись, а губы стали ярче, и я снова почувствовал к ней сострадание, сочувствие, стыд - но только не любовь. - Лурам, не вини себя, - лейтенант ковена выпустила мой палец из губ, и бережно обтёрла его собственным платком, как ценную реликвию. - Мы оба виноваты. - Тогда и ты себя не вини. Гретта снова вздохнула, ласково погладила меня по щеке и, нахлобучив свой огромный белый парик как штурмовой шлем, растворилась в воздухе большой и чёрной летучей мышью. Настало время подводить итоги и что-то подсказывало мне скорость расчётов и переход от зачитывания приговора к прямому обвинению, а единственным моим адвокатом будет всё так же сиротливо лежащий фонтанчик, больше похожий на выброшенного волнами кита-гаргантюа - вырванная с корнем трубка сифона и разлитое красное вино, придавали ему окончательное сходство с мёртвой рыбиной. Столас всё так же молчал и внимательно наблюдал за мной, скрестив руки на груди. Октавия, переполненная до краёв впечатлениями и мыслями, всё так же непрестанно поправляла плащ, словно тот ожил и постоянно норовил сбежать. Скриип смотрел на меня с неким сочувствием, будто уже прикидывал характер ранений и характер нашего разговора до того момента, как мой язык будет вырезан в качестве очередной ступени допроса. Мне было всё равно - сейчас я больше был обеспокоен тем, что Стелла могла умереть от усталости с минуты на минуту, а движущийся за мной тенью Мурев всё ещё ничего не ел. Собрав с единственного стоящего ровно стола нетронутые фрукты и кое-какие остатки сырной и мясной нарезки, я перенёс все эти богатства к себе за стойку и принялся колдовать, намеренно громко стуча посудой в надежде, что Бартоломью лопнет от злости - увы, моя надежда не оправдалась, но у меня появилась группа поддержки: полный служащий состав поместья Сидиус. Когда Бартоломью наконец-то закончил озвучивать собственное сочинение о необходимости отделения моей головы от тела и замер в угодливом полупоклоне как внимательный ученик, Стелла ещё какое-то время сидела молча и неподвижно - неясно только, какие страдания княгиня переносит в большей степени: физические или душевные. Её усталость выдали лишь потухшие глаза, которые тут же загорелись при моём появлении. Я, с каким-то приятным жаром в шее отметил, что сначала леди Гоэтии сначала заметила меня, а уже потом - два блюдца с угощением: груши, запечённые с моцареллой, дроблёными грецкими орехами, розовым перцем и политые жидким мёдом. Первое блюдечко я с поклоном вручил княгине, а второе отдал прямо в руки Муреву, который сразу же набросился на фрукты с волчьим аппетитом. - Груша? - поинтересовалась Стелла, поддев ложечкой нежную мякоть и ниточки сыра. Тугой и блестящий шёлк её чёрного платья, которое всё ещё смотрелось безупречно, облегал белое тело принцессы, как броня. - Разнообразие. Надеюсь, вы не в обиде - завтра утром сделаю вам яблоки. - Доживи сначала до этого утра, - шипение старого дворецкого больше походило на капли воды из гнилого полена. Стелла даже не потрудилась посмотреть в его сторону, но вот неожиданное выступление Игбуса заставило княгиню приосаниться. - Лурам здесь не при чём, всю вину я беру на себя, - коротко и чётко произнёс отставной сапёр, заслонив меня плечом. В начищенных до блеска очках, вид у хромого беса был свирепый. - Оставьте парня в покое. - Врёшь, старый дуралей! - перед нами монолитной стеной выросла широкая спина Домино. - Здесь только я придумывать мастерица, это я среди воров выросла! Так что нет уж, мне лоб зелёнкой мажьте... А ты куда это намылился?! - А куда все - туда и я, - Эбрих произнёс эту реплику, привычную для разгильдяя и ветрогона, неожиданно серьёзным тоном и встал по правую руку от меня, сжав пальцы своих рук между собой одной белой от напряжения сеткой. По левую руку от меня встал Мурев, всё ещё с ножом в руке - вспомнив об этом, бесёнок быстро сложил наваху и убрал её к себе за пояс, как я его учил, но тут же его рука оказалась заполнена другой рукой - Заглитты. Стелла вымучено вздохнула, снова поправила расшатанные нервы парой ложек запечённой груши, внимательно рассмотрела стоящий перед ней строй бесов, которым она ещё вчера кланялась в знак благодарности и отдельное внимание уделила мне - я выглядел явно не в своей тарелке, потому что в нашей семье именно мужчины закрывали плечом женщин, а сейчас было с точностью до наоборот. Глаза Стеллы из малиновых стали вишнёвыми, но не было похоже, что принцесса злилась. Скорее, делала выводы о перемене ветра в настроениях и принимала решение, стараясь не одуреть и не сорваться раньше времени, потому что Бартоломью снова начал свои процедуры слюнявых нашёптываний. Могу лишь только посочувствовать Стелле: я отправлюсь на эшафот, слуги - искать новую работу, а ей ещё жить и жить под одной крышей с этим старым прохиндеем худшего сорта. - Я не стану утруждать Бартоломью пересказом его собственных подозрений... - Простите, ваше высочество, просто хочу уточнить. Вы жалеете его язык или ваши ушки? - едко спросил я. Стелла оставила эту колкость без устного ответа, но выразила своё мнение мрачной улыбкой. - Всего один вопрос, Лурам. Оправдываться будешь? - Нет. Это слово из трёх букв произвело такой же эффект, как если бы люстра решила проверить самостоятельно качество загробной жизни для великосветского интерьера и отправиться вслед за геройски погибшим фонтаном, первым принявшим удар гостей на себя. Стелла за этот вечер потратила много сил, энергии и времени, но всё же нашла в себе силы изумиться и дважды хлопнуть своими длинными ресницами. Октавия громко ахнула и схватилась за сердце, Столас просто остолбенел, а вот мой отказ придал голосу дворецкого силы и громкости: - Да он смеётся надо мной и всеми вами! Попирает устои дворянской фамилии! Развалил дисциплину! Насмехается над чинами и выслугой лет! Да я тебя сейчас своими собственными руками удавлю! - Максимум своими руками удавить ты сможешь разве что собственный... - Домино ответила за меня, при этом не только с точностью до слова угадав мои мысли, но и дополнила их красноречивым жестом из выставленного сквозь кулак большого пальца. - ... хвост. - А ты вообще молчи, уличное отродье! - Бартоломью перешёл на смесь фальцета и сопрано, причём последний попался в руки католического священника. - Тебя давно надо было вышвырнуть и заменить кем-то более подходящим! Всех и каждого из вас нужно пороть по сотне раз на дню! Стальными прутьями! Да будь я на месте леди Стеллы... - Утомил меня этот фарс, - вздохнула Стелла. Ожидавший поддержки дворецкий приосанился, и тут же рухнул лицом в пол, словно целуя родную землю после долгой разлуки. Заметив волны ярко-синей энергии вокруг сжатой в кулак правой руки Стеллы, вопросы отпали сами собой - даже Столас не решился вмешаться, хотя всем телом уже собирался поспешить на выручку старому слуге. - Значит, был бы ты на моём месте, - эти слова княгиня произнесла по слогам, пробуя их на вкус и скривившись в конце от уксусного привкуса зависти. - Метишь на моё место, Бартоломью? Или думаешь, что умнее меня? Стелла ослабила магический напор, а после и вовсе его отключила, пошевелив пальчиками своей тонкой, но сильной руки. На проверку, Бартоломью оказался овцой в волчьей шкуре, вот и сейчас он ещё добрую минуту таращил глаза и трясся как настоящая овца - или мне показалось, или от него и вправду несло горелым курдючным жиром, причём старым и тухлым. Полузадушенный Бартоломью кое-как встал с пола, свистя и хрипя как дырявая грелка. Я с нескрываемым отвращением