Выбери меня

      — Кролики нагло соврали тебе, Лавгуд, — язвительно подводит итог игры Драко, отбрасывая карты с самым низким значением из вообще возможных. — Я пас, — проиграл, третий раз подряд! Для главного победителя вечера это уже даже не обидно, а попросту смешно. Хотя, если вспомнить слова чокнутой Треллони про баланс во вселенной…       — Прискорбно, но они не обещали говорить только правду, — монотонно изрекает Луна своим высоким голоском и добавляет: — Вскрываюсь.       — Это же Техасский Холдем, а не клуб самоубийц, — тихо комментирует Гермиона, вызывая очередной взрыв хохота у близнецов Уизли. Её попытки научить Луну правилам веселят их уже третий круг.       — Точно, ты права, Гермиона. Спасибо, — ласково улыбается когтевранка в ответ. — Тогда — рэйз, правильно? — и выдвигает половину из тех фишек, что лежат перед ней.       Лонгботтом где-то в сторонке захлёбывается воздухом и обречённо складывает карты, выпаливая:       — Пас, — до новой ставки у него не хватает оставшихся фишек.       — Пас, — поддерживает его Панси, а вот золотая гриффиндорская троица продолжает неравную борьбу с когтевранской тёмной лошадкой (что целиком соответствует её загадочной способности выигрывать, а вовсе не цвету волос).       В самом начале, когда Драко ещё задавался вопросом, какой магазин обнесли гриффиндорцы, чтобы отыскать такое огромное количество настольных игр, большая часть присутствующих выглядела напряжённо. Но после того, как зачарованный на ругательства Уно:       — Как-как он только что назвал меня, Рон?.. — обманчиво спокойно спросила шокированная Гермиона.       …сменила карточная игра Дворцы и Драконы:       — Тушите! Тушите огонь, пока карта не сгорела!!!       — Зато в подземелье дворфов теперь есть настоящий уголь…       — Поттер! Почему не следил за своей фигуркой?! Ты же знаешь как опасна Венгерская Хвосторога!       …а потом и Твистер, меняющий расположение кружочков каждый раз, как кто-то промахивался рукой или пяткой, и играющим приходилось в буквальном смысле ложиться друг на друга, чтобы отыскать свои кружочки заново:       — Это волшебная палочка, Уизли, или ты так рад меня видеть? — спросила Панси, поглядывая из-под коленки на Джорджа, держащегося вполне достойно для волшебника, стоящего задницей кверху.       — Моя волшебная палочка — не твоя забота, Паркинсон.       …стало уже не до стеснения. Алкоголь тоже помог, но как-то так получилось, что их изначальный состав группы оставался самым трезвым. Они чинно цедили лучшие напитки из найденных и пьянели медленно, мягко и приятно, до лёгкого головокружения, но не переступая черту. Драко подозревал, что за этим есть какая-то история: Генри иногда многозначительно поглядывал на наполненный бокал Гарри, заставляя того краснеть, но слизеринца по правде это целиком устраивало.       Состав их компании легко пополнялся новыми участниками и точно также легко их терял, в основном потому, что новенькие делились на два типа, по цели их визита. Те, кто хотел искренне поздравить Драко с судьбоносной победой, и те, кто набирался сплетен о взаимодействии Драко с гриффиндорцами.       Не то чтобы они позволяли себе многое, как раз наоборот. Для всех они общались примерно также, как и всегда. Генри шутил, Драко язвил, подливая масла в огонь невидимого другим сексуального напряжения, а Гарри либо краснел втихую, бросая взгляды на обоих, либо вдруг выдавал такое, что даже Панси уважительно цокала, добавляя огневиски ему в бокал. Так или иначе, Драко общался с другими людьми, принимал поздравления, практиковался в чёрном юморе, легко подхватывая любую тему, но его внимание возвращалось к этим двоим. Хоть, иногда, пристальные взгляды однокурсников, даже слизеринцев — особенно слизеринцев, ощущались некомфортно. Поэтому, когда Фред достал набор для покера, на ходу объясняя правила игры, Драко предложил скрыться в более тихой