Две стороны медали

Он добрался до трущоб к рассвету. Ехать на метро с поклажей на десять килограмм одного только добытого добра было для этого самого добра не очень безопасно. В метро любой мусор мог просечь, что у грязного заросшего мужика в латанной-перелатанной охотничьей снаряге с портупеями в мешках, закреплённых на спине, вовсе не каски для шахтёров, а шынназ, сферы или вообще отрубленные головы (на Саррена, например, — Миннеан лично был знаком с парочкой — работали и наёмники, и охотники за головами). В то же время пешим ходом Миннеан мог успешно копов избегать. Даже в самых патовых ситуациях, когда некуда спрятаться, а коп тебя уже заметил, на улице куда легче попросить защиты у своих, да и отстреляться в случае чего на поверхности удобнее. В метро можно уповать если только на тоннели, но тоннели ревностно охраняются бомжами. Не принеся «присягу» их банде, узнать их тайны практически невозможно: этими тайнами они и зарабатывают себе на хлеб. Это было и есть — большая проблема для градостроителя. Миннеан в том не был уверен, но, насколько ему было известно, за весь период имперской оккупации (вероятно, тогда часть народа и ушла под землю) не было построено ни одной новой станции метро. Те, кто обладал нужными связями и ресурсами, могли позволить себе авто. Остальные до районов, построенных вне сети подземных поездов, добирались, как приходится. Миннеан не был уверен, изменилась ли ситуация за те недели, что он провёл за Стеной, как обещал коп Торвуд, однако всё же не рисковал наглеть и расхаживать груженным под завязку шынназом прямо под носом у синих мундиров. Подходя к дому, он осматривался с особой внимательностью, и, уже на дороге перед одноэтажным зданием, сереющим в лучах восхода побелкой, которую они обновляли с Орреном и Салли прошлым летом под громкую музыку и жаркие, скользкие от пота поцелуи, Миннеан разглядел большое авто чёрного цвета. Тонированные в смерть стёкла отражали солнце. Высокая, будто растянутая в фоторедакторе фигура стояла, прислонившись к этому гробу на колёсах, расслаблено и скучающе. Миннеан осторожно сбросил с плеч неудобную ношу. Пистолет под плечом приятно согревал своим присутствием. Высокая фигура, словно почувствовав его беззвучное приближение, повернулась и посмотрела поверх крыши авто. А затем обошла его, демонстрируя пустые ладони, поднятые вверх. На незнакомце было длинное тёплое пальто чёрного цвета и — Миннеан хмыкнул — начищенные до блеска туфли. Он осторожно приблизился. Встающее солнце било в глаза сбоку, однако Миннеан разглядел бледные рыжеватые патлы, острые черты и врезающиеся в кожу морщины. Когда между ними осталось не больше четырех шагов, Миннеан остановился. Бледный оглядел его с головы до ног и обратно, будто не узнавая. Он выглядел почти шокированным. Миннеан чуть не рассмеялся. Конечно же, после всех трудностей он выглядел далеко не так, как выглядит, сидя сиднем в Мириаде с горячей водой, бритвой и гелем для укладки под боком. Он и сам боялся подумать, что представляет собой сейчас: небритый, с грязными волосами, весь в синяках, синих, жёлтых, пурпурных в цвет шынназа, вероятно, кое-где заплывший. Дома у Кето он избегал смотреться в зеркало, но и выражение лица парнишки было достаточным ответом. В чёрных глазах Кето, когда он его увидел, пустив на порог, отразилось сочувствие и жалость, а ещё настоящая тревога. Лицо же Бледного отражало разочарование. «Да. Никакой я не ёбаный твой Видду. Я даже на уличного хастлера не потяну в таком виде». — Чего тебе надо, — бросил Миннеан низким голосом. Мог положить ладонь на рукоятку пистолета, но решил показать ублюдку, что не боится его. Совсем. — Что с тобой произошло? — Бледный сунул руки в карманы пальто. — Тебя ебёт? Бледный хмыкнул. — Тебя не было больше двух недель, — сказал он. — Господин Малавски беспокоился. — И? — Он просил кое-что тебе передать, но… Рамса упал на колено и приложил руку к разбитому носу. Наверняка на дорогих брюках останутся пыль и потёртости. Миннеан поморщился. По пострадавшим ранее пальцам прошлась резкая боль. Он встряхнул кулак, пошевелил пальцами. Хотелось бы ещё пнуть этого ублюдка, развалившегося у