смотрел на то, как похотливая свинья и пугливая овца превращается в трусливого крысёныша, прячущегося за ногу Столаса. - Я, кажется, задала тебе вопросы, Бартоломью, - Стелла бережно подняла со стола папку в кожаном переплёте и принялась изучать её содержимое в ожидании ответов. - Да, конечно, ваше высочество, - ответил дворецкий, всё ещё тяжело дыша. - Нет, я вовсе не мечу на ваше место и не считаю себя умнее вас. - Я рада, что ошиблась в своих подозрениях, - кивнула княгиня, перелистнув страницу. - Однако, меня кое-что обеспокоило. Или я устала, и мой слух меня уже подводит, или ты что-то упомянул насчёт увольнения и телесных наказаний? Я надеюсь, мне не нужно напоминать тебе, что подобные решения предварительно согласовываются с главой горничных и лечащим врачом, чтобы наказание не привело к потере или утрате работоспособности? - Я не... - Я не договорила, - Стелла вытащила из папки несколько уже знакомых мне обгоревших листков бумаги золотого цвета. Я лишь мог восхититься оперативностью работы Гретты - только она первой могла почуять огонь и принять решение за считанные секунды. - Ты, как дворецкий, не вправе устанавливать наказание самостоятельно. А уж тем более, ты не имеешь никакого права заниматься шантажом, вымогательством и вербовкой слуг в личных интересах. Или ты даже не думал о том, что горничные могут общаться со слугами из других дворянских домов? Что же они им расскажут? «Дворецкий задерживает жалование, пристаёт с неприличными предложениями, запугивает и занимается откровенным рэкетом, а клан Сидиус поголовно ослепли и оглохли, закрывают глаза или того хуже - покровительствуют подобному обращению». Бартоломью посерел и вытер платком выступившие у него на лице капельки пота. Столас медленно моргал и качал головой, всё ещё упорно не веря и не желая верить в то, что его старый слуга и верный друг мог даже помышлять о подобных вещах. - Если я ещё раз узнаю, что ты задерживаешь слугам жалование, что ты записываешь их безобидные жалобы и потом шантажируешь в собственных корыстных целях или что-то подобное... Нет, просто увижу, что какая-то горничная глотает собственные слёзы, - здесь Стелла незаметно мне подмигнула. - Я тебя отдам Скриипу, и он сделает тебя покладистым и спокойным, безо всякой анестезии и без больничного отпуска. Оставив Бартоломью представлять картину операции наедине с его старой фантазией, Стелла повернула голову и на этот раз обратилась к Муреву. - Мурев... я правильно назвала твоё имя? - голос показался мне излишне вежливым, но бесёнок принял речь княгини за чистую монету. - Да, ваше высочество! - Ты счёл наличность? - Да, ваше высочество. В обоих банках. - Кредитном и коммерческом? - Стелла позволила себе улыбнуться. - В стеклянных, - не моргнув, ответил Мурев. - Приблизительно, один миллион, восемьсот тридцать две тысячи и четыреста сорок четыре адских доллара в левой банке, и приблизительно сто двадцать тысяч долларов в правой. - Что значит, приблизительно? - принцесса повернула голову в пол-оборота и изучающе осмотрела замершего бесёнка одним глазом. - Конкретно! - Конкретно - ровно миллион наличными, ваше высочество, - как оказалось, Мурев замер на месте вовсе не от страха. - Остальная же сумма выплачена драгоценностями, украшениями и ценными бумагами, чья цена может постоянно варьироваться в большую или меньшую сторону. Но я уверен, что... - Достаточно, спасибо. Утром ещё раз сочтёшь наличность, обозначишь результаты и стоимость ценных бумаг в письменном виде, а потом отнесёшь итог вместе с ценностями в мой кабинет, - Стелла улыбнулась трижды: Муреву - одобрительно, мне - благодарно, а дворецкому - плотоядно. - Вот видишь, Бартоломью - со следующей недели, твой племянник тебя и заменит, потому как уже обладает неплохими зачатками бухгалтера. Ты хорошо его поднатаскал, и я это ценю. - Благодарю, ваше высочество, - лицо старого беса покрылось пятнами, и все подбородки затряслись индюшачьими зобами. - Но как же... - А Лурам - горд, смел, хорошо организовывает рабочий процесс, прекрасный бармен, а кроме того - умеет держать язык за зубами. Это величайшая редкость для Ада, - Стелла снова заговорила железными интонациями. - Я буду весьма, весьма расстроена, если вдруг с ним случится что-нибудь нехорошее, Бартоломью. - Разумеется, ваше высочество, - дворецкий всё ещё пытался держать хорошую мину при плохой игре. - Но, зная непокорную и бунтарскую натуру Лурама, мне будет очень сложно уберечь его от всевозможных несчастий и злоключений. Стелла раздумывала с ответом меньше двух моих сердечных ударов - ненавижу эти перебранки из высшего общества, где вроде говорят вежливо и много, а по факту, вам просто отказали в три слова, которые бы сделали честь закоренелому уличному налётчику. - Разумеется, я понимаю, тебе трудно уследить за всеми разом. И посему, Бартоломью, по окончанию Дня Уничтожения, я высылаю тебя на более подходящую должность сенатского секретаря в моём офисе при королевском дворе. Я не слишком разбирался в рангах и титулярной номенклатуре, но прочитал по мертвецки побелевшему и вытянувшемуся лицу дворецкого, что с таким же успехом генерала могли разжаловать в прапорщики. - Пока что возвращайся к работе, но ты уже можешь уже собирать вещи и готовиться к отъезду, Бартоломью. - Прошу прощения, ваше высочество? - Пошёл вон. И не показывайся мне на глаза, пока я сама тебя не призову. Согнувшийся увядшим ростком, дворецкий уныло поплёлся прочь из зала на пепелище своей комнаты - непривычная атмосфера и нетипичное поведение Стеллы заставило нервничать каждого присутствующего. Наконец, когда Бартоломью ушёл, принцесса повернулась ко мне и поманила меня ладонью. Я послушно вышел вперёд строя слуг и вытянулся - глаза Стеллы вновь стали официально строгими. - Теперь же, вернёмся к тебе, Лурам. Ты не на допросе - это первое. - Хорошо, леди Стелла. - Я ценю твои навыки, твоё усердие, и я действительно хорошо к тебе отношусь, как... - здесь Стелла замешкалась и замялась, но всё же сказала вслух. - Как к хорошему другу. От подобного заявления, в зале снова воцарилась тишина, и даже люстра перестала раскачиваться. - Но безопасность, честь и будущее моей дочери для меня является более приоритетной целью. - Я вас понимаю, леди Стелла. Это действительно более важная вещь. - А раз ты меня понимаешь, то я желаю знать - кто был в саду рядом с Октавией? - Я бы тоже хотел это знать, леди Стелла. Прошу прощения, но я не помню - моя память занята только рецептами коктейлей. Я ожидал, что Стелла рассердится, устало вздохнёт или сделает хоть что-то, но ничего не произошло и тембр её голоса с приятной женской хрипотцой был всё так же ровен, как пульс покойника. - И лица ты его тоже не видел? - Было темно и на нём была шляпа. - И имени ты его не знаешь? - Как-то забыл спросить его паспорт. - А как же его намерения? - мне показалось, что Стелла усмехнулась. - Я даю вам слово, что я не ощутил от этого господина ни одного дурного намерения или гадкой мысли. - Верю, - неожиданно согласилась княгиня, прежде чем обратить своё внимание на дочь, всё ещё переминающейся с ноги на ногу. - И ты, Октавия, разумеется, тоже ничего этого не знаешь? Ни имени, ни внешности, ни особых примет? Та лишь с робкой улыбкой помотала головой. Через секунду, лицо Стеллы сделалось жёстким и холодным как лезвие стилета. - Скриип - будь любезен, подними сюда свои инструменты. Столас - проследи самостоятельно, чтобы моё поручение было выполнено. Скриип-Рауль ушёл незамедлительно, обозначив