Две стороны медали

Душ мягко шумел, разбиваясь каплями о широкие плечи. Плечи переходили в прямую, даже несмотря на небольшой ленивый жирок, талию. Талия — в крепкую задницу. Задница — в мощные бёдра, в круглые икры. У Торвуда ещё были крупные ступни и ладони, прямой нос с маленькой горбинкой. Он был породистым северным жеребцом с тёмной остриженной гривой, и Миннеан щурился от удовольствия созерцать его. От удовольствия ощущать сквозящую из каждой клеточки тела силу. Каким бы придурком он ни был, чем бы ни занимался, он был по-мужски привлекателен, и от этого сносило крышу. Миннеан прочувствовал это на себе — хоть они и были одного роста, почти даже схожего сложения, Торвуд мог сломить его сопротивление в пару ненавязчивых движений. Это пугало — Миннеан ощущал себя беззащитным рядом с ним, и это будоражило до сладкой истомы в паху. Торвуд обернулся через плечо. Его взгляд скользнул по голому телу ниже. Губы растянулись в насмешливой ухмылке. — Мне нагнуться? — спросил он. — Нагнись, — согласился Миннеан, скрещивая руки на груди. Он сомневался, что сможет кончить, но остановиться не был способен. Торвуд опёрся локтями о тёмно-синюю плитку. Вода застучала по крепкой спине. Миннеан подошёл ближе, задерживая дыхание, и присел на корточки. Он взял в рот полутвёрдый член, выгибая его назад, очень осторожно, но Торвуда чуть тряхнуло от ощущений. Зря он всё же нагнулся. Теперь точно придётся его трахать. Торвуд дотянулся до полки и подал смазку, прежде чем вернуться обратно в эту развратную позу. — Разрешаю тебе накончать мне в зад. Миннеан фыркнул, вылизывая ему яйца. Всосал нежную кожицу, провёл языком по дорожке к дырке, чуть толкнулся. Дырка была довольно расслабленой — они делали это с утра. — Хитрое ты говно, — шепнул недовольно. — Знаешь, что мне уже стрелять нечем. Торвуд хохотнул, но смех его тут же потонул в слабом стоне — Миннеан взял в рот и простимулировал ему простату снаружи. После Миннеан отпустил подрагивающий член и всунул копу сразу три пальца. Потерпит. — Я знаю, чего ты добиваешься, Тори, — намеренно назвал сокращённым именем — у Торвуда от этого крышу сносило. Снесло и сейчас: анус сократился, член окреп и немного потёк. Миннеан слизал с конца капельку смазки, вызывая короткий стон. — Я кончу в тебя двумя каплями, а утром проснусь оттого, что у меня из жопы твоя сперма течёт, как при поносе. Торвуд сверху захохотал, несмотря на пальцы в заднице. — Умеешь ты грязные разговорчики вести. — Скажи, что тебе не нравится, — хмыкнул Миннеан. — Уверен, ты бы и на подобное с удовольствием подрочил. — Он поднялся и уложил свой член Торвуду между ягодиц. — Давай сюда резинку. — В ящике, — пробасил коп, недовольный, что его манёвр раскрыли. — Но когда-нибудь ты позволишь мне накачать свою маленькую розовую дырочку густой спермой. — Мечтай. — Миннеан порвал упаковку. После они валялись на постели, дожидаясь, пока доставят ужин. За окном уже было совсем темно, но Миннеан непривычно не слышал ни стрекота насекомых, ни пения ночных птиц — они находились слишком высоко. Любовь иностранцев к небоскрёбам была ему абсолютно неясна. Каждый циллиец, напротив, ценил близость к земле, к природе. Каждый запрещённый текст периода постройки Стены, попадавший когда-либо Миннеану в руки, пестрел страданием — циллийца отрывали от его лесов. Миннеан сам не знал, каково это — не выходить за пределы города, а ведь так жило большинство народу в Цилле: прячась за Стеной всю свою жизнь. Поколение за поколением уже сколько? Лет сто? Двести? — Почему ты живёшь в отеле? — спросил Миннеан вяло исследующего его тело Торвуда. Тот неспешно скользил пальцами по груди, по шее, щекоча, по бицепсам, не забывал даже вялый член — наоборот, уделял ему невероятно много внимания, словно видел нечто прекрасное, хотя что может быть такого занимательного в нерабочей игрушке? — Разве вам не должны выделять жильё? — Так надо, — просто ответил Торвуд, прикасаясь мягким поцелуем к груди. — Тебе здесь не нравится? Миннеан пожал плечами. Ему нечего было сказать. Иррийский отель был… тесным. Несомненно шикарным — о, он оценил и сервис, и качество отделки, мебели, звукоизоляции… — но тесным. — Прекрати, иначе я захочу ещё. Ловкие горячие пальцы, исследующие его яички, соскользнули на бедро. — Вот ведь ненасытный. — Торвуд притёрся к нему ближе и поцеловал в шею. — Или это я виноват? — Он отстранился, сияя тёмными глазами. Миннеан содрогнулся от странного ощущения: он словно бы ясно увидел, словно бы заглянул под маску весёлого парня, местами придурковатого, местами прогибающегося под окружающих, и увидел нечто тёмное, зрелое, очень властное. Чувство это налетело оглушающей волной, выбило из колеи, разбило о берег. И схлынуло, оставляя лишь теплоту и интерес и только где-то совсем на глубине — это эгоистичное, сильное. То, чему Миннеан бы не смог долго сопротивляться. — Может, и ты, — сказал он