него в ногах, но Миннеан сдержался. Только поставил сапог на упирающуюся в мостовую ладонь. Довольно аккуратно, однако Рамса болезненно промычал. — Я понимаю, ты злишься… — выдохнул Бледный, поднимая глаза. Он осматривал Миннеана с какой-то странной, почти фанатичной восторженностью и одновременно — с прежним разочарованием. — Допрашивал тебя я, но… приказ отдавал Шиа. — Однако его здесь нет, — отметил Миннеан с холодом и равнодушием, которого сам от себя не ожидал. Было что-то визгливо-радостное внутри него, что испытывало удовольствие от вида стоящего перед ним на коленях мужчины, что заслуживал этого унижения и этой боли. И вместе с тем, было что-то жестокое. Жестокое, как абсолютный ноль. Как пробирающий до костей, оставляющий после себя лишь белый бесцветный иней, мороз. — Господин Малавски… он пока не может въехать в Мириад. Ты и сам знаешь… Если бы он мог, он бы встретился с тобой. — Что ты должен был передать? — Загляни в салон. — Я что, идиот? — Как видишь, — Рамса усмехнулся, — я этого сделать не могу. Миннеан поднял ногу с пальцев Рамсы и взялся за ручку двери. Прикосновение почти обожгло нежной гладкостью, и что-то внутри него, вечно осторожного, переклинило. Он словно знал это наверняка — теянцы не задумали ничего из того, чего бы ему следовало бояться. Абсолютный ноль с горящей яростной сердцевиной внушал холодную уверенность, ясность мыслей. Он открыл авто и уставился на огромный букет ярко-красного цвета, расположившийся на чёрной коже. Что странно — цветы не издавали запаха. Приглядевшись, Миннеан понял, что это не розы, как ему показалось сначала, а камелии — цветы, что навечно запечатлены на правой стороне его тела. — Какого хрена… — Он перевёл взгляд на Бледного, и не пытавшегося подняться с холодной мостовой. Бледный пожал плечами. — Там есть записка. — Он потирал отдавленные Миннеаном пальцы. Миннеан скрипнул зубами. — Я спрашиваю, что это за говно? — Он шагнул обратно, в сторону Бледного. Внутри дрожала ярость и, кажется, голос тоже дрожал так же сильно, как чесались ноющие от боли кулаки. Бледный вдруг рассмеялся нервно, чуть попятившись, но потом замер, посмотрел абсолютно безумным взглядом. — Уже поздно, — прошептал он и хохотнул. — Это уже произошло. Я понял, понял это сейчас… медаль уже повернулась другой стороной… Миннеан скривился презрительно. — Что ты несёшь… Он отвернулся от Рамсы — что вообще может сказать этот больной? — и, повинуясь внезапному желанию, подхватил цветы. Было бы жалко выбрасывать. К тому же грызло любопытство: что мог ему написать в своей записке Шиа? Он вернулся за своей поклажей, а когда шёл обратно, мимо Рамсы, обходя огромное авто, встретился с ним взглядом. Ублюдок поднялся с земли и на лице у него вместо безумия была мрачная уверенность. Миннеан чувствовал этот взгляд до конца, пока не захлопнул за собой дверь. Он вытащил записку и бегло проверил цветы на наличие посторонних устройств. Стебли были тесно утоплены в твёрдой губке, но Миннеан не стал истязать её проверками. В конце концов, что там можно спрятать во влажной среде? Камелии отправились стоять на комоде между прихожей и залитой солнечными лучами гостиной. Солнце дотронулось до бутонов на краю букета, и они были почти малинового, спелого цвета, а те, что оставались в тени — кроваво-красного. Миннеан открыл записку. Почерк был корявым, но понятным, простым, наклонённым в левую сторону и откровенно портящим вид бумаги — Шиа, очевидно, писал сам. Это было место. Без лишних комментариев, извинений, даже без времени. Просто точка на карте. Предлагал ли Шиа встретиться или что-то там найти, или же это была какая-то ловушка, Миннеан не знал. Он не исключал последнего — всё же Шиа должен был понять, кто слил его данные. Он знал, где находится адрес. В той части города можно было спрятаться. Было дело, он сам успешно залёг там на дно по наводке Олли однажды. Райончик пересекало несколько мелких расколов, совсем древних, уже давно истощённых, они неплохо глушили технику и могли создать временной парадокс. Приличного народу там тоже не водилось, и копы редко заглядывали. Отсиживался ли Шиа там или просто решил проверить его: сольёт