своё отбытие лёгким кивком. Столас ещё какое-то время не знал, как лучше поступить - то попросить меня всё же развязать язык, то умолять Стеллу о снисхождении, то как-то повлиять на память Октавии, но в итоге всё же остановился на варианте с подписью «послушаться жену», перед этим всё же задержавшись на секунду. - Лурам, - князь снова начал издалека. - На твоём месте... - Вы никогда не будете на моём месте, ваше высочество. Я уже говорил это вам не так давно. - Да-да, всё верно, - тоскливый выдох Столаса слился воедино со скрипом дверей. - Прекрасно, - вздохнула Стелла, как только двери закрылись. - Две минуты потребуются Скриипу, чтобы спуститься вниз, ещё шесть минут на сбор инструментов и препирательства со Столасом и ещё две минуты, чтобы вернуться. - Десять минут я подожду, - я кивнул Стелле в ответ. - Ещё одну грушу? - Нет, спасибо, я сыта. - Мама? - Октавия с усилием проглотила воздух и побледнела. - Какие... инструменты? Ты будешь пытать Лурама?! Стелла оставила вопрос дочери висеть в воздухе и вновь принялась за изучение содержимого папки, а я начал мысленно считать секунды до возвращения Рауля и Столаса. Я не знал, блефует ли Стелла или же она всерьёз намеревается вытянуть из меня имя ночного визитёра при помощи физического воздействия, и потому просто решил не утруждать себя теорией, а просто ждать последнего акта этой комедии. Октавии не хватило выдержки и был перебор с милосердием - это у неё наверняка было от отца. Белые перья лица княжны стали ещё белее, дыхание было неровным и частым - Октавия боялась как скандала, так и навсегда расстаться с Саргоном, а теперь ещё к этим двум слагаемым прибавился я. Я понял, что сейчас произойдёт и открыл рот первее княжны. - Имя ночного посетителя - Саргон... - Саргон де Веттерлие, виконт клана де Веттериле, единственный сын и наследник графа Халфаса де Веттерлие, Верховного Интенданта, - Стелла закончила за меня учительским тоном. - Скажи, Лурам - почему ты выдал его только сейчас? Ты ведь не испугался пыток? - Дело не в пытках, - объяснил я схожим тоном голоса. - Но я не хочу, чтобы именно Октавия запятнала себя грехом малодушия и предательства, а их отношения начались и закончились такой грязной страницей. Но вы ведь сами знали кто был в саду, леди Стелла? - Да, на подкладке плаща отпечатан клановый сигил их семейства, - кивнула принцесса. - А я просто хотела проверить твою честность. Октавия с удивлением принялась разглядывать печать клана де Веттерлие, а я закатил глаза - всё же, я перехвалил здравый смысл и осмотрительность графа и преуменьшил ум княгини. Но следующая фраза Стеллы ощутилась воткнутым ножом - мне в сердце, а Октавии - в спину. - А ты знаешь, что Саргон де Веттерлие уже месяц как обручен с госпожой Коризой, дочерью верховного виночерпия Бегемота? Я ощутил волосками на теле, как из Октавии ушла жизнь после этих слов. Княжна мелко затрепетала, как задушенная хлороформом редкая бабочка в ледяных руках коллекционера; глаза принцессы померкли, а ноги подкосились, демонесса едва держала себя в руках. Нет, Октавия бы не стала падать в обморок, биться в истерике или бросаться на меня с выставленными когтями, а просто бы расплакалась от чувства перенесённого унижения, обиды и предательства. Пол подо мной рушился, но я не мог достичь дна копытами, а серебряный диск луны вражеским прожектором выставлял на всеобщее обозрение мой скотский поступок, и моё молчание, потому что слова были бесполезны: если я не знал, то я был бы дураком, а если бы знал - был бы сволочью. В ушах звенело и гудело, шёпот среди служанок больше походил на шелест крыльев мух, пирующих над телом покойника, чьё жёлтое лицо, возникшее из узора лунных пятен, издевательски ухмылялось мне своим мёртвым оскалом, пережёвывая остатки моих сил, души и рассудка и исторгая их куда-то в чёрный саван ночной темноты. «Предатель! Предатель! Предатель! Предатель! Предатель!» Меня снова спас телефон, чей допотопный динамик всё ещё хрипел и надрывался старым петухом - звучали ноты второй минуты двадцатого сочинения «Цыганских напевов» до минор за авторством Пабло де Сарасате, а это значило, что звонил мне кто-то незнакомый, но при этом с невероятным упорством. Луна сделалась самой обычной, грустной и немного отрешённой, взгляд её мёртвых кратеров сделался неощутимым. - Алло? - я принял вызов и включил громкую связь. Мы все хотели получить ответы, а потому от приватности пришлось отказаться. - Алло, Лурам, это я! - обрадованный голос Саргона, несколько искажённый качеством связи, звучал так, как могла только звучать юность. - С тобой всё хорошо? Как Октавия? - Пока всё в порядке, меня даже не бросили в казематы и не отобрали телефон. Октавия пока что под наблюдением врача, барышня довольно впечатлительна, - я прошёл к столику Стеллы и потряс папкой, изображая перебор документов. - Но вы уже в списке подозреваемых на роль ночного гостя. - Вот как? Быстро сработано! - виконт лишь усмехнулся. - Ваше сиятельство, - мне даже не пришлось изображать беспокойство, переходящее в озабоченность. - Здесь написано, что вы обручены с некой Коризой... - С кем?! - от такого количества искреннего изумления и праведного гнева, моя несчастная «раскладушка» едва не взорвалась. - С Коризой?! Дочерью этого трижды проклятого... Отец, ну конечно же отец! Саргон так жалобно и надрывно простонал от досады и обиды, что Октавия не выдержала и облилась собственными слезами, поспешно закрыв лицо. Не было похоже на то, что сын Халфаса притворяется. - Во-первых, когда тебя будут допрашивать, то сразу назови моё имя и соглашайся на любые условия, чтобы отстаться в живых - не хочу, чтобы я жил с твоей кровью на руках. А во-вторых, я говорю правду, Лурам, - виконт снова заговорил таким голосом, каким он поднимал наш батальон в атаку и вёл за собой на верную гибель, чтобы обратить её в победу. - Я ничего не знал об этой помолвке до этой самой секунды, но даже сейчас я не отказываюсь от собственных намерений и слов. - Объяснитесь, пожалуйста, - я очень хотел верить Саргону, но всё же заставлял его говорить неприятные и постыдные личные вещи. - Мой отец хочет, чтобы у меня была подходящая партия, но при этом он совершенно не желает со мной советоваться, - вздохнул наследник клана де Веттерлие. - Мне сейчас двадцать пять, моему отцу было сто двадцать четыре года, когда я родился, а это очень много даже по меркам высших демонов. Я родился еле живым, хилым и болезненным птенцом, и первые годы жизни я провёл прикованным к кровати и видел только лица под хирургическими масками и четыре глаза операционной лампы. - Но вы выжили и окрепли, - возразил я. - Возмужали. - Это всё заслуги отца - он не отходил от меня ни на шаг, потратил все сбережения и капиталы на врачей, лекарства и операции, и я ему благодарен, и моё сердце обливается кровью, когда он ежедневно повторяет, что скоро настанет его время, и что я должен обзавестись женой и потомством, чтобы клан де Веттерлие не оборвал своё существование. Но жена должна быть такой, какую бы отец мог бы принять в семью или он проклянёт меня: отречётся и отдаст всё своё имущество в королевскую казну. Я выждал секунду, позволяя себе и присутствующим переварить услышанное - Саргон тоже перевёл дыхание и продолжил. - Я не понимаю своего отца! В детстве он требовал от меня послушания, и я это мог понять и принять, ведь я мог умереть буквально в любую секунду! Когда я вырос и окреп, отец стал упрекать меня робостью и безропотностью, называя посмешищем рода