Weighing of the heart

      Сайно не любил иметь дело с нарушителями из Вахуманы. Себя он считал человеком сугубо прагматичным, и вся их глубокая философия была для него… не то чтобы пустым звуком, но звуком весьма раздражающим, действующим на нервы и не несущим особой ценности. В подавляющем большинстве случаев.       Нет, он вовсе не стремился обесценить труды вахуманских исследователей. И не порывался отрицать важность стремлений социологов найти, создать и имплементировать способы развития и формирования «благоприятного социально-психологического климата», архонты, какая же дичь, неужели нет более важных и животрепещущих проблем? С другой стороны, некоторые амуртцы годами играли лианам на дудуке. Или розам?.. Правда, Тигнари недавно поделился, что у бесперспективного по своей сути исследования обнаружился любопытный «побочный эффект» — растениям от музыки так и осталось ни холодно ни жарко, зато у окрестных коз увеличились удои. Возможно, и вахуманские манускрипты вилами по воде рано или поздно принесут плоды. Пусть даже и в виде повысившейся на фоне приснопамятного «благоприятного климата» яйценоскости кур.       Шутки шутками, но в своих исследованиях вахуманцы тревожно-часто подходили ближе допустимого к черте Шести Грехов. Сайно относился к меньшинству, больше похожему на статистическую погрешность, которое знало и понимало, чем, помимо ареста, штрафов и прочих мягких карательных мер, действительно чревато нарушение запретов. И был, пожалуй, единственным, кому это знание досталось из первых уст.       Оступившийся вахуманец очевидно считал запреты всего лишь условными рекомендациями. Сайно считал такое заблуждение одновременно смешным и возмутительным.       Какие, в Бездну, рекомендации, за грубое нарушение которых с небес на голову прилетает шип? Причём дэв с ней, с головой, если бы прилетало адресно, но с небес виновника не разглядеть, и зачем целиться и примеряться, если можно снести сразу целый город, а если не мелочиться — то и страну? Но разве это волнует высокомерных дастуров, разве стоит такая мелочь внимания, если на кону призрачная возможность получить признание столь же высокомерных коллег?       Вахуманским историкам стоило бы больше внимания уделять периоду Троецарствия древней Сумеру. Нашли бы там много ценного и интересного. Но нет, зачем вникать в причины и следствия глобальных катастроф, социополитических, кстати, повлиявших на жизни всех народов от Дюны Магмы и до Мотийимы, давайте смотреть как поведут себя разные виды тушканчиков, если поместить их в клетки, в террариумы, в подвесные корзины, в «условия, приближённые к естественным», в идеальные условия, в стрессовые условия, добавить еду, убрать воду, добавить воду, добавить хищников, добавить маковые коробочки, а теперь экстраполируем результаты наблюдений на наше дражайшее двуногое общество. При том, что тушканчики вообще агрессивно настроенные друг к другу одиночки, так ещё взяли тех, что под Золотой Дюной водятся… хоть бы у амуртцев уточнили, что из этой злобной мелюзги так себе репрезентанты человеческого социума. Разве что в том плане, что грызутся из-за каждой мелочи и бестолково дохнут.       Преследуемый вахуманец, впрочем, изучал вовсе не безобидных — не совсем — тушканчиков. То, что было заявлено как коллективное исследование конформистских тенденций в замкнутых группах — Сайно мысленно поморщился, недоумевая, как это вообще пропустили, а не завернули ещё на стадии озвучивания тезиса, — по факту оказалось очередной сектой с прицелом на эволюцию человеческого сознания. Шестой за последний год. Всего и различий с остальными, что лезли они в трансперсональное бессознательное, а потому исследуемой группой были поголовно студенты Ртавахиста. Сайно мог триста раз скептически относиться к астрологии в целом и её изучающим в частности, но они всё-таки оставались людьми. А не подопытными тушканчиками. Даже если и преизрядно окуренные опиумом — разумеется, исключительно в целях бесценных социологических исследований.       Впрочем, нарушителем числился далеко не только этот… Бахрам. Ещё троих, судя по найденным записям — зачинщиков, — уже замели, оставались исполнители и вербовщики. Часть ловили по всей Дхарме, часть…       Сайно выдохнул раздражение и прислушался. Здесь, посреди пустыни, где не мешали никакие посторонние звуки и запахи, легко поймать след.       