обстановке. Так они оказались в его комнате: со сдвинутыми в квадрат кроватями и, трансфигурированным из балдахина, изумрудным столом. За последнее Маккошка просто обязана поставить Грейнджер автоматический зачёт. Если бы Драко мог, он самолично отдал бы несколько баллов Гриффиндору. Не слишком много, разумеется, он не настолько щедрый. Но Драко легко было признать: если бы он имел подобный талант, может давно закончил бы чинить тот исчезательный шкаф…       — О чём задумался? — шепчет Генри Поттер, шевеля дыханием его растрепавшиеся волосы за ухом. Драко не заметил, как лёг на него плечом. Наверное, он просто устал сидеть прямо и привалился к нему, как к стенке, игнорируя кучу подушек вокруг. Справа от него сидит Гарри, но видно игра его так увлекает, что он не замечает ничего вокруг. Так что Драко расслабляется и позволяет себе полежать так ещё немного.       — О насущном, — расплывчато отвечает он. Если бы Генри только знал, что Драко готовит для этого замка… хаос, смерть, разрушение взамен безмятежной атмосферы школьных будней… он вряд ли позволил бы Драко быть рядом. Даже если он со Слизерина, это всё ещё Поттер. Причинять добро и насаждать справедливость — их кредо по жизни.       — Он не будет ревновать больше, мы ведь говорили, — по своему истолковавает Генри его напряжение. Он кладет ладонь поверх плеча и легонько его массирует. — Здесь тебе не нужно скрывать, что ты устал или чем-то озабочен. Это праздник для тебя, так что ты в праве делать все что хочешь.       — Сам ты озабочен, — пытается сбросить он руку со своего плеча. Даже если ему приятна эта незамысловатая ласка (чертовски приятна на самом деле), но вокруг все ещё сидят посторонние люди. Хотя Панси ведь поддерживает его во всём, Грейнджер и Уизли наверняка тоже в курсе происходящего, Невиллу и Луне в принципе нет дела до чужих отношений, а близнецы хоть и строят из себя балагуров, но никогда не были замечены за распространением сплетен. Их максимум — унизительные, но без перегиба, подколки, сказанные лично. Крэб и Гойл, пожалуй, вряд смогли бы нормально воспринять новое отношение их лидера школьной пожирательской группы к носителям фамилии Поттер, но те к счастью решили остаться внизу: Пуффендуйцы как раз принесли гору разнообразных десертов в серебристой и зелёной глазури.       Наверное, Генри что-то такое улавливает в его тоне, потому что покорно отпускает плечо… оставив ладонь на сгибе локтя, согревая странно-гармоничным уютом.       — Скажи мне, чего бы ты хотел? — проникает голос Поттера в его уставшие сознание, но Малфой лишь поджимает упрямо губы. Если честный и искренний Драко существует где-то, то точно не в этой вселенной. Этот Драко молча принимает отвергнутое им же тепло и пытается не думать о завтрашнем дне, в котором его поджидают сложные решения.       — Чтобы Лавгуд наконец запомнила правила игры, — и глядит на Панси, которая как раз отговаривала Луну поменять валета на другую карту.       — Но он выглядит таким грустным, — вздыхает она, поглаживая уголок картонного прямоугольника. — Мне кажется, у него плохие отношения с семьёй, — на мгновение над столом зависает тишина, а потом Рон интересуется вкрадчиво:       — Луна, у тебя там случайно не флеш-рояль?..       — Нет, у меня тут король, дама, валет и десятка из дома чёрных перевёрнутых сердец.       — У неё флеш-рояль, — припечатывает Панси, заглянув на секунду в карты когтевранки, и оставшиеся на плаву игроки недовольно пасуют, теряя ставки.       — Вот же срань! — ловит Рон неодобрительный взгляд Гермионы, — Я, конечно, слышал, что новичкам везёт, но чтобы настолько…       — Скажи честно, тебе нарглы подсказали, какие карты брать? — улыбается Панси, явно радуясь, что пасовала раньше, чем повысились ставки.       — Конечно нет! — искренне удивляется Луна такому предположению, загребая выигрыш двумя руками. — Если бы нарглы такое умели, то в их матчах по покеру никогда не было бы победителей. Ведь все знают карты друг друга. Какая уж тут игра, правда?       — У нарглов есть матчи по покеру? — вскидывается Грейнджер. — Как это возможно? Ты ведь только сегодня узнала о его существовании!       — То, что мы не знаем о существовании чего-либо, вовсе не значит, что этого нет, — философски изрекает Луна, оставляя Гермиону яростно краснеть и фыркать.       — Тише-тише, Миона, — пытается успокоить её Гарри, подливая в её стакан с грушевым соком, ягодную настойку миссис Уизли. — На вот, выпей.       Девушка раздражённо выхватывает стакан и пьёт его содержимое залпом. Драко удивленно свистит: девчушка-книгочей оказалась не промах, даже не поморщилась. Впрочем, через пару минут выяснилось, что гриффиндорская смелость не является гарантией какой-либо стойкости. Её кудри лежат в беспорядке на плече Паркинсон, пока она сама не слишком внятно возмущается о бурной фантазии некоторых личностей, цепляясь руками за талию слизеринки, чтобы не свалиться на пол. Панси это явно веселит, особенно взгляд Рона, темнеющий каждый раз, когда подруга утешительно водит рукой по спине его гриффиндорской подружки. Всё же, чуда не происходит. Они остаются теми же — продолжают бесить друг друга, раздражать и нервировать. Но кое-что всё же незримо меняется — в воздухе постепенно перестает витать откровенная жажда убийства.       — Моя подруга и твой друг сейчас подерутся, — констатирует факт Драко, подтягивая гриффиндорского Поттера поближе к себе. Тот как будто смущается на секунду, но покорно приваливается к Драко с другой стороны плеча. В белобрысую макушку задумчиво хмыкает Генри.       — Не думаю, что это и правда произойдёт… — протягивает Гарри и бросает взгляд вверх, на лицо Драко, совершенно очаровательно хлопая своими пушистыми, девчачьими ресницами. И ведь наверняка не подозревает даже, как выглядит со стороны, подлец.       Драко ещё некоторое время назад сдался бы под обстрелом этих взглядов украдкой, но всё не решался протянуть руку, приглядываясь к людям вокруг… Невилл и Луна совершенно не обращают на них внимание. Гермионе, Панси и Рону тоже не до них: они заняты собственной любовной драмой, а близнецы о чём-то шушукаются: Фред яростно записывает подробности новой проделки в толстый блокнот, с кучей исписанных страниц, под диктовку Джорджа. Или наоборот? Не важно. Приятно убедиться, что окружающим до них действительно нет дела.       Остаётся только успокоить бешено заходящийся пульс, остановить приток адреналина и молиться, чтобы Поттеры не услышали его агонизирующее сердце. Кто бы мог подумать, что он решится приблизить к себе Поттеров в компании чужих людей? Уж точно не Драко. Пожалуй, такое стало возможным исключительно благодаря совместной вечеринке. И он им, конечно, никогда не скажет, насколько благодарен за это.       — Чего ты хотел бы прямо сейчас? — тихо спрашивает Гарри, не подозревая даже, что его брат задал тот же вопрос пару минут назад.       Драко задумывается всего на секунду. Его одолевает желание вновь увильнуть, избежать правдивого ответа: это почти рефлекс для слизеринца и сына аристократов. Говорить правду — моветон в высшем обществе, даже когда ты ребёнок. Под обстрелом снисходительных взглядов, чувствуя между лопаток следы от «змеиных зубов» отцовской трости, быстро учишься красиво лгать. Но Драко устал. Он почти спит, чувствуя тепло с двух сторон. Он смотрит в честные глаза Гарри и губы шевелятся сами собой:       — Хочу остаться здесь навечно. С вами двумя. И чтобы никого вокруг, — он прикрывает глаза на секунду, представляя своё желание. Под веками почему-то пекут слёзы. Малфой сердито хмурится, не позволяя себе раскиснуть — он сам не ожидал от себя такой сентиментальности, но поди ж ты.       Когда он их открывает, в комнате не остаётся никого. Гарри держит его за руку, прижимая большой палец к запястью. Он выглядит умиротворённым, считая его пульс, и Малфой даже передумывает возмущаться. Или спрашивать, какого чёрта здесь произошло и как много гриффиндорцев слышало его сопливую отповедь. Закрывая глаза, чувствуя пальцы Генри, невесомо ласкающие кромку волос за ухом, он решает подумать об этом завтра.