Веттерлие - дескать, в его двенадцать лет, он уже был готов пронзить шпагой самого Сатану за косую ухмылку, спорить по любому вопросу с любым дворянином и отдавать своё сердце каждой встречной паре женских глаз. Ну что же, он хотел необузданности - и он её получил, когда я отправился на фронт командовать войсками. Я напрягся в ожидании продолжения строчки о войне и моего разоблачения - к счастью, этого не произошло. Я и без того сейчас чувствовал себя прескверно, выдавая тайну исповеди. - И теперь, он за моей спиной женит меня на дочери этого мерзавца, чей сын чуть не убил меня, так ещё и руками херувимов. Это покушение стоило мне лица, глаза и руки, - Саргон мрачно хмыкнул, а Октавия удивлённо захлопала глазами. По всей видимости, она каким-то образом не заметила каких-либо дефектов во внешности виконта. - Я вновь даю тебе честное слово, Лурам: я не знал о помолвке, но даже сейчас, зная о ней, я не стану выполнять волю своего отца. Сначала он требует послушания, потом - самостоятельности, а теперь он наверняка опять потребует слепо следовать приказам. Хватит с меня! Я сам буду в ответе за свои выборы и своё будущее, и я больше всего хочу связать его с Октавией! - Я верю вам, виконт, - я прижал телефон рукой, когда княжна изумлённо ахнула, явно не привыкшая слышать подобные слова. - И я сделаю всё возможное, чтобы ваше желание сбылось. Но вам лучше всё же рассказать об этой помолвке и своём решении самой Октавии - она должна знать о трудностях. - Да, конечно, обязательно скажу! - согласился Саргон, вздохнувший с каким-то облегчением. - Лурам, я бы хотел спросить у тебя - как думаешь, у меня есть шанс завоевать её сердце? Просто, я никогда не ухаживал за девушками, у них не получалось скрывать отвращения к моим ожогам - Октавия первой подпустила меня так близко. - Я уверен, что княжна не будет слишком огорчена вашей неопытностью. Искренность, спонтанность, непосредственность и никакого холодного расчёта - будьте безумцем! Я забыл, что нахожусь в зале не один. - Подлинное сокровище наследниц аристократии - привилегия ухаживания и память о них. Нежные слова, стихи собственного сочинения, жаркие взгляды, признания и клятвы, смешные и пугающие ситуации, а сорванная одинокая роза будет храниться с большей ревностью, чем все сокровища Преисподней и Поднебесной вместе взятые! - Я действительно чувствовал себя счастливым безумцем рядом с Октавией, - от подобного признания, виновница ещё плотнее завернулась в забытый виконтом плащ, но на этот раз не от холода. - И я готов биться за право быть с ней. - Вы уже наполовину победитель, - я приободрил своего бригадного генерала. - Но что будете делать со своим отцом и разницей в статусе? Я не ставлю под сомнение вашу решительность, но... - Я не останусь без крыши над головой и средств к существованию, - заверил Саргон. - У меня есть собственный хороший дом, где я провёл детские годы, приводил здоровье в порядок и учился - дом уже обжитой, можно заселяться в любое время. К нему есть небольшие сбережения и жалование с прибавкой за ранения и награды. - Сто пятьдесят тысяч на двух счетах, - как бы невзначай подметила Стелла, прикинув в уме цифры. - И семнадцать тысяч ежемесячного дохода, такого хватит разве что на достаточно скромную графскую жизнь. - Ну, а если и этого будет мало, - в голосе Саргона проросло зерно задумчивости, распустившееся бутоном решимости. - Я готов предложить пастбища Альто-Шаттер, что на круге Чревоугодия - это был подарок отца на мой десятый день рождения. - Я знаю - был там несколько раз и хорошо запомнил натуральную бледность зелёной травы, столь непохожей на привычный искусственный газон. Восьмые по величине. - А к ним впридачу - подлунные жеребцы. Шесть штук, - даже по телефону я понял, что виконт не шутит и счёл честность лучшим способом ведения переговоров. Даже прагматичность Стеллы решила замолкнуть. - По самым скромным подсчётам, каждый из них стоит не меньше полумиллиона сам по себе. Ну, если и этого будет недостаточно, то я буду просить у родителей Октавии за... - Не торопитесь, - я охладил молодой пыл второй раз за вечер. - Сидиус - это достойная партия, даже без учёта их влияния. Родители Октавии не из тех, кто судят будущих женихов для своей дочери по толщине их кошельков и тяжести наградной ленты - они просто хотят обеспечить ей хорошее будущее и порядочного супруга. Саргон уже собирался что-то ответить, но мне пришлось его перебить - вернулись Рауль со Столасом, а время разговора с абонентом показывало ровно десять минут и одну секунду. - Прошу прощения, но сейчас говорить неспокойно. Где-то через полчаса не забудьте перезвонить кому-то более симпатичному, чем помятый бармен. До свидания, ваше сиятельство. Инструменты придворного доктора оказались достаточно безобидными: шприц с чем-то успокаивающе зелёным для Стеллы и стакан «лавандовой» настойки для меня. Пока я поглощал фиолетовую прохладу, принцесса кривилась от жжения в месте укола, а слуги принялись обсуждать свежие новости между собой, Октавия, сбиваясь и путаясь в собственных словах, раскрыла личность и известные ей личностные качества своего поклонника Столасу, преувеличивая достоинства и не замечая недостатков. - Саргон де Веттерлие? - Столас хлопнул себя ладонью по лбу. - Я знал, что у Халфаса есть сын, но он никогда нам его не показывал - мальчик постоянно был чем-то болен! - Мальчик вырос в юношу и теперь его болезнь иного сорта, - я не удержался от очередного ироничного замечания. Рауль был единственным, кто оценил шутку. - Он правда очень хороший, гораздо лучше многих наследников из других семей, которых я когда-либо видела! Не лакейничал, не юлил, не врал и не распускал рук, - Октавия заламывала руки в негласной просьбе быть услышанной. - Пожалуйста, не запрещайте мне видеться с ним! Мама! Папа! Я прошу вас... Стелла и Столас притихли и опустили глаза, стараясь не смотреть друг на друга - каждый из супругов Сидиус вспомнил о том, что они всё ещё женаты, и что сейчас их общая дочь напомнила им об этом упрямом факте и впервые за долгое время что-то просит сделать сообща. Такое случается, когда муж и жена говорят слова клятвы из необходимости, не общаются друг с другом и каждый предоставлен самому себе, а теперь выясняется, что прошло уже почти восемнадцать лет и почему-то нельзя удивляться такому сроку. Волнение Столаса было видно невооружённым глазом; Стелла держала себя в руках, но судорожное подёргивание её пальцев говорило громче любых слов. Первым заговорил отец семейства. - Думаю, не будет ничего дурного в том, если Саргон и Вия продолжат общение. Я не возражаю. Я видел, что Стелла напряжённо думает и что сейчас она готовится сказать что-то, идущее вразрез с её характером и планами. Наконец, княгиня созрела для вердикта. - Я не запрещаю вам общаться. А после Дня Уничтожения, пусть сам приходит - посмотрим, кого сумел вырастить старый Халфас и чего стоит слово виконта. Родительские реплики, наполненные неопределённостью, ничего не обещающие и не дающие чёткого ответа на ожидания и планы, обрадовали наследницу Сидиус до помешательства. Октавия, издав какой-то восторженный боевой клич первобытной птицы, похожий на что-то среднее между гулким уханьем, звонким кудахтаньем и голосистым воркованьем, поочерёдно крепко обняла и расцеловала каждого из родителей. Думаю, что в этот момент, я лицезрел одно из редчайших событий - исцеление угрюмого подростка от меланхолии. - Мама, ты правда не пожалеешь! Папа, спасибо, спасибо тебе огромное! Столас