ли Миннеан информацию иррийцам, придёт сам или же проигнорирует? Сам Миннеан склонялся к последнему варианту. После всего, что с ним случилось на ходке, обида и ярость как-то поутихли. Поначалу ему было плохо, было мрачно. Отчасти он хотел Шиа насолить, отомстить, не только оказать помощь брату. Хотел показать, что если его укусить, он укусит в ответ. После избиения, которое ему устроили свои же, циллийцы, за преступление, которое не то чтобы не было доказано, а которое он даже не совершал. После позорного группового изнасилования. После всего, что ему устроили Камила и её команда, он чувствовал в основном холодное опустошение. И ярость, если она появлялась, тоже была холодной. Вот только она не появлялась ни по отношению к Камиле, ни по отношению к близнецам. К кому-то другому — тому же Бледному, но не к ним. Как бы то ни было парадоксально, Миннеан их не винил. Понимание, такое же холодное, усталое, вот что это было. Он понимал, что двигало ребятами. Понимал, как трудно выбраться из болота ненависти, почти приятного, почти успокаивающего. Ненависти по отношению к тем, из-за кого страдаешь. Он и сам её испытывал, особенно по юности: к полицаям, даже к молодым, которые и войны-то не застали, к тем, у кого были родители, к тем, кто выглядел плохо, но кого всё равно любили. Вместе с пониманием была и грусть, тупая и немного отчаянная. Было так тихо-тоскливо от осознания: люди ведут себя соответственно ситуации в которой оказались, и спокойное отношение к ней могли сохранить лишь те, кому, как и ему, повезло чуть больше. Всё это затёрло обиду на Шиа. Она показалась теперь, когда он узнал, что такое настоящее презрение и настоящие пытки, практически детской. Обидой занеженного мальчика на любовника, который всю жизнь занимался не шоппингом и праздностью, а реальной работой. Который поступил так, как должен был, и при этом максимально обходительно. Особенно полегчало после того, как он врезал Бледному. И, вероятно, значение имело то чувство беззащитности, что он испытывал сейчас, после. Не было в доступной близости человека, рядом с которым можно не нести за себя ответственность и просто быть. Отчаянно хотелось защиты, но Миннеан не знал, к кому за ней обратиться. Мирьям не могла её дать. Дори в очередной раз вне зоны доступа. Олли — совсем не вариант, у Кето хватает своих проблем. Миннеан отложил записку. Он убрал камни в сейф, и только после этого снял с себя грязную одежду. Подумать только, три недели без секса. Без нормального, в смысле, секса. Да он даже не дрочил. В ванной Миннеан усмехнулся своему отражению в зеркале. Ну что за бомж? Встреться они сейчас с Шаем, тот принял бы его за своего. Всё будет хорошо. Сейчас он приведёт себя в порядок. Потом заявится к Олли — Мирьям возложила эту задачу на него. А потом они пойдут в бар, и Миннеан снимет какого-нибудь простачка, желающего дать мангызу. Он встал под воду, не дожидаясь, пока пробежит ржавчина. Казалось, ничто не может быть грязнее него сейчас. Сначала по плечам били едва тёплые струи, и Миннеан наблюдал за тем, как скользит рыжая вода между пальцев ног. Постепенно она становилась всё светлее и теплее, пока, наконец, не начала обжигать и не потеряла цвет. Миннеан добавил холодной и запрокинул голову. Все мысли кроме одной вылетели из головы. Он провёл ладонью по вставшему члену. Оттянул крайнюю плоть, аккуратно провёл пальцем по головке, представляя, что это влажный язык… чей? Да хоть того же Олли. Что-что, а сосал бывший неплохо. Или Алоя? Да, лучше так. Он бы заломил ему руку. Заставил лежать животом на земле, как лежал сам. И водил бы членом по лицу, по губам. А потом сказал бы что-нибудь. Просто «соси». Или угрожающее «укусишь — оставлю без члена и без зубов». И всунул бы. Глубоко, чтобы давился, но неумело старался, чтобы мучился униженный, а ещё лучше, чтобы начал ловить кайф и от этого краснел ещё больше. И потом… чтобы сперма лилась у него из носа. Миннеан болезненно выдохнул, выдаивая из себя оргазм. Сперма была густая, липкая. Он аккуратно промыл себя водой после. И именно в этот момент проснулась ненависть. Захотелось вернуться и увидеть снова, как умирают эти трое. А