тихо, чуть прищуриваясь. Он не мог соврать, но, признавшись в своей симпатии, даже так исподволь, вдруг почувствовал себя ещё более уязвимым. Невероятно слабым: физически, душевно, морально. Торвуд улыбнулся широко. Он погладил Миннеана по щеке. — О боги, да ты покраснел. Серьёзно? Миннеан скрипнул зубами. Он попытался отвернуться, но Торвуд вдруг схватил его лицо в ладони и навалился всем весом сверху. Согнать с себя этот танк силой не представлялось возможным — он был тяжёлым, очень тяжёлым. — Пошёл ты, — фыркнул Миннеан, ткнув его локтем. — Не-а. — Козёл ткнулся ему в губы, жадно проник внутрь, сжимая пальцами нижнюю челюсть. Миннеан не стал сопротивляться. Не мог сопротивляться. Он ухватил Торвуда за бока, обнял ногами. Сильный медленный поцелуй перетёк ему на шею, потом Миннеан схватил паршивца, явно желающего понаставить кровавых засосов, за волосы и вернул к своим губам. Он смог перевернуть Торвуда только спустя несколько минут, за которые его мяли, лобызали и вдавливали в кровать. Сел на бёдра, положил чужие руки на грудь. Те сразу заскользили, не столько лаская, сколько наслаждаясь фактурой. — Я бы трахнул тебя ещё разок, малыш, — сказал Торвуд. — Но я уже члена не чувствую. — Хватит уже, — хмыкнул Миннеан. — Мы вроде не кролики. На его заднице ладони Торвуда сжались до боли. — Не каждый день мне признаётся в любви гордый мангыз, — сказал он, сверкая ровными зубами. — Можно и побыть кроликом. Миннеан почувствовал, как дернулась щека. — Я не признавался тебе в любви, умник. — Не словами. Хотя и словами… Миннеан больно ушипнул его за соски, и Торвуд охнул, сгибаясь. — Иди в жопу. Где там моя еда? — Он соскочил с копа и пошёл к прихожей — там было большое зеркало. Он осмотрел свою шею на предмет покраснений и привёл причёску в порядок. Торвуд нагнал его не скоро. Но появился в прихожей уже одетый. Снова видеть его в форме, будучи полностью обнажённым, было тяжело — где-то изнутри билось желание, но шло оно явно не от тела. Тело, в свою очередь, просило оставить его в покое и дать, наконец, пожрать. Коп обнял его за талию, подходя сзади, поглядел на него через зеркало волчьим взглядом. Сказал в висок: — Я пойду проверю, что они там так долго готовят. — Пальцы скользнули по цветочному узору. — Надеюсь, ты не спиздишь мою бляшку. — Просто в унитаз смою, — ухмыльнулся Миннеан, пальцами хватаясь за чужой зад, обтянутый синей тканью. — Ну, смой, — хмыкнул коп в ответ, лениво толкая его бёдрами. — Мне и тебя хватает. — Миннеан недовольно цокнул языком, и Торвуд хохотнул коротко, а затем внезапно посерьёзнел и шепнул: — Мой мальчик. — Богиня… Когда коп через десять минут вернулся с пахнущими как рай свёртками, он забыл своё раздражение. Они разложили еду прямо на постели, Торвуд снова разделся, и оба сели есть в одних трусах. — Включи «небесную страсть»! — приказал Миннеан с набитым ртом. — Да ну… — Там у тёлки зачётные сиськи. Торвуд заинтересованно переключил канал. Он внимательно наблюдал за тем, как Аиэрин бежит марафон, чтобы спасти любимого от рака. — Миннеан, зачётные сиськи, по-твоему, это силиконовые буфера? Миннеан обглодал рёбрышко и поглядел на него с вопросом. — Ну? Торвуд усмехнулся. — У тебя вообще баба была когда-нибудь? — Пошёл ты. — Миннеан бросил в него косточкой. — Эксперт по сиськам. — Не сори на постели, нам ещё тут спать. — Торвуд лёг поближе, украл с его тарелки кусок печёной свёклы. — Так что? В пилотку было? — А тебе для отчёта? — Мне для себя. — Ну было пару раз. — Не зашло? — Зашло. — Миннеан хмыкнул. — Но, если брать тёлку, играющую Аиэрин и, допустим, тебя, то я выберу тебя. И сиськи есть как раз… — Вот же сучёныш… Нет у меня сисек. Миннеан не стал отвечать, только хмыкнул намеренно с выражением «ну да, ну да», а затем примирительно погладил копа по волосам. — Нравится еда? — спросил тот. — Да. Это ваша? — Наша. Свёкла эта с травами, которые собирают на праздник первых всходов. Не знаю, чем она отличаются, от той же травы, которую позже собирают, но так принято. И дороже. — Первый раз свёклу ем. Смешная штука. — У тебя все губы красные, дай смою. — Смывай. Торвуд мягко опрокинул его на подушки, целуя. Прошептал потом, едва отстранившись: — Праздник первой листвы отмечают через пару недель. Здесь у вас круглый год зелено, и ты не представляешь, каково это: когда всё вокруг покрывается зелёной дымкой. — Торвуд провёл пальцами по его волосам. — Это как чудо. — Я видел фотографии. — Миннеан серьёзно кивнул. Он обвёл по контуру сильную нижнюю челюсть, надбровные дуги, скулы. — Действительно очень красиво. Торвуд улыбнулся. — Я отправляюсь в отпуск на Тогго. Поедешь со мной? Миннеан моргнул. В голове мгновенно всплыл образ брата, предупреждающего: «будь осторожен», «не тот, кем кажется». — Что мне там делать? — улыбнулся он. — Ничего, — сказал Торвуд. — Гулять за мой счёт, трахаться и смотреть на тог. Ну и мне нужна пара на