И какая нелёгкая понесла дурного вахуманца в Море красных песков? Почему большинство исследователей, которые даже в сытой и благополучной столице ухитрялись заблудиться на пути от таверны до кофейни, думали, что смогут хотя бы день прожить в беспощадной к чужакам пустыне?       Пытались ли исследователи играть в богов, следовали ли примеру «мудрейшей и добродетельнейшей», удовлетворяли ли низменные или возвышенные порывы души — Сайно не знал, да и знать не хотел. Его мало волновали причины. Над социокультурными факторами развития преступности могли покорпеть и в аналитическом департаменте, а он — воин, его дело — устранять проблемы и предотвращать последствия, а не выстраивать причинно-следственные связи. Системно предотвращать сами преступления ему пока не по статусу. Пока.       Пока.       И всё же. Сайно давно перестал считать, сколько камер обзавелось жильцами с его подачи, но так и не мог понять, что вообще движет исследователями, когда они идут на серьёзные нарушения. Чего ради? Финансирования? Оно строго контролируется, урвать что-то лично для себя под носом — вернее, ухом — вездесущего терминала Акаша не получалось даже у мудрецов, сколько их уже сменилось из-за неудачных попыток. Признания? В змеином гнезде, где каждый второй норовит укусить, ужалить или просто и безыскусно сожрать? Или всё-таки из неуёмной жажды знаний любой ценой, как и подобает доблестным сынам народа «богини мудрости» ?       Нет, Сайно не имел никаких предубеждений против Рукхадеваты. Объективно говоря, ему было всё равно. Он и к Аль-Ахмару особо тёплых чувств не питал — в целом, не видел смысла растрачивать эмоциональный ресурс на давно ушедших богов. Его и на людей-то едва хватало. Ну, или не совсем людей… Нет, если докапываться до сути вещей — при большом желании самому Сайно можно вменить в вину непочтительное отношение к богам. Ушедшим. А до нынешних ему не было дела ровно в той же мере, в какой и им — до него. Можно ли считать грехом взаимное пренебрежение? Возможно, стоило бы спросить у Германубиса. Как-нибудь. Потом.       — Нашёл.       Сайно крайне редко утруждал себя лишними формальностями, и уж точно не собирался расшаркиваться с нарушителем и его попытками себя обезопасить. Закутанный в какое-то тряпьё поверх чопорного шервани, не иначе как в попытках спастись от наверняка невыносимой для него пустынной жары, Бахрам имел вид исключительно босяцкий и жалкий. Сопровождающие его пустынники — один навскидку ровесник Таджа, ещё двое — чуть постарше самого Сайно, — выглядели… пожалуй, для бойца средней руки — как вполне достойные противники. Сайно не был высокомерным, но знал цену себе и своим навыкам. Устраивать избиение младенцев не хотелось.       — Мальчик, тебе чего? От каравана отбился? — спросил старший пустынник.       Сайно стало одновременно смешно и неприятно. Серьёзно? Нет, он, конечно, абсолютно не питал иллюзий насчёт своей внешности в целом и роста в частности, но серьёзно, что ли?.. Или, когда он работал с другими матрами, его как-то просто за компанию приписывали к… Архонты, даже в мыслях звучит как исключительно убогая шутка, «взрослым»?       В ладонь привычной тёплой тяжестью легло древко копья. Бахрам отшатнулся, едва не потеряв равновесие. Да-да, конечно, магия — она такая, впечатляет. Да и само оружие тоже. Даже если отбросить его историю. Хотя Сайно предпочитал не отбрасывать. Он очень любил подаренное Германубисом копьё.       — Исследователь пойдёт со мной. Не вмешивайтесь — и можете идти с миром.       Не то чтобы Сайно правда ожидал, что они согласятся разойтись без ненужного боя. Наёмники исправно отрабатывали свой хлеб. Но всё-таки по привычке обозначал варианты. Наивно, наверное.       Кажется, старший только теперь обратил внимание на его зелёный шарф с эмблемой матр. Впрочем, Сайно ещё помнил — через алый шёлк все цвета становились просто разными оттенками красного.       — Дожили, детей в матры понабрали, — старший пустынник поморщился и положил руку на закреплённый на поясе табарзин. От оружия тянуло смутно-знакомой силой. Исключительно неприятной. — Джазим, Наджиб.       — Всегда готов, — в один голос откликнулись младшие. Двойные клинки и арбалет, та же самая тяжёлая, тёмная аура. Сайно уловил где-то глубоко внутри чужое недовольство. Германубис никогда не высказывал особой любви к своему народу, но и использование расколотых душ не одобрял. Наверное, по своей сути это мало чем отличалось от всех тех экспериментов, за которые в Академии запирали в одиночках на пожизненное. В груди нарастало знакомое жжение, растекалось колким жаром по венам, обволакивало тело слабо светящейся лиловой завесой. Германубис хотел закончить с этим поскорее. Сайно совершенно точно не возражал.       Ведение боя с элементальным оружием принципиально отличалось от обычного, и без элементального же зрения пришлось бы тяжко даже самому сильному бойцу. К счастью, Сайно всегда видел и слышал больше, чем остальные люди. Даже задолго до… задолго до. По мнению господина Сайруса, если бы Сайно выбрал «путь науки», мог бы безо всяких глаз бога добиться немалых успехов на стезе Спантамада. Сайно не имел ни единой причины не доверять его суждениям, и вместе с тем не мог согласиться. В конце концов, его вывели из песков с другой целью.       Арбалет, очевидно не предназначенный для блокировки ударов, с хрустом развалился на части — Сайно отпрянул, когда над обломками заклубился зеленоватый дым. Фрагмент расколотой души покидал свой принудительный сосуд. Та же участь постигла клинки. Старший держался лучше — почти на целую минуту дольше. Пока режущая кромка копья не прижалась к его горлу. Старший замер, жестом приказав метнувшимся к нему обезоруженным младшим не двигаться.       Сайно не получал от сражений никакого удовольствия. Именно поэтому был исключительно в них хорош.       — Я всё ещё даю вам возможность уйти, — напомнил он. — До ближайшего поселения пять часов пути. При условии, что ноги целы. На сломанных — от двух дней до ближайших автоматонов. Достаточно понятно или продолжить объяснения?       Старший хмуро мотнул головой и отшвырнул табарзин — Сайно мог поклясться, что не имел никакого отношения к лиловой вспышке, рассёкшей топорище и лезвие, которые немедленно окутал дым. Махнул рукой младшим — очевидно, сыновьям. Те понуро опустили головы и вернули поясные ножи в ножны. Отличная синхронность. И дисциплина. Им бы потренироваться месяц-другой — и в бригаде тридцати могли бы быть не на последних позициях. Сайно медленно опустил копьё.       — Один вопрос, — сипло обозначил старший, потирая рассечённую кожу. — Если можно.       Сайно кивнул. Искрящая, окутывающая его чужая сила постепенно рассеивалась. Германубис был вполне удовлетворён исходом, хотя смутное фоновое раздражение всё-таки ещё присутствовало.       — Ты, что ли, тот самый Сайно?       Сайно снова кивнул. Старший медленно шумно выдохнул. Махнул своим.       — Уходим.       — Но, отец…       — Достаточно. Уходим.       Серо-зелёный под цвет своего тряпья Бахрам, за время короткого боя почти слившийся с сухой корягой, внезапно решил подать голос.       — Но вы… Но я… Я предоплату внёс!..       Старший, не оборачиваясь, швырнул в него бодро звякнувший мешочек.       И да, конечно. Сайно прекрасно знал этот рыскающий взгляд. Сколько раз с ним уже пытались договориться — он уже и считать-то перестал. Успехом такие попытки не увенчивались никогда. А в некоторых особенно назойливых случаях ещё и прибавляли к списку вменяемых нарушений. Да-да-да, конечно, всего лишь скромный исполнитель, сколько той вины у подневольного, ввели в заблуждение да во искушение, давайте же придем к консенсусу или компромиссу, или даже взаимовыгодному соглаше…       — Даже не думай. У тебя плохо получается. Возвращаемся в город.       — Но…       — Всё, что ты сейчас скажешь, может и будет использовано против тебя. Побереги силы. Впереди долгая дорога.       Дорога действительно ощущалась очень, очень долгой. В основном потому что Бахрам не прекращал скулить, видимо, рассчитывая на милосердие. Милосердие. От Сайно. Даже почти смешно. В целом, Сайно знал, что в словаре оно находится где-то между «малодушием» и «мразью», но ради сохранности собственных нервов первые четыре часа пути отмалчивался. И только на привале — вынужденном, просто потому что тащить выдохшегося нарушителя на спине не хотелось, а с виду чахлые, но оттого не менее живучие кустики и деревца худо-бедно защищали от ставшего промозглым к ночи ветра и напоминали, что жизнь всюду найдёт свои неисповедимые пути, — позволил себе снизойти до ответа.       — Я объясню тебе принцип моей работы, — по мнению господина Сайруса, Таджа и махаматры Шабнам, из Сайно мог бы получиться неплохой преподаватель. Студенты, конечно, заикались бы и седели к двадцати годам, но зато материал понимали бы досконально. — Когда исследователь нарушает правила — я его нахожу. И возвращаю в Академию. Если не оказывает сопротивления — в целости и сохранности. Если доставляет проблемы — есть варианты. Всё просто. А теперь только от тебя зависит, сколько целых костей останется в твоём теле.       — Да куда я убегу, — Бахрам заметно скис. — Стемнело ведь уже… Да и на сколько часов ходьбы тут нет ничего живого?       — Минуты на полторы. Но едва ли скорпионы — та компания, которую ты ищешь.       — Архонты, я о людях! О людях!       — Порядка восьми часов, — Сайно пожал плечами. — Для меня. Для тебя — дурная и мучительная бесконечность.       Бахрам горестно вздохнул и потянулся к сухой на вид коряге, вопреки ожиданиям увешанной крупными глянцевыми плодами.       — Не советую это есть, — флегматично прокомментировал Сайно. — Гюрабадский финик многих отправил на тот свет без очереди, суда и следствия.       — Вам какое дело? — огрызнулся Бахрам, но финик всё-таки выбросил. Из песка немедленно вылез скорпион, схватил финик, осмотрел со всей тщательностью, брезгливо отбросил и снова закопался. Вернее, попытался — Сайно достаточно долго прожил в пустыне, чтобы не пренебрегать вполне неплохим источником белка. И не спешил избавляться от старых привычек, которые вполне помогали выживать. Если не коптить — в целом даже вкусно. — Сами же только же грозили переломать мне все кости.       — Именно так, — Сайно с хрустом пробил ножом хитиновый панцирь в том месте, где должен находиться надглоточный ганглий, ногой прижал к песку подёргивающийся хвост. — Твою участь решит закон. Моя задача — сделать всё возможное, чтобы ты попал на чашу весов. В идеале — живым и в ясном уме. Целостность костей на это не влияет. Подержи, он сейчас сдохнет. Ногу сюда.       Бахрам взвизгнул на грани ультразвука, но спорить не посмел и послушно вцепился рукоять ножа, которым Сайно пришпилил скорпиона к песку. Сайно кивнул и подобрал несколько крепких с виду веток. Для небольшого костерка вполне хватит. В этих краях никогда не приходилось беспокоиться, что не разгорится, было бы огниво.       — Я заинтересован в том, чтобы доставить тебя в Академию, — пояснил Сайно, не скрывая, что вот конкретно здесь и сейчас он куда более заинтересован в разведении костра. — При отсутствии отягчающих обстоятельств за твои нарушения тебе дадут от года до двух. Когда выпустят — первые пару лет будут пристально следить, чтобы не было повторных нарушений, дальше от тебя зависит.       — Д-допустим, — Бахрам выдохнул с явным облегчением и сразу же придушенно пискнул, когда Сайно забрал у него уже прекратившего дёргаться скорпиона и выверенными движениями отсёк тельсон и клешни.       — Если съешь эту безобидную с виду ягодку — останешься инвалидом на всю жизнь. При условии, что выживешь, в чём я сомневаюсь. — Сайно пинком отправил тельсон подальше и, примерившись, в несколько ударов рассёк хвост на сегменты. — В целом — моей работе такое не противоречит, самоубийство подозреваемого до суда приравнивается к вынесению обвинительного приговора и применению высшей меры. Но смысла я не вижу.       Бахрам изменился в лице. Понятно, опять принял здравый смысл за возможность пропетлять… А ведь Сайно просто привёл логическую аргументацию.       — Не пойми неправильно. То, что я предпочитаю избегать объективно ненужных смертей, не означает, что я пойду на какие бы то ни было уступки или поблажки. Меня не интересуют причины и обстоятельства, нарушение есть нарушение, — уточнил Сайно.       Бахрам застонал.       — Пресвятые архонты, что у вас с системой ценностей? Что вы такое?       — Матра, — Сайно протянул Бахраму нанизанный на прут хвостовой сегмент. — Жарить надо долго, тогда мясо станет безопасным.       Бахрам шарахнулся, в ужасе глядя на предложенный полуфабрикат для шашлычка.       — Это… есть?! Да ни за что на свете!       — Как знаешь. Впереди почти два дня пути. В ближайших двух оазисах поселений не будет, самое съедобное, что ты там найдёшь — ибисы, ящерицы и скарабеи. Ибисов ты не поймаешь, а я убивать не стану. В ящерицах одна шкурка и кости, ты больше сил потратишь, чтобы их наловить, чем получишь от еды. Скарабеи…       — Я понял, понял! — Бахрам схватил скорпионий хвост, отдёрнул руку и перехватил прут. — Архонты милосердные, я ведь сам на себя это навлёк…       Сайно кивнул и насадил на прут ещё один сегмент.