Выбери меня

      Первым делом, что решает для себя Драко, проснувшись утром — игнорирование. Он собирается игнорировать всё вокруг и больше не поддаваться на провокации друзей, учителей, недругов и особенно — некоторых раздражающих элементов с фамилией Поттер. Больше никаких эмоций, переживаний. Все лишние чувства он скормит мысленному дементору, и внутри наконец образуется тишина.       Он пытается загипнотизировать потолок, повторяя про себя привычную мантру окклюмента: «Я закрыт от внешнего мира. Мои мысли заперты в скале, путь к которым могу преодолеть только я. Моя каменная оболочка несокрушима. Ничто не может поколебать её…»       — Уже проснулся, милый? — лениво протягивает Поттер с улыбкой, и Драко измученно стонет. — Извини, за клубничкой не успел, но обещаю в следующий раз исправиться.       «Я — многовековая тонна цельного камня, моя защита идеально крепка…»       — Драко? — удивлённо хрипит Забини. — Это кто в твоей постели?!       Малфой громко выдыхает через нос, оглянувшись. В ухмыляющееся лицо Поттера он не смотрит принципиально, зато замечает шок на лицах Блейза и притихшего Тео. Без обиняков хватает с прикроватной тумбочки палочку Поттера и колдует:       — Темпус, — ну да, всё верно.       Небольшой циферблат на ладони гласит, что он проснулся на час позже чем обычно. И что его заставило спать так крепко, что он проснулся даже позже, чем, изнеженный любовью мамочки, Теодор?       — Всегда пожалуйста, — хмыкает Гарри, даже не предпринимая попыток забрать собственность обратно. — Для моего капризного мальчика ничего не жалко!       Драко не должен поддаваться. Теперь, наученный горьким опытом, он знает, к чему приводит ненависть, поэтому не отвечает на подколку, поднимаясь с кровати.       — Подъем, Поттер. Погостил, пора и честь знать, — он выдёргивает из-под лежащего парня одеяло, чтобы застелить развороченную постель.       Серьёзно, и что тут ночью происходило? Почему такой ужасный бардак?       — Так это действительно Поттер, — шокированно шепчет Забини. — Какого черта тут делает гриффиндорец?       — Всё верно, мой дорогой друг. Кроме факультета: я слизеринец, — улыбается Поттер, расправляя ужасно смятые школьные брюки руками, прямо на себе.       От этого зрелища скала Драко дрожит, но он давит в себе желание это прокомментировать. Вступать в диалог с Забини он тоже не имеет желания, потому хватает мыльные принадлежности и идёт в душ, искренне надеясь, что за время его отсутствия, шокированный Теодор пришибёт чем-то Поттера.       Умывая лицо прохладной водой, чтобы немного снять отёк, он уговаривает себя быть отстранённым. Ведь он — Малфой, и пусть даже тысяча Поттеров ему попытаются в этом помешать, Драко должен быть выше. Дочищая зубы он повторяет про себя: «Мой разум непоколебим», и даже почти верит в это. Однако, стоит выйти из комнаты и застать идиллию, в которой соседи по комнате с открытыми ртами слушают Гарри, как от скалы отваливается приличный такой кусок.       — Если бы не Авада Кедавра, брошенная подлым Дартом Вейдером, сильнейшим тёмным волшебником космического масштаба, так бы я и остался обычным гриффиндорцем. Перерождение даровало мне силу искоренить зло в этом мире и светящийся волшебный клинок.       — Так значит сам Салазар Слизерин призвал тебя обратно?! — восклицает Забини почти испуганно.       — Верно, Блейз. Надеюсь, эта информация останется исключительно между нами?       — Конечно, — важно кивает Теодор, скрестив руки на груди. Его попытки казаться старше всегда смешили Драко. Он еле успевает подавить улыбку, стягивая пижаму с котелками.       В процессе переодевания он вдруг чувствует чей-то взгляд. Оглядывается, но Тео с Блейзом что-то увлечённо обсуждают между собой, а Поттер уже выходит из комнаты. Значит, показалось.       Вопреки ожиданию, что Поттер ушёл с концами, куда-то к Снейпу или своему (хвала Мерлину) живому клону, тот возвращается свежим, с безупречной укладкой и широкой улыбкой от уха до уха.       — Ну что, Драко, неплохо бы позавтракать, верно?       — Великая Моргана! — восклицает Блейз громким шёпотом. — Поттер назвал Малфоя по имени!       Драко делает дыхательную гимнастику, чтобы подавить вскипевшее раздражение, и старается ответить спокойно:       — Ну так иди и завтракай!       — Вот уж нет! Только с тобой. Ты такой худенький, как щепка. Я просто обязан подложить тебе в тарелку несколько лишних кусков бекона.       Драко только закатывает глаза на подобную ремарку. Что ж, если этот неправильный Поттер так жаждет его компании, он не будет ему мешать. Единственное, что может пострадать в таком случае — это его же репутация. И раз Поттер действительно со Слизерина, то должен это понимать.       Они спускаются вместе, всю дорогу игнорируя шепотки за спиной. Тео и Блейз при этом делают вид, что всё как обычно: нет ничего странного в том, что Поттер вдруг влился в их компанию.       — Эй, — шепчет Теодор по дороге за слизеринский стол, — это что, второй Поттер?!       — Какого чёрта?! Драко, ты что, нас обманул?! А это тогда кто, Панс под оборотным?! — возмущается Блейз.       — Вовсе нет, — низким голосом отвечает Поттер вместо него. — Во время перерождения моя душа разделилась надвое, и в мир вернулись два Гарри Поттера. Я и мой злобный брат-близнец, который жаждет захватить наш мир, — доверительно сообщает он любопытной публике. — Теперь я просто обязан победить его… или перевоспитать с помощью силы любви.       Драко изо всех сил старается игнорировать происходящее рядом. Кто он такой, чтобы останавливать сказочника, если окружению его сказки только в радость? Однако когда Поттер вдруг воскликнул, указывая на пирог, украшенный фруктами:       — Вот, я же говорил! Обещал ведь клубничку, Драко! Кушай мой сладенький, поправляйся, — Малфой не выдержал и прыснул, разрушая всю выстроенную за утро конспирацию. А шутник, как ни в чём не бывало, отрезал ломоть и уложил его в чужую тарелку, попутно пододвигая к нему поднос с беконом.       Теперь Драко жуёт вкуснейший лимонный пирог и пытается бесстрастно наблюдать за происходящим вокруг. Особенно интересно смотреть на то, как публика вовсю перемалывает полученную информацию. Кажется, слухи о чудесном воскрешении рыцаря-джедая Гарри Поттера уже добираются до когтевранского стола, когда директор принимается рассказывать свою легенду. По лицам вокруг становится понятно, что ему почти никто не верит, вместо этого шепотки поднимаются даже за пуффендуйским столом, выстраивая всё новые и новые теории. К счастью, Драко почти не фигурирует в них, ведь о том, где именно Гарри ночевал сегодня, знают лишь четверо.       И все вроде бы хорошо, но чёрт дёрнул Драко посмотреть в другой конец зала. Он скользит взглядом по гриффиндорскому столу, сталкиваясь вдруг с зелёными глазами Поттера. Осуждение, злость, ненависть — всё это окатывает с ног до головы холодной ледяной крошкой, и Драко гулко сглатывает, отворачиваясь. И почему проклятый Поттер постоянно выводит его на эмоции всего лишь одним взглядом? Он возвращает своё внимание за слизеринский стол, вновь натыкаясь на Поттера, только другого: похожего и одновременно нет, на свой раздражающий оригинал. Перспектива, видеть это лицо в два раза чаще, мгновенно занимает его, а в голове тревожной птицей бьется только одна мысль:       Лучше бы я сам умер тогда…        Вряд ли у него вышло бы воскреснуть, как у чёртового героя. И Снейп тоже не побежал бы подыскивать ему двойника. А уж про короткий некролог с трибуны и говорить не стоит — директор вряд ли смог бы удержать счастливую улыбку: минус один Пожиратель Смерти. Это ли не повод для праздника? Если бы Драко не закрылся щитом, всё могло бы быть совершенно иначе.       Гарри, который во время короткой речи успел стать Генри, подрывается с места внезапно, разрывая круг его мрачных мыслей. Драко глядит ему вслед и позволяет себе облегчённый выдох: пусть он и достойный собеседник, но на общение уходят все оставшиеся силы. Однако, стоит месту рядом с ним опустеть, как Драко тут же окружают «друзья», словно дикие шакалы, кидаясь на единственный доступный источник информации. Драко даже на секунду допускает мысль вернуть Поттера обратно — тот хотя бы завтракал молча и с вопросами не приставал, но уже слишком поздно. Первой, конечно же, кусает Панси, поскольку у шакалов в ходу матриархат:       — Ничего не хочешь нам рассказать? — невинно интересуется она, пододвигаясь ближе.       — Нет, — следует короткий ответ.       