праздник. — Хочешь похвастаться мной на большом приёме? — фыркнул Миннеан. Такой подход был ему понятнее всех этих жидких соплей. — Очень хочу. — Торвуд довольно кивнул. — А ты любитель играть на публику. — Миннеан вспомнил, как они встретились в ресторане, куда он пришёл с Шиа. Торвуд был с Лидией. Стильной, яркой Лидией, у которой силиконовые сиськи. — Не лучше ли позвать женщину? — Я хочу позвать тебя. Если тебе обязательно нужна причина, что ж… Хочу ебать тебя неделю напролёт. Хочу показать тебе красоты Столицы. Хочу, чтобы мой отец побесился немного из-за того, что я с циллийцем. Хочу завлечь тебя на свою сторону. Рассказать, как я буду это делать? Миннеан хмыкнул. Он закинул руки за голову, рассматривая копа с насмешливым выражением лица. — Расскажи, — позволил вкрадчивым голосом. Торвуд улыбнулся мягко. — Я сделаю тебя охрененно счастливым. И охрененно удовлетворённым. Сам не захочешь от меня уходить. Может даже, на шею сядешь, будешь меня дома ждать… Миннеан рассмеялся по-доброму. — А тебе бы этого хотелось, да? Торвуд согласно угукнул. — Было бы неплохо. — Забудь об этом, извращенец, — хмыкнул Миннеан. — У меня шынназа столько, что до старости хватит. — Вот ведь непокорный котёнок. И не боишься так мне об этом рассказывать. А что если я с ребятами к тебе домой нагряну? Думаешь, твой сейф нас остановит? — Тогда уж тебе точно моей задницы не видать. — Ну да, а кто, думаешь, твою задницу из-за решётки вытащит? Утаивание шынназа — уголовка. Хранение веществ в крупном объёме — уголовка. Нелегальный выход за Стену… Миннеан поморщился. — К чему ты клонишь? Торвуд оглядел его жадно, без улыбки. — К тому, что нужно лучше прятать своё добро. Иначе кто-нибудь им да и воспользуется. — И ты мне это по доброте душевной говоришь? — Исключительно из меркантильных соображений, солнышко. — Торвуд коснулся его щеки, и Миннеан прикрыл глаза, наслаждаясь лаской. Он чувствовал себя одновременно очень сильным и очень слабым. От всех этих разговоров сердце громко билось. То ли в испуге, то ли в остром, тёмном желании. Воображение подсовывало картинки того, как Торвуд легко и просто мог бы превратить его в свою личную игрушку теперь. Это раздражало и будоражило одновременно. Его власть, его наглая и снисходительная честность, эту власть обнажающая. «Я могу, но не буду, — говорили эти тёплые, казалось бы, глаза. — Я искренен с тобой только потому, что хочу сделать своим». Миннеан молча заглянул в эти глаза, пытаясь проникнуть и понять. Торвуд улыбнулся ему. Они оба всё понимали без слов. — Знаешь, из-за чего вообще началась эта война? — спросил Торвуд. Он дотянулся до тарелки и ухватил кусок остывшей свёклы. Мягкий плод немного окрасил губы, когда он откусил. — Из-за чего? — В школе тебе, может быть, говорили, что Цилла не была способна справиться с органическими катастрофами. Что Империя решила помочь, а злые дяди в правительстве Циллы не хотели уступать места. Поэтому заставляли вас бороться и умирать. — Говорили, — хмыкнул Миннеан. — Немного другими словами. — Он потянулся ближе и откусил плод, который Торвуд держал пальцами, лизнул легко, собирая сок. Глаза напротив чуть подёрнулись дымкой возбуждения. — Нам тоже втирают нечто подобное, — мягко продолжил Торвуд. Дождался, пока Миннеан проглотит и уже сам поднёс кусочек к его губам. — Но правда в том, что все просто хотят заполучить себе право собирать шынназ. Иррия и Тея тоже. Мы нагибаем вас раком уже не первое поколение, чтобы отбирать полезные ископаемые. — Разве на территории Иррии нет расколов? — спросил Миннеан, прожевав. Торвуд покачал головой. — Только Циллийское плато. Здесь проходит аномалия. — Я не знал. — Теперь знаешь. Не думай, что послабления от Комиссара что-то радикально изменят. Спрячь свои камушки подальше, если не хочешь плохо кончить. Миннеан ухмыльнулся, хотя на душе от этих слов было неспокойно. — Я думал, ты меня спасёшь. — Спасти-то спасу, — мечтательно улыбнулся коп. — Но вот результат тебе может не понравиться. Ты же не хочешь… зависеть от кого-то во всём. — Не хочу. Но быть связанным мне нравится. — О, я заметил, котёнок. Кажется, я обещал тебе звёзды. — Обещал. — Тогда пошли. *** Он проснулся, когда солнце уже вовсю светило, оттого что было трудно дышать — Торвуд закинул на него свою руку, обнимая. Лежал он на животе, подмяв под себя большую подушку, и блаженно пускал на неё слюни. Миннеан выпутался из-под его руки. Ночью, где-то между звёздами и долгими поцелуями прямо на крыше, они всё же созвонились с Мирьям и договорились пойти на охоту позже. У обоих были планы. У Миннеана на горячего копа, у Мирьям — на горячего бармена. К тому же, Торвуд обещал ему помочь с поисками брата и неоднократно намекал на то, что надо бы перепрятать шынназ. Миннеан не сомневался, что военный при ордере способен подсказать, где точно не надо оставлять свои богатства. Вопрос с его искренностью, конечно, оставался