если кто-то из них умудрился выжить… что уж, он бы с удовольствием избавил мир от их присутствия. Внезапная жажда крови накатила штормовой волной. Миннеан зарычал сквозь зубы. Он бы хотел ударить кулаком подплесневелую плитку. Он бы хотел ударить хоть кого-то. Хоть того же Рамсу. Сошла бы и груша. А может, вместо секса… сходить в зал? Или на пробежку? Выйти за Стену и устроить себе марафон. Он знает одну лазейку… Но тело до сих пор ломило, хотя он за последнее время и съел столько шынназа, сколько не съедал обычно за год. Выйдя из ванной, Миннеан набрал Олли. — Привет. — Привет, Минни. Я сегодня занят. Миннеан закатил глаза. — А я по рабочим вопросам. Олли помолчал ему в трубку с пару секунд. — Неужто? — Точно говорю. — Тогда приходи. — В офис? — Ну а куда? — Олли хмыкнул весело. — Понял тебя. Миннеан отключился. Он оделся и был у Олли через час. На входе в одноэтажное покосившееся здание, построенное навскидку лет пятьдесят назад, стояли сталкеры из группы Джана. Прежде чем зайти, Миннеан поздоровался с ними и недолго переговорил. — Давно вы вернулись с Раскола? — Три дня назад, — ответил ему Эллао, — а вы? — Вчера вечером. Мы вас не встречали. — А вот мы вас видели. Но недолго, петля проглотила. — Кого-то ещё встречали? — Нет, никого. Вы? — Группу из Цуве. — Ага. — Эллао кивнул. — Мародёры они все сраные. Сегодня отмечаете? — Отмечаем, конечно. Хочешь с нами? — Мы бы пошли с вами, — встряла Розенна. Голос у неё всегда был хриплый, прокуренный. — Но Борода думает сегодня выдвигаться обратно. — Блять, Розенна, — шикнул на неё Эллао. — Ну а что, малыш всё равно всё разузнает, верно? — Она внимательно поглядела на Миннеана. «Знает что ли про Шая? — озадачился Миннеан. — А Шай ведь ничего не говорил про группу из четырёх человек. Не упомянул, или они взяли одного уже за Стеной?» Группа Джана была самой старой и самой влиятельной. И из всех троих их мьента Розенна была старшей. По возрасту она годилась Миннеану в матери. — Верно, мьяна Серра. — Какой ты всегда вежливый, — умилилась Розенна и потрепала его по плечу. — Не то, что некоторые. Эллао только отмахнулся от неё. — Ладно, бывайте, — бросил Миннеан и зашёл в здание. Здесь, конечно, было не так прибрано, как у Саррена. Здание напоминало скорее обычную заброшку, на которые богат Мириад, нежели на пристанище нелегального торговца. Олли арендовал его совсем недавно, после облавы на старый офис, и тот, конечно, был поприличнее. Миннеан протолкнулся мимо парочки молодых охотников, которых видел впервые в жизни, но у двери его остановил верзила в элегантном костюме. Если бы не рука, вцепившаяся в плечо, Миннеан бы на него и внимания не обратил, однако пришлось остановиться и запрокинуть голову. Миннеан ощутил, как по всему телу прошло приятное тепло. — У меня проблемы, малыш? — спросил тихо. Скуластое лицо с тяжёлым подбородком чуть дёрнулось. — Мьемо Вандервилл сейчас занят. — Ну хорошо. — Миннеан сладко улыбнулся. — Я подожду здесь, с тобой. Ты у Олли новенький? Громила прочистил горло и промычал что-то невразумительное, отводя глаза. Миннеан почувствовал радостное тепло в груди. Видимо, чистый, хорошо одетый, а главное — в тёмных очках, он всё же смотрелся неплохо, раз парень так засмущался. — Слушай, отлично выглядишь. — Миннеан мягко похлопал (а лучше даже сказать, погладил) громилу по широкой груди. — Наверное, тебе в армии первую категорию присвоили, не меньше. — Вторую присвоили, — буркнул громила. — Сердце больное. — О, не переживай. — Миннеан притиснулся ближе, так что громила неуверенно попятился. — Для меня это не имеет никакого значения… — А ты вообще без тормозов парень, я посмотрю, — раздалось за спиной. Миннеан чуть вздрогнул от неожиданности, а затем повернулся к Джану. — Ну, знаешь, народ как-то не спешит таблички на лоб клеить. — Он первым протянул руку, и Борода пожал её, сильно, но коротко. Глаза у Джана, что выглядывали из-под оккупации морщин и нависших век, были цепкие, умные и хитрые. Хитрый же рот, часто насмешливо и обманчиво-добро изгибающийся, утопал в курчавой каштановой бороде. Джан не был чувствующим, но до сих пор, в свои за сорок, ходил в ходки и по праву