буквально расцвёл от такого проявления нежности. Стелла хотела сказать, что она ещё ничего не решила насчёт возможного будущего, и что Саргон - всего лишь граф, чьи банковские счета едва ли способны удивить, но не стала этого делать: либо чтобы не рушить радость Октавии, либо потому что уже сама начала сомневаться в собственных критериях хорошего мужа для родной дочери. - Надеюсь, - коротко ответила Стелла, с большой неохотой позволив Октавии выпустить себя из объятий. - А теперь, всем отдыхать... кроме бесов. - Я дождусь Лурама, на пару слов, - отозвался Столас, встав у входной двери и скрестив на груди руки. Октавия, всё ещё дрожа и счастливо улыбаясь, позволила Раулю увести себя - василиск улыбался ничуть не меньше княжны, радуясь про себя о выздоровлении наследницы при помощи лучшего из лекарств. Стелла с наслаждением потянулась, устало зевнула и придирчиво осмотрела каждого из слуг, словно здороваясь с каждым из них заново. Эбрих не шелохнулся, Игбус изображал равнодушие, Мурев напрягся пружинкой и зачем-то закрыл Заглитту грудью. - Вы все хорошо подготовили поместье к званому вечеру, отлично поработали и обслужили гостей по высшему разряду - за это вас следует похвалить. Однако, вы все только что признались в том, что состоялся заговор - за это вас надлежит наказать. Стеллу явно забавляло собственное выступление, так что вскоре улыбалась и она, и весь рабочий штат. Я тоже улыбался Стелле, хотя и чувствовал на своём затылке тяжёлый взгляд проницательных красных глаз князя. - Я не стану вычитать стоимость причинённого ущерба из вашего жалования, потому как нет никакой возможности даже приблизительно оценить его, и потому назначаю вам уборку помещения от последствий праздника. Пусть это послужит вам наказанием, - здесь Стелла подошла ближе и положила обе руки мне на плечи. - Тебе же, Лурам, будет персональное задание - кофе с тем травяным ликёром, яблоки и груши. - Само собой разумеется, леди Стелла, ровно в половину восьмого утра. Я бы и так это сделал, - я снова стал вежливым барменом и хорошим другом, голоса в голове о предательстве замолчали. - Вы довольны моей работой, леди Стелла? - Весьма, - улыбнулась княгиня, ещё на секунду задержав свои руки у меня на плечах, слегка сдавив их когтями. - Судя по подсчётам твоего протеже, гости расщедрились на хорошие чаевые? - Ну, - я даже слегка покраснел, когда перья на тонкой руке ласково пощекотали подбородок. - Один бы я не справился, так что счёл бы справедливым разделить чаевые поровну между всеми. - Можешь распорядиться чаевыми как посчитаешь нужным, Лурам, - Стелла кивнула мне, и я ответил ей тем же, но что-то дёрнуло меня за язык. - Почему у вас было прозвище Вилочка? Потому что такая же стройная? Стелла одарила меня улыбкой, способной застыть кровь в жилах даже лоботомированного пациента. - В первый год обучения в пансионе, моя одногруппница плюнула мне в кашу и приказала, чтобы я съела всё без остатка. Я воткнула ей в колено вилочку для фруктов. Такую маленькую, с двумя зубчиками. А потом успела пнула по вилке с такой силой, что та вышла с обратной стороны ноги. Так что до конца выпуска я одна ела все блюда одной ложкой. - Больше вопросов не имею. - Прекрасно. Доброй ночи, Лурам. Я проводил Стеллу до двери, тоже пожелал ей доброй ночи, и обратился к Столасу, который всё ещё не исчерпал запас вздохов и печальных взглядов. - Я слушаю вас, ваше высочество. - Я боюсь тебя, Лурам. Боюсь, потому что я тебя не понимаю, - князь вновь вздохнул и поправил всклокоченные перья на лбу. - Я хочу быть с тобой откровенным, хочу быть тебе другом, хочу видеть тебя счастливым, а в итоге получается, что я веду себя как глупая и назойливая муха. Стелла сидит за своими бумажками каждый день до двух часов ночи, а потом ездит на заседания, отправляет шпионов и контрразведку против вражеских домов - у дома Сидиус никогда раньше не было неприятелей. Голос князя сделался больным, как будто связки обрели своё сознание и не хотели разговаривать. - Мне физически плохо, когда униженные и побеждённые дворяне и коммерсанты пресмыкаются перед Стеллой и признают её превосходство. Мне грустно, потому что весь круг интересов моей жены - это преумножение богатств, власти и связей; можно подумать, что она хочет занять трон Люцифера, если посмотреть на её амбиции и повадки. Меня покоробило от последнего слова, и я ударил в ответ резко и безжалостно. - Ваша супруга занимается важным и трудным делом. Ей было бы гораздо легче с вашей поддержкой. - Я знаю, Лурам. И я очень старался, честно, - Столас не обиделся ещё больше прежнего, но всё ещё говорил унылым и усталым голосом. - Я не хотел такого брака, но я люблю свою дочь. Мы со Стеллой были счастливы первые пару лет, когда родилась Вия. Иногда я пересматриваю её детские фотографии, вижу улыбку Стеллы, и я снова плачу. Нам со Стеллой было по двадцать: она забрала мои годы, а я всё ещё чувствую себя двадцатилетним. - Ваше высочество, позволите вопрос? - Да, конечно, - Столас посмотрел на меня в немом ожидании поддержки. - О чём вы обычно говорите с вашим любовником? - Я рассказываю ему о травах, о звёздах, о поэзии и картинах, а он - о своей работе и о лошадях, которых он очень любит! - То есть, ни о чём реальном. - Реальность страшная и грустная. - Реальность такова, какой мы её творим сами. Это даже я знаю. Столас посмотрел на меня взглядом мученика - за эту ночь, я трижды убил его доверие, а потом облил труп бензином критики и бросил спичку кривой улыбки. Принц уже не был молод, судя по выражению его печальных красных глаз, но при этом он скрестил дрожащие руки как самый обыкновенный подросток. И сейчас, именно я был безжалостным демоном, терзающим невинные души, а принц - мелким бесом. - Признайся, Лурам - это ты ударил Бартоломью и поджёг его кабинет. - Да, ваше высочество, это был я. - И ты изначально знал, что в саду был сын Халфаса? И ты ему помог встретиться с Октавией? - И то, и другое верно, ваше высочество. - Но ты солгал мне. - Как есть, солгал, ваше высочество. Столас наморщил лоб, сквозь густые перья выступили морщины. С его точки зрения, я был маленьким несмышлёным ребёнком, который не хочет слушать терпеливого и умного взрослого. С моей же перспективы, именно Столас был ребёнком, который не хотел принять горькое лекарство-реальность - не все заслуживают прощения. Особенно, такие как я. - Если в тебе есть хотя бы грамм совести, то пусть тебе будет стыдно, Лурам. Лично я осуждаю тебя за подобное поведение. Я не замедлил с ответом. - Я давно осуждён - только палач не спешит. Спокойной ночи, ваше высочество.Долгая полночь
26 мая 2024 г. в 19:41
Бесы круга Гнева все до единого были жаворонками - поднимались до рассвета, завтракали с первыми лучами солнца и видели луну собственными глазами лишь дважды в год на день Антихриста и накануне Ночи Урожая. Я же мог упасть головой на подушки за считанные минуты до безжалостных и громких звуков будильника, в очередной раз зачитавшись интересной книжкой, сочиняя стихи или просто любуясь небесной сферой во всех её фазах, словно лицом прекрасной спутницы, смущённо отворачивающейся от моего взгляда.
Ночь всегда подзадоривает нас на какой-нибудь поступок, даже самый незначительный: например, проснуться раньше подруги, чтобы побаловать её неожиданным завтраком или организовать обещанное свидание для двух юных сердец и внимательно проследить, чтобы всё прошло без каких-то катастрофических последствий. В конце концов, это просто знакомство, а не смотрины.