открытым, однако советы звучали вполне в духе эдакой своеобразной заботы. Ещё это приглашение на Тогго в Рьялге… Миннеан ответил, что подумает. Он не чувствовал себя в достаточной степени способным довериться кому-то новому после всего, что произошло на их последней ходке… а в Рьялге он будет от Торвуда полностью зависим (говорят, там циллийские аллеры даже на рынке не принимают). Потревоженный Торвуд что-то проворчал и открыл глаза. Прежде чем Миннеан успел сбежать, он поймал его за руку. Ладонь тут же подтянули к губам. — М-м-м, какое доброе утро. — Знаешь, что сделает его ещё добрее? — М-м? — Если ты отпустишь меня отлить. — М-м-м, — замычали недовольно, но руку отпустили. В ванной Миннеан отлил и немного привёл себя в порядок. Когда он вернулся, Торвуд сидел на кровати и смотрел в окно, щурясь от солнца. Миннеан скользнул взглядом по обтянутой простой белой майкой спине. Когда Торвуд проходил мимо, чтобы занять освободившуюся ванную, они ненадолго застряли, обжимаясь. — Нам должны принести завтрак, примешь? — спросил Торвуд, когда Миннеан уже почти стёк на пол в позу раком от желания. Его припёрли к стенке, сунув колено между ног, как девушке, лапая за зад и кусая шею. — Ага, — согласился он, хотя считал, что остатков ужина было бы достаточно. Губы пекло от грубых поцелуев. После еды они наскоро подрочили, валяя друг друга по кровати, и оделись. Оба — в гражданское. — Так можно? — удивился Миннеан, поправляя чутка помявшийся за ночь пиджак — он был скинут на пол и благополучно забыт. — Ты разве не должен огромный штраф получить за то, что не по форме одет? — Ну получу. — Торвуд закатил глаза. Он как раз перезаряжал пистолет — матового лаконичного красавца. — Отец расплатится. — Мажор, — фыркнул Миннеан, и его крепко притянули к себе. — Сейчас этот мажор в тебя член по яйца затолкает, — пригрозил Торвуд шутливо. Миннеан рассмеялся. — Это должно меня испугать? Торвуд положил его ладонь себе на ширинку. Впрочем, это было абсолютно излишним, Миннеан и без того видел, как она топорщится. — Действительно, как кролики, — шепнул Торвуд хрипло. Он видел, что и у Миннеана стоит тоже. — А ты ещё думаешь, стоит ли ехать… — Конечно, думаю, Тори. — Миннеан освободил свою руку. — Боюсь или задницу сотру, или член. — О, поверь, мой хороший, нам будет, чем заняться кроме этого! — Чем же? — Миннеан бегло оглядел чужой прикид. Коп оказался тем ещё модником: узкие серые джинсы, толстовка, цветом подчеркивающая глаза. Гражданские шмотки Торвуда оказались простыми, но неуловимо стильными и превосходного качества. В Мириаде не так много мест, где можно достать такие. Ботинки он только напяливал военные, но ему и это шло. Если брат спросит с него, какого хрена он даёт копу, у него будет оправдание: член стоит даже на одетого. — Даже если будешь засаживать мне каждый день по одному разу перед сном — это не вариант. Завязывающий берцы Торвуд поднял голову. — Почему это? — Потому что не хочу себе ведро вместо узкой дырочки. Торвуд пожал плечами. — Ну значит обойдёмся без ежедневной ебли в жопу. Будешь вознаграждать меня по праздникам. — Он заржал. — Что же делать, если я хочу этого? — промурлыкал Миннеан в загорелую шею, когда коп закончил со шнуровкой и поднялся с колена. — Твой восхитительный член в моей заднице. По его бокам мягко пробежались пальцы. Торвуд склонился к его уху. — Значит, это я буду вознаграждать тебя по праздникам. — Тогго — ваш главный праздник. — Вот именно… Так значит, ты согласен? Миннеан почувствовал себя метафорически прижатым к стенке. Он очень хотел согласиться. Действительно хотел. Но не был уверен в разумности такого поступка. — Дам тебе ответ вечером. — Ну давай. — Руки соскользнули с его талии. На улице было прохладно, и Миннеан даже немного замёрз в одном пиджаке поверх тонкой футболки, пока они не дошли до метро. В подземке Торвуд напялил на себя кепку. — Чтобы бомжи твои не спалили, — объяснил он, приобнимая за плечи. — А ты, пока едем, подумай, что своим скажешь о таинственном незнакомце. — Все работяги сейчас на шахтах. — Миннеан равнодушно уставился в окно, позволяя прижимать себя ближе. — А так скажу, что подцепил тебя в центре, да и все. Запах гари из тоннеля коснулся ноздрей совсем привычно — бомжи жарили мясо. Поезд, сначала шедший ровно, ближе к трущобным районам застучал и засвистел. Так всегда бывало, в центр мало кто приезжал, а вот по внешнему кругу много народу каталось, при том, что чинить подземку было некому. Смазывали иногда рельсы да убирали вырезанные провода с дороги, но шпалы менялись редко благодаря трудностям с доставкой древесины из-за Стены, и имеющиеся гнили себе, пока какой-нибудь поезд не встревал в аварию. После подземки они добирались до «офиса» Дориана минут двадцать пешком. В этом районе было потеплее, несмотря на редкое солнце — его загораживали надстройки натыканных тут и там кривобоких домишек. На