И ему совсем не стыдно. Он скала. Чуть потрёпанная, дрожащая от землетрясений, но скала.       — Думаешь, мы не заметили, как ты мило ворковал с этим новым Поттером? — усмехается Тео. Интересно, что именно о подразумевает под «воркованием»? Не стоило позволять себе ту улыбку… — Что, не получилось подружиться с одним Поттером, решил взять в оборот другого?       — Нет, — качает головой Драко. Он не станет поддаваться их уловкам.       — А этот Генри горяч, — мечтательно вздыхает Паркинсон. — Эта его серьга и томный взгляд… Интересно, откуда он взялся? И не связано ли это со вчерашними событиями?       — Нет, — Драко встаёт с места, понимая, что если он сейчас что-то не предпримет, то от его защиты ничего не останется.       Он спешит в медицинское крыло, строя в голове определенный план действий на сегодняшний день. Ничего не должно помешать ему работать над заданием, даже отработка. Крёстный ведь понимает это? Он как никто другой должен понимать, что стоит на кону, и не станет действительно наказывать Драко до конца года… правда же?       Конечно, ещё было бы неплохо, как следует допросить Генри, о другом мире. Это может быть не только интересно, но и чрезвычайно полезно. Какой он, другой другой мир? Чем они отличаются, чем похожи? Есть ли у другого Драко долг и Тёмный Лорд, щедро этот долг взымающий?       Выслушивая, а точнее пропуская мимо ушей, нотации мадам Помфри, Драко пьёт предложенное зелье и пару секунд трепит неприятное покалывание под кожей, пока рассасываются синяки. Даже не взглянув на зажившее лицо в зеркале, он спешит к Снейпу. Хочется поскорее ощутить тёплое древко палочки в руке, без неприятного сопротивления, как это было с палочкой Поттера утром. Всё-таки ничего не сравнится с ощущением безоговорочной покорности магического инструмента в твоих руках.       Он буквально летит на крыльях через ступеньки и коридор, но в кабинете сталкивается с Поттером, его Поттером, что всё ещё ужасно зол, и рычит ему в лицо не хуже дикого зверя. Малфой срывается тоже. От скалы остались лишь разрозненные камешки, да и те — валяются под ногами, впиваются, скрипят. Он лепечет какую-то чушь, почти на рефлексах, но ответ ему возвращают сторицей:        Вчера ты был гораздо симпатичнее, когда прижимался ко мне в слезах… Я почти поверил.       Он сжимает палочку в руке, в попытке сосредоточиться на знакомом ощущении тепла. Но лишь прокручивает в голове эти слова, снова и снова, вплоть до самого кабинета истории, и потихоньку осознавая, что сходит с ума. Они отзываются внутри безудержной дрожью и иступленной яростью, бегущей вместо крови по венам. Он позволил себе слабость — непозволительную роскошь, на глазах своего врага. Не удивительно, что враг воспользовался этим. Может быть, Поттеры не так уж и отличаются друг от друга? Потому что подлость — вполне себе слизеринская черта. Но почему тогда его чувства к ним так сильно отличаются? Почему так больно от простых слов, брошенных в запале? Потому что Поттер тоже прижимался к нему тогда?.. И гладил-гладил по спине, нашёптывая что-то успокаивающее… чтобы после залезть в душу, вытаптывая дорожки грязной обувью.       Драко уцепляется в Генри, как в спасательный круг и спрашивает его обо всём, что только придёт в голову. Но это не помогает. С каждой минутой становится лишь хуже. Где-то за плечом он слышит смех Морганы, когда звучит: Драко и Гарри из другого мира были парой. Поттер не говорит ему прямо, увиливая, как заправский змей, но Драко не гриффиндорец, он умеет читать между строк. Он видит тоску по несбыточному в зелёных глазах и это всяко лучше, чем гнев или презрение. Но Моргана заливается смехом, перебирая в руках карты, в которых лучше видно истинное положение вещей: Гарри ненавидит его настолько, что чуть не убил. Он никогда не простит Драко за то, что тот не умер. Он злиться, рычит и бросается, как искусанный блохами пёс… Но может ли это быть банальной ревностью?..       Нет, что за глупость.       Драко выдыхает, до последнего урока мысленно подбирая сбитые камушки. Лепит их на своё убежище и старается принять все легко. Пытается не зацикливать на этом внимание. Ему почти плевать, потому что мир Генри — не проекция этого мира. Будь тот Драко хоть трижды замужем за Поттером, это вовсе не значит, что и этот радостно поскачет под алтарь.       