Сначала я просто постучался в дверь наследницы, но, не получив ответа, просто потянул ручку и вошёл в комнату. Жёлтые носики свечей в канделябре, который я всё ещё крепко сжимал в своей руке как какой-то заговорщик, моргнули из-за лёгкого сквозняка - княжна любила спать в прохладе, но при этом завернувшись в толстый кокон из нескольких одеял. Мне сразу бросились в глаза равные части присутствия обоих родителей: огромное количество книг по астрономии, астрологии и ботанике, множество чертежей каких-то астролябий и иных измерительных приборов, но при этом всё богатство Октавии было тщательно рассортировано, и даже вечернее платье, которое наследница клана Сидиус носила накануне, аккуратно висело на тонких проволочных плечиках. И лишь устало брошенный на стол веер, раскидавший по углам листы с упражнениями по каллиграфии, мог бы послужить уликой касательно усталости принцессы, которая в данный момент громко сопела и видела уже четвёртый сон, совершенно не слыша вакханалии этажом ниже.
Я остановился ровно в двух шагах и позволил себе посмотреть на спящую принцессу, чтобы застрявший наглухо под сердцем ржавый нож сделал ещё один оборот в сторону пункта о нерождённом ребёнке. Октавия, судя по расслабленному лицу и изогнутых в улыбке уголках клюва, видела что-то приятное и умиротворяющее, так что мне даже стало будить принцессу, но обещание надо было сдержать.
- Леди Октавия, - я шептал вежливо, но настойчиво, как хирург над прооперированным пациентом. - Леди Октавия, вас ждут.
Октавия проснулась резко и быстро, открыв глаза уже после того, как её тело выпрямилось под одеялом. Я опустил взгляд, но заметил, что принцесса спала в тёплой пижаме и штанах.
- Что такое, что случилось? - принцесса смотрела на меня так, будто видела впервые, хлопая ресницами и упрямо пытаясь сосредоточить непослушное ото сна зрение. - А, это ты, Лурам. Что произошло? Который час?
- А вы не помните? - я наклонил голову набок. Принцесса зачем-то повторила моё движение.
- Что я не помню? - переспросила Октавия.
- Вас ждёт встреча с вашим другом по переписке. CopperBeak38. Помните? Настоящая, живая встреча.
- Когда? - княжна Сидиус отпрянула от меня и кубарем скатилась с кровати, подбросил подушку и все одеяла в воздух. Она заранее знала ответ, но всё же зачем-то надеялась услышать обратное.
- Прямо сейчас.
- Что? Как? - принцесса мотала головой из стороны в сторону с такой силой, что я уже невольно забеспокоился за прочность шейных позвонков наследницы. Издав какой-то странный звук, похожий на нечто среднее между хриплой бранью и птичьим писком, Октавия поспешно вытащила сразу несколько нарядов из шкафа, но те, как будто назло, рассыпались по полу нарядным беспорядком. Казалось, что ещё секунда, и малиновый цвет глаз, который пожаром распространился на всё лицо юной демонессы, превратит всю комнату в огромное пепелище - надо было охладить пыл.
- Спокойно, леди Октавия, спокойно, - мой голос заморозил воздух в спальне княжны и предотвратил катастрофу. - Я вас проведу как есть и без лишних глаз. Всё будет в лучшем виде, даю вам своё слово.
- А как же одежда? И причёска? - пробормотала Октавия, дрожащей рукой ощупывая торчащие пучки перьев и бесполезно пытаясь пригладить их на место лишь для того, чтобы взлохматить их ещё сильнее. - Я выгляжу как пугало!
- Чушь, - возразил я. - Протрите глаза и уже будете безупречно выглядеть.
Принцесса послушно нагнулась к туалетному столику, быстро и ловко вытащила из пачки пару влажных салфеток, вытерла края своих глаз и снова повернулась ко мне с целью получить знак одобрения, что я немедленно и сделал поднятыми вверх краями губ, большим пальцем левой руки и зажатым в правой руке канделябром.
- Хоть сейчас портрет писать. Прошу за мной.
- Кажется, что-то горит? - Октавия на секунду замешкалась и принюхалась.
- Чье-то нетерпение, - я отозвался чуть грубее, чем следовало. Последовавший громогласный взрыв разбитой бутылки и визг из общего зала заставил принцессу покинуть уютные стены родительского дома и последовать за мной, на встречу с неизвестностью. Когда мы уходили, позади что-то громко заскрежетало, простонав как заваливающийся набок крупный аллигатор, а потом последовал глухой и сочный хлопок - судя по всему, несчастный фонтанчик с сангритой не выдержал наглых рук и пьяных морд, и решил самостоятельно свести счёты с жизнью.
И не могу сказать, что я его осуждаю.
Не нужно было обладать носом адской гончей, чтобы ощущать волнение, охватившее наследницу клана Сидиус - Октавия тряслась так сильно, словно сжимала в мокрой от пота руке гранату с выдернутым кольцом, и уже не знала, через сколько времени этот круглый смертоносный предмет выпадет из ослабевших пальцев.
Когда мы вышли в сад, у Октавии задрожали колени и застучали зубы. Я ощутил нутром, что принцессе хотелось кричать и орать от переполнивших её противоречивых чувств, базой которым выступало волнение; заставить меня дать ей словесное разрешение отказаться, чтобы не испытывать чувства стыда за собственный малодушный выбор, убежать к себе в спальню как в раковину, запереться на все замки, задёрнуть шторы и завернуться в кокон из одеял, чтобы проспать всю жизнь и не видеть этого страшного ранящего мира.
- Лурам, извини, мне что-то нехорошо, - рот Октавии едва двигался в такой же нерешительности. - Может быть, нам лучше вернуться...
- Леди Октавия, дышите спокойно, насладитесь приятным ночным воздухом, - я сам не ожидал от себя скрытого таланта так мягко подбадривать взвинченных подростков. - Посмотрите на прекрасное звёздное небо. Всё будет отлично, как я и обещал.
- Хорошо, идём, - дрожь в голосе Октавии так же быстро сменилась на смелость. Уверен, что это у неё от матери.
Память и зрение мне всё ещё верно служили. Миновав ещё несколько поворотов и тёмных узких переходов между подстриженными чёрными кустарниками, которые всё ещё хранили в себе дневное тепло, запах цветов и растущей поодаль липы, мы с Октавией вышли к заранее оговорённой беседке: из незаделанной в ступеньках дыры мне приветливо подмигнула бутылка, а от угла отделился силуэт демонического голубя. Протезированный сапфир в левой глазнице Саргона приветливо сверкнул гранями под серебристым лучом лунного света, но это было единственное, что молодой граф успел сделать в знак приветствия.
Оба наследника благородных фамилий Гоэтии, увидев друг друга, забыли не только о том, что я был рядом, но даже о таких базовых вещах, как потребности организма в дыхании или необходимости успокоить столь заворожённо учащённое сердцебиение. Нет, если бы Октавия и Саргон встретились бы при иных, более привычных для дворянского образа жизни обстоятельствах - к примеру, на балу или очередном званом ужине - то это бы не произвело на них такого впечатления, как сейчас: в саду, под покровом темноты, а единственным гарантом безопасности является одинокий бармен самой низшей ступени адской иерархии, в то время как оба участника свидания страшно рискуют, но всё же нашли в себе храбрость ухватиться за такую возможность.
Если присмотреться повнимательней, то можно было заметить, что и виконт, и княжна, были в чём-то друг на друга похожи: оба породистые, с тонкими чертами лиц и приятными робкими улыбками, лишёнными типичной дворянской наигранности и фальши, но преисполненными отзывчивостью, а самое главное - утончённая, подлинно дворянская красота, лишённая пошлого кокетства и слащавой смазливости. Руки обоих сторон встречи хоть и казались тонкими и хрупкими, но при этом в сжатом от волнения кулаке Саргона ощущалась цепкая хватка, а в трепещущих чёрных коготках Октавии - магическая грация.