входе в «нотариальную контору» стояло знакомое лицо. — Эмилио? — удивился Миннеан. Высокий лысый мужик со шрамом на брови однажды стал объектом плотного физического взаимодействия в горизонтальной плоскости — хотел попробовать с мужчиной. По крайней мере, так он сказал, когда Миннеан, тогда ещё двадцатилетний, уломал его на взаимную дрочку, а потом и на кое-что посерьёзнее. Эмилио посмотрел на него очень внимательно. — Росси? — недоуменно спросил охранник. Миннеан кивнул. — Не знал, что ты на моего брата работаешь. В руках у Эмилио мелькнула сигарета. Он чиркнул спичкой. Запахло порохом. Затягиваясь, Эмилио с прищуром оглядывал посетителей. — Так ты к нему? Миннеан кивнул. — Да. — Ну проходи, — разрешил Эмилио после паузы. — Имперский хер с тобой? Торвуд тихо и недовольно вздохнул позади. Миннеан оглянулся на него через плечо и, получив утвердительный кивок, подтвердил: — Со мной. Это проблема? — Нет. — Эмилио снова ответил после паузы. Он отступил на полшага в сторону, предоставляя доступ к двери. Только на входе, пропустив «имперский хер» вперёд, Миннеан ощутил крепкую хватку на плече. Он вздрогнул, но нашёл в себе силы посмотреть на охранника твёрдо. В голове вспыхнули подавленные и, казалось бы, уже вытраханные сцены последней ходки. Вот они с ребятами бегают от безногого трупоеда и дурачатся, а вот — он уже лежит мордой в песок, захлёбывается в собственной крови и не имеет ни одного желания кроме жажды полного забвения. Воспоминания о боли даже не появлялись — настолько сильными они были, что коснуться их означало стать пеплом. — Из уважения к твоему брату, я никому не скажу, — произнёс Эмилио тихо, так, чтобы только Миннеан его и слышал. — Но слухами земля полнится. Он оттолкнул Миннеана от себя, больше ничего не сказав. Миннеан стиснул зубы и потёр плечо. Торвуд, уже мило флиртующий с девушкой-секретаршей, видимо заметил что-то такое в выражении его лица, потому что и сам вдруг весь подобрался. Он ничего не спросил, посмотрел только коротко за спину, где уже закрывалась дверь, отрезая их от Эмилио. — О, а это, должно быть, Миннеан. — Девушка, мягко улыбаясь, протянула ему руку. Миннеан пожал её осторожно. — Я пришёл увидеть Дори… Девушка хихикнула в ладонь. — Впервые слышу, чтобы кто-то называл так мьямо Росси… Это так мило! Торвуд сдавленно хрюкнул откуда-то сбоку. — Так… мьямо Росси здесь? — спросил Миннеан. — Нет, я его давно не видела! — А где я могу его найти? — Он в последнее время сблизился с Кларис, этой вешалкой… но мьямо Локо её уволил. — Что ещё за мьямо Локо? Девушка хлопнула длинными ресницами. — Ну он… тут работает. У Миннеана дёрнулась щека. — Ладно, а где мне найти Кларис, не подскажешь? — Я запишу тебе домашний адрес. — Девушка едва заметно напряглась. Пока она искала стикеры, которые так не вовремя закончились в специальном устройстве на столе, Тори подошёл ближе и оперся локтем о его плечо. — Иди, котёнок, я тут со всем разберусь, — тихо пробормотал на ухо. — С чем это ты разберёшься? — спросил Миннеан раздражённо, сбрасывая его локоть. — Мутная тут какая-то история… Будь хорошим мальчиком, иди погуляй. Миннеан вскинулся, однако в глазах Торвуда не рассмотрел ни насмешки, ни желания избавиться от него как от балласта. Коп был спокоен и сер. Плавал в своей стихии. — Ладно, я… — Я об этом позабочусь. Иди, покури что ли, на тебе лица нет. Миннеан нервно выплюнулся за порог, не глядя на Эмилио, завернул за угол и, пройдя несколько домов, осел на кучке кирпичей у дороги. Откуда-то сверху доносилась женская ругань и детские визги. Висели труселя на балконах, прицепленные к толстым верёвкам. По пыльной узкой дороге куда-то спешили муравьи. Миннеан уставился на них. Нестройные ряды шли вперёд, словно по приказу. Один муравей запутался лапкой в капельке грязи. Миннеан подтолкнул его ногтем, и муравей пополз со всеми дальше, подволакивая ножку. Он вздохнул, пропуская волосы между пальцев. Поглядел на небо. Оно было чистое, лишь скользили редкие, мягкие на вид облака. Всё ведь было хорошо. Почему его так торкнуло? Этот Эмилио с его наездами, эта девчонка с её мьямо Локо… Торвуд нашёл его спустя минут пятнадцать. Может больше, Миннеан не считал. Сидел, как идиот, разглядывал то жучков на земле, то старую кладку дома напротив со всеми царапинками и сколами, то собственные ботинки, пыльные и уже слегка «морщинистые». А коп просто сел рядом. Поправил кобуру подмышкой. Повертел в руках красивую серебряную зажигалку — иррийскую, дорогую. — На ходке кое-что произошло, — сказал Миннеан наконец под звуки щёлкающей крышки, глядя на борьбу муравья с соседом. — И Эмилио мне об этом напомнил. А ещё этот Локо… Дориан… Щелчки зажигалки прекратились. Миннеан взглянул на хмурого Торвуда. Таким он казался старше. Насколько, что Миннеан рядом чувствовал себя мальчишкой. — Да, Локо — главарь соседней группировки, — наконец сказал Торвуд. — А брата твоего