Повесть о расследованиях, кулинарии и звездах

Коля не знал, какая кошка пробежала между ним и Серегой — может, конечно, догадывался до окраса — но кошка явно была. Еще недавно вместе строили Серегину дачку, катались на рыбалку и пили в барах — и вдруг практически полный игнор. Даже сменами почти не пересекались, хотя давно ли Галя считала их лучшей оперативной командой? Несколько раз Коля порывался начать разговор, несколько раз Серега мялся, чтобы сказать что-то важное, но слов не слетело, момент не настал, и трещина стала шире. После поимки красногорского маньяка, пока Коля вез Серегу в ближайший травмпункт таинственное что-то едва не прозвучало, но вместо того чтобы перейти к делу Серега ляпнул что-то Ваньку, и разговор опять пресекся. Какая кошка пробежала между Серегой и Ваней, Коля тоже догадывался: кошку звали Татьяной. Красный квадратик на календаре показывал седьмое число, мартовский снегопад падал на темный шумный город, укрывая пушистыми хлопьями прохожих и автомобили. В свете пар крупные белые хлопья казались танцующими, как балерины на сцене. — Только не балет! — взвыл Ванька, когда Коля поделился сравнением. Что ему помешало пригласить в театр Танюшку или Аллу, Коля не спрашивал. Он, признаться, был рад, что так сложилось. Ему нравился снежный вечер, ряды огней по обе стороны от дороги, заставленная парковка, на которой он все же сумел найти место, шумное фойе и особый запах, присущий только музеям и театрам. Ванька здесь смотрелся забавно, вертел головой, комментировал все подряд, и подмигивал в сторону соседки по ряду. Соседка была ничего, и Коля поухаживал за ней хотя бы из простой вежливости, но дальше дело не пошло — подняли занавес и погасили лампы. Коле нравился сам спектакль, и увлеченное выражение лица Ванятки, когда тот смотрел на сцену, и смущенное, когда после старался это увлечение скрыть. Коле нравилась неспешная дорога домой, когда ехали, обсуждая просмотренное, и Ванька ругался на глупость пушкинской Лизы и на слепоту Алексея. По дороге заскочили в супермаркет, и только там ненадолго разделились, пока один выбирал овощи, а другой — колбасы и сыр. Коле нравилось тихий рокот лифта, когда тот поднимался на этаж, и лучистые огромные глаза напротив, и широченная зубастая улыбка. Что ж, обстоятельства, которые привели к этому дню, радостными не были, но ведь вечер-то удался. Ванька первым же делом притащил на кухню ноутбук, и открыл сайт с рецептами, пока Коля споласкивал куриные голени и мыл картошку. На этот раз Ванька безропотно взялся за лук, только перед этим сунул в рот жвачку. От слез, правда, это его не спасло, но Коля — не Ваня, Коля не стал заострять на них внимание. Если начинали готовить молча, потому что Ванино ворчание иссякло и сменилось сосредоточенным сопением, то вскоре уже у Коли появился вопрос. Вопросу, правда, был даже не месяц, и до сих пор он со злостью отметал его прочь. — Как ты понял, что тебе, ну… — Коля замялся, не зная, как сказать «нравятся мужчины», потому что все аналоги звучали то грубо, то слишком пафосно, поэтому он просто добавил: — Не только девушки нравятся. Ваня поднял слезящиеся от лука глаза, посмотрел с непониманием, и Коля уже хотел извиниться, сообразив, что это не та вещь, о которой принято говорить, но Ванька пожал плечами. — Втюрился в физрука. От него все девчонки текли. Глаза Ваня тут же опустил, щеки стали ярче, а Коля опешил от такой откровенности, хотя что-то такое и ожидал услышать. И все, что ли? — Ничего не было, не смотрите так, мне было двенадцать, — добавил Ваня через минуту. — Можете смазать противень? Помазком Коля работал тщательно, переваривая услышанное и что-то свое, что опять вылезало из глубин души, где надежно запертое сидело долгие годы. Наконец с противнем было окончено, Ванька поспешно выкладывал на донышко лук, то и дело вытирая глаза плечом, так что под конец Коля потянул Ваньку за руку и подтолкнул к раковине, а сам быстро управился с луком. — И как ты с этим справился? Ванька вытер в полотенце вымытые руки и вновь провел ладонью по мокрым щекам. — Мои родители антропологи, так что о том, что люди по натуре бисексуальны настолько же, насколько полигамны, я слышал с детства. И я знаю статистику о том, сколько людей, считающих себя натуралами, имели связи с парнями из любопытства или на спор. Так что я нормально воспринял. Не верите? Коля покачал головой. Он уже закончил выкладывать на противень куриные ножки, но в голове будто пультом щелкнули и возникла тревожная пауза там, где раньше полнился звуками телевизионный показ. Ванька поднял лежащий возле Колиного локтя нож и начал чистить картошку. — Мне просто нравились и те, и другие, — это в два раза больше возможностей. Да и потом, если уже стоит на парня — поздно с этим бороться, не так ли? «Но я же смог», — подумал Коля. Перед