Он старается игнорировать происходящее на уроках, а укол обиды на Поттера, заигрывающего с Панси, он моментально отбрасывает от себя. Имеет ли он право обижаться на парня, с которым знаком меньше суток, и который ему абсолютно никто? Удовлетворившись этой мыслью, он оставляет всё на потом. Складывает учебники и каждый раз уходит первым, оставляя за собой беззаботного Поттера и приглядывающую за ним Моргану. До отработки остаётся целый час незанятого времени, поэтому он сразу направляется в сторону Выручай-комнаты, чтобы продолжать работу над заданием.       Ни один, ни второй Поттер не посмеют мешать ему, ведь от того, насколько быстро он справится, зависит и его жизнь и жизни его близких. Каждую секунду он должен помнить об этом, и Драко готов разобрать чёртов телепортационный шкаф по щепкам, лишь бы добиться результата в ближайшее время. Мама в письмах неоднократно намекала, что терпение Лорда на исходе.       Он не обращает внимания на резкую перемену лестниц, что явно решили завести его куда угодно, но не к Выручай-комнате. И вот, ступая на пол нужного ему этажа, Малфой с удивлением обнаруживает тишину. Абсолютно чистый от студентов коридор, где слышен только гул с нижних этажей. Впервые за много дней ему повезло, и сам того не замечая, Драко переходит с обычного шага на бег. С тяжёлым дыханием останавливается около нужной стены и закрывает глаза. В голове четко рисуется уже знакомый ему интерьер: комната в серо-черных тонах, навевающая тоску и безнадёгу, высокие окна и потолки, но самое главное — её содержимое. Открыв глаза, он видит, как проявляется дверь, и дождавшись её полного формирования, привычно распахивает её.       Вновь пересекая просторный зал с угольным потолком, он думает о нереальности, сюрреалистичности происходящего. Эти зеркала в пол, деревянный конь-качалка и бесконечные шкафчики-безделушки, сваленные в кучу — это плод его воображения или реальность? Он повторяет этот путь снова и снова, изо дня в день, чтобы добраться до нужной, ничем не примечательной, мебели и попытаться починить её снова. Такое постоянство сводит с ума.       Но лишь только здесь он может быть самим собой. Он сдирает пыльное полотнище, с трудом удерживаясь от кашля, и приступает к починке: ломиком, осторожно, поддевает заднюю стенку и достаёт механизм. Ему нужно добраться до ручной вязи, что вырезьблена в пространстве скрытой от глаз ниши. Стенки кажутся тонкими, но на самом деле, скрывают огромную волшебную систему, завязанную на лунный цикл. Впрочем, эту работу он проделывал уже сотню раз и делает её вновь — почти механически.       Поэтому, свободная голова, тут же наполняется разного рода тревожными мыслями. Что будет, когда Тёмный Лорд все же достигнет предела терпения? Чья голова полетит первой? Может ли он задобрить этого монстра выполнением другого своего поручения?.. Убийство директора казалась ему простым заданием, в чём-то даже привлекательным. Тот был во многом предвзят к его факультету, абсолютно несправедлив, и принимал странные решения насчёт состава учителей. Прорицатель, не сделавший больше одного прорицания за всю жизнь? Маггловед, что всю жизнь прожил в волшебном мире и объект своего изучения, даже не видел в глаза? Убрать Дамблдора с пути, казалось делом чести… но не теперь. После временной смерти Поттера, даже мысль об этом кажется ужасной. Возникает желание отмыться от этого липкого ощущения дребезжащей паники, что облепляет тело, едва перед глазами всплывает воспоминание о холодном, мокром полу. Крови в воде. И зеленых глазах — застывших и безжизненных.       Я не убийца. Уже нет.       Драко думает над словами друзей и прикусывает губу: можно ли использовать их в этом. При этом не подставить? А нужно ли? У того и без помощи неплохо выходит быть слизеринцем… детская, давнишняя мечта подружиться с героем-одногодкой наконец-то воплотилась в реальность, но теперь нужно ли это ему? Как бы убедительно не звучала история о другом мире, как бы Моргана не заливалась хохотом у него за спиной, им с Гарри Поттером никогда не стать настоящими друзьями.       С Генри — возможно, да! Но не с Гарри.       