нет уже с неделю. И ты… — Тут Торвуд запнулся, усмехнулся словно сам себе, замолчал на этом, прикрывая неловкий разговор. — Уважаемая! Он резво поднялся с земли, даже не отряхнув задницу, и направился к усталой женщине в посеревшем от ручных стирок платье, что развешивала на тросе бельё. Миннеан смотрел на него, как на умалишённого. Что придурок задумал? — У моего молодого человека паническая атака. Не найдётся ли у Вас чего-нибудь? У Миннеана дернулся глаз. Паническая атака, значит. Его молодого, значит, человека. Вот же сука. Женщина слабо улыбнулась и заглянула Торвуду за плечо. Их с Миннеаном взгляды встретились. Худая, серая и морщинистая, хотя далеко не старая — это Миннеан подметил, когда подошёл ближе, после того, как женщина мягко поманила его ладонью. — Вы, ребята, мангызы? — Она улыбнулась широко. Приметила их дорогие шмотки и кобуру у Торвуда. Миннеан вынужденно кивнул, хотя обманывать не хотелось, и женщина взяла его под локоть. — Пойдём. Она завела их в квартиру. Дверь отсутствовала. Чтобы зайти пришлось наклониться. Из глубин несло запахом кипячёного белья и холодом. Штукатурка на потолке шла мелкими трещинами. На полу шершавая ледяная плитка. Покосившаяся мебель, вроде бы и чистая, но уже настолько испорченная, что вызывает чувство брезгливости. Миннеан никогда не жил в такой квартире — им всегда удавалось найти денег, так или иначе, но случалось в таких бывать, поэтому он не был удивлён. Когда оглянулся на Торвуда, тоже не заметил особых изменений в выражении лица — он или хорошо держал себя в руках, или и сам за время службы в Цилле успел многое повидать. Миннеан почему-то был уверен, что в Иррии квартир, как эта, не бывает. Поймав внезапно тяжёлый взгляд, он отвернулся. Отчего-то стало стыдно и неприятно. Женщина усадила их на шаткие стулья в углу у маленького обеденного столика, самодельного — металлический пласт и четыре арматуры, к нему приваренные. — Что ты задумал? — спросил Миннеан почти одними губами, когда она отошла к газовой гарелке. Кроме неё по кухонным столам были разложены посуда, принадлежности для угона авто и краденые кабеля. Торвуд только пожал плечами, мол, ничего такого. — Как твоё имя? — спросила женщина, тепло на него поглядев. Она уже поставила чайник и засыпала травы в жестяную кружку. Наверное, выращивала где-то в парке, купить такие ей было бы сложно себе позволить. — Миннеан, — ответил он. — А твоё? — Оливия. — У тебя очень красивое имя. — Это правда. — Оливия тихо рассмеялась. — Как и твоё. — Она вытерла руки — на пальцы налипли кусочки сушёных трав — прямо о платье. — Мой муж сейчас на шахте, а старший в школе. Я тоже работала учительницей раньше. Потом на моё место взяли иррийку. Сейчас выращиваю мяту им на продажу. Они от неё приход ловят. — Неужели? — весело хмыкнул Миннеан. Оливия поставила перед Торвудом стопку, пахнущую крепким самогоном, а перед Миннеаном — заварку из успокаивающих трав. Она погладила его по голове. — Всё будет хорошо. Ты добудешь много дичи и шынназа, и мы все заживём, как раньше. Торвуд опрокинул в себя стопку. Поморщился. Кепку он благоразумно не снимал. Нечего светить своим иррийским ебальником. И без того выглядит странно. Миннеан промолчал и по поводу «заживём, как раньше» и по поводу наглости Торвуда. Первое было иллюзией, не дающей бедной женщине скатиться в депрессию от тягот жизни, второе они не могли обсуждать прямо здесь и сейчас. Они сидели у Оливии с полчаса, пока Миннеан пил свою настойку, разговаривали ни о чём. Оливия чистила бататы от проростков, Торвуд болтал, а он грел руки о кружку и даже думать не мог. Сильная трава успокоила. Он и сам не заметил, как нервничал. Из-за Дори и… из-за того, что сказал Эмилио. Что если его снова обвинят в измене? Эта добрая, уставшая Оливия, приютившая запутавшегося мангыза, первая кинет в него камнем. Сошедший с пьедестала, он будет ей ещё противнее, нежели если бы был обычным парнем, дающим под хвост копам. Проституток, специализирующихся на военных, презирали и часто отлавливали, но никого не станут ненавидеть с той же силой, с которой могут ненавидеть оступившегося мангыза. Зачем Торвуд привёл его сюда? Когда они попрощались с Оливией и зашли за угол, Миннеан прижал его к стене, комкая в кулаке плотную ткань. Стена наверняка была влажной — блестела в редких солнечных лучах, проникавших в переулок. Пахло подземкой — неподалёку был открыт люк. Торвуд не сделал попытки вырваться, только взял предупреждающе за запястье. — Что это было? — спросил Миннеан мрачно. — Зачем ты это сделал? Торвуд поглядел куда-то вниз, на его живот. Потом — в глаза. — Ничего. Просто тебя успокоил. Миннеан отпустил его толстовку, и Торвуд отпустил его запястье. Хотелось всё ему высказать, а может быть, просто кинуть в лицо оскорблением, но Миннеан не мог. Ещё пару часов назад они сладко целовались в номере отеля, ели оладьи и слизывали сироп с пальцев