Именно до этой самой секунды, преемники адской аристократии даже не подозревали о том, что красота способна вытягивать воздух из лёгких эффективнее гарроты, и теперь юный де Веттерлие неотрывно сгорал в лучащихся малиновым светом глазах юной демонессы, а переставшая дрожать Сидиус добровольно утопала в аквамариновых волнах дорогостоящего имплантата.
Говорить им что-то не было смысла - в такие секунды голову заполняет густой туман, словно где-то в недрах и складках мозга собрались дымящие огромными сигарами профсоюзные боссы и воротилы, а к ним запоздало подскочило сердце, которое не понимает происходящих перемен и теперь отчаянно пытается найти выход через трещины в сводах черепа, со всех сил стучась в них всем своим красным телом, при этом наполняя конечности и опустевшую грудную клетку тёплыми волнами пенящегося моря девятого вала чистейшей первозданной эйфории.
Октавия первой почувствовала, что зрительный контакт слегка подзатянулся, и опустила глаза, но через секунду снова встретилась взглядом с Саргоном - невидимый палач опустил рубильник электрического стула и пропустил очередной разряд по жилам молодых демонов, вновь осветив их лица смесью самых разных и противоречивых чувств: радость, волнение, страх, восхищение, а также искреннее любопытство высшей степени очистки.
- Прошу прощения, - первым молчание нарушил Саргон, перед этим тактично прокашлявшись. Я заметил, что виконт не забыл о моём совете переодеться во что-то более неброское, и остановил свой выбор на скромной полевой тёмно-синей форме, а также предусмотрительно захватил с собой плотный коричневый плащ. - Вы, кажется, продрогли. Разрешите предложить вам плащ и проводить вас в беседку?
- Мы незнакомы, - Октавия неожиданно нахмурилась, приобретя столь неожиданные черты леди Стеллы, и поднесла к собственному лицу невидимый веер, так что даже в пижаме наследница смотрелась солидно и внушительно. - А посему, ваше предложение совершенным образом неприлично.
Саргон, явно не ожидав подобного отпора, посмотрел на меня глазами утопающего. Октавия, почувствовавшая, что вроде сделала всё правильно, но при этом почему-то не покидает чувство ошибочности, снова начала дрожать. А я, еле сдерживаясь от желания разбить себе лицо собственной ладонью, закатил глаза от неловкости сцены и взаимный испуг обеих сторон: вместо того, чтобы обнюхать друг друга и повилять хвостиками, эти щенки пытаются рычать как взрослые выдрессированные псы.
- Вы правы, это действительно неприлично, - я говорил всё так же мягко, сдержанно, но не допускал никаких возражений. - По правилам, вас должен представлять общий знакомый, и им буду я. Октавия Сидиус, княжна. Саргон де Веттерлие, виконт. Меня зовут Лурам, и сегодня я буду вашим официантом, прошу вас следовать за мной и занять оговорённые места.
По окончанию ритуала знакомства, Октавия снова заулыбалась, зябко поёжилась, позволила Саргону накинуть напитанный теплом плащ на свои плечи и застегнуть цепочку, но, помня о важности манер и воспитания, изящно опустила руки вдоль тела, как будто не заметив согнутой в локте руки виконта. Де Веттерлие, тоже не теряя такта, сделал вид, что поправил складку на боку кителя, и серьёзно кивнул мне, сжав края клюва.
- Надеюсь, вас не смущает, что я принимаю вас в таком виде? - Октавия всё же позволила виконту усадить себя за столик и на пару секунд дотронуться до её кисти, словно оценивая характер по руке. - Просто я немного не ожидала встречи.
- Для меня очень большая честь быть принятым вами, - незамедлительно сообщил Саргон, и я внутренне порадовался, что наследник графской фамилии умеет отвечать галантно. - И я уверен, что вы будете прекрасно смотреться в любом одеянии, леди Октавия.
«Коктейль «Мрачный фламинго», Мортимер - это новый взгляд на старые вещи. Я смешивал этот коктейль лишь дважды в жизни - первый раз, когда оказался невольным амуром для двух молодых демонических сердец, а второй раз - прямо сейчас, потому что ты купился на странное название и ярко-розовый цвет. Этот коктейль не пользуется особой популярностью, но, как знать, может быть когда-нибудь наша розовая птичка вновь взлетит на пьедестал моды - будем надеяться, что я доживу до этих времён. Пиши, на одну порцию:
30 мл белого рома, 30 мл водки на кровавом апельсине, 45 мл ананасового сока и 15 мл сока лайма, и если ты хороший бармен, то соки обязательно будут свежевыжатыми. Обязательный пункт - чайная ложечка сиропа цветов розеллы, это придаст тонкую правильную нотку. Как следует пошейковать со льдом, процедить через двойное ситечко в наполненный льдом стакан-хайбол или ураганный, долить доверху пряной клюквенной газировкой и украсить долькой лайма, сквозь которую надлежит продеть веточку мяты. Если ты ещё и захочешь покрасоваться - делай этот коктейль в розовой рубашке и стоя на одной ноге, а перед подачей - гогочи как последний гусь.»
Ярко-розовая, практически предрассветная струйка густого коктейля поочерёдно облизала оба стакана, наполняя их щедрыми порциями с весело шипящими стайками крошечных пузырьков, мерцающими в свете горящих в подсвечнике фитилей на белых восковых столбиках, каждый длиной ровно в полчаса. Ещё несколько секунд Октавия и Саргон неловко помолчали, поочерёдно рассмотрели собственные руки, поверхность стола и содержимое бокалов - Саргон всё же оказался решительнее, первым взяв полный стакан в протезированную руку и сделал приглашающий жест. Октавия с улыбкой поддержала порядок действий.
- Я вас покидаю и буду неподалёку, - развернув фольгу, я убедился, что сэндвичи не испортились. Отдельным трюком было сложить бутерброды так, чтобы начинка была видна лишь с одной стороны - так было больше шансов, что оба участника встречи будут чаще сталкиваться руками. - Единственная просьба - забудьте про титулы, про дворянские обязательства, всего этого здесь нет и не будет, пока этого не захотите вы сами. Вы просто общаетесь, со всей неловкостью и неумышленной прямотой. Приятного вечера, мои дорогие.
- Возьми, - голос Саргона прозвучал откуда-то издалека.
- Что? - переспросила Октавия. Посмотрев по направлению взгляда виконта, принцесса увидела, что её рука так и застыла над листом развёрнутой фольги и мёртвой хваткой вцепилась в сэндвич, под которым уже возникла небольшая горка крошек. - Прошу прощения.
- Всё хорошо, - после того, как голубь смочил горло коктейлем и подкрепил силы бутербродом, выяснилось, что у него был низкий, но не грубый, а очень доброжелательный баритон. - Если честно, это тоже моя первая встреча с девушкой при таких обстоятельствах.
После ухода Лурама, княжне стало совершенно неловко, хотя Саргон не нарушил ни одного правила приличия: сидел ровно, смотрел чуть выше переносицы своего собеседника, не повышал голоса, не ёрзал и всем своим видом деликатно показывал, что решил принять озвученные барменом правила игры и общается с Октавией как с очень хорошим старым другом, которого давно не видел.
- Родители устроили вечеринку? - поинтересовался Саргон, отщипнув клювом кусочек бутерброда, оказавшегося овощным. - Кажется, там весело, хотя и шумно.
- Ага, весело, - усмехнулась Октавия. - Хочешь сказать, что твои родители не устраивают приёмов для гостей?
- Вообще-то, нет, - виконт неловко улыбнулся. - Мой отец уже не так молод, но держится молодцом - пережил полтора века, с полсотни военных ранений и одиннадцать жён.
- Сколько?! - у изумлённой принцессы отвисла челюсть. - Я не про раны, если что. И не про годы.