глазами вновь встали полуистершиеся из памяти черты ефрейтора Соколова и других ребят, с которыми тридцать с хвостиком лет назад служили в одной роте. И Коля впервые за эти годы не смог прогнать их движением воли, так что они вылезали на свет, проникали в голову и в сердце, и Коля думал. Думал и вспоминал. — Как будто при Советах этого не было. — Не было, — подтвердил Коля, и Ванька недоверчиво хмыкнул. — Да все было, Николай Петрович, просто лучше скрывались. Боялись. Все не так было при Советах. Совсем, абсолютно, не так. Вспомнились пионерия и комсомол, политсобрания в армии, долгие и нудные обсуждения нравственного облика коллег по отделу, вспомнилось, как сызмальства учили быть как все. И как потом втайне радовался: он себя победил, не замарался, он абсолютно нормален… Ванькины пальцы накрыли кулак. — Мы будем поминать курицу, Николай Петрович? Просто жрать-таки хочется. Коля кивнул, мысли-думы не исчезли, но отступили на задний план, терпеливо ожидая, когда их примут и найдут им новое место, просто потому что Коля знал — теперь их не замести под коврик. Ванька ничего не замечал, поглощенный скидыванием очисток в мусорную корзину. Между неплотно лежащими куриными ножками напихали картошку, Ванька выдавил сверху немного чеснока, Коля смазал сметаной. — А что потом, как ты?.. Щепотка соли просыпалась на картошку и ножки, следом Ванька добавил красного перца одной рукой и второй — сушеный укроп. — А потом встретил этого и влюбился как идиот. — Этого? — переспросил Коля. Ванька поднял удивленные глаза. — Я думал, вы знаете: Макара, конечно! И вот тогда нестерпимо захотелось курить. Коля поставил разогреваться плиту и все же открыл окно. Щелкнула зажигалка, когда пальцы привычно зажали сигарету. Коля еще помнил расследование убийства Ванькиной подружки по школе. Те чувства были безответные, а сразу после них, выходит, встретился подонок Макарский? — Не повезло тебе с первой любовью, Ванятка. Ванька не остался сидеть на диване, Ванька устроился на подоконнике и вдыхал сигаретный запах, морща нос, когда дыма оказывалось слишком много. — Когда это первые любови бывали счастливыми? Первая любовь Коли закончилась без ссор и соплей: просто ее отца перевели на Восток, и высокая девочка с тяжелой косой и веснушками на носу исчезла из Колиной жизни вместе со своим тяжелым портфелем, пятнистой шубой и запахом накрахмаленного воротничка. Конечно, договаривались друг другу писать, у нее остался его номер — она позвонила всего дважды: сразу по приезду на новое место и через три года, когда искала адрес старой школьной подруги. Коля, однако, тоже не порывался ей позвонить, хотя прежде казалось: вон она — любовь навека, сразу же после школы сначала в армию, потом в ЗАГС. Ваня невесело улыбнулся. Теперь понятно, почему Макарский так трясся за архив на своей даче, раз попросил уничтожить все негативы и снимки. Коля-то, признаться, полагал, что Федор был свидетелем Ваниных отношений, а не участником… — Значит, твои родители о тебе знают? — Угу. Про меня знают в общих чертах, про Макара — нет. Ну, только то, что мы были лучшими друзьями. — Ваня взмахнул рукой, голос дрогнул, веки опустились. — Это ведь все… Не серьезно. Это ж не по-настоящему. В смысле, мы же друзья, друзья так не дружат, чтобы с соплями. Так что отношений у нас… «Не было», — понял Коля. — Это ты так решил или Макарский? — уточнил он. Но Ваня промолчал, только лицо сделалось совсем несчастным, и Коля подумать не успел, прежде чем обнял мальчишку. — Ты и Танюшке небось в любви не признавался. — Признавался, — несчастно промямлил Ванька. — Она же девчонка, девчонки любят ушами. С девчонками не западло разводить сопли. Интересно, а это чьи слова: самого Вани или все-таки Федора? Коля ставил на второй вариант. Ванька пошевелился, устраиваясь удобнее, и Коле нет бы отстраниться, но он выкинул в банку окурок и обнял уже двумя руками. Чертов Макарский! Как же жаль, что не придушил мразь в допросной! Наверное, нужно было сказать правду, но Коля посмотрел на Ваню, но так и не смог решить: раскрывать карты или нет. С одной стороны, Ванька был слепо благодарен за помощь, тогда как Коля преследовал интересы следствия — очень уж много дел всплыло у добинского авторитета Мясникова, и с очень уж интересными людьми он задружился на зоне, так что стоило подсунуть ему своего человека. Макарский за это предложение ухватился всеми руками и ногами — наверняка рассчитывал завести знакомства с бывалыми зэками, чтобы с их помощью разобраться с наследством матери. Так что не только желание помочь Ване двигало Колей… Хотя не будь его, Коля подсунул бы Мясникову кого-то более надежного, чем Федор Макарский. Коля взлохматил Ванины волосы. — Давай заворачивать наш противень в фольгу, а то духовка нагрелась. Он закрыл окно, и на кухне стало тепло.