друг друга. — Любовница твоего брата живёт недалеко отсюда, — прервал его размышления Торвуд. — Пойдём быстрее, пока у тебя нос не отвалился. Миннеан потрогал себя за холодный кончик носа. — Надеюсь, у неё будут окна на солнечную сторону. — Он усмехнулся криво. — На худой конец я знаю способ тебя хорошенечко… отогреть. У Кларис и правда было тепло. Окна на солнечную сторону, и свет заливает пространство небольшой квартирки. Справа — кухня, слева — уборная, прямо — диван-раскладушка. Тёплый ковёр на холодной плитке. На столе у кухни — ноутбук, бумаги, наушники, канцелярщина. Работа. Кларис — сухопарая женщина, высокая, изящная, с лицом строгой училки, светлые волосы в пучке — узнала его, хотя они никогда ещё не виделись до этого момента. Тонкие губы, увенчанные морщинками-лучиками по верху, дрогнули, сжались ещё туже. Она была одета в спортивный костюм, и смотрелся он на ней крайне неуместно, словно сошлись два ведущих образа из разных опер. На Торвуда Кларис тоже взглянула осознанно — они были знакомы. Коп тоже снял свою «маскировку», сразу стал казаться ярче, волосы на лоб легли, глаза заиграли. — Добрый вечер, мьяна Цалик. — И голос обходительный, мурчащий. Миннеан и не знал, что Тори так умеет, сам вздрогнул приятно от низкой вибрации. Её бы, да в ушко сзади, когда… — Добрый вечер, — кивнула Кларис копу, нисколько не смутившаяся и не поплывшая. Под глазами синее. Всегда она такая измождённая или просто не выспалась ночью? — Мьяна Цалик. — Кларис перевела глаза на него. Миннеан улыбнулся заискивающе. — Я хотел кое-что узнать… — Проходите, мьямо Росси… — Она отступила в сторону. — А вы… — Торвуд. — Я помню, мьямо Хинриксон. Простите мне мою негостеприимность, но нам с мьямо Росси лучше побеседовать наедине. Торвуд на миг замялся, а потом улыбнулся. — Конечно, — сказал он мягко, а затем перевёл взгляд на Миннеана. — Я знаю бар неподалёку… — «Магнолия», — кивнул Миннеан. — Да… буду ждать тебя там. Кларис закрыла за ним дверь. Она прошла на кухню, собрала бумаги со стола и сложила их на ящик, в каких обычно хранят овощи. Затем отошла к плите. — Кофе, мьямо Росси? — Миннеан. Да, пожалуйста. — Миннеан уселся за освободившийся стол. Он наблюдал за тем, как худая, долговязая, нескладная женщина молча готовит ему кофе и думал. Могли ли они с Дорианом действительно быть любовниками? В Кларис не было ничего из того, что Дори обычно искал в женщинах. Ни красоты, ни спелых форм. Ни даже молодости — Кларис была явно старше Дори — почти немыслимо! Что он нашёл в ней? Что они находят в них, таких непривлекательных и серых? Когда есть молодые, яркие, сияющие… Почему он, кто всегда так старался, выглядел, словно только что с обложки сошёл, трахался, как в последний раз, зарабатывал… Миннеан одёрнул сам себя. Его выбирали и не раз. Кето, Торвуд, Шиа. Последний вообще был готов его принудить, только чтобы оставить рядом. Первый — от искренности можно было плавиться, от неё почти дышать невозможно. А Торвуд… странно это, но за что-то он его выбрал, прилепился, как банный лист, помогает. И ведь не в его внешности дело. Иначе бы просто сделал, как сам тогда ему и сказал: натравил бы на него власти, потом — спас бы от каторги и оставил в качестве личной игрушки, покорной и бесправной. Значит, есть что-то такое — и в нём, и в каждом другом человеке — за что можно просто любить? Кларис поставила две чашки кофе без ничего. Миннеан автоматически потянулся — просто чтобы погреть руку. Кларис поджала губы. Кажется, это было её любимое выражение лица. — Я принесу тебе что-нибудь… — сказала она. Едва присев, тут же встала и направилась к комоду, на котором стояли цветы — колючие тонкие палки тянулись по стене вверх. Достала какую-то тряпку… Миннеан сразу узнал её. Худи из арсенала Дори. Он редко одевался в соответствии с деньгами, которые получал. Всегда в удобное, простое. Но никогда в такое светлое — кровью боялся замарать, что ли? — вещичка была серенькой, в цвет пасмурного неба. Миннеан молча стянул пиджак и надел братову вещь поверх футболки. Перехватил взгляд, направленный на своё тело. Худи была ему великовата, но зато сразу стало теплее. И как-то даже легче на душе. От ткани слабо пахло Дори. — Спасибо. — Он слабо улыбнулся. Кларис кивнула. Села напротив. Миннеан глотнул горький кофе. — Вы очень похожи с ним, — сказала Кларис пространно, поглаживая гладкие бока чашки ногтями. — Нечасто мне это говорили, — хмыкнул Миннеан. — Но это так, — строго опротестовала она. — Очень похожи. И не только внешне. Чем «сладенький» клубный мальчишка может быть похож на брутального бандита, Миннеан не знал. Один — избалованный ребёнок даже в свои под тридцать, второй — зрел ещё с тех пор, когда волосы в паху не росли. Один — чистокровный кэллаэ, второй — полукровка. Заднеприводный педик и «настоящий мужик». Словно кого-то из них в детстве подменили. Но что Кларис может знать о нём, едва