***

      Сквозь толщу сна Драко обнимает приятное тепло, ощущая себя даже слишком умиротворённым. Чувство ностальгии поднимается в груди, рождённое откуда-то из детства, когда каждое утро, обласканное солнечными лучами сквозь окно, казалось волшебно-прекрасным. Он пододвигается поближе, утыкаясь в чье-то плечо и вдыхая знакомый запах, заполняющий грудь горячей патокой. Она переполняет его, перекатывается изнутри бурунами, наполняется воздушными пузырьками, прежде чем опуститься к низу живота. Удовлетворение, спокойствие, истома — такие приятные, такие желанные и Драко потягивается с протяжным стоном.       Сзади раздаётся недовольное ворчание, а затем кто-то обнимает его поперёк напряжённого живота.       Мерлин, как удобно! И тепло! И…       — Что за… — хрипит Драко истеричным шёпотом, открывая глаза и натыкаясь взглядом на спящего Поттера справа от себя. На какого именно — не знает. Потому что нет ни очков, ни галстука. И даже рубашки. Поттер трогательно сопит во сне, чуть приоткрыв губы, и подрагивает ресницами, старательно отвлекая от мощных плеч и глубоких ключиц, от золотистой, в свете утреннего солнца, кожи.       Малфой закрывает один глаз и пялится на шрам, оценивая его бледность, но тот расплывается перед сонными глазами и выглядит обычным.       Несмотря на скачущие мысли и постепенно возрастающую панику, Драко не подрывается с места, не кричит во всё горло, а лишь измученно выдыхает и поворачивается, чтобы убедиться в своей догадке: да, слева тоже Поттер. И у этого Поттера волосы растрепаны до невозможности — точно Гарри.       Драко делает глубокий вдох, чтобы немного успокоиться: на одноместной кровати слишком мало места для поспешных выводов и уж тем более — решений.       Докатился Малфой. Молодец. Мало того, что проснулся с Поттером в обнимку, да ещё и не с одним, так ещё и определяет их по незначительным мелочам. Гарри тем временем кладёт голову на его плечо, а Генри закидывает поперёк его туловища руку, ещё сильнее обнажая рельефные мышцы груди, а Драко, всё это время думает только об одном:       «Как это произошло?»       Воспоминания о вчерашнем вечере похожи на стертую временами картину — только неясные образы, ощущения и звуки, которые мало о чем говорят.       Когда первая волна паники отступает, Драко радуется, что проснулся в одежде — значит ничего не было, о чем он мог бы пожалеть в итоге. Он радуется и тому, что проснулся раньше Поттеров — к неловкому разговору он явно не готов. И ко всему остальному. Во рту ужасно сухо и сводит от неприятного привкуса, и Драко больше не может это терпеть. Он пытается выползти из объятий, не разбудив двоих прилипал, которые явно вознамерились оставить его себе еще на пару часиков.       Ещё одно открытие этого утра: Поттеры любят объятия. Как только Драко освобождается из плена, отползая на коленках в изножье кровати, Генри и Гарри двигаются друг к другу и сплетаются руками, прижимаясь один к другому словно большой пазл: Гарри утыкается лицом в шею брата, а Генри устраивает на его макушке свой подбородок. Вот так, без символов факультета, окружения и наведённого лоска, они и правда похожи друг на друга: та же линия челюсти, лохматые брови, даже одинаково приоткрытые, пухлые губы. Драко внезапно ловит себя на желании прочертить пальцами линию челюсти, просто чтобы убедиться, что она и правда такая же острая, как и на вид. Но он конечно не позволяет себе этого, отворачиваясь в поисках потерявшейся где-то обуви. Он мысленно скрещивает пальцы, чтобы причиной их пропажи не оказались загадочные нарглы Лавгуд и к счастью находит туфли под бывшим покерным столом, трансфигурировавшим обратно в балдахин, после рассеивания остатков магии.       