- Одиннадцать жён и сейчас бракоразводный процесс с двенадцатой, которая приходится мне сводной матерью, - Саргон сделал расчёты в уме и остался доволен своей памятью. - К счастью, ей хватило здравого смысла не пытаться избавиться от моего старика и не повторять ошибки предшественниц: пятеро из них перепутали чашку с отравленным чаем, трое пытались столкнуть отца с лестницы, но в итоге спотыкались сами. Одиннадцатая хотела утопить меня ещё годовалым птенцом во время мытья, но поскользнулась и приложилась головой об ванну, причём насовсем. Так что в тот день я родился заново!
Октавия не считала себя неопытной в плане общения с противоположным полом - ей даже доставляло какое-то удовольствие подражать матери, которая была способна одним прищуром алого глаза расколоть в щебёнку эго последнего самовлюблённого и чванливого гордеца. Но сейчас принцесса поняла, что весь её опыт оказался бесполезным, потому что Саргон отличался чем-то неуловимым от привычных дворянских отпрысков, которые только и умели, что присваивать самим себе родительские заслуги. Виконт не пялился на неё, не раздевал глазами, не тянул рук и не лебезил, как это обычно делали младшие дома Гоэтии.
- Налить ещё, леди Октавия? - всё тем же приветливым голосом спросил виконт, показав ладонью на бутылку «Фламинго».
- Нет, спасибо, я ещё не допила, - что-то внутри Октавии заставило пойти вразрез с княжеским воспитанием и улыбнуться больше интуитивно, чем заученно. - Как же непривычно в этой пижаме... Я это сказала вслух, да?
Саргон наклонился чуть вперёд, словно вставая в невидимые пазы для конкретного случая, и принцесса почувствовала, что под светом правого, солнечно-жёлтого глаза де Веттерлие, внутри неё что-то распустилось.
- Вы очень красивая и в пижаме, леди Октавия. Особенно эта звёздная вышивка... это ведь созвездие Стрельца, верно?
- Да, это так, - княжна снова улыбнулась без напоминания. Наследный граф не пытался юлить перед ней, не собирался заболтать её или напоить, а просто подчеркнул факт её красоты и заодно напомнил, что действительно слушал записи её голоса и читал сообщения о личных увлечениях принцессы с неподдельным интересом. - Ты всё-таки читал те статьи о созвездиях?
- Читал, но понял и запомнил, увы, не всё, - честно признался Саргон. - Особенно, что касалось названий звёзд, домов и стоянок... Но, должен сказать, что мне и вправду понравилось наблюдать за ночным небом! Пока я был здесь, я точно увидел звезду Антарес, которая является сердцем созвездия Скорпиона, а напротив неё, если я не ошибаюсь, были видны яркия Шаула и Анкраб из созвездия...
Договорить виконт не успел - любовь к астрономии и астрологии взяла верх над любыми приличиями и громкостью голоса.
- Шаула никак не могла идти напротив Антаресу! Они из одного и того же созвездия Скорпиона! - Октавия замахала руками, едва не перевернув оба стакана, и сметая хлебные крошки навстречу потоку ночного ветра. Совершенно бесцеремонно усевшись рядом с Саргоном, демонесса, сгорая от негодования и невежества, принялась чертить расположения созвездий и небесных тел прямо по фольге собственным дымящимся когтем, высекая ярко-голубые искры. - Всего созвездие Скорпиона состоит из тринадцати звёзд! Это знает каждый ребёнок! Как и то, что Анкраб - это двойная звезда, составляющая клешни созвездия, в то время как звезда Тета-Саргас-Гиртаб, которая предсказывает срок жизни, располагается в...
«Зануда. Скучная и тупая зануда».
Октавия не помнила, как давно она услышала эти слова и даже бы не смогла вспомнить имени или лица обидчика при всём, но интонация прозвучала в голове словно пережитое заново издевательство, пропущенное через тот же неприятный живой голос. Душевная обида выскочила как хищный зверь из засады и вцепился куда-то в горло юной принцессы. Слово застряло в горле вместе со всеми названиями созвездия Скорпиона, а глаза наполнились звёздами, которые тут же покатились вниз по перьям щёк. Стыдливо вытерев слёзы ладонью, Октавия попятилась назад, но не смогла этого сделать - что-то держало её за руку, сильно, но не больно.
- Вас кто-то обидел, леди Октавия? - угольно-чёрные коготки адской совы мягко обернули коралловые суставы тёплой голубиной руки. От такой близости у княжны закружилась голова и застучало за глазами.
- Да так, был один, - принцесса сказала как можно небрежнее, но вышло не очень убедительно. - Сказал, что я зануда и ботаник, и что от моей болтовни уши вянут. Наверное, это был кто-то из баронской семьи, раз мог позволить себе подобные высказывания. Да, собственно, мне всё равно.
- По-моему, он просто кретин, даже будь он трижды бароном или бастардом самого короля. Кто ещё откажется послушать про звёзды от кого-то знающего, вместо очередных пустых разговоров ни о чём?
Октавии показалось, будто внутри её грудной клетки что-то страшно перевернулось и оборвалось от этих громких слов, произнесённых с такой небрежной лёгкостью. Но это не было пустым бахвальством, которое в любой момент примет облик неудачной шутки - поза, интонация и блеск жёлтого глаза виконта - всё говорило о том, что наследник графской фамилии без колебаний повторит сказанное прямо в лицо тому неизвестному обидчику и точно так же, стойко, примет последствия, даже если за это придётся заплатить жизнью.
- Только кретин, - Октавия рассмеялась и от собственной смелости произнести вслух столь неприличное слово, и от неприкрытого изумления Саргона, через секунду перешедшего в смех. Виконт не умел скрывать чувства, подавлять волнение и вряд ли мог бы стать хорошим дипломатом, но сейчас эти недостатки показались княжне преимуществами. Скованность и неподвижная печаль в глазах Октавии сменились искрами тепла, а пальцы ещё крепче сжали ладонь молодого мужчины.
- Ну, в таком случае, - Октавия сделала крошечную паузу, как незаметный шаг в танце, чтобы сопоставить ритм движений с партнёром, и продолжила. - Ты хочешь послушать ещё о звёздах? Просто, мне они нравится, но не с кем особо поговорить о них... Нет, не подумай, я вовсе не жалуюсь тебе, что у меня нет друзей или что я интересуюсь чем-то непонятным... Нет-нет, я не называю тебя глупым! Ох, я всё порчу...
Саргон бросил взгляд своего протезированного глаза в сторону стоящего где-то наподалёку Лурама, тихо прошуршав многослойной линзой, и потом сказал вслух накопившееся на душе. Голос молодого графа звучал так, будто он обращался по большей части к себе, а не к замершей в ожидании княжны.
- Леди Октавия, вы... нет, не так. Ты мне тоже очень понравилась. И я очень хочу послушать о звёздах.
- А мы можем... просто помолчать? Ты не обидишься?
- Я очень хорошо молчу и умею слушать тишину.
Крошечная улыбка Октавии, выраженная лишь крошечными морщинками около уголков клюва, за доли секунды стала ярчайшим светом, словно виконт и княжна, спустя долгие дни скитания в темнейшем подземном некрополе, наконец-то проломили обильно политые слезами ненавистные стены обители мёртвых, прорвались сквозь мрак и холод и наконец-то увидели солнечный свет мира живых. Голова Октавии легла на плечо Саргона, а его живая рука сама нашла руку принцессы и сжала её так, словно держа против всех сильных штормов и холодных ветров, никогда не выпуская.
И в этот миг, Саргон и Октавия не думали о скоротечности подростковой влюблённости, о будущем, о трудностях, о социальном неравенстве и о дворянских обязательствах каждого из них. Бесовское честное слово утверждало, что это будет потом, совсем потом, гораздо позже.
А потом Лурам пустит в ход все свои трюки и фокусы, и это неопределённое слово «потом» элегантным образом превратится в слово «никогда».