назывался одним из лучших. На Миннеана Борода, хоть и не обладающий выдающимся ростом, всегда смотрел словно бы немного свысока — приподнимал обросший подбородок и чуть щурил и без того маленькие глаза. — То-то тебе рожу разукрасили, — хмыкнул Борода. — Это за другое. — А за другое морду и не бьют. Только если свой хер пытаешься не туда, куда нужно, пристроить. Громила за спиной как-то сдавленно хрюкнул. — Не лечи меня, Борода. — Миннеан снял очки, демонстрируя космически-синие узоры на коже. — Когда вы выходите? — Может, завтра, может, сегодня. Твою подружку я звал в прошлый раз, она отказалась. Миннеан фыркнул. — Да там… дела были. Перебросившись ещё парочкой фраз, они расстались. Миннеан ощутил себя малолетним идиотом — таким он всегда казался себе в присутствии опытного и пиздливого Бороды — и даже забыл попросить номерок громилы. Кабинет Олли выглядел получше, чем все остальные помещения. Большой стол из настоящего дерева с резными краями. Бесконечные в потолок ящики. Уютная ретро-лампа, издающая тёплый, желтоватый свет. Здесь даже было окно. Правда оно выходило на серую стену здания напротив, и было низким, почти лишённым подоконника. Русые волосы Олли, подчёркнутые тусклым дневным светом, казались светящимися. — Ну что? — спросил Олли, сразу отринув прелюдии. — Не понравилось бегать на побегушках у красноглазого? — Он откинулся в кресле и сцепил руки в замок на животе. Не хватало только закинутых на стол сапог, но для подобного Олли слишком педант. — Может, я просто решил разок налево сходить? — хмыкнул Миннеан, присаживаясь в кресло напротив. Он тоже уселся довольно вальяжно и с пристальным, почти невежливым интересом обглядел обстановку. — Ну-ну. Налево — это твоя тема. Миннеан закатил глаза. Так и знал, что не надо было про это шутить, но не удержался. — Мы хотим к тебе вернуться. — Серьёзно? — Светлые брови Олли забавно приподнялись, собирая гармошку на лбу. — Что, Мирьям послала тебя на передовую? — Какая разница? — Просто интересно. Она вообще знает, что ты ко мне захаживаешь время от времени? — Олли… — Ну, ответь. — Не будь гнидой, Олли. Ты покупаешь, или мне искать другого торговца? — Покупаю. — Олли закатил глаза. — Что у вас там? — Шынназ в основном. — Три аллера за грамм. — Ты прикалываешься? — Нет, спроси Бороду, я у них покупаю так же. — Почему так дёшево?! — Милый. — Олли слабо улыбнулся. — Ко мне сегодня пришло двадцать человек. Все продавали пурпур. — Дерьмо-о-о. — Миннеан откинулся в кресле и провёл руками по лбу и по волосам, цепляясь за них, хотя перед выходом сделал укладку. Три аллера за грамм — это курам на смех. — Тебе, как другу советую. — Олли пожал плечами. — Оставляй шынназ под замком. Рано или поздно пригодится. Мне неси документы. Сферы. За сферы хорошо заплачу, есть один любитель… Чё за дерьмо у тебя на лице? Миннеан замер непонимающе, а потом широко ухмыльнулся. — Это очки, детка. Купил в переходе. Мне идёт? — Не придуривайся, — поморщился Олли. — Тебя кто бил? — Кто бил, тот теперь своими кишками траву удобряет. — Ой-ой, — усмехнулся он. — Это кто-то из наших? — Нет. — Миннеан покачал головой и снял очки. Раз уж его засекли, то ни к чему этот фарс. Пусть смотрит. — Не хочу об этом. — Ну ладно. — Олли выдохнул и посмотрел на него внимательно. — Говорить не хочешь, продавать тебе нечего. Хочешь остаться на ночь? Могу закончить пораньше. Миннеан ощутил, как губы без его воли расползаются в усмешку. — Ты же занят. — А теперь не занят, — возразил Олли, как ни в чём не бывало. И добавил, заглядывая в глаза: — Я соскучился. Миннеан покачал головой. — Я сегодня планировал трахать, а не подставляться. — Я возьму в рот. — Нет. Ты не понял. — Миннеан задумчиво оглядел один из ящиков, словно там было что-то интересное. — Я хочу вжать кого-нибудь мордой в постель. Хочу вставлять, пока не запросит пощады. Пока дырка не станет свободной и не покраснеет от раздражения. — Да уж, ну и план, — хмыкнул Олли. — Вали тогда отсюда. — Так ты нас берёшь? — Да. Миннеан поднялся с кресла и взял очки. — Захочешь приключений на свою девственную задницу — знаешь, где меня искать, — попрощался он. — Придурок, — весело фыркнул Олли.