Он возвращается к тумбочке, чтобы забрать зубную щётку и не удерживается — снова бросает на Поттеров взгляд. Завитушки их волос выглядят почти одинаково ужасно, торчат во все стороны, и Драко закусывает губу, размышляя, не разбудит ли он их, если попытается это нечто пригладить? Из естетических побуждений, разумеется, а вовсе не для того, чтобы узнать: мягкие они, или наоборот, как колючки у ежей. Кудрявых ежей.       Двери комнаты он закрывает с полным осознанием недопустимости такого поступка. И с новым знанием: волосы у Поттеров мягкие и шелковистые.       — Чёртовы Поттеры! — бесшумно сердится Драко на них, за то что они посмели уснуть в его кровати. И на себя, что повёлся на эту бесстыдную провокацию.       Приходится очень долго приводить себя в порядок: в основном потому, что Драко невольно «подвисает», вспоминая подробности вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Особенно надолго Малфой завис, вспомнив тепло Поттеровской груди под руками и его запах. Их запахи — каждый из них, как оказалось, пахнет по-разному, но с общей ноткой сладости на двоих. Одинаковый шампунь? Гель для душа? Не важно. Он вообще не должен был знать, как пахнут Поттеры ранним утром, пока ещё сон держит в плену уставшее сознание.       Всё это время Драко пытался вспомнить, как его угораздило лечь спать с ними, разве он не должен был их прогнать перед тем, как готовиться ко сну? Но, кажется, он уснул первым, и вовсе не возражал против двойных объятий. Не удивительно, что они воспользовались шансом, и остались в его кровати до утра. Впрочем, утро они тоже вполне неплохо проводят в его кровати. Вдвоём. Нежно обнимая друг друга, наполовину голые.       Драко точно сошёл с ума.       Эту картину однозначно придумало его воспалённое воображение. Разве Драко подумал, что Поттеры в его постели выглядят очаровательно? Не было такого. Это точно сон. Но теперь к его подсознанию появились вопросы: о чем оно только думает?       О Гарри и Генри. Вместе.       Ночной образ, ощутив себя свободнее, начал приобретать детали, от которых даже ноги подкосились — Драко вцепился свободной рукой в раковину, не позволяя себе упасть. Может, если бы он не уснул вчера так быстро, то увидел бы что-то ещё более… соблазнительное?       Трепетали бы пушистые ресницы Гарри, если бы Генри провёл по его шее языком? А Генри… он закрыл бы глаза, или наоборот — смотрел бы на Драко, лукаво и с вызовом, предлагая себя, предлагая повторить…       Драко сбежал бы сразу, скорее всего… но в своих мыслях… он запускает пальцы в тёмные волосы, оттягивая их назад, а после впивается в его приоткрытые губы страстным поцелуем…       С губ невольно срывается стон.       Ох, Мерлин! Да это не Поттеры извращенцы, а он сам! Почему он вообще позволяет себе подобные фантазии? И почему возбуждение нарастает и нарастает, не смотря на то, что Драко явно этого не хочет.       Или хочет?       Нет. Нет, нельзя. Не сейчас. Драко злобно включает холодную воду и заставляет себя думать об отвлечённых вещах: кто же вчера выиграл в покер, во сколько кончилась вечеринка, и что в этот раз задумали близнецы. Конечно, это всё — совершенно неважно, но это лучше, чем снова возвращаться мысленно к собственной, занятой вторженцами, постели.       Вскоре его мысли перебегают к Панси, и Драко даже радуется возникшему важному вопросу: куда пропала подруга? И почему она допустила, чтобы опьяненный Драко остался с Генри и Гарри наедине?       Вдохновенный новой мыслью, Драко наспех чистит и ровняет на себе одежду, выбегает из душа и скачет в комнату к подруге, чтобы излить всю эту непонятную эмоциональную кашу. К Поттерам он так и не решается заглянуть — слишком провокационно, слишком странно, слишком сложно для него. Для начала он должен взять свои чувства под контроль. К тому же, у него возникла маленькая, мстительная мыслишка и вовсе не будить Поттеров. Пусть потом объясняются перед Снейпом, почему опоздали на первую пару в понедельник, и чем таким были заняты накануне.       