Он задумчиво вытаскивает из кармана яблоко, стащенное из гостиной. Привычно вкладывает в основную нишу и закрывает скрипучую дверь. Со стороны кажется — проделки сумасшедшего. Из раза в раз класть во внутрь шкафа предмет и вытаскивать, разочаровываться отсутствием результата. Но Драко кажется, что он почти добрался до сути, почти нашёл причину, почему шкаф не работает как надо.       Вырезьбленные руны выглядят красиво, почти как искусство. Вязь аккуратных палочек, крючков и изгибов германского алфавита, неохотно раскрывает ему свои секреты, но Драко настойчив. Он направляет палочку на строку, из которой удалось расшифровать большую часть и приказывает:       — Аперта Нотино! — и тут же две буквы меняют своё положение, полностью изменяя весь смысл.       Черновик весь исписан, и Драко приходится пожертвовать свитком для домашней работы на Защиту от тёмных искусств. Он пишет перевод, почти не отрывая глаз от рун, и шепчет под нос смысл каждой, чтобы не сбиться. Когда большая часть завершена, он замечает: в центре композиции красуется руна Соул. Руна, символизирующая душу — и молнию. Точь в точь, по форме Поттеровского шрама.       Свиток вместе с пером летит на пол, и Драко вновь вытаскивает-ложит яблоко в нишу. Активирует шкаф. Ждёт…       Когда он открывает его снова, у яблока отсутствует лишь веточка, торчащая до того в основании фрукта. Но для Драко даже это — невероятный прогресс. Он снова бежит к механизму и колдует без перерыва:       — Репаро Армариум! — положить яблоко, закрыть шкаф, открыть… неудача. — Феру Альгари Армариум! — положить, закрыть, открыть… ничего. — Финито Эмансипере! — положить, закрыть, открыть…       Яблоко летит через всю комнату, врезаясь в зеркало, и то разлетается на сверкающее крошево с громким, печальным звоном.       — Экспульсо! Флиппендо! Экспульсо максима!!! — деревянные безделушки взрываются, разлетаясь до самой двери, конь-качалка отскакивает в стену и ломается пополам, а разбитые зеркала окатывают фонтаном стеклянных брызг.       Драко падает на пол, вцепившись в собственные волосы, раскачиваясь на месте, подвывая. Защита вновь разбита, да так быстро, будто её не было вовсе. Отчаяние топит мысли и разум, разрывает в клочья душу и сердце. Только здесь он может быть собой, только здесь…       — К чёрту! — шипит Малфой, кусая губы до крови и смаргивая злые слёзы. — К чёрту и дьяволу Поттеров, Тёмных Лордов, директора и отца! Как же достало!       Почему они не могут разобраться между собой сами, без него, без бесконечной необходимости лавировать неумело между сторонами этой войны?! Почему отец не предупредил, не сказал как сложно будет соответствовать ожиданиям Волдеморта?! Как сложно будет оправдать наличие рабской метки на своей руке! Как невыносимо больно будет каждый раз, когда на его письмо: «Ещё не закончил, не получилось», Тёмный Лорд будет злится, и выжигать через метку его душу, причинять боль.       — Я не хотел этого, не хотел, — вслипывает Малфой, закрывая руками голову, словно в попытке скрыться от вездесущего взгляда своего хозяина.       Но никто на самом деле не следит за ним. Лишь бесконечные осколки зеркала, тысяча его отражений, становятся свидетелями этой сцены. Должно бы стать легче, но не становится. Лишь только страх, обида и боль свернулись камнем возле сердца, до той поры, пока не разрастуться вновь. Пока терпеть вновь станет невозможным.       Он даже не замечает, как быстро проходит время за работой над шкафом, а потом и за уборкой разрушенного в труху барахла, но взглянув на тьму за мутными окнами, он испуганно замирает:       Снейп точно меня убьёт.       Он бежит из комнаты со всей возможной скоростью, перепрыгивая ступеньки. Влетая в нужный кабинет, он мысленно умоляет, чтобы крёстный сегодня был более сговорчив, чем обычно, но ему конечно не везёт.       Драко останавливается, едва не задерживает дыхание под испуганным взглядом Поттера. Ради каких облезших грифонов шрамоголовый здесь делает в такое время?! Поттер давно должен драить полы! От этих мыслей его отрывает гнев профессора.       