увидев? Она говорила так, словно была немного не в себе, хотя внешне оставалась сдержанной, холодной… Возможно, что даже слишком. Миннеан насторожился. — Что-то происходит, верно? — Он впился в Кларис взглядом. Кларис раскрыла блестящие глаза. Они были большими и серыми. Поджала криво губы. Справилась с собой, проглатывая ком. — Дориан сказал отдать тебе кое-что… — Она вскочила с места и метнулась к кухонному шкафу. Потянулась, достала банку с макаронами. Сунула руку внутрь и извлекла носитель. Маленькую флешку, совсем обычную. Положила перед Миннеаном на стол. — Что там? — Миннеан взял носитель в руки, рассматривая, словно сомнительную купюру. — Я не знаю, — сказала Кларис тихо. — Не пробовала открыть. Что-то подсказывало ему, что эта женщина говорит правду. Миннеан спрятал флешку в карман. Посмотрел на Кларис пытливо. — Вы не знаете, где он? Она покачала головой. И вдруг положила ладонь на руку Миннеана, чуть сжала в своей сухой и тонкой. — Я очень давно работаю на организацию, — сказала Кларис. — Я знаю, как ведутся дела. Наблюдала. Много раз. Мы с Дорианом… он… Я не видела его всего неделю, но такие люди не исчезают просто так. Особенно дав наставления, — она кивнула в сторону Миннеана — намёк на флешку, — при последней встрече. Ты должен знать это. Советую не искать его. — Почему? — спросил Миннеан внезапно хриплым голосом. — Думаешь, он… может быть мёртв? Или залёг на дно? Кларис погладила его пальцем по руке. — Мы не так долго были вместе, — сказала она. — Всего ничего. Но кое-что я всё же могу понять. Не всем понравилось… то, что Дориан сделал. А он не мог иначе. Миннеан поперхнулся воздухом. Он сжал руку Кларис в своей так, что она на миг поморщилась от боли. — Это из-за меня, да? Скажи мне. — Я не знаю. Думаю, всё куда сложнее. Миннеан смотрел в эти чистые серые глаза, такие понимающие, и всё внутри переворачивалось с ног на голову. Всё летело к чертям. Сначала Шиа, потом эта ходка, где его чуть не избили до смерти, потом — вишенка на торте — это. Дориан. Дори. Братишка. Его самый близкий, самый ценный. Тот, кто защищал, всегда стоял нерушимой стеной позади. Не мог же он просто взять и подставиться? Он же не идиот! Кларис положила вторую ладонь на его руку, баюкая сжатый кулак. Ладони у неё были нежные, прохладные. Закралось недоверие. — Почему ты не позволила копу войти? Кларис нисколько не удивилась враждебному тону. — Если бы ищейка посчитал, что я могу тебя обмануть, его бы не остановила хрупкая женщина. Скорее всего, он сразу понимал, что произошло. Миннеан усмехнулся. Действительно. Дори доверял этой женщине. Он жил с ней. Оставался на ночь. Хранил у неё свои вещи. Важные документы. Он прижал эти прохладные маленькие ручки ко лбу. Кларис молчала, только гладила его большими пальцами. На душе было пусто и тяжело. А ещё было очень страшно. Миннеан не запомнил, сколько он просидел, плачась в эти руки, что говорил, и что говорила Кларис. Не заметил, как выпил чашку кофе. Когда он пришёл в себя, солнечный свет уже стал оранжеветь. На лице Кларис были печаль и безмятежность. Ей было хорошо с ним, уютно. За эти минуты они словно пережили несколько опасных ходок плечом к плечу. Миннеан был благодарен ей. Он уже не сомневался, в чём суть. За что Дори так высоко ценил эту женщину. В ней было то, чего не было ни в ком из них: искренность, тихая мудрость, глубина — целый океан спокойного массива вод. Он не знал, что будет делать дальше. Особенно в том случае, если брат погиб. Но где-то глубоко воцарилась спокойная уверенность — он справится. — Пожалуй, имперец уже ждал достаточно, — сказал он, поднимаясь с табурета. Достал из кармана небольшой камень, положил на стол. — Это… — Кларис поджала губы. — Зачем это? — Мой брат, судя по всему, был к тебе очень привязан… Думаю, он бы хотел, чтобы в его отсутствие я позаботился о тебе. Можешь писать мне, если что-то случится. Кларис молча кивнула. В отличие от Кето она с молоком матери впитала: мангыз — защитник, то, что он даёт, принимают, то, что хочет взять — без слов отдают. Когда-то они действительно были народными героями. А сейчас всего лишь мародёры, гребущие всё под себя. Торвуд предложил ему выпить, но он просто потащил любовника обратно в номер. Всю дорогу они молчали, потом молчали тоже. Миннеан уложил его на постель, долго и благодарно ласкал, гладил, целовал, сосал. Не позволял кончить. Потом сел сверху, впервые за долгое время — кожа к коже, и принял в себя чужую сперму. Взгляд у Торвуда был такой, словно он готов порвать любого, кто хоть царапину посмеет на нём оставить. Такой взгляд… Миннеан знал теперь, что заполучил в свои руки его верность. — Поехали в Рьялге, — сказал он, лежа у Торвуда на коленях. В волосах путались ласковые пальцы. Пальцы эти даже не замерли. Их обладатель хорошо владел собой. Но Миннеан лежал, прижавшись ухом к интимному местечку — он слышал, как зачастил пульс.