Комната Панси находится ближе всего к гостинной, куда Драко тоже успевает заглянуть, вовсе не удивляясь представшей картине. Большая часть ночных тусовщиков уснула прямо там, кому как повезло: кто-то на диване, а кто-то на ковре, вповалку. По большей части там были ученики с других факультетов (во всей школе найдётся мало желающих нарушить комендантский час), но Драко заметил и парочку слизеринцев: Крэбб и Гойл в их числе. Интересно, они решили ночевать тут после того, как увидели Поттеров в его постели, или Поттеры додумались позаботиться о том, чтобы никто не смог зайти в комнату?       Малфой останавливается внизу лестницы, ведущей в женское общежитие, и на скорую руку царапает записку, отправляя её в виде бумажного журавлика: за последний год Драко наловчился просовывать его в дверную щель, без визуального контроля. Оставалось только надеяться, что подруга уже проснулась.       Но едва он успевает подумать об этом, как сверху слышаться тихие шаги. Он поднимает взгляд с уверенным ожиданием увидеть Паркинсон, но сталкивается взглядом с перепуганной Гермионой Грейнджер.       — Так это твоя записка?.. — шепчет она, приподнимая журавлика рукой, в которой также зажата и её обувь.       На языке вертятся обвинения и возмущения: почему это гриффиндорка читает послания, предназначенные вовсе не ей?! Но к нему почти сразу приходит осознание: чтобы забрать эту записку, Грейнджер должна была быть очень близко к Панси… примерно так же близко, как Драко был сегодня утром с Поттерами. Кроме того, в записке он не упомянул адресата.       «Выходи немедленно, предательница! Нам нужно поговорить!» — вот что примерно написал он в порыве справедливого гнева. Но он, конечно, не станет оправдываться или извиняться. Вместо этого он расплывается в улыбке, прислоняясь к перилам и спрашивает так же тихо:       — И что же ты делала в постели моей подруги, Грейнджер? — девушка моментально вспыхивает румянцем, что в обрамлении непослушной копны волос выглядит очень знакомо, и сбегает вниз, внезапно вцепляясь ему в плечи.       — Это не то, что ты подумал! — шипит она, совершенно не убедительно. Улыбка Драко становится ещё шире.       — Ты и Панси? Серьёзно? — может быть, пока он спал, этот мир перевернулся с ног на голову? По крайней мере, есть только два варианта: или с миром что-то теперь не так, или с Драко.       — Тише ты, — Гермиона прижимает палец к губам и вглядывается в лица спящих учеников за его плечом. — Пойдём, поговорим в другом месте. Я обещаю, всё тебе расскажу, только не тут.       — И почему я должен согласиться?       Гермиона морщится, будто откусила кислый лимон, а после бормочет:       — Ты ведь тоже берёшь чай у Невилла? Я могу поделиться своим, из запасов.       — Вот это другое дело, — кивает важно Малфой и идёт к каменной потайной двери, переступая через дрыхнущие тела.       Видимо, Панси за ночь научила поттеровскую подругу общаться со слизеринцами, раз та легко согласилась на его беззубый шантаж. Он и подначивал-то её, просто чтобы отвлечься от собственных позорных мыслей. Но все получилось лучше некуда: чая Лонгботтома никогда не бывает много, с его-то нервной жизнью.       