В чем-то ему даже везёт. Видимо, судьба решает не добивать Малфоя окончательно, а потому профессор срывает весь свой гнев на наглого гриффиндорца, так что даже, совсем немного, уголки губ поднимаются в торжествующей улыбке. Может ли он пропустить любимое занятие: наблюдение за тем, как ставят Поттера на место? Вопрос, как говорится, риторический.       Даже уборка начинается вполне неплохо. Поттер молчит, словно набрал в рот воды, а Драко и не собирается первым начинать диалог; побыстрее бы отвязаться от всего этого. Драко работает на пределе своих возможностей, вспоминая, как иногда работали при нём домовые эльфы. Руки дрожат от напряжения — он потратил слишком много сил на вспышку гнева, но прошлого не вернёшь. Он почти без брезгливости выжимает чёрную от пыли тряпку и вновь возит ею по чертовым партам, пока не замечает, как Поттер пялится на него.       Бесит.       Драко терпит обжигающий взгляд, сжимая зубы до скрипа. Еще чуть-чуть, и он самолично прокусит себе язык, но не поддаётся, нет. Это лишь очередная жалкая попытка спровоцировать. Что вообще происходит у Поттера в голове?! Мечтает отомстить ему, убить его прямо сейчас? Вот ведь отличная возможность: пустынный класс и никого вокруг. Ударит? Проклянёт?       Драко обернулся, только чтобы дать понять, что заметил слежку, столкнулся взглядом с Гарри и… замер. Никогда ещё он не видел такого взгляда у Поттера ранее. Странного… жутко странного… заинтересованного? Малфой сбрасывает наваждение и предпринимает ещё одну попытку вернуться к работе:       — Поттер, хватит бездельничать! — но гриффиндорцу конечно плевать на всех, поэтому он даже ухом не шевелит. Только моргает, словно сова-сипуха, разбуженая днём.       — Почему ты опоздал? — спрашивает наглец. Перед глазами всплывают картины его недавней истерики и желание продолжать разговор, итак не слишком прочное, окончательно отпадает.       — Не твоё дело, — цедит он, отворачиваясь обратно к партам, чтобы Гарри не видел его вспыхнувших щёк. Он продолжает чувствовать взгляд и это становится уже неловко.       — Ну что? — шипит он и подходит ближе. Зыркает гневно, стараясь передать через взгляд самые скверные эпитеты воспитанию Поттера. — Не мешай работать, Модред тебя побери!       Драко на взводе. Драко кажется, что у святого Поттера не осталось ничего святого. Он подходит ближе, всматривается в его лицо и внезапно видит там не то, что ожидал.       Ненависти больше нет. Он может поклясться, что она была. Яркая, вечная, как и их вражда. Что случилось за те полдня, что они не видели друг друга?       В зеленых глазах мелькает что-то грустное, светлое, и это один в один отражение взгляда Генри сегодня днём. Может быть они поменялись? Нет, Драко без труда смог бы их отличить. Но неужели Поттер правда больше не злится за вчерашнее? Неужели он всё понял?..       Он вздрагивает, когда Поттер тянется рукой к его лицу. Ударит? Нет… проводит пальцами нежно, смотрит, смотрит и смотрит…       — П-поттер, что?!.. — что ты делаешь? Чего ты хочешь? Чего хочу я? Странно ли это?       Он заикается, пытаясь сформулировать мысль, но Гарри уже очнулся будто, вздрогнул и жёстко сжал его скулу.       — У тебя тут… грязь на лице! Вот. Ты вообще весь грязный, Малфой, ужас как замарался! Кто учил тебя убирать?! — Гарри вытирает что-то на его лице, жёстко проводя пальцами, а Малфой чувствует, как стыд заливает его лицо румянцем, до самых ушей. — Все чистокровные — неумёхи или только ты такой?       — Поттер, — цедит он, отбрасывая от себя чужие руки. — Ты просто придурок!       Он швыряет тряпку в ведро, хотя хочется зарядить её прямо в лицо гриффиндурку, разворачивается и бежит. Ему нужен воздух, хотя бы немного…       — Кто ещё тут придурок, Малфой. Не я лицом парты вытираю! — бросает Гарри в спину. Ещё одно слово, и Драко точно взорвёт его круглую голову, как арбуз.       — Засунь своё мнение куда подальше! И не смей больше прикасаться ко мне своими грязными пальцами! — рычит он напоследок, вылетая из класса.       Драко хотелось бы, чтобы Гарри простил его, правда. Но он никогда не признается в этом вслух. Он даже себе ни за что и никогда больше не признается в этом желании, вычёркивая из памяти каждый раз, когда посмел искать что-то в глазах напротив, анализировать и надеяться на что-то. Вместо этого, лучше бы ему помнить, что всегда может стать ещё хуже.       Лучше бы я сам умер тогда… Лучше бы.