Они идут в полнейшей тишине прямо к кухне: ещё очень рано, коридоры пусты и даже портреты на их пути мирно видят свой последний утренний сон. Гермиона периодически оборачивается на него, словно боится, что Драко убежит прочь, сплетничая с каждым встречным о распущенности одной конкретной заучки. Возможно, её подозрения справедливы, учитывая всю историю их общения. Точнее, историю бесчисленных оскорблений и издевательств. Но это утро и без того обременённо сложными мыслями, чтобы думать сейчас и об этом…       Домовики радостно встречают Грейнджер, пока не замечают за её плечом его кислую мину. Впрочем, им достаточно услышать заветное: «Он со мной», как они тут же тащат их обоих к столам — копии столов в большом зале. Они не сговариваясь садятся за копию стола Рейвенкло, как будто предпочитая нейтральную территорию. Здесь пока пусто, но ближе к завтраку эльфы расставят пышные омлеты, яичницу-глазунью с яркими оранжевыми желтками, розетки со сладким джемом и хрустящие тосты. А пока им достаётся по чашке кофе и вчерашние творожные булки. Эльф с самыми длинными ушами, что Драко видел, принимается яростно извиняться за то, что не может предложить ничего лучше, и Гермионе приходится его долго успокаивать.       Когда с криками покончено, они наконец принимаются за ранний завтрак и от тёрпкого вкуса напитка, Драко готов стонать вголос. Это лучшее, чем можно разбудить свои рецепторы, после бессонной ночи.       Он водит ложкой, растворяя молочную пену в золотистом кофе, и в голове настойчиво возникает воспоминание о тех протуберанцах удовольствия, что бурлили в нём от ощущения тяжёлых рук, что обнимали его с двух сторон. Драко утыкается в свои ладони, а потом проводит по волосам, уговаривая себя, что заснуть в одной кровати — это ещё ничего не значит. Совсем. Драко ведь спал в детстве с Панси, когда они от усталости вырубались на полу, а потом домовики их аккуратно перетаскивали на кровать. Ничего зазорного в этом нет совершенно! Но его совесть говорит, что есть, потому что он влюблён.       Причём в обоих!       Разве это нормально?       — Держи, — смущённо покашливая, протягивает Гермиона ему бумажный свёрток, размером со спичечный коробок. — Здесь чабрец, перечная мята, женьшень, эхинацея и совсем немного алихоции, чтобы усилить эффект. Убедись, что у тебя нет аллергии, прежде чем использовать.       — Звучит не слишком успокаивающе, — с сомнением протягивает Драко, отвлекаясь от мыслей.       — О, это вовсе не для успокоения. Этот состав помогает проснуться, сосредоточиться и добавляет сил. Я использую его, когда надо сделать много домашки, или перед экзаменом. Правда, если выпить слишком много, то трясутся руки. А ты берёшь у Невилла другой состав?       — М, да… не важно, — отмахивается он, пряча свёрток в карман. Может, это то, что ему нужно, чтобы включить мозги. По крайней мере, можно использовать один вечер для эксперимента, когда получится уйти от пристального внимания Поттеров и пробраться в Выручайку.       — Ну, хорошо… — неуверенно тянет Грейнджер, поглядывая в свой кофе. — Так ты никому не скажешь?..       — Я и так никому не сказал бы, — пожимает Драко плечом и криво усмехается. — Но за чай — спасибо.       — И пожалуйста, — фыркает она, но уголок её рта дёргается в улыбке.       — Но мне всё еще интересно. Ты и Панси? — прищуривается он. Даже небольшой компромат на подругу стоит того, чтобы посидеть на кухне с грязн… с Грейнджер.       — Всё не так, — раздражённо цокает языком она, но смягчается, когда видит не осуждение, а скорее весёлость. — Может быть немного.       — Немного, да? — понимающая усмешка. — Панси просто не может оставлять равнодушной, когда узнаешь её получше, верно?       — Могу сказать то же самое о тебе и Гарри, — безмятежно отпивает глоточек кофе Гермиона.       — Туше, — кивает Драко и старательно отгоняет от себя фантомный запах горячей кожи.       — Если бы не он, вряд ли мы оказались бы вместе на этой кухне.       — Правда. Это была хорошая идея — узнать друг друга лучше.       — Я будто познакомилась с новыми людьми. И где вы скрывались раньше?       — Под масками, которые вчера слетели ненадолго. Видимо, ночь действительно была волшебной, — Вздыхает Драко. — Но не раскатывай губу — ночь проходит, и мы снова возвращаем маски на лица, потому что без них нам не выжить в этом мире.       — Что ж понимаю, но… — Гермиона бросает на него взгляд и поджимает губы. — Пока вы не вернулись к себе, сможешь ответить на один вопрос?       — Что ж… если только на один.       — Я верю Гарри, — припечатывает она вдруг твёрдо, — но я не верю, что ты работаешь на Того-кого-нельзя-называть, — сердце Драко останавливается на мгновение, а потом начинается биться так сильно, так испуганно, что он всерьёз опасается, чтобы оно не вылетело через горло. Если бы не привычка держать лицо, он бы точно скривился от пронзающей желудок боли. Но этого не происходит. Драко лишь отпивает кофе, хотя на самом деле — прячется за чашкой, чтобы не выдать себя. За стуком сердца и шумом крови он едва слышит: — С начала года Гарри повторял, что ты точно что-то замышляешь. Что Тот-кого-нельзя-называть точно завербовал тебя для какой-то работы, но я никогда этому не верила. А теперь и Гарри, кажется, в это не верит. Я вижу, как он смотрит на тебя. Как они оба на тебя смотрят… и вот, что я хочу спросить, — она зыркает на него и позвоночник Драко пронзает холодом, а нос — фантомной болью. Примерно такой же взгляд был у Грейнджер прямо перед тем, как она сломала ему переносицу. — Если Тот-кого-нельзя-называть прийдёт за Гарри… ты будешь его защищать?       Драко сглатывает. В голове раз за разом раздаётся эхо озвученного вопроса, и его скручивает болью напополам с облегчением. Она не спросила, работает ли он на Темного лорда. Она спросила — защитит ли он Гарри. Перед глазами предстаёт его собственная постель, на которой мирно сопят оба Поттера. А рядом с ней, сотканный изо тьмы, появляется Тёмный лорд. Он усмехается своим безгубым ртом, прищуривается, одним взглядом обещая многие страдания, и направляет неестественно длинными пальцами свою палочку прямо на них…       — Нет!!! — кричит Драко и вскакивает, опрокидывая чашку. По деревянному столу расползается жидкость, достигает края и громко, слишком громко в образовавшейся тишине, капает на пол. Кап-кап, кап-кап… словно, пахнущая солью, кровь жертвы Волдеморта… словно слёзы матери, потерявшей своего, слишком громко кричащего, ребёнка… словно вода в заброшенном туалете перед ненавистным «Сектумсемпра»… — Нет… я не позволю ему забрать Гарри… — обессиленно шепчет он, гипнотизируя утекающий кофе. Это решение далось ему слишком легко, для обладателя проклятой метки.       Гермиона молчит. Она встаёт тоже, обходит длинный стол, а затем… обнимает его. Также молча. Драко трясёт — он понял это только сейчас. Ему страшно. Ему больно от одной лишь фантазии, рожденной его мозгом. Ему так хочется не думать об этом больше никогда…       — Я верю тебе, Драко, — шепчет Гермиона, как будто хочет сделать этот момент ещё более неловким.       — Прости, — выдавливает он из себя со свистящим выдохом. И раз уж они начали этот разговор… потом Драко точно не решиться. — Прости, что издевался над тобой и твоими друзями, и за все те ужасные слова, что тебе доставались, — она смеётся ему в плечо, и Драко кажется, что он слышит хлюпающие звуки. Ладно… ладно, ему всё равно не нравится эта школьная форма.       — Уже простила, — сквозь слёзы улыбается она. — Я же понимаю, что ты это делал, чтобы привлечь внимание Гарри.       Драко резко отталкивает её, на расстояние вытянутых рук и шипит:       — Забудь, что я сказал, ужасная гриффиндорка. Ты меня бесишь, и твои жалкие попытки обойти меня в учёбе тоже бесят, и вообще, Салазар, порази меня молнией, если я когда-нибудь снова свяжусь с гриффиндорцами!       Гермиона уже вовсю хохочет, прикрывая ладошкой сопливый нос, чтобы не хрюкать слишком громко и Драко очень хочется улыбаться в ответ.       — И почему с вами так сложно? — возмущается она, с несвойственной горячностью. — Вы — слизеринцы, ужасно упрямые!       — В точку, — все же улыбается он, но чувствуя на губах небольшую горечь. — Просто мы не привыкли к тому, что можем нравится. За просто так.       Но очень хочется.       Правда.